ferro ignique

Злые шепотки отражаются от каменных стен, когда Дориан мягко закрывает дверь в покои Инквизитора. Маг недовольно цокает языком – а ведь он хотел сделать это незаметно. Ан нет, с ростом влияния Инквизиции в Скайхолд прибывало все больше и больше людей, и оставаться незамеченным становилось все сложнее. Вот только бесит мага не это. Злые языки шепчут, клевещут на него, на Инвизитора, говорят о том, чего не было и быть не может. Он всего лишь принес книги, о которых Лавеллан его расспрашивал и сетовал на то, что ничего не может найти в библиотеке даже несмотря на ее скромные размеры. Стыдно признаться, но Арне всего лишь спросил, есть ли в Скайхолде такие книги, а Дориан изо всех сил старался не броситься к стеллажам на поиски, как только Арне повернулся к нему спиной. И спасло мага от этого только большее желание смотреть вслед Инквизитору. Книги, найденные почти сразу же, пылились в покоях Дориана уже третий день – у Инквизитора, конечно же, столько дел, что он просто напрочь забыл о них, – но маг никак не мог успокоиться. Конечно, он мог подождать, пока Арне сам не навестит его, но ждать его прихода было невыносимо: Дориан был словно на иголках то и дело отряхивал с одежды несуществующую пыль, даже несмотря на то, что всегда выглядел идеально. Желание увидеть Лавеллана жгло Дориана изнутри – это даже не яд, это болезнь. И называется она безответная любовь. Еще несколько месяцев назад Дориан бы сам себе не поверил, если бы услышал о таком. Но сейчас – находясь здесь, чувствуя это – он не понимал, как люди справляются с такой болью. Когда-то давно – еще в уже таком далеком Тевинтере – когда ему случалось мимолетно влюбляться – скорее, заинтересовываться – молодыми мужчинами, это было не так невыносимо, как теперь. Те мужчины могли вести развратную жизнь, а Дориан бы лишь злился от мысли, что не может обладать ими. После приятной ночи это чувство обычно успокаивалось, пряталось где-то на глубине. Но вот теперь все было совсем по-другому. Лавеллану даже ничего не нужно было делать для того, чтобы сводить Дориана с ума. То, как он поправлял выбившиеся из хвостика светлые волосы, как задумчиво тер переносицу, как хмурился, смеялся, злился, пытался казаться мудрее, чем есть… От одних этих повседневных мелочей маг готов был лезть на стену, потому что знать, что Арне находится так близко – только руку протяни – и понимать, что никогда не сможешь им обладать совершенно разные вещи. Арне не был красивым или прекрасным. Он был обычным. Дориан даже не уверен, что заметил бы его, если бы случайно столкнулся с ним где-нибудь. Но было что-то и в этом черном валласлине на молочно-белой коже, и в этих больших серых глазах, и в светлых волосах до плеч, и в тонкой, обманчиво-хрупкой фигуре долийца. Или быть может все дело было в голосе? В этом мягком, осторожном голосе – Лавеллан всегда взвешивал каждую фразу, которую хотел сказать. А может дело даже не столько во внешности, сколько в характере? Арне был мягким – слишком мягким для Инквизитора, – но до безрассудства храбрым и самоотверженным, за что его и любили. Он был спокойным и молчаливым и часто оставался один, скрываясь где-нибудь от своего Совета – редко, но все-таки. – И что же я в тебе нашел? – недоумевает Дориан, не читая, а просто листая книги в библиотеке. – Красивую обложку? – спрашивает подошедший Инквизитор. Дориан захлопывает ярко-красную книгу и переводит глаза на Лавеллана. И все-таки он, правда, совсем обычный– такой, как и другие эльфы, которых маг встречал раньше. Только почему кажется, что он совсем другой в сравнении с ними? – Нет, думаю, вряд ли, – произносит Дориан, скользя взглядом по пшеничным волосам и бледной коже лица, на котором вырисовываются тусклые серые глаза. Дориан ставит книгу на положенное место и падает в свое любимое кресло у окна. – Я принес книги, которые ты нашел для меня, – говорит Арне, протягивая фолианты. – Вон на ту стопку, пожалуйста, – произносит Дориан задумчиво. Надо было, наверное, взять у него их из рук, думается магу. И тогда бы это случайное прикосновение к пальцам Лавеллана можно было вспоминать еще долго, придумывая себе всякое. Да чего же ты дошел, Дориан? Ты когда-нибудь грезил так мелко? Когда-нибудь думал, что простое прикосновение к пальцам сделает тебя таким мечтательным и счастливым? Дориан усмехается своим мыслям, и это не уходит от глаз Арне. Долиец заинтересованно поглядывает на мага, пытаясь понять причину его улыбки, но, увы, так и не находит. Вдруг он смеется над Арне? Он присаживается на подлокотник кресла мага и, скрестив руки на груди, спрашивает: – Почему ты смеешься? – Это мое кресло, – произносит Дориан, поворачиваясь корпусом к Арне. – Так почему ты смеешься? – повторяет свой вопрос Вестник. – Это мое кресло, – уже с улыбкой произносит Дориан. И тут Арне откидывается на спину и оказывается на коленях мага. Дориан опешивает от такого и понимает, что инстинктивно вжимается в кресло. А развалившийся на его коленях Арне говорит: «Ага, твое». Сердце у Дориана бьется как ошалелое, когда этот дурак-эльф так близко к нему, и маг неосознанно закусывает губу. Арне перед ним такой открытый, неосторожный, что грех этим не воспользоваться, но ведь что будет потом? Дориан клятвенно обещает себе сдержаться, но чувствовать гибкое – желанное – тело, его тепло, ощущать запах Арне и не сходить с ума невыносимо. Он в который раз проклинает свое глупое сердце за эти чувства, когда его пальцы скользят по тонкой талии Лавеллана к бедру. И еще сильнее себя ненавидит, когда припадает к губам Арне в сладком, нежном поцелуе. От неожиданности Лавеллан размыкает губы, и Дориану удается углубить поцелуй. Его язык проходится по ровному ряду зубов Арне, пытается сплестись с языком Арне. Дориан целует от отчаяния, от невозможности прикасаться и любить, от глупых и тщетных попыток избавиться от этого чувства, раздирающего грудь при каждом взгляде на Лавеллана. Он устал любить и бояться открыться, устал прятаться и искать утешения на ночь. Устал притворяться, что Лавеллан для него всего лишь глава Инквизиции. Пальцы Дориана прикасаются к светлым волосам Лавеллана, его шее, а другой – левой – рукой он придерживает опешившего эльфа. Левая рука осторожно скользит по талии, оглаживает бедро и ягодицу, и магу кажется, что это все сон. И именно поэтому, отрываясь от слегка покрасневших от поцелуя губ Арне, он боится открыть глаза. Дориан боится увидеть ужас и отвращение на лице Лавеллана, боится узреть там осуждение и услышать от него обвинение. И Дориан снова усмехается своим мыслям – он теперь еще и трус. Когда он все-таки решается открыть глаза, на лице Арне нет ни отвращения, ни осуждения. И от этого на сердце могло бы стать легче, если бы не испуг в широко распахнутых серых глазах эльфа. Дориан не знает, можно ли ненавидеть себя сильнее, чем он в тот момент ненавидел себя. Ну и зачем ты это сделал, дурак, дурак, дурак? – Я… – к чему эти бессмысленные оправдания Дориан и сам не знает, просто пытается. – Мне… мне нужно идти, – произносит Арне и скатывается с колен мага. Бессмысленное «Прости», брошенное Дорианом ему в спину, остается неуслышанным. Маг хватается за голову и начинает смеяться. Что же он наделал? Дурак, дурак, дурак. Лавеллан теперь его возненавидит и прощения ему, Дориану, не будет. Вина – его и ему.

