Сын Огня, дочь Солнца

Глубоко в чаще леса чуть поодаль от заброшенного храма Брахмы, прячась под раскидистой кроной старой шореи, стояли двое — черноволосый мужчина, чья осанка выдавала в нём благородного воина, и женщина с тронутыми сединой волосами. Лицо немолодой дэви хранило следы былой красоты. — Нет, мой принц, даже не просите! — закутавшись в длинную накидку цвета спелых горчичных зёрен, женщина смотрела на принца Арджуну снизу вверх, молитвенно сложив руки. — Да, я ухаживала за вами с раннего детства, когда сама была девчонкой. Я уже тогда любила и вас, и вашу матушку — царицу Кунти. И я вовсе не отрекаюсь от своей тогдашней клятвы. Ради вас я сделаю что угодно. Однако вы сейчас просите о невозможном. Я бы согласилась умереть для вашего счастья, но вы собираетесь поставить под удар честь дэви Каришмы. Подобного я допустить не могу. — Но ведь никто не узнает, кто я на самом деле! — Даже если вы станете переодеваться тайком, а купаться только одетым, однажды какая-нибудь служанка догадается, что вы — не дэви. И потом, как вы собираетесь прятать своё мужское естество, находясь среди юных красавиц? Вы пылкий и страстный, вы непременно соблазнитесь. — Я сдержусь, — сумрачно отозвался Арджуна. — Клянусь, что не опорочу ничью честь. — Вы сами себя обманываете. По просьбе вашей матушки много лет назад я учила вас искусству любви. Мне ли не знать, что терпеть долго вы совершенно не способны. Вы мгновенно теряете голову. И та, кого вы избрали для утех, не способна противостоять вашим желаниям. Вы способны уговорить любую, будь на то ваша воля. И я уверена, ваша страсть и красноречие с годами не иссякли. Вы сотворите грех, а меня в наказание за то, что я привела вас во дворец под видом дэви, сварят в кипящем масле или утопят в Ганге. А всё из-за того, что я до сих пор, несмотря на свой возраст, питаю к вам сердечную слабость, и вы этим пользуетесь. Арджуна покрылся густым румянцем, вспомнив молодую Лилавати, с готовностью и жаром отдававшуюся ему ночами напролёт, когда он был совсем ещё неопытным юношей. — Нет! — вспыхнул Арджуна. — Ради тебя и ради той, кого я поклялся защищать, как родную сестру, я не совершу греха! — Но всем известно, когда-то давно вы похитили дэви Каришму со сваямвары. Вы собирались жениться на ней! Если бы не явился Арундэв, она бы стала вашей супругой. Разве нет? — Дэви Каришма никогда не любила меня. Её избранником всегда являлся тот, с кем она обошла семь раз вокруг жертвенного огня. Так что не переживай, Лилавати, я просто пришёл, чтобы быть с ней рядом и оберегать от опасностей. Сам я никогда не посмею причинить ей вред. — Какие опасности могут грозить той, кого берегут больше, чем зеницу ока? — недоумевала служанка. — Великий Бхишма, Арундэв, даже принц Дурьодхана, что весьма удивительно, с утра до ночи шлют своих личных лекарей и слуг в покои будущей царицы, лишь бы все нужды той мгновенно удовлетворялись. Около дэви Каришмы постоянно дежурит с десяток быстроногих дэви, готовых броситься по первому её приказу на кухню или в сад, чтобы принести свежайшие сладкие яства или благоуханные цветы. Она ни в чём не знает нужды. Никто и пальцем не посмеет к ней прикоснуться. Ещё не став царицей, она живёт, окружённая уважением и любовью подданных. Вам-то зачем превращаться в её слугу, если вы, конечно, не замыслили нечистого? — Я точно знаю, что ребёнок дэви Каришмы может и не родиться по вине врагов будущей царицы. И только одному мне под силу предотвратить злодейство, о котором никто не знает. Для этого я пришёл сюда тайно, оставив своих братьев в лесу. Лилавати, сдерживая испуганный вскрик, зажала рот краем накидки. Некоторое время Арджуна мог видеть только два тёмных глаза, устремлённых к нему с немым вопросом. Придя в себя, Лилавати тихо прошептала: — Но почему бы вам не пойти и не рассказать об этом Великому Бхишме? Или напишите послание и приложите к нему свой перстень. Я отнесу эту