Сын Огня, дочь Солнца

— Я должен поговорить с вами, учитель, — опустив лук на землю, Карна сложил руки перед грудью и склонился к стопам Арундэва. Тот печально посмотрел на него и по старой привычке благословил, мимолётно прикоснувшись ладонью к волосам. — Я долгое время набирался смелости, чтобы прийти сюда и задать вам один вопрос. Имею я право всего на один вопрос, учитель? — Спрашивай. — Кем я стал для вас теперь, получив это новое тело? Сначала я был вашим учеником, потом, благодаря игре богов, стал всего на мгновение вашей второй половиной. Кто я ныне, когда вы не хотите толком даже благословить меня? — Я думал, ты поймёшь причину моего ухода и молчания, — с болью вымолвил Арундэв.  — Осознаешь, почему я согласился с решением Крипачарьи расторгнуть наш брак и уехал из Чампы. Тебе надо держаться подальше от меня, потому что иначе… мы оба будем думать о невозможном. — Почему о невозможном?! — с жаром заговорил Карна. — Мои чувства к вам не изменились. На самом деле… Я всегда чувствовал себя в большей степени мужчиной, чем девушкой. Вы сами знаете, как сильно я ненавидел своё женское тело. Но всё это время я продолжал любить вас, и это не изменилось даже сейчас! Наши чувства, наши отношения… не невозможны! — Прости, но я всегда видел в тебе только дэви. Упрямую, сильную, свободолюбивую, но… дэви. И даже сейчас вижу перед собой мою Каришму. — Всё так. Она стоит перед вами учитель, — Карна ещё ниже склонил голову. — Она никуда не исчезла и пришла сюда снова, потому что только здесь, рядом с вами она может обрести покой. — Но есть такое понятие, как здравый смысл и правильные поступки. Ты должен стать отцом своим будущим детям и мужем жене, которую себе изберёшь. Это будет правильно. — Я не смогу жениться. Никогда. — Пройдёт несколько лет, и ты изменишь своё решение. — Этого не случится. — Ты упрям. Вернее, нет. Ты всегда была упрямой, — на его губах играла грустная улыбка. — Подобные отношения… вызывают у вас отвращение, учитель? — Карна осторожно коснулся его обнажённой стопы. Арундэв вздрогнул. Больших трудов ему стоило медленно отстранить ногу. Пальцы Карны соскользнули вниз и упёрлись в сухую траву. — Я боялся, что ты однажды вернёшься к этому разговору… Я так надеялся избежать этого, но не удалось. Мы оба знаем, что это неправильно. Таких отношений не должно быть между теми, кто следует дхарме, а ведь мы оба поклялись нашим учителям не нарушать божественный закон. Не заставляй ни себя, ни меня совершать то, что для нас обоих неприемлемо. Карна замер. Слова учителя отрезвили его. Всё так и есть. Он же давал слово жить согласно дхарме. Никакие чувства не могут быть выше этого. Как он отважился явиться сюда и попытаться ввергнуть в грех не только себя, но и самого дорогого ему человека? Он едва не совершил сегодня первый неправедный поступок, что недопустимо. Надо собраться с силами и признать свою ошибку, ничем не выдав душевную боль. В конце концов, вся сила воина идёт от следования божественному закону. Кто соблюдает его, тот и силён. Так его учил Арундэв. Карна поднял лук, ещё раз поклонился учителю, безмолвно прощаясь, и, развернувшись, собрался уже спускаться вниз по склону горы, как внезапно его едва не сбил с ног мощный вихрь, примчавшийся из чащи леса. Рослый рыжий жеребец всхрапнул, встав на дыбы, а потом заплясал по поляне, мотая головой влево-вправо. Из седла на землю спрыгнула принцесса Шикхандини. Она была одета в чёрные дхоти и закутана в серебристый шёлковый чадар. Её длинные блестящие волосы были заплетены в тугую косу, уложенную вокруг головы. Не обратив внимания на Карну, она бросилась к Арундэву и крепко прижалась к нему, словно обретя долгожданное убежище. — Наконец, — прошептала она, — спустя столько лет… Это ты, ты… Точно ты. Потом отстранилась и с тревогой и смущением посмотрела на него. — Прости. Ты меня не знаешь. Я — принцесса Шикхандини, дочь царя Друпады. Наверное, ты удивлён? Оглушённый увиденным Карна стоял, не в силах пошевелиться, и во все глаза смотрел на происходящее. Его учитель, казалось, ничуть не удивился странному поведению принцессы, только сдержанно улыбнулся и негромко проговорил: — После моей встречи с Великим Бхишмой и разговора об