Сын Огня, дочь Солнца

Несмотря на поздний час, слуги не осмелились преградить дорогу самому Великому Бхишме, направлявшемуся в покои Арундэва. В любом случае Девавратта выглядел так, что смёл бы любого, попытавшегося остановить его. Он возник на пороге опочивальни с суровым и мрачным видом, заставив служанок молчаливо поклониться, а затем броситься врассыпную, отдёрнул последний мешавший ему полог и очутился во внутренних покоях. Арундэв стоял за спиной своей супруги, медленно и осторожно расчёсывая драгоценным гребнем её густые, блестящие волосы, перебирал руками шелковистые пряди, что-то тихо говоря Каришме на ухо, а та внимала с некоторым удивлением, слегка покраснев. Они были так заняты своей беседой, что не заметили его. Внезапно до сознания Бхишмы дошло: он явился не вовремя. Эта сцена между супругами при всей своей невинности была настолько интимной, что даже ему не следовало видеть её. — Я сделал это, чтобы тебе не пришлось больше страдать, — произнёс Арундэв чуть громче, и Бхишма, сам того не желая, услышал его. — Это надёжное средство, пользуются им и царицы, и простые служанки. Ты просто будешь постоянно принимать капли, которые тебе даст лекарь сразу после рождения малыша, и тебе никогда не придётся беспокоиться о новой тяжести под сердцем, нежеланной тебе. — Но как же ты? — перебила его Каришма. — Не станет ли для тебя огорчением иметь всего одного ребёнка, когда у других воинов по десять и более сыновей? И что делать, если вопреки ожиданиям, родится дочь? А ты ждёшь сына! — Я смогу унять свои амбиции, — спокойно отозвался Арундэв, — и вовсе не стану несчастлив. К тому же, если у нас и родится дочь, вряд ли захочет собирать цветы для пуджи и молиться. Я уверен, она возьмёт лук и отправится тренироваться. Ведь её мать именно такая! — Но если наша девочка будет не похожа на меня и пожелает просто составить счастье любимому мужу? — Тогда проведём для неё сваямвару и выдадим замуж за лучшего воина в Бхарате! — не растерялся Арундэв. — Скорее за отшельника, — печально покачала головой Каришма. — Живя на горе, мы сможем сосватать её только за аскета, завершившего тапасью. Или, возможно, за пандита, разочаровавшегося в науке и ушедшего от мира. Кто ещё посватается к дочери лесного воина, сам посуди? Арундэв задумался на мгновение, но ответить не успел. Его опередили. — Никогда моя внучка не пойдёт за отшельника! — прогремел Бхишма, выступая вперёд. — Только за царя с хорошей родословной! А если родится внук, то его место — на троне, а не в хижине санньясина! Поэтому даже не заикайтесь больше при мне о таком! Арундэв и Каришма быстро оглянулись и замерли, ошеломлённо глядя на Бхишму. Пока они оба приходили в себя, выражение лица сына Ганги из яростного стало неимоверно усталым. Теперь Бхишма выглядел ровно на свой возраст, хотя обычно он казался всем лет на пару десятков лет моложе. — Как долго ты собирался скрывать правду? — жёстко спросил он, обращаясь к Аруну. — По твоему лицу я вижу: для тебя мои слова — не открытие. Ты всё знал давно. Сейчас же ты удивлён лишь тем, что я тоже узнал об этом! — Кто помог раскрыть вам эту тайну? — глухо спросил Арундэв. — Твоя мать. Пусть ныне её имя — Шикхандин, однако для меня она по-прежнему осталась принцессой Амбой, дочерью царя Каши… — …которую вы предали и отвергли, когда она нуждалась в вас больше всего! — возвысил голос Арундэв, отступая от Каришмы и подходя вплотную к Девавратте. — И не оправдывайтесь! Никто, включая вас, не убедит меня в том, что вы невиновны. Моя мать покончила с собой по вашей вине! Их лица находились на одном уровне. В глазах Бхишмы читались болезненное раскаяние и стыд, в глазах Арундэва — тлеющий углями застарелый гнев. — Я не мог знать, что она беременна. О боги, да я не знал даже, кто она! Твоя мать воспользовалась какой-то магией, чтобы соблазнить меня! Она обманом добилась близости, лишив меня возможности сбежать. Она закрыла своё лицо пеленой волшебного тумана, и я до сего дня не знал даже, что за девушка провела