Сын Огня, дочь Солнца

Охранников немало удивило, что их господин промчался, как вихрь, мимо покоев благочестивой Гандхари, миновал опочивальню смелой и преданной супруги своей Бханумати и прямиком направился к отдалённой комнате, куда ему входить не следовало бы. Впрочем, если рассудить здраво, подумали стражи, а почему нет? Дэви Каришма не являлась чужим человеком для старшего из кауравов. Она приходилась Дурьодхане двоюродной тётей, в опочивальню которой принц имел полное право входить. Правда, объявляя заранее о своём приходе, и, разумеется, не с разбегу и не посреди ночи, когда праведные кшатрии и их жёны либо спят, либо находят утешение в объятиях друг друга. Однако Дурьодхана совершил именно то, что вызвало молчаливое удивление телохранителей, оберегавших покой царей и цариц Хастинапура. Его появление в опочивальне стало сюрпризом для всех, а сам Дурьодхана застыл каменной статуей посреди покоев, ибо не знал, как вести себя дальше. Он увидел картину, страшнее которой не мог наверное и вообразить: дэви Каришма с распущенными волосами, без украшений, в простых одеяниях, в которых благочестивая дэви может явиться лишь перед мужем, матерью, братом или сестрой, сидела на краю постели, а на её коленях лежала голова проклятого Арджуны, переодетого служанкой. Каришма с нежной улыбкой гладила пандава по волосам, что-то шёпотом приговаривая. Дурьодхана уже собрался сотрясти гневным рыком дворец, но вовремя опомнился и сообразил, что его поступок бросит тень на репутацию дэви Каришмы. Стало быть, шуметь не стоит, необходимо разобраться в происходящем, не привлекая больше никого. — Что за бесчестие творит этот наглец с чужой женой, в то время как его место в лесу? — спросил Дурьодхана, едва удерживая себя от желания наброситься на Арджуну. От неожиданности сын Индры вскочил на ноги, пытаясь закрыть лицо накидкой, но было уже поздно. — Это нарушение условий изгнания, — процедил Дурьодхана сквозь зубы. — Теперь пандавы будут жить за пределами Хастинапура ещё тринадцать лет! — Нет! — Каришма с трудом встала с постели, держась рукой за живот. — Нет, принц! Не наказывайте никого. Я сейчас всё объясню… — Объясните? — он с холодной яростью посмотрел на ту, кого обожал и боготворил. — Я считал вас верной супругой. Только ради вас я отказался от мысли уйти в лес следом за отцом и матерью. Я согласился стать советником при вашем муже, забыв удар, нанесённый по моей гордости. Я сдерживал свои порывы, боясь нарушить вашу чистоту. А вы, пользуясь отсутствием Арундэва и тем, что некому ограничить ваши действия, приглашаете в свои покои любовника? И кого! Того, кто уже имеет нескольких жён и детей! Того, чья репутация соблазнителя всем известна, с кем по степени развращённости способен соперничать только Васудэва Кришна! — Это неправда! — рассердилась Каришма. — Брат совсем не такой… — и осеклась, поняв, что проговорилась. Теперь замерли все трое, поражённо уставившись друг на друга. Дурьодхана выглядел так, будто его вражеским копьём пригвоздило к полу. Арджуна виновато глядел на Каришму, а та казалась не на шутку испуганной. Дурьодхана первым нарушил молчание, опомнился и шагнул ближе к Каришме. — Что вы сказали? — он хотел схватить её за плечи, но вовремя отпрянул, убирая руки за спину, чтобы не дать искушению ни малейшего шанса. — Как бессовестный пандав может быть вашим братом?! Утаивать истину уже не имело смысла. Каришма вздохнула и начала рассказывать: — Некоторое время тому назад царица Кунти призналась мне, что она — моя мать. Она зачала меня от Господа Сурьядэва, благодаря мантре, которую ей дал мудрец Дурваса. Это случилось задолго до её замужества, поэтому она скрывала правду от всех, боясь презрения и отвержения. Недавно царица Кунти собралась открыто признать меня дочерью, но я отказалась. Я не хочу, чтобы мною манипулировали, давя на мои чувства и заставляя Аруна принимать решения, выгодные не стране, а всего одному человеку. Кроме того, я не хочу причинять боль той, кто вырастила меня. Всю мою жизнь я называла мамой Радху. Пусть она и останется моей единственной матерью, и я об этом сразу сказала царице Кунти. Однако во мне нет сил отвергнуть брата, когда он приходит и просит объятий сестры. Поверьте, принц, никакого греха тут не творилось и не будет твориться. Подумайте сами, какой брат посмеет осквернить сестру? А если и есть такие