изумрудных серьгах я предполагал, что вы вскоре можете здесь появиться. — Ты всё знаешь?! — поразилась принцесса. — Отец Агнидэв и мама Сваха никогда не утаивали от меня правду. — Тогда почему ты не пытался меня искать? Почему не приехал сразу?! Ведь во всех землях Бхараты, наверное, знают, чья душа воплотилась в теле принцессы Шикхандини! Об этом знают даже птицы и звери в лесах! — Всё верно, но как я мог беспокоить ту, кто и без того испытала в своей прошлой жизни много несправедливости и страданий? Как я мог напоминать о себе и снова заставлять вас испытывать мучения? Я поклялся защищать вас на расстоянии. Если бы вам потребовалась помощь, в тот же миг я появился бы, чтобы отдать свою жизнь за вас, но по доброй воле я никогда не открыл бы вам правды о себе. Я не хотел стать предметом стыда или обузой. — Как это возможно?! — Шикхандини порывисто схватила ладони Арундэва в свои. — Как сын может стать стыдом или обузой для матери?! Если Агнидэв рассказал тебе правду ещё в детстве, то ты, конечно, знал, что я ушла из жизни, считая тебя мёртвым! Иначе я бы не оставила тебя! Ты родился, но не сделал первого вздоха, и я подумала, что и мне незачем длить своё бессмысленное существование! Я всё равно собиралась умереть девятью месяцами раньше. Если бы Агнидэв не спас меня и перенёс в свой дворец в Дэва Локе, то я могла бы совершить ужасное преступление — убийство собственного ребёнка, о существовании которого даже не знала. Собираясь войти в огонь, я понятия не имела, что уже была беременна, но Агнидэв увидел это, едва его пламя коснулось меня. Он не позволил мне стать сыноубийцей. Явившись мне в своём человеческом облике, Агнидэв сказал, что никогда не сожжёт ту, в чьём чреве зародилась новая жизнь. Он дал слово, что уничтожит меня, но не раньше, чем ребёнок родится — живым, либо мёртвым. Только тогда я снова получу своё право умереть в огне. И я согласилась. Невинное дитя не должно было разделить мою судьбу. Из погребального костра меня переместили в прекрасную комнату, где в течение девяти месяцев за мной ухаживали, как за богиней, пока я не родила мальчика… Тебя! Но твоё крошечное тельце вложили в мои руки бездыханным… Не вынеся горечи, считая тебя умершим, я решила завершить то, что не закончила девятью месяцами раньше. Я отдала твоё тело дэви Свахе, которая обещала прочесть над тобой необходимые мантры, а потом предать огню. Сама же я попросила Агнидэва сжечь меня немедленно и на сей раз не щадить, уничтожить по-настоящему. Он выполнил мою просьбу. Я умерла и, спустя несколько лет, возродилась в теле дочери царя Друпады. Но, расскажи, что произошло с тобой? Кто вернул к жизни тебя? — Ваша серьга. — Серьга?! — растерялась Шикхандини. — Вы носили её в правом ухе. Ваше тело поглотил огонь, но изумрудная серьга осталась лежать нетронутой среди пепла. Чудесное украшение не расплавилось и не почернело. Оно было всё таким же прекрасным и блестящим. Отец Агнидэв подобрал его, принёс в комнату, где надо мной мама Сваха и её служанки проводили последние ритуалы, и положил мне на грудь. И в тот миг, когда серьга оказалась на моей груди, я внезапно открыл глаза и закричал. Это было чудом. Все решили, будто ваша последняя воля или предсмертная мысль обо мне вернули мою отлетевшую душу в бренную оболочку. Я ожил на руках дэви Свахи, и она в ту же минуту, не колеблясь, приняла меня своим сыном. Услышав его рассказ, принцесса Шикхандини снова бросилась к Арундэву, прижавшись щекой к его груди. Карна стоял поодаль и продолжал в великом изумлении наблюдать на ними. Он понимал, что давно должен был уйти из уважения к чувствам своего учителя, но не имел сил сдвинуться с места. — Но почему ты не рассказал правду этому лицемеру Бхишме, когда недавно представился случай?! — спросила вдруг Шикхандини, разжимая объятия. — Вы сами назвали причину. Я не хочу называть отцом лицемера, причинившего вам страдания и ставшего причиной вашей смерти. Моим отцом навсегда останется Агнидэв. — Но меня… ты признаешь матерью? Когда-нибудь?! — с сильным волнением вопрошала Шикхандини. — В своём сердце я всегда называл вас так, но не был уверен, что вы бы пожелали услышать это от меня, как и узреть перед собой воочию. — О, я