со мной ночь в лесу, пока она сама не призналась мне в этом! — Но вы могли уже тогда жениться на ней, кем бы она ни была, если уж всё равно нарушили свой обет и лишили дэви чести! Почему вы отпустили её? Когда она уходила от вас, разве ничего не дрогнуло в вашей душе? Почему вы не поинтересовались судьбой той, кто одарила вас любовью? — То была ненависть, но не любовь. — Ненависть возникает от душевной боли. А такого рода месть невозможно сотворить, не питая сердечной склонности! Я не спрашивал мою мать, но уверен — она тянулась к вам. В глубине души она точно желала быть с вами! Не раздели вас смертельная обида, могла бы вырасти и любовь. Если бы вы остановили мою мать в ту ночь, не позволили уйти, попросили открыться вам, предложили руку и сердце — всё могло сложиться иначе! Но вам удалось затоптать даже те немногие цветы, которые готовы были прорасти. Вы уничтожили всё! — По-твоему, я должен был позвать замуж якшиню? Ведь принцесса Амба назвалась якшиней, представ передо мной! Нарушив обет, я должен был вторично надругаться над законами общества, приведя во дворец жительницу леса? Хуже этого поступка разве что женитьба на ракшаси! — Но, я уверен, с вашим умом и интуицией вы даже тогда почувствовали, что с вами была не якшиня. Не могли не почувствовать! Что же касается надругательства над законом… Как по мне, закон нужен, чтобы живые существа были счастливы. Если же написанные законы причиняют невинным душам страдания, они должны быть пересмотрены. Вы видели хоть одну реку, которая течёт по прямой линии, чтобы достичь океана? Нет, она огибает холмы, петляет, поворачивает, а иногда даже течёт вспять, но всё равно впадает в океан. Природа разумна и гибка в достижении цели. Так почему человек не ведёт себя подобным образом? Вы думали о соблюдении обета, но прошли мимо страданий моей матери, а тем временем дхарма как раз и была нарушена. Все ваши благие намерения смыли слёзы несчастной женщины, утратившей из-за вас всякую надежду. И я ещё мог бы вас понять, если бы моя мать была вам безразлична… Однако вас влекло к ней! Магия здесь ни при чём. Можно закрыть лицо, но как скрыть голос, запах тела, особые жесты и движения? Интуитивно вы подозревали всегда, кто перед вами! Пользуясь случаем, вы сделали мою мать своей любовницей, раз уж она пришла сама, но, продолжая лицемерить, притворились, будто ваш обет не был нарушен. Вы хотели оставаться святым в глазах других, и это было для вас превыше всего! Как я могу уважать такого отца? Как я могу желать своему сыну наследовать трон, доставшийся ему по кровной линии того, кто вёл себя с моей матерью двулично? Я предпочту отдать ему в наследство бедную хижину на горе. Там хотя бы обитает правда. — И всё же, сын, у тебя есть обязанности перед своим народом, — не пытаясь больше оправдываться, снова заговорил Бхишма. — Из чувства неприязни ко мне не соверши подобную моей ошибку. Пусть ты считаешь, что я был лицемером и слепцом, но не стань же и ты слепым мстителем. Я уничтожил чьё-то счастье из страха утратить свою святость, а ты можешь стать причиной чужого горя, лелея гнев ко мне. Что ты выберешь: свой душевный покой или счастье жителей Хастинапура? Людям Бхараты нужен хороший царь. Насколько я тебя успел узнать, ты сможешь стать таким. Ты способен управлять страной куда лучше, чем Юдхиштхира. — Но не так хорошо, как нынешний наследник. Я всего лишь простой воин, не обученный искусству быть царём. Умею сражаться, но не править. — Однако ты сумеешь сделать недоступное Дурьодхане. Предотвратишь то, чего не вынесут мои глаза — кровопролитие между членами одной династии! Я содрогаюсь при мысли, что вскоре буду вынужден выбрать одну из сторон, убивать своих родственников и смотреть на то, как они убивают друг друга. Я могу без колебаний биться против полчищ врагов, но сил старика уже не хватит, чтобы наблюдать, как братья вырывают жизнь из тел братьев. Арундэв молчал, крепко сжав губы. Каришма поднялась с сиденья, медленно подошла ближе и встала рядом с мужем, положив