записку вашему деду. Во мне вы можете не сомневаться! — Подобное для меня не выход. — Но почему, мой принц?! Арджуна заколебался, потом уклончиво ответил. — Я в безвыходной ситуации. Оставить будущую царицу на волю её судьбы мне не позволяет сердце, а предать возможных заговорщиков не позволяет дхарма. Только наблюдая украдкой за теми, кто приближается к дэви Каришме, я не нарушу дхарму и не предам своё сердце. Понимание всплеснулось в глазах служанки, словно маленькая золотая рыбка подпрыгнула над поверхностью воды и скрылась в ней снова. — Если так, у вас имеются серьёзные основания совершить то, что вы задумали. Я помогу. Ждите здесь. Когда стемнеет, я принесу сюда сари, которое во дворце носят служанки. Поутру вы войдёте в Хастинапур как моя сестра Абхилаша. Имея полномочия старшей служанки, я назначу вас прислуживать дэви Каришме, однако не думайте, что вас мгновенно допустят во внутренние покои. Сначала вам придётся находиться среди тех, кто лишь приносит царице необходимое, однако не имеет права подходить близко и разговаривать с ней. Если моя сестра Абхилаша заслужит доверие, её допустят ближе, но не раньше, чем Чандрадэв трижды возродится и трижды умрёт. — Как это долго! — отчаянно застонал Арджуна. Лилавати внимательно вгляделась в его лицо. — У меня такое ощущение, о сестра Абхилаша, что в вашей голове бродят не только чистые помыслы о спасении нашей будущей царицы, но и грешные мужские страсти. Это так? Признавайтесь, если уж попросили меня выдавать себя за вашу сестру! — Нет, Лилавати, — тяжело вздохнул Арджуна. — Если у меня в голове и были тёмные мысли, они выветрились, благодаря аскезам, которые я совершал на протяжении долгих лет. Дэви Каришма рядом со мной будет в безопасности. Не забывайте: я не тронул её в юности, когда мы с ней провели целую ночь в лесу после сваямвары. А теперь не трону и подавно. — Но как вы выдержали ту ночь с нею рядом, о принц? — с некоторым лукавством спросила Лилавати. Арджуна невесело усмехнулся. — Я просто взглянул ей в лицо, и это избавило меня от дурных мыслей. Как можно продолжать мечтать о теле, когда видишь сияние души, прекрасной, словно солнце? Такой душой можно вечно любоваться, греясь в её лучах и не мысля о большем. — Вы убедили меня, принц, — кивнула Лилавати. — Что-то есть в ваших словах о ней и в вашем взгляде. Вы не покуситесь на честь царицы, теперь я почему-то уверена в этом. Поклонившись Арджуне, Лилавати выскользнула из-под спасительной сени старого дерева и направилась в сторону дворца, откуда пришла, вызванная запиской принца, присланной через доверенного слугу. Задача предстояла непростая. Требовалось уже до сегодняшнего вечера внушить всем, что у неё всегда была младшая сводная сестра, которая внезапно осталась без мужа и теперь желает работать служанкой во дворце. А потом молиться Ганеше, Вишну, Парвати, Индре и всем остальным дэвам, чтобы те помогли сокрыть истину о пребывании принца Арджуны в женских одеяниях на женской половине дворца. *** Эти три месяца дались Арджуне непросто. Бесспорно, Лилавати помогла, введя его во дворец и придумав убедительную легенду о причинах его появления, однако вскоре начались те трудности, которых старшая служанка опасалась. Арджуна не умел прислуживать, он умел только воевать. Арджуна терпеть не мог, когда им помыкали, словно шудрой. Арджуна едва сдерживался, когда в его присутствии какая-нибудь молоденькая красотка, не стыдясь, оголяла высокую пышную грудь с торчащими розовыми сосками и начинала расчёсывать волосы гребнем. А волосы струились по смуглой, золотой или молочно-белой коже, как тёмная река, вызывающая не менее тёмные мысли. Но это было лишь половиной беды. Становилось куда хуже, когда дело доходило до купальни. В реке девушки принимали омовение в шёлковых шароварах, потому что там их могли случайно увидеть мужчины-слуги, но, оставаясь наедине, во внутренней купальне дворца, они обнажались