***

Напиваться с Железным Быком и его компанией не самая плохая идея в жизни Дориана. Уж точно получше той, что пришла ему в голову в библиотеке. И как он, дурак этакий, мог подумать, что может позволить себе поцеловать Инквизитора? Дориан не корил себя за этот поцелуй – ненавидел. Но какая-то его часть – где-то глубоко внутри – все-таки ликовала. Поцелуй был сладким, именно таким, каким маг представлял себе. В какой-то момент маг твердил себе, что знает, что делает, что уверен в этом. А в какой-то просто понял, что натворил глупостей. Правда, Дориан совсем не знает, что делает, когда наклоняется к Быку и шепчет: «Как насчет занятия поинтереснее?» То ли вино дало в голову слишком сильно, то ли сердечные раны доконали настолько, что уже невтерпеж и хочется просто забыться хотя бы на ночь. Конечно, было приятнее, если бы это был кто-то, похожий на Арне: светловолосый, стройный и гибкий. Но Дориан не в том положении, чтобы выбирать. Бык не против, да и сам маг тоже. Хотя бы на одну ночь так хочется забыть о том, что Дориан влюбленный дурак и что Лавеллан его возненавидит. Это все неправильно – так хочет закричать это треклятое сердце. И это же говорит ему Бык, когда встречает кого-то, выводя из таверны мага. Полусонный маг даже не удосуживается разлепить глаза и просто висит на Быке. И каким-то образом Быка, тянувшего опьяневшего Дориана в его покои – должен же кто-то это сделать, – сменяет кто-то другой, более низкий и худой, но крепкий. От этого другого приятно пахнет травами, и маг, повиснув у него на плече, зарывается носом в волосы. – Как ты приятно пахнешь, – шепчет Дориан. Наверняка эти слова смущают, но этого Дориан никогда не узнает, потому что ответа не дожидается. После его почти аккуратно сбрасывают на мягкую постель, и Дориан сразу же кутается в мягкое одеяло. Как приятно пахнет постель, но как жаль, что не травами. Кровать скрипит и прогибается, когда его гость присаживается подле него и убирает со лба Дориана темные волосы. – Я хотел поговорить, но… – говорит до боли знакомый голос. У Дориана в голове сейчас полнейший кавардак, хаос, и оттого этот сладко-обманчивый сон кажется ему реальностью. Он открывает глаза и видит перед собой никого иного как Лавеллана. Он откидывает голову на подушки и усмехается – как же жестоки его фантазии! Он мечтал о Арне и вот он, в его покоях, сидит на его кровати рядом с ним. – Какой жестокий сон! – смеется Дориан. – Почему? – Потому что лорд Инквизитор не может быть здесь, – произносит Дориан как само собой разумеющееся. – Он ненавидит меня за то, что я не сдержался. – Я не ненавижу тебя, – шепчет не-Лавеллан. – Как я могу? Это становится жестоким сном, когда Лавеллан прикасается к его лицу и, нависнув сверху, долго-долго вглядывается в темноте в лицо Дориана. И кажется, будто эти сладкие губы шепчут «Я просто не могу тебя ненавидеть» перед тем, как поцеловать Дориана. – Прости, что испугался тогда, – произносит Лавеллан. – Я просто… ты застал меня врасплох. Дориан сгребает эльфа в охапку, обнимая крепко-крепко и вдыхая приятный аромат трав. – Это очень хороший сон, – шепчет Дориан. – Я надеюсь, что он никогда не закончится. Только чтобы без головной боли. Арне улыбается и шепчет: «Не бойся, не закончится, ma arlath». Дориан засыпает с улыбкой на губах.