Только думы его прервал звон молота, доносящийся из самой глуши дубовой рощи.
Юноша полетел на звон, что становился все громче и отчетливей. Звук не давал ему заблудиться среди множества могучих стволов, подобных колоннам. Могучие стволы-колонны и витиеватые переплетения древесных крон, будто бы держали на себе сине-голубой вечерний небоскат.Когда звук стал совсем отчетливым, принц увидел его источник… Это была Лесли!
Прислонив зубило к надгробному камню, она стучала по нему молоточком — от того и доносился тот путеводный звон. — Лесли!!! — Воскликнул Чертополох, вереща крыльями быстрее и, подлетев к ней сзади, крепко обнял. Едва улыбнувшись, эльфийка тихо пролепетала: — Ты пришел… Я так рада тебя видеть… — Ее нежный лепет отдавал каким-то сдержанным скрипом, сипловатостью… Развернув девушку за плечи к себе лицом, фей внимательно посмотрел в ее прикрытые глаза — на них, при магическом свете волшебной пыльцы, мерцали слезы. Невольно и принцу захотелось плакать — он, ведь, тоже не хотел верить в то, что мать его любимой мертва. Мертва та эльфийка, с которой было связано большинство светлых и теплых воспоминаний их общего детства… Иногда дети приходили к ней с разбитыми коленками, со слезами, размазанными по лицу пыльными руками, но стоило ей погладить ранку, приложить к ней подорожник и подуть, как вся боль моментально улетучивалась, а ранка, будто бы заживала от ее ласкового прикосновения. Мама Лесли всегда была рада гостям, любила посещать балы, где, несмотря на свою тучную фигуру, свободно и грациозно кружилась в танце, скользя по светлому залу, и ловя на себе завистливые взоры худосочных фрейлин-фей, гордо стоящих у трона королевы. Как они верещали, прикрываясь ажурными веерами… А завидовали они вовсе не внешности, а удивительной способности быть собой и не бояться этого, искренне любить и говорить правду… Влюбленные синхронно и тяжело вздохнули и, отойдя о воспоминаний, принц спросил: — А для чего тебе молоток и зубило? Девушка указала на надгробный камень — он был украшен аккуратной готической резьбой, мрачноватыми, но прекрасными узорами… — Вот только я не знаю что я должна написать в центре, кроме дат Рождения и смерти, имени… — Пролепетала Лесли, задумчиво крутя в руке зубило. Только она хотела выбить дату смерти, как вдруг, сильная рука юноши, остановила ее, чуть потянув к себе за плечо. — Стой. Не пиши дату смерти… — С каким-то сдержанным волнением прошептал он и, уловив на себе удивленный взор таких любимых изкмрудных глаз, продолжил: — Никто из нас не умирает. Понимаешь? Это как посев зерна. Посеешь зернышко, закопаешь, как схоронишь, а оно не умирает — прорастет и рожью станет. Скосят косцы рожь, размелет зерна мельница в пыль-муку. Только мука станет хлебом, а он не даст умереть народу от голода. А эльфийка, что ела этот хлеб, обернется землей из которой прорастут травы, цветы, злаки… Фей провел рукрй по нежной щеке Лесли, утерев ее горькие слезы. На заплаканном личике эльфийки появилась легкая улыбка. Взяв из ее рук зубило и молоток, принц сделал все сам. Он выбил аккуратным шрифтом имя и дату рождения покойной, но это заняло достаточно много времени, потому, достав из-за пазухи волшебную палочку, он взмахнул ею, и на камне появилась надпись:Огненный молох — бог им судья. Мы все вернемся к нему Ты из пыли, я из огня.
Мама видит сны…
Тот, кто держит сердце в тисках Доверит душу ветрам. Кто сказал, что эта дыра ведет к небесам? Пепел грез — вот и все, что осталось нам.
Огненный молох — бог им судья Мы все вернемся к нему Ты из пыли — я из огня
Мама видит сны…
Девушка с благодарностью поцеловала Чертополоха в щеку, а тот от смущения, раскраснелся, и прямо под цвет своего одеяния!.. Так они и остались сидеть на могиле доброй эльфийки-матери до самой зари, но никто не может знать заранее, когда мы видимся друг с другом в последний раз…