В этот момент с лестницы послышались спешные шаги и отдышка…
Аконит медленно и осторожно шагал в тумане, не разбирая дороги, не видя в цветной Пелене даже собственной руки, вытянутой перед собой. За туманами слышались страшные звуки: крики боли и ужаса, треск ломающихся костей, кашель, хрип, глуховатый стук топора, вонзающегося в дерево…Чем дальше Аконит шел, тем страшнее становилось в этой комнате.
Магический блеск цветной пыли складывался в причудливые узоры, распадались, закручивались спиралями и исчезали, но вновь появлялись. — Как все это понимать? — Недоумевал парень, потирая глаза от пыли, которая и создавала цветную радужную пелену. Прочистив глаза от пылинок, режущих кожу между ресниц, Аконит поднял веки, но перед ним была уже не цветное облако, а пыльная дорога среди трав и цветов, а по той дороге ехал небольшой фургончик, запряженный одним большим муравьем. Стучали деревянные колеса по камням, иногда провалмвались в песок, повозка подскакивала на кочках. В небе алел закат и багорвые облака плыли вслед за повозкой, в которой два путника правили муравья на запад — в сторону большого замка. Они проезжали мимо мертвой деревни эльфов и фей, где мертвые жители лежали прямо на улице, мимо выжженых зноем пашен, за которым лес, где захоранивали зараженных. — Но, остановился! — Приказал эльф муравью, когда повозка подъехала к воротам замка. Насекомое покорно встало, а странник спрыгнул на землю и направился к металлической высокой решетке, из-за которой на приехавших уже глядели хмурые феи-стражники в медных латах, с витиеватыми узорами на прозрачных крыльях. — Чего вам надо? Идите куда шли — нечего здесь чуму разносить! — Гаркнул один из стражей. Эльф поклонился и произнес с тихим торжеством в голосе: — О, нет, мы не зараженные, а напротив — привезли спасителя! Стражи переглянулись и снова посмотрели на пришельца — безумец… Из повозки выглянула голубоглазая блондинка фея. Она держала на руках бледного, как сама смерть, младенца с темно-синими глазами, синеватыми волосами, цвета вороного крыла, пока напоминающими тонкий мягкий пух, а за его спиной были синеватые остроугольные крылья. Младенец смотрел на строгих привратников не по-детски серьезным взглядом, не улыбаясь, но и не плача… Эльф достал из повозки скрипку, начиная играть какую-то слишком веселую, даже торжественную мелодию, не вписывающуюся в ужасные события этого королевства, зараженного чумой:В доме на лысой горе Свет, свет, свет. Пиp во время чумы Восставших из ада ведьм.
Я танцую с ними всю ночь, А к утpy выбираю однy Тy, y которой во лбy Горит серебряный крест. И на нем один мертвец,
Скрипка пронзала своими веселыми нотами мертвую тишину знойного вечера, заглушая скорбный шепот суховеев, гоняющих перекати поле по пыльной дороге… Эльф продолжал свою веселую песню:Одетый в клоунский фрак, Давно забывший о том, Что такое смерть, став огнем. Мне радостно знать, что он такой же как я. И для нас смерти больше нет, смерти больше нет.
Фея-мать глядела на сына, чей взор был холоден, словно лед. Ее светло-голубые очи были такими же холодными, глубокими, будто в их глубине скрывалась какая-то древняя мудрость, известная только этой женщине с внешностью ангела. Нет. Она не должна быть феей — это ангел, спустившийся с небес. Она не хотела прощаться с сыном, но этот малыш — гибрид эльфа и феи, а таких ждет только сожжение. В этом королевстве запрещено смешение кровей…А в ее глазах — лед, лед, лед. Сто последних лет, сто последних зим. И каждую ночь слёзный дождь И зов с той стороны, и сладкий дым сигарет, Пока не вспыхнет вновь яркий свет, И беспечные дети зари, бегущие по волнам, Крикнут ей вслед: «Смерти больше нет, Смерти больше нет!».
Эти бродячие музыканты хотели спеть песню так, чтобы им поверили и не догадались ни о какой уловке, однако все равно песня, слова которой лилась из самого сердца бродяги, рассказывала о его нелегкой жизни. Он, будто хотел сочувствия со стороны фей, чьи души, а не тела закованы в медные латы:А в домах под землей — тьма, тьма, тьма. Зажги свечy, беги за мной. Еще один мертвец, Одетый в клоунский фрак, Давно забывший о том, Что такое смерть, став огнем.
Скрипка продолжала играть, догорал закат… Фея прощалась с ребенком, а скрипач уставил свой сероглазый взор прямо на одного из стражников, прильнув к решетке, и будто обращаясь к нему, пропел:Мне радостно знать, что ты такой же как я. И для нас смерти больше нет, смерти больше нет.
Доиграв мелодию, эльф-странник тяжело вздохнул — стражники только засмеялись, скрывая улыбки и лица под металлическими шлемами, на которых красовались листья папоротника, напоминающие перья. — Как нам поможет этот ребенок? — Все еще смеясь, спросил второй привратник, что молчал все это время, соглашаясь с напарником. — Он рожден под знаком Аконитового цвета… — Пролепетала девушка-фея и добавила, когда рыцари посмотрели уже на нее: — Я держу его завернутым в лопуховый лист, чтобы не погибнуть от его яда. Он может как убить, так и исцелить, если вы найдете подходящее заклинание. Стражи молча начали крутить деревянный рычаг подъемного механизма и тяжелые металлические ворота начали медленно подниматься. Они поверили странникам, надеясь на спасение королевства. А что им еще оставалось? Эльф подошел к жене, держащей сына на руках, потрепал малыша по синеватому пушку волос, и тихо сказал: — Прощай, Аконит. Прости, но у нас нет выбора. Ты будешь служить принцу Вектору, когда подрастешь. Вектору, ведь еще только годик… Да прибудут с тобой святые феи, прощай… Младенец не плакал, а продолжал смотреть на отца серьезным темно-синим взором, внимая каждому слову, несмотря на непонятность смысла этих слов для него. Фея-мать дала сыну в руки его волшебную палочку в форме цветка, взяла в руки свою, и взмахнув ею у него над головой, тихо прошептала: — Esimde, Аконит, Esimde…Они передали младенца стражам и удалились прочь, развернув повозку обратно на восток, где было уже совсем темно…
— Вытаскивай его! — Вдруг услышал Аконит за своей спиной знакомые голоса, и две пары рук, схватив его за плечи, потянули назад — прочь из странной комнаты. Отходя от действия пыльцы, ядовитый фей видел себя со стороны — его тащили не из комнаты, а со двора замка к подвалу, где отрезали крылья, волосы, очищали кости от плоти, после чего кинули все это в дробилку, обратив в пыль. Саму же плоть сожгли в этом же подвале, развеяв пеплом, осевшим на его стенах, на железе двери, на стенах жуткой комнаты… — Отпустите меня!!! — Кричал он, пытаясь вырваться. Няня Плам, уже успевшая придти в себя, и Мудрый эльф, который пришел ей на помощь, вытащили безумца из запретной комнаты и понесли по лестнице вверх — в его комнату. — Я все знаю, все знаю! Вот что вы скрывали! Вы отправляете их в дробилку, вместо того, чтобы упокоить их души нормально!!! — Продолжал кричать фей, видя перед собой страшные галлюцинации. Может, это все правда?.. Няня Плам и Седрик переглянулись. Во взгляде читался общий замысел, и положив фея на жесткую кровать в его комнате, они достали свои волшебные палочки, начиная шептать одно и то же древнее заклинание в один голос: — Esimde, Аконит, Esimde…