братья, их невозможно простить. Когда Арун вернётся, я расскажу ему о случившемся. Он должен знать правду, но сообщать всем о моём родстве с пандавами я не собираюсь. Из горла Дурьодханы вырвался хрип, словно он пытался подавить слёзы или прокашляться. — Если так, мне тут делать нечего, дэви. Не стану мешать воссоединению семейства. Наслаждайтесь! — Он резко развернулся, чтобы уйти. Однако в тот миг Каришма вдруг громко охнула и начала оседать на пол, схватившись обеими руками за живот. Не поняв, как это вышло, оба принца ринулись к ней, поддержали каждый со своей стороны и помогли усесться на край постели. — Что-то не так, — побледневшими губами прошептала Каришма. На лбу её выступили крупные капли пота. — Малышу ещё рано рождаться, целых две луны впереди, — внезапно она закусила губу, сдерживая рвущийся тяжёлый стон. — Но, определённо, что-то не так… Я себя очень странно чувствую. — Надо позвать слуг! — Дурьодхана крепко держал Каришму за руку, словно боясь отпустить, несмотря на то, что упасть она уже не могла. — Мы всех отослали, включая охранников под дверями, — напомнил Арджуна. Он сейчас выглядел куда более напуганным, чем Каришма. — Я доберусь до покоев Бханумати и отправлю за лекарем одну из её служанок, — решился Дурьодхана. — Со вчерашнего вечера казалось, словно твердеет всё внутри, будто у меня бронзовый шар, а не ребёнок в животе. За ночь и за следующее утро я привыкла к этому… Думала, пройдёт, — рассуждала вслух Каришма. — Служанки говорили, когда малыш готовится выходить, совсем невыносимо стать должно. Я всё ждала, когда это случится. Думала, боль будет, как от меча или от стрелы, пронзающих навылет, но это ощущается совсем иначе… — Я иду за лекарем! — Дурьодхана вскочил с постели, но внезапно ощутил, как его поймал за руку Арджуна. — Я присутствовал при родах Читрангады, — торопливо заговорил он. — Мне не позволяли заглядывать за занавеси, но я слышал, о чём говорили служанки. Помню, как вела себя моя жена. Думаю, Каришма уже перетерпела основную часть страданий, никому из нас ничего не сказав. Не хочу тебя пугать, но, похоже, ребёнок вот-вот появится. Пока ты будешь искать лекаря, малыш непременно родится! Ты не успеешь вовремя вернуться, а один я не справлюсь. Надо сделать это вместе. — Что — вместе?! — на лице принца отразился такой ужас, которого он, наверное, ни разу в своей жизни не испытывал — ни перед врагом, ни перед диким зверем. — Принять младенца. — Спятил?! — А ты предлагаешь бегать и искать лекаря, в то время как Каришме нужна немедленная помощь? Вижу, здесь есть сосуд с водой. Это хорошо. Осталось найти чистый кусок ткани и что-то, чем можно отсечь пуповину. — С меня довольно. Я лично притащу лекаря. — Нет, погоди, ты не можешь бросить здесь меня и Каришму. Или ты не кшатрий, который должен смело встречать любой вызов? — Когда всё закончится, я обещаю, что убью тебя, Арджуна! — окончательно рассвирепел Дурьодхана. — Всё это случилось по твоей вине! Если бы ты не уговорил Каришму отпустить слуг — а я знаю, это была твоя идея — ничего этого не произошло бы! А теперь пострадает твоя сестра! Ответом на их жаркий спор стал едва слышный стон со стороны ложа. Обхватив руками подушку, Каришма пыталась справиться с непрекращающимися схватками. — Я — воин, а не повитуха! Если я немедленно не приведу лекаря, пострадает и Каришма, и её сын, а этого я не допущу. — Можете не переживать, доблестные кшатрии, этого не допущу и я, — раздался мелодичный голос от дверей. Арджуна и Дурьодхана обернулись и увидели возле входа в опочивальню Бханумати в сопровождении двух служанок. Дурьодхана с облегчением выдохнул. — Слава Махадэву, ты здесь. — Да. Услышала от твоего шпиона новость о том, что из покоев дэви Каришмы куда-то услали всех служанок, а от своей доверенной узнала, что дэви Каришма скверно чувствовала себя весь предыдущий день. Потом увидела, как ты мимо моих покоев пробежал, будто у тебя есть куда более важные дела, чем мои ласки… Решила прийти и посмотреть, что тут происходит. Как вижу, прибыла вовремя. Покачивая бёдрами, Бханумати медленно приблизилась к постели и осторожно положила ладонь на вспотевший лоб Каришмы. — Не волнуйтесь, дэви. Это скоро закончится. Я родила двоих детей и знаю, о чём говорю. Скоро ты станешь счастливой матерью и забудешь мимолётные невзгоды. Смотри, я привела опытных служанок, которые