***
А тем временем Вектор и Аконит снова встретились в башне.
Они снова вели дружеские беседы, но ядовитый фей больше не страдал от своего яда, а напротив — изготовлял из него различные зелья, целебные снадобья и отвары, способные излечить чуть ли не от всех болезней. Жители из деревни часто приходили к нему и всех исцелял этот темно-синий фей. И Вектор был рад за своего тайного друга, ведь ночами все менялось не только в отношениях Плам, Седрика и Миллисент, но и отношения Вектора к Акониту. Это днем он был для него слуга, а ночью король снимал корону до зари, чтобы тут — в темной башне, почувствовать себя самым обычным феем. Вот и сейчас он слушал Аконита, который читал ему свои новые рецепты зельеварения, но понимал — парня все так же тревожит безответная любовь к Плам. Она же только заигрывает с ним, не воспринимая всерьез, а он… Он наивно верит ей… — Стой! — Прервав Аконита, Вектор тяжело вздохнул, и добавил, прошептав: — Ну признайся, ты переводишь стрелки… Парень затих — нервная интонация и быстрая речь, подобная трепету его остроконечных крыльев, выдавали все эти гнетущие тревоги и переживания. Фей кивнул, подтвердив догадку господина, и тихо ответил: — Да… Я не хотел быть таким неудачником, каким меня учили быть. Я чувствую, что мое призвание — лечение жителей нашего королевства, а не их умерщвление. Я думал, что если стану тем, кем себя вижу, то понравлюсь ей… Король бросил грустный голубоглазый взор на смотровое окно темной башни, за которым было небо, пестрящее мириадами звезд — эта ночь была такой звездной… — А знаешь, Аконит, ведь быть королем — это тоже совсем не мое призвание. Я хотел быть изобретателем, но за меня было все решено задолго до моего рождения. Я единственный наследник престола, потому должен был взойти на него однажды, чтобы продолжить дело моего отца. И мне совсем не хотелось считать тебя слугой. Ты был мне как брат и, если бы не эти ужасные правила королевского двора — то все бы мы жили, как ночью, когда мы можем быть собой… — С грустью и сожалением в голосе, проговорил Вектор. Аконит внимательно слушал его, прикрыв веки. Он внимал каждому слову господина, а в ночную пору — брату. — Ой, я же забыл в комнате свою волшебную палочку! — Вдруг, всполошился Вектор. Встав с табуретки, он спешно покинул башню, даже не услышав взволнованных просьб Аконита остановиться. Парень не хотел, чтобы господин страдал от того, что он увидит в спальной комнате — он разочаруется, а Седрику однозначно не повезло… — Остановитесь, прошу вас! — Отчаянно прокричал темно-синий фей, выпорхнув на лестницу. Только эхо вторило его просьбе… Беспомощно упав на колени, Аконит заплакал навзрыд самыми ядовитыми и по-настоящему горькими слезами, тихо пролепетав под нос: — Ну почему я так беспомощен?.. Он не смог остановить Вектора, не сможет заступиться за Седрика, ведь оправдав его поступок, он предаст доверие короля, который будет думать, что они были за одно, а не согласившись — причинит боль Плам, которую продолжал любить, несмотря ни на что. Как же все было сложно… Вектор вбежал в спальню, чтобы взять волшебную палочку, но увидев Миллисент, которую он так искренне любил вместе с Седриком, которого считал своим другом со студенческих лет, впал в ступор. Его трепетное сердце, будто бы остановилось — замерло в груди. Он даже не смел дышать в этот мир, потирал глаза, надеясь, что все это только страшный сон, но, увы — это была жестокая реальность… — Милли… Седрик… — Едва выдавил из себя он.Королева и рыжеволосый эльф испуганно смотрели на короля, который теперь знал их тайну.
На глаза наивного, как ребенок, Вектора навернулись слезы и, ни сказав больше ни слова, он вылетел прочь из комнаты, совсем позабыв о том, зачем он вообще туда пришел. Не разбирая дороги, обезумевший от жестокой правды, король мчался в никуда, метаясь по всем коридорам замка, словно раненный зверь в клетке. Он врезался в стены, падал, но все же, находил в себе силы подняться, чтобы взлететь снова. Каким-то чудом миновав коридор, где факел опалил ему крыло, он вылетел на лестницу, ведущую в обсерваторию, где упал к ногам своего верного слуги. Аконит глядел на своего господина, плачущего, как ребенок, и по его впалым бледным щекам тоже текли молчаливые слезы — он знал, что это случится однажды. — Умоляю тебя, Аконит, отрави меня! Убей! Я не хочу теперь жить, осознавая, что те, кто был мне дорог, предали мое доверие! Аконит! — Будучи в отчаянии, орал Вектор, смотря на парня обезумевшими, красными от слез глазами. Его зрачки были сужены, как у сумасшедшего, а его дрожащие руки так и пытались дотронуться до ядовитого фея, только все было тщетно — ночью его яд не действовал… Вместо этого парень тоже опустился на колени и по-братски обнял своего друга детства, понимая одно — он больше не тот, кем был несколько минут назад… Впервые Аконит обнимал кого-то без риска отравить, и это первое объятие, подаренное названному брату, словно сделало душу Аконита еще на каплю светлее, растопив в ней февральский лед, выливающийся теперь ядовитыми слезами. Слезы капали, подобно капели, струясь по бледным щекам и разбиваясь о каменную кладку пола. Отстранившись от Аконита, король утер слезы, неспешно встал, и тихо прохрипел: — Большое спасибо тебе, Аконит, ты и правда способен лечить, забирая себе чужое горе, подобное яду… Его обезумевший, когда-то глубокий взор, был обращен к луне, при свете которой сверкали еще не высохшие слезы. Уже более уверенным и твердым тоном, сдвинув густые брови, Вектор произнес: — Казнить всех эльфов в замке — это приказ короля!..