руку ему на плечо. — Ты ведь и сам понимаешь: войну надо предотвратить. — Только скажи, что принимаешь меня как отца, и я приму тебя как сына, — снова заговорил Бхишма. — Скажу об этом открыто в собрании царей завтра утром! Не повторяй ошибку своей матери. Из гнева не создавай месть, от которой пострадают другие. Арундэв некоторое время молчал, а потом вымолвил: — На всё воля Махадэва. Ради блага подданных этой страны, благословите меня… отец, — и склонился перед Бхишмой, коснувшись его стоп кончиками пальцев. *** — Я желаю знать заранее, о чём пойдёт речь! — Дхритараштра нервничал всё сильнее. Его лицо побледнело, а невидящие зрачки пугающе закатились под веки, так что остались видны лишь полоски белков. — Какую неожиданную новость ты собираешься сообщить нам завтра, Великий? — Об этой новости знать заранее не следует, — упрямо повторил Бхишма. — Я для того и хочу собрать всех вместе, чтобы избежать сплетен, интриг и неверных выводов, которые непременно последуют. Пусть все услышат это важное объявление из моих уст, а не передают шёпотом на ухо друг другу, искажая и перевирая в меру испорченности языков своих. Я прошу сейчас лишь об одном: прикажите собрать всех в главном зале, включая наших гостей — сына царя Панчала Шикхандина и сына Агнидэва, блистательного воина Аруна. Эти двое непременно должны присутствовать. — Их-то зачем звать? — снова недовольно забормотал Дхритараштра. — Мне показалось, будто это наше семейное дело. — Так и есть. Но новость моя в будущем коснётся всех. — В будущем — возможно. Однако завтра утром собираются только члены семьи. Арундэв и Шикхандин не имеют к нам отношения. Бхишма невесело усмехнулся в бороду. — Скоро вы измените своё мнение, царь, — вполголоса промолвил он, чем поверг Дхритараштру в сильнейшее недоумение. *** — Не переживай, — Каришма лежала на ложе, укрытая тонкой тканью, и тихо гладила мужа по голове, а Арундэв устроился перед ней на коленях, сложив обе руки в изголовье и с печальной нежностью смотрел на неё. — Ты просто открыто заявишь о своих правах и получишь то, на что имел право с рождения. — Нет, любимая. Это конец той жизни, к которой я привык и которую сам выбрал для себя, будучи подростком. Конец свободы. Отныне моими поступками будет руководить не моя воля, а потребности государства. Я в ответе за судьбы жителей Бхараты, за их жён и детей, а прежде отвечал только за себя. Для меня это тяжкая ноша, а не подарок судьбы. Как бы я хотел отказаться от такого подарка! — Так ты пытался избежать своего предопределения, прячась на той горе? — лукаво спросила Каришма, приподнимаясь на локте. — Знаешь ли, даже Триада не способна предотвратить неизбежное, не говоря о смертных! Пришёл и твой час встретить свою судьбу. — Моя судьба — ты, а не это царство, — склонившись, Арундэв нежно поцеловал Каришму. — Подумай о том, что сейчас нас с тобой все любят и превозносят, как героев, за оказанную Хастинапуру помощь, но совсем скоро возненавидят. Кто-то желает видеть на троне принца Дурьодхану, кто-то — Юдхиштхиру. Меня, поверь, не желает видеть никто, включая меня самого. Неожиданно всплывший наследник, воин-одиночка, явившийся из леса… Кто ему обрадуется? Пандавов обвиняли в том же: мол, явились, как снег с Химавана, на голову законному принцу. Чем я лучше? Нет, я хуже. В затянувшемся споре между двумя принцами я «третий лишний». Досадная помеха, которую никто не ждал, враг обоим претендентам на престол. Не удивлюсь, если однажды они сговорятся против меня. Каришма помолчала немного, потом проговорила. — Принц Дурьодхана никогда не пойдёт на союз с пандавами, но в другом ты прав. Твоему появлению в качестве нового царя не обрадуется никто. Однако нам придётся перенести эту ненависть, друг мой. Мы оба будем хранить мысль о том, что кровопролития не случилось, и утешаться этим. Никакая цена за спасённые жизни не может быть слишком большой. — Всё, чего я желаю — это ты, наш сын или дочь рядом. Если вы будете со мной, то и нежеланное царствование, которое