Вдруг, он услышал чьи-то тихие шаги за спиной, и обернулся. Это была Няня Плам.
— Здравствуйте, чем я могу быть вам полезен? — Вежливо поинтересовался фей, сложив руки за спину, и наклонившись ближе к гостье. Плам подняла заплаканный взор на него, и тихим скрипучим голосом отрывисто проговорила: — Привет, Аконит. Во дворе уже строят гильотины для эльфов… Теперь любовь между эльфом и феей вне закона… — И чем же я могу помочь тебе на данный момент? Увы, аконитовый яд бессилен против духовных проблем королевства, а проблемы не только у эльфов — наш господин открыл запретную дверь и выпустил оттуда мощную магию, которую заговорил во зло, и отпустил летать по королевству. Волшебной пылью она летает по округе, заражая жителей чумой и проказой. Все начнется очень скоро… — Рассказал темно-синий фей, стараясь сохранять спокойствие в голосе. Он помнил взор Вектора, подобный взору обиженного ребенка. Теперь преданное доверие короля перерастает в жажду отомстить не одному виновному эльфу, а всей их расе… — Я не хочу жить, продолжая любить тайно, за маской ненависти… — Прошептала няня, приближаясь к Акониту, который тихонько пятился назад. С каждым шагом, сделанным ею навстречу, фей так же, мерно делал шаг назад, отстраняясь от нее, и отступал до тех пор, пока не прижался спиной к холодной каменной стене. Она была совсем близко… — Аконит, прошу… — Почти неслышно Прошептала фея. Их губы почти коснулись, но ядовитый фей тут же отвернул голову в сторону, еще сильнее прижавшись к камням кладки. — Плам, не надо… — Тихо ответил он. Парень давно хотел этого, но в последнюю секунду вспомнив о том, как ядовит и смертелен его поцелуй, как убийственно одно прикосновение к его телу, он не позволил совершиться этому желанному действию. От тела, волос и одежды Аконита исходил горьковатый запах, напоминающий аромат полыни, а дыханье фея было таким же горьким, но таким манящим для Плам, ищущей избавления от мучительной привязанности к одному из расы бескрылых. С тех пор, как Аконит стал лекарем, ему больше не хотелось возвращаться к роли убийцы. Было бы просто не правильно убить ту, которую безответно любишь. Синеокий крылатый волшебник имел ядовитое тело, но душа его была чиста, как весенняя капель, как первый снег. За окном падал снег… — Аконит, за что ты заставляешь меня мучиться? Ты давно этого хотел. Нам будет одинаково хорошо… — Почти умоляя, лепетала Плам. Только фей был неумолим и, рывком передвинувшись в сторону, проговорил все таким же спокойным голосом: — Поцелуй не стоит жизни — он лишь мгновение, а твоя жизнь… Ты еще не знаешь, как все может измениться, а уже хочешь бездумно оборвать ее на мимолетном страдании. Его тихий высоковатый голос, казалось, тоже обладал какими-то целебными свойствами. Плам почувствовала, как нахлынувшие чувства тоски и потери, горечи от разлуки с тем, кого она так любила, оставили ее тревожную душу. Она опустила голову, едва слышно проговорив: — Спасибо и прости… Синеокий улыбнулся краем рта, и снова отвернулся к окну, за которым давно затихли удары молотов, мужицкие голоса и шелест метлы по промерзшей мощеной булыжниками площаке двора.Из темницы стали выводить пленных, связанных одной длинной потерной веревкой.
Они выходили один за другим, шептались, плакали, кто-то терял сознание от одного только вида гильотины. Ее огромное лезвие сверкало, как снег от света восходящего солнца, и было заточено так хорошо, что в нем можно было увидеть свое отражение. Аконит знал этих придворных эльфов, осужденных за расу; того юркого паренька-гонца, ворчливую старуху-уборщицу, шута и многих других, и ему было больно смотреть, как несчастный гонец, стоящий в начале вереницы, вдруг, отчаянно закричал, пытаясь вырваться из сильных рук все тех же бездушных стражей, ведущих его к машине смерти, около которой уже стоял чернокрылый фей-палач в красном колпаке с прорезью для глаз — мрачных, без доли сочувствия в них. Паренек напрасно метался, пытаясь вырваться, ведь неумолимые стражи были сильнее, и грубо толкнув приговоренного к гильотине, просунули его голову в отверстие.Эльфы задрожали, стали отступать назад всей вереницей — их всех ждала такая участь.
Палач подлетел к веревке и, превратив свою терновую волшебную палочку в топор, одним махом перерезал веревку. Одно мгновение, и тяжелое лезвие со звоном опустилось вниз. Аконит зажмурил глаза, постепенно наполняющиеся слезами ядовитыми слезами. Снег, не до конца убранный около гильотины, стал багровым. Темно-красным ручьем текла кровь между камней, а от еще горячей кровавой струи исходил пар… Темно-синий фей заплакал навзрыд, уже не стесняясь общества Плам, которая все еще стояла за его спиной. Она все понимала, но уже не видела смысла в слезах. Гораздо больше ее волновал принц Чертополох — что ответить ему, когда он спросит об эльфах, и что делать с Лесли?.. Она медленно, с неохотой вылетела из комнаты, оставив Аконита смотреть за тем, как умирают не от его яда, а от безжалостной гильотины, что обезглавливала невинных эльфов один за другим, и как весь задний двор замка окрашивался в багровый цвет…