полностью. Арджуна не знал, куда девать глаза. Он сторонился всех, отвернувшись к стене, и погружался в воду лишь после того, как все уйдут. Другие девушки пытались причесать его волосы или полить водой из кувшина, чтобы помочь принять омовение, однако Арджуна находил любой повод, чтобы уклониться от этой невинной игры, от чужих беспечных шуток и смеха. Закончилось всё тем, что его прозвали «нелюдимой дэви». Правда, к счастью, выдумка о том, что он недавно овдовел, сыграла свою роль. Девушки решили, что «бедная Абхилаша» страдает из-за потери мужа и, в конце концов, оставили Арджуну в покое. Ему только того и нужно было. Теперь он мог направить всё своё внимание на наблюдение за тем, кто входит и выходит из покоев дэви Каришмы. Он смотрел, какую еду ей приносят, какие цветы собирают для украшения её волос и опочивальни. Беспокоился, когда видел, что в иные дни царский лекарь не отходит от царицы, а служанки суетливо носятся взад и вперёд с влажными кусками ткани в руках и с толчёными листьями в ступках. Потом звали брахмана, и из опочивальни часами слышалось громкое пение мантр и доносился горьковатый дым благовоний. Арджуна со страхом ждал плохих известий. К счастью, дурные предчувствия принца ни разу не оправдались. Сердце Арджуны сжималось, когда он осознавал, насколько тяжело сейчас Каришме. Ноша в её чреве росла не по дням, а по часам, становясь всё более заметной. Изредка Арджуне удавалось увидеть Каришму, проходящую мимо него под руку с какой-нибудь из служанок. Он опускал голову ниже, чтобы она раньше времени не узнала его, однако даже мимолётным взглядом замечал, как медленно и с трудом ступает его сестра. Как часто дышит и как невероятно бледна её кожа. Почему его никогда не волновало то же, когда Панчали пребывала в тягости? Почему он не переживал так же сильно за Субхадру? Сейчас, глядя на Каришму, он желал лишь одного, чтобы боги даровали ей возможность родить раньше срока. Да, он знал, такие малыши рождаются слабенькими, им нужно время, чтобы окрепнуть, однако при хорошем уходе есть шанс, что из кшатрия, даже рождённого на седьмой луне тоже вырастет великий воин! Во дворце куча знаменитых лекарей. Неужели никто не видит, как страдает царица? Да, это против воли богов, но неужели никто не знает, как можно заставить младенца выйти в мир чуть раньше, когда для него это уже почти безопасно? Тем более, судя по огромному животу Каришмы, внутри неё сидит очень крупный малыш! Судя по мрачнеющему с каждым днём лицу Арундэва и по его резким репликам, которые он бросал в лицо лекарям, будущий царь сам готов был просить целителей о том, о чём давно думал Арджуна. — Неужели нельзя заставить ребёнка родиться уже теперь? — с гневом напирал на лекаря сын Бхишмы. — Посмотрите, какой он огромный, а моя супруга — далеко не юная девушка, и вы все знаете об этом. Для неё вынашивать сына в таком возрасте — чересчур большая тяжесть, несмотря на то, что малыш желанный. Многие дэви рожают малышей, спустя семь с половиной лун после зачатия, и малыши эти ничем не отличаются от своих братьев и сестёр. Помогите Каришме! — Мы не имеем права вмешиваться в волю богов, — смиренно склонялись перед ним лекари. — Ребёнок должен родиться в уготованное время. Вмешавшись в чужую карму, можно лишь навредить душе младенца и собственной душе. Мы не совершим такого греха. Арундэв с досады скрипел зубами и ничего не отвечал. Арджуна тоже стискивал челюсти и продолжал яростно полировать серебряные зеркала вместе с другими служанками. Весьма неприятными были дни, когда вместе с Арундэвом к царице являлся Дурьодхана, и они втроём о чём-то долго беседовали. Арджуне приходилось тщательно прятать лицо, чтобы двоюродный брат, согласившийся недавно стать советником будущего царя, не узнал его в облике Абхилаши. Никто не понимал, что вдруг сподвигло старшего сына Дхритараштры изменить своё решение и остаться во дворце, в то время как его отец не