ferro ignique

1. Дни король Алистер Тейрин коротает за бесконечными бумагами, указами и в компании нескончаемого потока просителей и визитеров. Он сонно зевает в кулак, надеясь – как зря, – что этот жест останется незамеченным для придворных, и изо всех сил пытается не заснуть прямо на троне, выслушивая очередную просьбу по поводу притязания земель. Когда он был простым Серым Стражем все было намного проще, пусть и начался Мор, но он хотя бы точно был уверен в том, что делает. Убийства Порождений Тьмы – дело благое, а вот передача земель с зависимыми крестьянами на ней из собственности одному аристократу другому – совсем другое. Кто скажет, как жилось и будет житься бедным крестьянам у нового господина? Его королева помогает ему советом и добрым словом – «Вы стараетесь, Ваше величество, и совсем скоро Ваш труд принесет плоды», – но Алистер никогда не уверен в том, что поступает правильно. Махариэль говорил ему: «Это твой шанс сделать Ферелден лучше после окончания Мора». Махариэль говорил ему: «Кому, как не тебе, знать о том, какой ущерб Порождения Тьмы нанесли королевству?» Алистер угрюмо молчал, вслушиваясь в его доводы, и жаждал для себя той же веры в себя, с которой Махариэль произносил эти речи. И где теперь его старинный друг, Герой Ферелдена? Где его вдохновляющие речи, которые заставили Алистера променять жизнь обычного Стража на королевскую долю? Но Махариэль далеко – Алистер знает и всегда знал, где он – и позвать его сюда не может. Его старинный друг заслужил хотя бы немного счастья в их темной истории. 2. Утро проникает в их комнатку незаметно, будит Махариэля первыми ласковыми лучами солнца, вытягивает его из сладкого сна в не менее сладкую реальность. Махариэль зарывается носом в волосы спящего Зеврана, крепко-крепко обнимая его со спины. Он вдыхает такие родные запахи – вареной кожи, перечной мяты и стали – и скользит руками по обнаженной крепкой груди Зеврана. Махариэль оставляет на шее легкий поцелуй – словно бы дуновение ласкового летнего ветерка из раскрытого окна – и целует его в плечо. Зевран в его руках ворочается, довольно улыбается и, не открывая глаз, нашаривает руками ладони Махариэля. – Доброе утро, любовь моя, – бормочет Зевран, поворачиваясь к Махариэлю лицом. Махариэль, наверное, никогда не мог себе представить, что когда-нибудь сможет вот так нежиться в постели, не думая ни о порождениях тьмы, ни о Серых Стражах, ни Море, ни о чем-либо другом, кроме своего любовника. Здесь, в горячей Антиве с опаляющим солнцем и остро ощутимым запахом морской соли, куда он последовал после Амарантайна за Зевраном, он и не думал, что сможет так просто забыться и не вспоминать более о том, что произошло с ним в Ферелдене. О, как давно все это было! Словно в другой жизни – принадлежащей совсем не ему, а кому-то другому – он теряет Тамлена, встречает Дункана и становится Серым Стражем. – Пора вставать, – шепчет Зевран в самые губы Махариэлю, но не пытается удержать его от утренних поцелуев. Возможно, Махариэля сейчас ищут. Возможно, уже давно кому-то известно его месторасположение. Но он устал от крови, бесконечных и бесчисленных сражений, постоянного напряжения и страха за жизни дорогих ему людей и потому – эгоистично, трусливо – бежал из Амарантайна, бежал от поста командора Серых Стражей, бежал, бежал, бежал. Север встречает его горячими объятиями Зеврана, его веселой и довольной ухмылкой и жаркими – изголодавшимися – поцелуями. А на юге Махариэль оставляет пост, свое прошлое Героя Ферелдена и мысль о том, что не следовало никуда сбегать. Зевран выскальзывает из его объятий с грацией кошки, и Махариэль, лежа в постели, следит взглядом за тем, как обнаженный Зевран потягивается и начинает одеваться. Тот смотрит на Махариэля озорно, словно бы призывает продолжить начатое, но Махариэль лишь лениво зевает, не поддаваясь на провокацию. Это утро может быть идеальным, думается Махариэлю, пока он рассматривает Зеврана, ловит его слова «Я раздобуду чего-нибудь на завтрак» и откидывается на мягкие подушки, закидывая руки под голову. Это утро может быть идеальным – он вдалеке от старого себя, от Серых Стражей, Мора и порождений тьмы, а в жаркой Антиве он проводит ночи с любимым. Но именно этим утром Махариэль замечает на бедре странную сыпь – кожа краснеет и начинает словно бы отслаиваться. И он будет последним дураком в Тедасе, если не знает, что это значит. Он смеется – громко, немного истерично и даже горько, – надеясь, что Зевран придет не скоро и не застанет его в таком состоянии. По его подсчетам у него хватало еще времени, но Махариэль и не думал, что скверна начнет его одолевать так скоро, стремительно. Он не хочет умирать, но эту мысль – яркую, четкую, почти отчаянную – перебивает другая: Махариэль не хочет, чтобы Зевран видел то, как он умирает. Он дает себе немного времени для подготовки и отмечает в голове дату еще одного побега: из Антивы на Глубинные Тропы в Ферелдене. 