тебе помогут. Быстро нагрейте воду и принесите сюда чистые покрывала! — скомандовала Бханумати. — А вы, — сведя брови над переносицей, она сурово посмотрела сначала на мужа, потом на переодетого Арджуну, — оба выйдите и ждите во внешних покоях, пока я вас не позову. И не вздумайте сбежать. После того, как малыш появится на свет, вы оба подробно расскажете о том, что делали ночью в чужой опочивальне. *** — Можно я уже переоденусь? — Что?! — Ну, вылезу из этих дурацких тряпок и надену одежды воина? — Нет, нельзя! Прикинулся дэви? Вот и живи теперь. Это будет тебе достаточным наказанием. — Вместо изгнания? Дурьодхана задумался, искоса поглядывая на Арджуну. — Ты хочешь заменить изгнание пребыванием в облике Абхилаши? — Да. — Договорились. Отныне ты будешь жить, как дэви Абхилаша, до конца срока изгнания. Только я тебя отправлю подальше от нежных объятий сестры. Будешь прислуживать царице Гандхари. — Но она же собирается вскоре отправиться в лес вместе с махараджем Дхритараштрой! — Там тебе и место, — рассмеялся Дурьодхана. — Если ты нарушил условия нашего договора и вернулся сюда раньше времени, я имею право придумать для тебя любое наказание. Сделаю тебя служанкой матушки ещё на несколько лет. У тебя есть лишь один шанс на помилование: когда Арундэв будет коронован, он волен вернуть всех пандавов в Хастинапур своим указом. Но, поверь, — голос принца стал язвительным, — как ближайший царский советник я приложу все силы, чтобы этот указ никогда не был написан! — Из тебя получился самый отвратительный в мире брат, Дурьодхана, — тяжело вздохнул Арджуна. — Из вас, пандавов, братья тоже так себе. Они долго сидели молча на расстоянии вытянутой руки друг от друга, размышляя о том, что ещё можно было бы сказать, но подходящие колкости не приходили на ум. А, возможно, они оба просто устали от вражды, в которой теперь не было смысла. — Почему в покоях Каришмы так тихо? — внезапно насторожился Арджуна. — А должно быть по-другому? — взволновался Дурьодхана. — Когда Читрангада произвела на свет Бабрувахану, я присутствовал в опочивальне, стоя за занавесями. Женщины страшно мучаются, рождая воинов. Каришма должна кричать, если она в сознании. Дурьодхана усмехнулся. — Обычная женщина, возможно, и кричала бы, но в Каришме сплетены две души — дэви и воина. У неё невероятная выдержка. Я не удивлён, что она не издала ни звука. Арджуна посмотрел в сторону дверного проёма, закрытого плотной разноцветной занавесью. — Я горжусь сестрой! Но очень за неё тревожусь… — Так вы оба не солгали насчёт того, что она — дочь Господа Сурьи и царицы Кунти? — Нет, — Арджуна отрицательно качнул головой. — Это правда. — Провалиться мне в Талаталу! — с досадой воскликнул Дурьодхана. — Получается, мне придётся простить твоего Бхиму за все беды, которые мои братья вытерпели от него в детстве? Да и другие ваши поступки придётся забыть? Ведь, получается, дэви Каришма — тоже одна из вас? Не могу же я враждовать с её братьями? Арджуна с усмешкой смотрел на него и молчал. — Вот проклятие… — пробормотал Дурьодхана. — Да не переживай. Можешь продолжать ненавидеть. И мы можем. Толку-то? Всё равно Индрапрастха и Хастинапур теперь достанутся юному воину, который скоро придёт в наш мир… И он будет велик и подобен Харихаре. Я чувствую. — Как ты можешь точно знать это? — удивлённо спросил Дурьодхана. — Говорю же, чув-ству-ю! Тебе не понять. У тебя Шакуни и девяносто девять кауравов вместо внутреннего голоса. Ну и твоя собственная упёртость. — Наглец. — Ага. И всё-таки в опочивальне подозрительно тихо! Хоть бы дэви Бханумати скорее вышла и сказала, что там происходит? Я сильно волнуюсь. — Думаешь, ты один? Я переживаю не меньше! Ты говорил, дэви Каришма вот-вот родит, нет времени даже лекаря привести. Но мы сидим и ждём уже так дол… В этот момент из-за занавеси раздался громкий, пронзительный крик младенца. Если бы рядом находился Двайпаяна Вьяса, он бы непременно написал, что от крика этого сотряслись пол, потолок и стены, коровы родили слонов, вороны побелели от ужаса да такими и остались на грядущие пятьсот лет, все служанки во дворце попадали без чувств, а, очнувшись, обнаружили, что беременны. Но всё было, конечно, не так. Просто на свет появился мальчишка с очень сильным голосом. Не дожидаясь позволения войти, едва не сбив друг друга с ног, оба принца бросились в покои Каришмы.