собирался жить в Хастинапуре после коронации Арундэва. Дхритараштра объявил подданным о том, что как только сын Бхишмы воссядет на престол, он вместе с царицей Гандхари уйдёт в лес и станет предаваться там аскезам до конца своих дней. Его отношения с Дурьодханой стали натянутыми. Поговаривали, царь, чьё правление подходило к концу, не смог простить старшему сыну того, что тот согласился помогать Арундэву вникать в государственные дела перед коронацией. Зато общение между Великим Бхишмой и Арундэвом становилось всё теплее с каждым днём. Отец и сын перестали чураться друг друга. Арундэв охотно принимал благословения Бхишмы, собираясь ехать вместе с Дурьодханой с визитом к другим царям или намереваясь приструнить ракшасов за пределами Хастинапура. Арджуна заметил, что во взгляде Дурьодханы, направленном на Арундэва, больше нет напряжения и недоброжелательности. Каким-то немыслимым образом сын Бхишмы завоевал его расположение. Зато когда Дурьодхана глядел на Каришму, в его глазах неизменно светилась грусть. И только Арджуна понимал, по какой причине она возникла. Как бы хорошо ни складывались отношения Арундэва с Дурьодханой, дэви Каришма была той, кого Дурьодхана, несмотря на все свои усилия, так и не смог забыть. Его чувства к будущей царице были слишком очевидны. И лишь Арджуна мог его понять, ибо сам испытывал те же, если не худшие, муки. За все три месяца царица Кунти не пришла к опочивальне своей старшей дочери ни разу. С Арджуной Кунти тоже не искала встреч, хотя знала о его присутствии во дворце. Некоторое время Арджуна гадал, чем вызвано столь подозрительное безразличие: обидой после того разговора, закончившегося ссорой, или стремлением сохранить его тайну? Ему хотелось верить, что истинно последнее, однако, учитывая, чего он успел наслушаться от матери, как раз первое предположение вполне могло оказаться правильным. Спустя три месяца, Лилавати призвала к себе Арджуну и сказала то, что он столько времени жаждал услышать: — Сестра Абхилаша, за свою верную службу ты удостаиваешься долгожданной награды: отныне тебе не возбраняется входить в покои будущей махарани Каришмы, но, учти, если ты дашь волю не тем чувствам, которые положено питать подданному к своей госпоже, ты покинешь навсегда этот дворец. Сердце Арджуны билось так часто и сильно, словно он только что выбрался живым из сражения на мечах с сотней ракшасов. Он сам не подозревал, что его так обрадует это дозволение. Отныне ему можно будет склоняться к изголовью, вдыхая аромат её волос, касаться рук и щиколоток, надевая браслеты… Он будет играть на вине, если Каришма того пожелает, развлекать её танцами и забавными историями. На следующее утро Арджуна с трепетом ступил в опочивальню, на пороге которой провёл предыдущие три месяца. Другие служанки уже приступили к церемонии утреннего облачения Каришмы. Замерев на пороге, Арджуна не мог налюбоваться. Несмотря на невероятную бледность и усталый вид, сестра всё ещё казалась ему самой прекрасной на свете. — Абхилаша, ты что застыла? — прикрикнула на него служанка — ровесница Лилавати, старшая среди тех, кто прислуживал дэви Каришме. — Подавай рубиновое ожерелье! И ещё вон то, с розовым жемчугом. Оно тоже нужно. Арджуна приблизился к лежащим на столике украшениям и собрался уже подать то, о чём его просили, но внезапно Каришма негромко попросила: — Не надо, Нахва. И без того тяжело. Наденьте браслеты на руки, но не вешайте никаких украшений на щиколотки и грудь. И если можно, не раскрашивайте моё лицо ни каджалом, ни кошенилью. Принесите питьё, а потом я желаю посидеть в саду. — Но как же, — закудахтала служанка, — царице положено носить все украшения! Что подумают о благосостоянии будущего махараджа? Да и как же быть с защитой от демонов и сглаза? Надо непременно носить всё. Каришма невесело усмехнулась. — Демоны шугаются дворца, где живут столь великие воины, как Бхишма, его сын Арундэв и принц