я бы с удовольствием уступил другому, покажется мне лёгким. Каришма обвила его шею руками и прижалась щекой к его щеке. — Помни обо мне там, в собрании, когда сотни недобрых взоров устремятся к тебе. Я не могу сопровождать тебя, не могу ничем помочь, ибо беспомощна сейчас, но я буду думать о тебе каждую минуту… Арундэв ответил на её объятие, а потом решительно встал и двинулся к выходу из покоев. *** В огромном зале собраний царила напряжённая тишина, несмотря на то, что там присутствовала семья Дхритараштры в полном сборе: его супруга Гандхари, все сыновья, слуги и телохранители царской семьи. От семьи покойного Панду пришла царица Кунти со своей подругой Приямвадой и несколькими служанками. По бледному лицу матери пандавов было заметно, что она нервничает едва ли не больше остальных. Видура явился в гордом одиночестве, как и Шакуни, но уселись эти двое на значительном расстоянии один от другого. Шикхандин, поприветствовав только царя с царицей и Видуру, устроился позади всех, словно не желал видеть никого. Последними вошли Арундэв и Бхишма. Вместо того, чтобы занять своё место, Бхишма сразу прошёл в центр зала и остановился там, дав знак Арундэву встать рядом. — Я приветствую всех собравшихся, — торжественно начал Бхишма, — и чтобы не отнимать ваше время, перейду сразу к делу. Все мы знаем, что на настоящий момент на земли Хастинапура и Индрапрастхи, образованной на месте леса Кхандавы, претендуют два наследника: принц Дурьодхана и принц Юдхиштхира. Ни для кого не секрет, что противостояние это в сложившихся условиях, скорее всего, закончится битвой. Я воин, и битвы для меня — дело привычное. Однако подчас приходится думать и как политик, и, самое главное, как старший в семье. Я ищу войны лишь с теми, кто посягает на границы Хастинапура. Я радею за расширение границ царства, но, как и царь Гандхара Шакуни, я против того, чтобы распря между членами одной династии превращалась в кровопролитие. Это приведёт только к разрухе. При других обстоятельствах я бы возможно не стал делать того, что сделаю сейчас, однако у меня нет иного выбора, — Бхишма перевёл дух и внезапно громко провозгласил, так что от стен зала отразилось эхо. — Я объявляю о том, что у Хастинапура и Индрапрастхи есть единственный законный наследник и по старшинству именно он должен получить оба царства и править ими, — жестом раскрытой ладони Девавратта указал на стоящего рядом с ним Арундэва. — Это тот, кого вы до сего дня знали как Аруна, сына Агнидэва и богини Свахи. Но этот достойный воин — лишь приёмный их сын. Настоящий же грешный отец этого блистательного мужа стоит сейчас перед вами. Призвав Триаду в свидетели, я перед всеми признаю Арундэва своим наследником, а его мать, принцессу Каши Амбу, посмертно принимаю своей женой… Некоторое время в собрании сохранялась тишина, а потом возмущённые крики девяноста девяти принцев, вскочивших на ноги, превратились в яростный, оглушающий рёв, разносящийся под сводами дворца, рвущийся из окон за пределы здания и царского сада. — Позор!!! — кричали одни. — Позор клятвопреступнику! — Ложь!!! — раздавалось с другой стороны, и стены дворца содрогались, словно во время землетрясения. — Предъявите доказательства! Дурьодхана молчал, в отличие от остальных своих братьев, но лицо его покрылось смертельной бледностью. Шакуни, горячо жестикулируя, что-то шептал племяннику на ухо, но принц, похоже, не слушал. Царица Кунти, полузакрыв глаза, почти сползла с сиденья. Дэви Приямвада удерживала её из последних сил, чтобы та не упала на пол. Служанки с утроенной силой размахивали опахалами над головой бесчувственной госпожи. Видура, как и младшие принцы, вскочил на ноги, но вместо того, чтобы кричать, просто беззвучно хватал ртом воздух. Бхишма стоял посреди всего этого бушующего безумия неподвижный, как скала, и прямой, как ствол тысячелетней секвойи. Он не опустил головы, спокойно взирая на творящееся вокруг. И точно таким же бесстрастным казался стоящий рядом Арундэв. Глядя на этих двоих сейчас, только