Ящер

Тэхен не думал, что выйдет все так тупо. Сильные руки младшего не дают вырваться и взять инициативу, а стена позади спины холодит кожу, когда футболка с треском рвется и края воротника больно давят шею. Да к черту футболку, думает Тэхен и снова требовательно впивается в мягкие губы, несдержанно выстанывая смесь звуков в рот друга, когда его ладонь проходится по чувствительным бокам. Он не думал, что под действием алкоголя сорвется и все же сделает то, что вертелось у него в голове весь вечер. И уж тем более не надеялся на такой бурный ответ — от своего тела и от тела, которое сейчас хочется искусать и исцарапать. Чонгук жмется губами к кадыку и втягивает меж зубов тонкую кожу, шумно вдыхая теплый запах Тэхена, а тот почему-то только сейчас решил озаботиться о их местонахождении — ну кто ж такие вещи творит на лестничной клетке, еще даже не дойдя до квартиры?  — Гукки, не здесь… — не требует, молит красноволосый, жалобно потираясь стояком о чужое колено. До Чонгука дошло только спустя три мучительных поцелуя в ключицу, от которых тело в его руках изогнулось едва не до хруста. В квартире всяко удобнее, правда же. Да и в подъезде холодновато — приходится сцеловывать со смуглой кожи мурашки. Когда тяжелая дверь закрылась за спиной целующихся парней, в голову Чонгука влетела одна заводная мысль о том, что в коридоре тоже неплохо. Но хён жалобно застонал от боли, когда его вжали лопатками в вешалку, поэтому решение жарко-жарко заняться любовью в кровати пришла сама собой.  — Гукки… — тихо шепчут губы того, по кому Чонгук сох слишком долго, и младший толкает его на мягкие простыни. Тэхен зарылся носом в подушку, стыдливо пряча румянец и ощущая себя как никогда хрупким и слабым под сильным телом, а когда его бедер коснулись теплые пальцы в попытке снять мешающие спортивки, он выгнулся дугой, поддаваясь тазом вверх. Со стороны Чонгука пришел восхищенный вздох, и Тэ тут же стушевался.  — Черт возьми, Тэхен, ты слишком классный, — несдержанно шепчет пьяный младший ему в ключицу, скользя руками по выступающим ребрам. А старший в растерянности и смятении водит ладонью по мягким темным волосам, ощущая, как часто бьется его сердце и насколько он счастлив сейчас. Было бы круто, думается Тэхену мельком, когда штаны с его ног все же сползают, если бы Чонгук ощущал такую же радость от такой откровенно не-дружеской близости. А тот словно чувствует изменения эмоций красноволосого, и потому нежно обводит языком ореол соска, а ладонями загребая штаны и раздраженно отдергивая их с ног долой. Тэхен дышит загнанно и требовательно выгибается, стараясь ладонями сделать с футболкой тонсена тоже самое, что и тот сотворил с его — любимой, между прочим! — футболкой — разорвать. Но Чонгук слишком любит свои вещи, чтобы так просто их выкидывать, и поэтому снимает ее быстрее, чем расходится шов. Они не говорят, но обоим кажется, что они об этом сожалеть не будут. Когда одежда валяется в углу комнаты, а освещает обоих лишь свет от телевизора, Тэхен облизывает губы и требует продолжить до конца. Говорит он, естественно, не особо вежливо и под конец добавляет грязное словечко — потому что младший без смущения сжал его возбуждение своей ладонью и провел большим пальцем по головке. И смотрит, смотрит, гаденыш! А Тэхен только и готов, что материться сквозь зубы да выгибаться требовательно. Но, порешав в пьяной голове ребусы, он неожиданно понял, что Чонгук-то тоже неплохо стонать должен! И огромной ладонью парень схватил брюнета за ширинку. Вот так сразу, и сжал еще вдобавок посильнее, выдавливая из и без того нервного Чонгука едва не писк. А это Тэхену больше нравится. Да и Чонгук не особо против — весь его запал отошел на второй план, уступая место чему-то инстинктивному и животному. Чертова ширинка, думает Тэ, когда его рука уже устает в таком неудобном положении, и он резво садится напротив Чонгука, слишком сосредоточенно смотря на предмет своей маленькой ненависти. Расстегивать джинсы было сложно и от усердия изо рта красноволосого высунулся блестящий в неровном свете кончик языка, служа прекрасным отвлекающим фактором. Но совсем скоро ненужная ткань разъехалась в стороны, высвобождая обтянутый боксерами член. Вспоминая некоторые видео, просмотренные на досуге, Тэхен облизнулся слишком пошло.  — Поэкспериментируем потом, — резко прервал поток не самых невинных мыслей Чонгук, нетерпеливо толкая хёна в грудь на мягкие подушки.  — Ладно… Возник единственный вопрос — где взять сейчас смазку и резинки? Тэхен читал на многих форумах для геев, что, чтоб их, манга и аниме врут и растянуть слюной вообще никак не удастся. В голову вслед за этой грустно-отчаянной мысью влетела следующая — а кого же, все-таки, тянуть?  — Чонгук, я хочу быть сверху, — требовательно пискнул красноволосый, ощутив у входа горячие пальцы Чона и нестерпимо пугаясь. Гей геем, но это у него первый раз и, черт возьми, если дома он себя растягивал, это не значит, что он должен быть снизу!  — Нет. Вот так просто взять и сказать «нет» мог только Чонгук. И взглянуть так, что внутри все разливается и внутренности все вытекают через уши, оставляя пустующее туловище бабочкам — только он так может. И как-то вся надобность в выяснении позиций не требуется больше — Чонгук уже все решил, значит, он сделает все в лучшем свете.  — Ладно… Пожалуйста, — сглотнув и скорее боязливо, чем недоверчиво попросил Тэ, — позаботься обо мне. Наверное, именно эта фраза заставила Чонгука вздрогнуть и сорваться. Просмотренные на досуге аниме были совершенно не натурального характера, и потому фраза «позаботься обо мне» звучит скорее вызывающе, нежели просяще и доверчиво. Тэхен стонет от сразу двух пальцев внутри и невольно вспоминает фразу «мозги у тебя в.». Отчего он это вспомнил и почему он сейчас с трудом сдерживает смех и стоны — черт его знает, Тэ всегда был странным. Когда ему становится ну совсем неуютно и неудобно, он с мольбой поднимает взгляд с ладони Чонгука на его лицо, и немедля получает успокаивающий поцелуй. Язык младшего вскруживает голову и Тэхен несдержанно стонет, когда пальцы внутри касаются какой-то особенной точки, ломаясь в сильных руках. Чонгук кусает его за губу и мнет зубами, прорывая тонкую кожицу. И дуреет от вкуса крови во рту, запихивая в старшего третий палец и раздвигая тугие стенки, мечтая уже оказаться в нем, вбиться в него, стать с ним целым. И Тэхен стонет еще, царапая спину и хныча в перерывах о том, что ему пиздецки больно и Чонгук за это сам будет выебан если не ножом, так вилкой точно. И осознание того, что Тэ готов повторить — даже если контекст немного другой — кружит голову. Чонгук будто во второй раз пьянеет и резко выдергивает пальцы, шарясь руками по кровати. Где-то в складках белья он оставил резинку, и очень пожалел, что забросил ее так далеко — Тэхен загнанно дышал и жадно смотрел на то, как Чон раскатывает по члену презерватив, и лишь когда блестящая головка была у входа, красноволосый поджал губы от страха.  — Тэ, я вхожу, — предупредил Гук, легко погладив старшего по щеке, и тот совсем-совсем немного, но успокоился и раздвинул ноги чуть шире. И в следующий миг ахнул от боли. Ненавидя силу трения, физику и человечество, Тэхен выгибается и просит немедля вытащить из него то, что причиняет боль. Чонгук не слушается и держит крепко его за бедра, входя до конца и едва не спуская от одного только ощущения тесного и горячего хёна под собой. Тот самый тесный и горячий хён с каждой секундой сильнее сжимает простыни в ладонях и проклинает весь мужской род, сочувствуя девушкам и мысленно прося у них прощения. Жжение в том самом месте доводит до ручки, а ощущение беспомощности и дрожь выбивают из колеи. Если так пойдет и дальше, то идея отомстить Чонгуку откладывается в дальний ящик — ему слишком дорог младший. Когда Чонгук вошел до основания, врезаясь бедрами в бедра, Тэхен заскулил и отвернулся, не в силах сдержать свою мимику и морщась. И тогда Чон только заметил, что что-то не так.  — Хён, ты как? — загнанно дыша и чувствуя себя отчасти хорошо, отчасти не очень, младший походил на изваяние искусства и сказать ему «мне очень больно, пожалуйста, давай прекратим» было бы кощунством и за это сжигали бы на костре ценители прекрасного. И Тэхен бы с распростертыми объятьями пустился в этот огонь, лишь бы искупить свой грех. Однако, боль есть боль и ее никак не скроешь, если она физическая. Сказать хоть что-то было очень трудно, поэтому парень решил и не утруждать себя. Не до того ему, чтобы оценивать организм. Чонгук, поняв молчание по-своему, осторожно двинул бедрами назад. Тэхен снизу захрипел и схватился за сильные руки, то ли останавливая, то ли поддерживая. Он сам не до конца определился, но ощущение, как внутри становится пусто, ему мало понравилось. Если точнее, то совсем не понравилось, и лучше уж больно, но вместе. Чон замер, озабоченно смотря на лицо хёна и не понимая, что ему делать. Ему хорошо, значит, ему надо сделать хорошо и Тэхену — все просто, незачем усложнять. Поэтому он почти выходит, заставляя не только вскинуть бедрами, насаживаясь снова, но и жалобно проскулить. Тэхену снизу становится холодно от того, что его друг любимый отстранился, и длинными руками красноволосый тянет его тело на себя. И их накрывает обоих. Движения неразборчивые, хриплые вздохи и скулеж, похожий на стоны и вскрики, а парни сплелись в один комок и отпускать друг друга казалось невозможным и противоречащим действием. Тэхен содрогался в сильных руках, а Чонгук кусал его шею и хрипло выдыхал тому в ключицы, стараясь по крупицам собрать себя и этого несуразного парня, который его жизнь перевернул с ног на голову. И лучше бы он так почаще ее переворачивал. Когда на улице солнце возвысилось над небоскребами и из-за неплотного слоя облаков посветило на окраины, один из его лучиков залез в толстый ворох одежды на полу, и стал медленно подниматься выше. И, как назло, его целью были закрытые глаза Чонгука, и сквозь веки его глаза уже начинали жариться от теплоты. Вроде как осень, да все равно греет. Со всех сторон. Чонгук неохотно отрывает от подушки голову в поисках спасительной тени и лишь отворачивает лицо от окна. Однако повернуться полностью ему не дают какие-то теплые конечности, отросшие (что-что, Чонгук?) у него прошлой ночью. Паника неожиданно подхлестнула парня и тот распахнул глаза, оглядывая перед собой чьи-то красные волосы. В этом непонятном ворохе красноты четко проглядывал нос и пухлые красные губы. События прошедшего вечера и ночи постепенно стали доходить до младшего, и он прикрыл глаза, стараясь не упустить ни одного момента. Вот они с Тэхеном пили, вот играли, вот пошли в магазин, а дальше… А дальше вспоминать и не надо было, ведь это все помнило тело и что-то такое живое в нем, что-то радостное донельзя и готовое сейчас же будить весь мир и кричать "Он теперь мой, он любит меня!". Подорвавшись было осуществить задуманное, Чон себя осадил — голова болит, мать ее, так что лучше не кричать. Да и это несусветное чудо стало просыпаться и одним взглядом просит воды.  — Сейчас принесу, погоди, — шепнул максимально тихо тонсен, отрываясь от простыней, и только по приходу на кухню услышал в ответ скромную благодарность. — Как ты? — донеся стакан с водой и таблетку от похмелья, он присел на кровать и оглядел взлохмаченного Тэ. У него от вчерашней попойки опухло лицо, а на шее и плечах отчетливо видны следы зубов и губ, и Чонгуку до чертиков нравится его вид.  — Хуево. Не представляешь, как у меня болит задница. проглотив таблетку и залпом осушив стакан, хён очень хмуро разлепил глаза и оглядел комнату, окно, и только потом Чонгука. И при взгляде на последнего взгляд значительно смягчился. — Сам-то как?  — Не считая похмелья? Все отлично. Между ними повисла тишина, но она не была неловкой. Они просто смотрели друг на друга и осознавали, что переступили определенные границы. Оба и сразу. И, наверное, стоило бы это обсудить.  — Как насчет душа и чая с утра?  — Всегда за. Донеси меня, будь так добр, до ванной. Пока Тэхен старательно отмывался в ванной, Чонгук почистил зубы и сообразил на завтрак чай и яичницу. И, засев в телефон, он задумался — а после эдакого секса они вообще считаются друзьями? Ответ напрашивался сам собой — нет, конечно, о друзьях и речи после этого быть не может. Если обоим понравилось, то это считается хорошим сексом. Какие бы там умные люди не писали статей, сколько бы психологов не исследовало человека, а вот вопрос о любви остается у каждого свой — что это, к кому у меня такие чувства и стоит ли их демонстрировать. Если в последнем Чонгук и Тэхен жестко проебались — показали, то есть, во всей красе, что есть любовь и чем живет любовь вечерами; то в первых двух Чонгук еще и сам в себе не уверен, не говоря уже о хёне. У него любовь к матери. Сыновья, своеобразная, в этом он уверен. У него любовь к играм и персонажам - черт ее поймешь, но тоже любовь. А вот к Тэхену у него разрывается сердце и болят органы, возникают посторонние желания позаботиться, развеселить и поддержать. К Тэхену у Чонгука чувства больше любви. По крайней мере, больше той любви, которую он мог описать. Его размышления прервал чавкающий звук. Жирное такое, густое «чавк» на всю кухню, и прямо за его спиной.  — Тэхен, не жри со сковородки.  — Вкусно же! — тут же взбух старший, потрясая вышеупомянутой сковородой перед лицом младшего. — А еще ты задумался слишком сильно, я решил не ждать тебя. О чем хоть мозги напрягаешь?  — А ты сам не догадался? — беспечность парня почти вывела из себя, но Чонгук успел сдержаться. Такое ощущение, словно он один помнит, как Тэхен под ним изгибался и позволял с собой делать все, что заблагорассудится. — Мы переспали. Спьяну, да, но переспали! И что теперь между нами, а?  — Это же очевидно, Гукки, — спокойно пояснил Тэ. — Давай, поразмышляй. На самом деле, хотелось этому младшему врезать по лицу или вылить ему на руки горячее яйцо со сковородки, а не делиться и ждать, пока в его голове винтики на место зайдут и шестеренки поедут. Тэхен не отдался бы ему, если бы чувствовал себя с ним плохо. Физическая боль — это ведь лишь в первый раз, потом станет полегче и приятней. А в эмоциональном плане Тэхен был на седьмом небе от счастья хотя бы потому, что младший его не оттолкнул и обдал таким количеством ласки и тепла, каким Тэ мог бы упиваться еще годы напролет. Однако, ему этого оказалось мало. И если вдруг можно расценить отношение Тэ как потребительское, то это неверное видение. Тэхен останется, чтобы отдавать ровно столько же и капелькой сверху, вишенкой на торте на память. Ему хотелось любить Чонгука и быть любимым в ответ. Именно поэтому вопрос младшего его немного расстроил. Ну, ладно, не так уж немного. Взгляд Чона был подавленным и растерянным. Перед его лицом предстало лишь два варианта - либо Тэхен его, либо нет, и второй вселял в него еще больше печали.  — Ну твою мать, Чонгук, не должен же я сказать это вслух! — не выдержал молчания чавкающий старший. — Ладно, окей, скажу так: я хочу, чтобы ты не думал о том, что мы все еще друзья. Это неправильно, потому что ты ко мне неровно дышишь.  — А ты? А ты, Тэхен? — безнадежно переспросил Чонгук, не поняв и услышав лишь последнюю часть.  — А это взаимно, дурак. — Важно чавкнул Тэхен. — К тебе неровно дышит КимТэ, гроза яичниц и бедный студент. Ты рад? До брюнета доходило недолго, но за это время хён успел доесть свою половину и поставил на стол полупустую сковороду. —...Да, да, я рад, Тэхен-а, — чуть было не издохнув от того, что подавился слюной, Чонгук поднял светящиеся глаза на своего хёна и не смог сдержать улыбки. Он наконец разглядел, как он выглядит с утра и насколько он любит его таким. А Тэхен почувствовал себя если не счастливым, так парящим в облаках в нирване — это точно. И ощущение сцепленных пальцев и нежных губ на своих ему нравилось все больше и больше.