Дурьодхана. Ни один данав, пишач или ракшас близко сюда не подойдёт. А если и придут, их ждёт мгновенная гибель. — Но украшения-то надо надеть, махарани, — настаивала служанка, беря со столика массивное ожерелье. — Оставьте махарани в покое! Неужели вы не видите: она мечтает отдохнуть! Она не желает быть обвешанной кучей золота, будто статуя в храме! — не выдержал Арджуна. — Простите мою грубость, — он опустился перед царицей на колени, низко склоняя голову, — и позвольте проводить вас в сад, если позволите. — Как тебя зовут? — Абхилаша, госпожа. На некоторое время повисло напряжённое молчание. Арджуна различал только гневные выдохи старшей служанки и частое, взволнованное дыхание Каришмы, а потом царица заговорила: — Да, Абхилаша, проводи меня в сад. И пусть кто-нибудь принесёт туда прохладительных напитков. — Но царица… — возмущённо начала служанка. — Я приказала — извольте исполнять, — холодно отрезала Каришма. — Да, махарани, — покорно отозвалась служанка, но взгляд её, брошенный на Арджуну, был полон гнева. Когда остальные прислужницы покинули опочивальню, Каришма вдруг цепко, как ястреб, ухватила свою новую служанку за руку. — Арджуна! Это ты?! Не отпирайся! Как бы ты ни старался притворяться служанкой и говорить женским голосом, я узнала тебя! Отрицать правду не имело смысла. Он поднял голову и с болью посмотрел в лицо той, которую с некоторых пор имел право любить лишь братской любовью. — Это я, — покорно признался он. — Можете наказать меня по всей строгости за то, что я устроил. Прошу об одном: не трогайте дэви Лилавати. В случившемся лишь моя вина. Она же исполняла данную мне в юности клятву верности. — Арджуна, как я могу злиться на тебя и на твою верную Лилавати? — глаза Каришмы оживились и засияли. — Ты ведь мой… — тут она запнулась, смутившись. — То есть, хочу сказать, у меня нет причин сердиться. Но я желаю знать, зачем ты здесь, да ещё в таком виде? — Моя дхарма — защищать вас. Ради этого я оставил своих братьев и мать, а сегодня даю клятву: если вы позволите быть вашим защитником, я всю жизнь проведу возле вас и не позволю никому причинить вам вред. — Но кто может навредить мне? — недоумевала Каришма. — У каждого царя есть свои недоброжелатели. У вашего супруга они имеются тоже, хоть и не обнаружили себя. Но пока я буду рядом в облике Абхилаши, никакое зло не приблизится к вам. Каришма с великим изумлением смотрела на Арджуну. — Почему ты делаешь это? — Думаю, вы знаете, махарани. — Не называй меня так, — голос её стал печальным. — То эти ретивые служанки, то ты… Вы слишком торопитесь. Я пока не царица. — Но скоро будете. — Не скоро. Пока Арундэв не будет уверен, что справится с обязанностями махараджа не хуже царя Дхритараштры, он не примет корону. — Тогда, — сердце Арджуны билось всё чаще, замирая и пропуская удары. — Если я не могу обращаться к вам как к царице, то имею право называть вас… сестрой. Ведь наша матушка недавно призналась нам в том, что вы — её дочь. — Значит, и ты уже знаешь?! — Каришма встала с сиденья, покачнулась и невольно вцепилась в край стола. — Да. Узнал три месяца назад, перед тем, как приехать сюда. Будь вы мужчиной, после Арундэва вы были бы следующим законным претендентом на престол. Вы — царица по праву рождения. А я — тот верный друг и брат, на которого вы всегда сможете положиться, даже если целый мир обернётся против вас. Каришма молчала, не сводя с Арджуны глаз и не зная, что ответить. — Я знаю, — продолжал он, — что вы отказали царице Кунти в праве называть вас дочерью. — Ты осуждаешь меня? — Нет. Матушка оставила вас, когда вы были беспомощным младенцем, много лет не открывала истину никому, хотя давно догадалась, кем вы ей приходитесь. У вас есть полное право отвергать её. Однако я не причинил вам никакого вреда, и я хотел бы, чтобы вы признали меня братом. Пусть не открыто, пусть это будет нашей тайной… Однако я бы больше всего на свете хотел, чтобы вы называли