желала и желаю! Как ты мог думать иначе, сын? Сегодня самый счастливый день в моей жизни! Мой мальчик действительно оказался жив, и он не отверг меня! Карна с изумлением наблюдал за тем, как самая сильная и суровая принцесса Бхараты, не стесняясь, рыдает на груди того, кто вдвое старше неё. Дочерью этого смелого воина она сама вполне могла бы оказаться, но волей богов всё перевернулось с ног на голову в этом странном мире. — Постой… Ты ничего не сказал Великому Бхишме и не собираешься делать этого, но… Как же твои права? — торопливо вытирая слёзы, заговорила Шикхандини. — Ты ведь имеешь куда больше прав на трон Хастинапура, чем заносчивые потомки Сатьявати, которые сейчас делят твои земли! И Хастинапур, и Индрапрастха должны принадлежать тебе! Если бы Великий Бхишма признал тебя сыном, то… — Не надо, — Арундэв жестом остановил Шикхандини. — Я уже давно решил остаться на горе Махендра в тишине и уединении. Я совсем не желаю, чтобы кто-то признавал мои права. Я желаю жить, как и прежде, свободным воином. — У тебя совсем нет жажды власти, — со вздохом произнесла дочь Друпады. — А я в прошлой жизни мечтала стать царицей, вдохновляющей своего царя на великие подвиги, мечтала о том, как мой супруг победит врагов и завоюет множество земель, — внезапно она заметила стоящего поодаль Карну и глаза её сузились от гнева. — А что он здесь делает? Зачем слушает нас? — Но… Это же Каришма, мама! Моя ученица… То есть, ученик. И он имеет право находиться здесь. — Каришма? — Шикхандини напряглась, вспоминая. — Та лучница, на чьей сваямваре мы с отцом побывали в Чампе? Та, которую из-под носа у Кришны похитил Арджуна, а несколькими днями позже до Панчала долетели странные слухи о том, что дэви эта по благословению святого Дурвасы вдруг стала юношей, и ей пришлось расторгнуть брак… С тобой?! — внезапно дошло до Шикхандини. — Да. Наш брак пришлось расторгнуть в следующий же миг после того, как он был заключён. Причина, как видишь, весомая, — Арундэв кивнул в сторону Карны. — Дхарма не позволяла мне прикоснуться к дэви Каришме, пока она оставалась моей ученицей. Потом совесть не позволяла сказать о своих чувствах, так как я знал о её мечте стать свободным воином. Моя любовь стала бы для неё оковами, а я не желал такого. Я предпочёл отпустить её, когда обучение завершилось… Но, узнав из письма, что она готовится к сваямваре и желает видеть меня своим супругом, я примчался в Чампу так быстро, как смог. К сожалению, чья-то магическая ловушка задержала меня в пути. Я опоздал на сутки. Но, несмотря на это, дэви Каришма предпочла меня, а не принца Арджуну. В тот же день мы сыграли свадьбу, однако после того, как мы обошли вокруг жертвенного огня, явился мудрец Дурваса. Он заявил, что на моей супруге с рождения лежало проклятие. Она должна была родиться мальчиком, но получила женское тело. В день свадьбы мудрец Дурваса снял проклятие и позволил дэви Каришме обрести свой истинный облик. Вот так и вышло, что она с того дня стала воином Карной. — О нет, — Шикхандини сжала кулаки и отступила на шаг, переводя взгляд с Карны на своего сына.– Вы… вы поженились, но вам вот так пришлось расстаться из-за глупой причуды старого маразматика?! Ни Карна, ни Арундэв не ответили ей ничего, только отвели в сторону глаза. — Боги, мудрецы… Ненавижу их всех! — выкрикнула вдруг принцесса, вскидывая правую руку, сжатую в кулак, к небесам. — Ограничив нас рамками, они наслаждаются своей властью. Тем, что мы не можем убежать из их иллюзорной тюрьмы! Но ничего… Я этого так не оставлю! — внезапно она снова вскочила в седло. — Жди меня, сын. Я скоро вернусь. И когда это случится, рецепт твоего счастья будет у меня в руках. Клянусь, это так же верно, как-то, что в прошлой жизни я носила гордое имя Амба! — произнеся всё это скороговоркой, принцесса Шикхандини ударила коня по бокам и быстро скрылась за деревьями. Проследив взглядом за своей смелой и непредсказуемой матерью, Арундэв внезапно попросил, обращаясь к Карне. — Дай слово, что не передашь ни единой душе ни слова о том, что сегодня слышал. Призови в свидетели Триаду и поклянись, что ничего не расскажешь о моей тайне, только тогда я буду спокоен. И Карна сделал так, как его просил учитель.