слепец не заметил бы очевидного сходства между ними. Доказательства родства были явно излишни. — Соблюдайте приличия! — наконец, воскликнул Дхритараштра, поднявшись с трона и воздев правую руку вверх, чтобы призвать разбушевавшихся сыновей к тишине. Его слова возымели действие. В собрании снова стало тихо. И тогда Дхритараштра сам задал вопрос Великому Бхишме — тот самый, волновавший всех остальных. — Какие доказательства вашего родства с Арундэвом вы можете предоставить нам, Великий? Бхишма собрался ответить, однако внезапно в собрании зазвучал другой голос: чистый, звонкий, сильный. — Не нужно искать доказательств. Я готов подтвердить его слова, — с кошачьей грацией Шикхандин спустился вниз и остановился возле Арундэва, бросив издевательский взгляд на Бхишму. — Старший из династии Куру, бесспорно, поспешил принимать меня супругой посмертно, ибо я всё ещё жив. Правда, принять меня женой при жизни, не нарушив дхарму, теперь невозможно, потому Великий и слукавил! Могу его понять. Трудная ситуация, о преступивший клятву лжец? Бхишма молчал, словно не слыша оскорблений. — Всем вам известно, что моим прошлым воплощением была принцесса Амба, — продолжал Шикхандин, ничуть не смутившись перед уничтожающими взглядами, которыми сыновья Дхритараштры одаривали его и Бхишму. — Я помню свою прошлую жизнь до мельчайших подробностей. И снова, как и много лет назад, заявляю, что ваш почитаемый и якобы великий Девавратта — грешник и лицемер. Однажды он обесчестил дэви, и она, спустя положенный срок родила мальчика, но, сочтя ребёнка мертворождённым, решила, что её жизнь теперь бесполезна, и покончила с собой, войдя в жертвенный огонь. Той дэви, принявшей смерть от отчаяния, была я. Если моего свидетельства недостаточно, мы можем с помощью браминов призвать сюда самого Агнидэва. Пусть он поведает правду о рождении моего сына Аруна. Свидетельство бога Огня ведь никто не станет называть ложью и требовать иных доказательств? — Давайте так и поступим, чтобы развеять сомнения, — поспешно согласился Дхритараштра. — Пригласим Крипачарью, разведём ритуальный огонь, устроим богатое приношение, а когда почитаемый нами Агнидэв явится сюда, зададим вопрос о том, чей на самом деле сын Арундэв, ибо я не готов просто так признать наследником того, кто оспаривает права моего сына на престол. *** — На том они и порешили, о Шулапани, — продолжал рассказывать Вишну. — Привели Крипачарью и устроили приношение Агнидэву. И когда бог Огня явился из пламени, царь Дхритараштра задал ему всё тот же вопрос: кем ему приходится воин по имени Арун, воспитанный им с рождения? Агнидэв долго молчал, не желая произносить ложь, но и не имея сил выдать правду, о которой поклялся молчать. Однако в тот миг его приёмный сын почтительно склонился перед отцом и попросил поведать всё, как есть, ничего не тая. По его просьбе Агнидэв рассказал всем ту же историю, которую некогда волей случая узнал от Шикхандини и воин Карна. И тогда Дхритараштра с неохотой вынужден был признать, что хоть Великий Бхишма и нарушил свой обет, утратив уважение к себе в глазах всех, однако это не может быть причиной отказа в правах его сыну, рождённому от чистокровной принцессы, и официально признанному теперь перед всеми. «Арундэв имеет все права на престол Хастинапура и Индрапрастхи, — убитым голосом произнёс Дхритараштра, едва сдерживая слёзы досады. — Нет никаких сомнений в том, что он — принц и самый старший потомок династии Куру после своего отца Бхишмы. Поскольку же великий Бхишма некогда отрёкся от престола только за себя, а не за своих наследников, его сын имеет все права стать царём земель Бхараты». Стоило Дхритараштре произнести эти слова, которые его собственное сердце жгли, будто расплавленный металл, Дурьодхана в порыве ярости поднялся с места. Все ожидали, что он сейчас вызовет новоявленного претендента на престол на поединок, однако, ни слова никому не сказав, он вместе с дядей Шакуни, братьями и сопровождавшими его слугами, демонстративно покинул собрание.