3. Когда на аудиенцию к королю Алистеру приходят старые друзья, он впервые пренебрегает своими обязанностями. Двор негодует, будоражится, а Алистер просто – совсем не как венценосная особа – сходит со своего золоченого трона в мантии, подбитой мехом белого горностая, и с сияющей короной на золотых кудрях и обнимает Огрена, Винн, Лелиану. Он отмахивается от остальных, ждущих аудиенции у короля, говорит, что отложит все дела до завтра и удаляется вместе со своей старой командой. Они вспоминают былые деньки, забавные случаи в лагере и ожесточенные битвы с Порождениями тьмы – какими же далекими кажутся эти дни! – и распивают горчащее вино с пряностями прямо из королевского погреба. – Не хватает только этого засранца Махариэля, – вздыхает Огрен, прикладываясь к горлышку бутылки. – Я давно не получала от него весточек, – заговаривает Винн. Сердце Алистера ухает, он напрягается всем телом, потому что чувствует, что вот-вот зададут вопрос, которого он так боялся. Годы скрывания Махариэля в Антиве, его бегство с поста командора, осуждаемое Орденом – это всего лишь верхушка айсберга истории, конца которой его друзьям лучше не знать. – А ты что-нибудь слышал о нем, Алистер? – спрашивает Лелиана. А Алистер неловко улыбается и дает давно заготовленный ответ. 4. Махариэль находит корабль, идущий на Ферелден втайне от Зеврана. Когда до отплытия остаются считанные дни, он все больше терзается сомнениями по поводу своего бегства, не зная, правильно ли поступает, собираясь сбежать без слов объяснения. Он помнит, как не находил себе места, когда пошел на сделку с Морриган, просто чтобы не оставлять Зеврана одного после всего, через что они прошли, а теперь у него даже не остается выбора. Он целует Зеврана каждый раз, словно прощаясь. Он касается его, пытаясь запомнить родное тепло. Он обнимает его, пытаясь запечатлеть в памяти как можно больше воспоминаний о том, что их связывало, чтобы как можно дольше оставаться собой. Махариэль понимает, что Зевран находит это странным – и частые поцелуи, и мимолетные прикосновения, которых больше, чем раньше, – но ничего не может поделать с тем, что совсем не хочет оставлять Ворона. И потому когда настает тот самый день – день отправки корабля, – Махариэль бесшумно поднимается с постели, стараясь не разбудить Зеврана, которого он опоил травами, и целует его в последний – как же зло и печально звучат эти слова! – раз. Он выскальзывает под покровом ночи и, словно вор, быстро пробирается по пустынным улицам к порту, чтобы не сорваться и не передумать. И толкает его вперед лишь мысль о том, что не хочет угасать на глазах Зеврана. А борта корабля он смотрит на отдаляющуюся Антиву, прощается со всем тем, что оставляет здесь, и надеется, что маленькая светловолосая фигура на причале всего лишь плод его фантазии. 5. На дворе стоит глубокая ночь, когда Алистер устало опускается на кровать. В королевских покоях тускло горит одинокая свеча – единственная свидетельница того, что король снова трудился допоздна. Его королева в своих покоях давно спит, утомленная другими заботами, а у Алистера, несмотря на усталость, сна ни в одном глазу. Он прячет лицо в ладонях, но все равно в свете свечи замечает тень, отделившуюся от стены и скользнувшую к нему. Алистер сразу же выхватывает меч из ножен, с которым никогда не расстается, выставляя перед собой. Он напряженным взглядом осматривает фигуру, но человек перед ним в темной мантии с капюшоном, надвинутым на лицо, и Алистер не может понять, кто же это. – Давно не виделись, Ваше величество, – говорит его гость, и будь Алистер проклят, если бы не узнал этот голос из тысячи. – Терон, – бормочет Алистер, опуская меч. – Почему ты вернулся? Махариэль откидывает капюшон, и Алистер ужасается: скверна поразила уже половину лица эльфа, скрыв темными пятнами даже валласлин. В одном его глазу застывает белизна, а второй по-прежнему черный что ночь, в которую он пришел к Алистеру. Он выглядит еще более худым – исхудавшим, – осунувшимся и бледным – и почему солнце Антивы не избавило его от мертвенной бледности? – чем Алистер его запомнил. У Алистера язык будто бы присыхает к горлу, и он ни слова не может вымолвить, хотя в голове крутятся безумные мысли о лекарстве, поиском которого занимается долгие годы. Неутешительный вердикт судьбы: гибель его друга неизбежна и ничего с этим Алистер сделать не сможет. – Я пришел попрощаться, старый друг, – говорит Махариэль и как-то печально улыбается. – Мое время пришло. И Алистер – впервые спустя столько лет – чувствует себя по-настоящему беспомощным. 6. – Махариэль в Антиве с Зевраном, – говорит Алистер отрепетированную тысячи раз ложь, – и у него… все прекрасно. Голос все-таки предательски срывается на последний словах, но по лицам друзей сложно понять, поверили ли они в эту ложь.