меня «брат Арджуна»! Он с трепетом ждал её решения. Каришма тепло улыбнулась. — Если ты того желаешь, с этой минуты я буду называть тебя братом. — Но, прошу, не выдавай никому секрет дэви Абхилаши! Позволь ей хорошо послужить тебе. Ведь только в таком облике я могу находиться рядом до тех пор, пока моим братьям не будет разрешено вернуться в Хастинапур. Тогда я сниму опостылевшее сари и снова предстану перед тобой как воин. — Я ничего не скажу, — новая улыбка, а потом мягкое прикосновение к руке. — Дэви Абхилаша проводит меня на прогулку? — С радостью! — Арджуна подставил плечо, и Каришма оперлась о него; вместе они дошли до сада и уселись под деревом пипал с ярко-изумрудной зеленью. — Я знаю, сестра, каждую ночь в вашей опочивальне дежурят служанки, ибо лекарь и будущий махарадж Арундэв опасаются за ваше здоровье, — заговорил Арджуна, когда одна из девушек, отправленных за водой для Каришмы, принесла прохладительное питьё и снова бесшумно исчезла. — Могу я попросить об одолжении? — Конечно! — Вы не могли бы однажды услать всех слуг и телохранителей куда-нибудь, чтобы мы могли поговорить наедине? Я очень многое хотел бы рассказать, но днём это невозможно, так как все наблюдают за нами. — Честно говоря, я сама устала от толпы, снующей вокруг, — вздохнула Каришма. — Но ведь они рядом лишь потому, что Арун беспокоится обо мне и ребёнке, и я его прекрасно понимаю. Однако я обязательно придумаю убедительный предлог, чтобы отослать всех слуг. Разумеется, попроси меня кто-то другой о том же самом, я бы наотрез отказалась и сочла подобное предложение оскорбительным. Однако ты — мой брат, я тебе доверяю. После той ночи, которую мы вместе провели в лесу Чампы, я поняла: ты никогда не покусишься на честь дэви, не важно, сестра она тебе или нет. Арджуна покраснел, смутно догадываясь: Каришма не просто так заговорила о его благородстве. Она беспокоится из-за его просьбы. Что ж, её можно понять. Когда-то давно он питал к ней отнюдь не братские чувства, и Каришма правильно догадывается, что те чувства до сих пор живы в его душе. — Тебе не о чем волноваться. Я никогда не причиню вреда ни тебе, ни любой другой дэви, — уверил её Арджуна. Вот теперь её лицо из взволнованного стало умиротворённым. И Арджуна всё бы отдал, лишь бы оно всегда таким оставалось, чтобы и тень страдания не коснулась чела его сестры. *** Дурьодхана уже собирался ложиться, когда в его покои проскользнул шпион, оставленный им под дверями опочивальни дэви Каришмы. Этот шпион играл роль одного из охранников, оберегающих покой женской половины дворца. — Что стряслось? — взволновался Дурьодхана, увидев своего соглядатая в неурочный час. — Сдаётся мне, неладное творится, о принц! — затараторил тот с порога. — Дэви Каришма сегодня вечером после ужина внезапно услала всех служанок и охранников ночевать в их комнаты и разрешила остаться у себя лишь одной — Абхилаше, младшей сестре Лилавати, старшей служанки царицы Кунти. Эта странная мужеподобная Абхилаша уже три месяца прислуживает в покоях дэви Каришмы, однако все слуги в один голос утверждают, что изначально у Лилавати никогда не было сестры. Только братья. — Тогда откуда взялась Абхилаша? — удивился Дурьодхана. — Лилавати утверждает, что это её сводная сестра. Но, мне кажется, это ложь. И голос у этой служанки грубый. У дэви такой низкий голос, конечно, бывает, но крайне редко! Дурьодхана нервно прошёлся взад и вперёд по своим покоям. — Оставайся здесь и никуда не выходи до моего возвращения, — сказал он шпиону. — Если Бханумати вдруг явится и спросит, куда я делся, скажи, что у меня важная встреча за пределами дворца. Понял? — Да, мой принц. Но вы ведь на самом деле идёте в покои дэви Каришмы? — Разумеется. Я должен выяснить, кто такая Абхилаша. Подозреваю, она вовсе не та, за кого себя выдаёт. Сказав это, Дурьодхана покинул свою опочивальню и широким шагом направился в сторону женской половины дворца.