Семь кругов Ада

«Тосам — город будущего!» Об этом двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю трубили сетевые каналы, заголовки голографических газет и… в общем-то все без исключений городские сайты виртуалии. «Тосам — полностью киберпирированный город!» Ещё бы кто-нибудь знал, что означает эта самая киберпирированность и хорошо ли это! Лично я бы от пояснительной бригады не отказался. «Тосам — один из самых больших мегаполисов планеты!» Потрясающая новость! В XXIII веке, когда экология стремительно летела под откос, озоновый слой испещряли дыры как в швейцарском сыре, большая часть суши превратилась в безжизненную пустыню, а безумные бродяги, вооружившись табличками с вдохновляющей надписью «Мы все умрем!», предвещали Четвёртую Мировую Войну не за территорию, а за еду и пресную воду, хвастаться тем, что у нас один из самых густонаселенных городов в мире, как минимум неразумно, как максимум — самоубийственно. Мегаполисы всегда привлекали слишком много грязи: наркотики, рэкет, проституция — это лишь малая толика того, что творилось в трущебах по ночам. Чем город больше, тем сложнее его контролировать. Потому, лишь солнце скрывалось за горизонтом — и даже обладающий черным поясом мастер каратэ спешил домой, дабы случайно не ввязаться в заварушку между местными уличными бандами. Но на любую ситуацию имеется два взгляда, а у любого предмета есть хотя бы две стороны (Разве что кроме ленты Мёбиуса, но мы сделаем вид, что ее не существует, ведь мне необходимо нагнать побольше пафоса! Лента Мебиуса, вечно ты пытаешься мне подгадить!). И Тосам не являлся исключением. Пусть он не мог похвастать старинными достопримечательностями вроде трёхглавых собак или заспиртованного мэра, зато в городе построили один из самых больших парков развлечений с огромным колесом обозрения. Пусть исторических зданий почти не осталось, зато в Тосаме можно было найти пирожки с натуральным мясом. Или с героином. М-м-м, пальчики оближешь. Да, музеями Тосам тоже не славился. Зато какие у нас имелись супермаркеты! Закачаешься! Идеальный город для неуемного потребителя. Но, к сожалению или к счастью, Тосам всё же славился не этим. Его главной особенностью и проклятием оставались необъятные территории, которые он занимал и без остановки расширял. Каждый год появлялись всё новые километры трущоб по городским окраинам — торчащие из земли, словно болезненные наросты. Грязные массивы, под завязку забитые ютящимися в маленьких квартирках людьми, кое-как сводящими концы с концами. Только человек, не способный позволить себе большее, жил в подобном месте добровольно. Или больной на голову. Шаркис, например. Когда сэмпай сообщил мне, что мы едем к нему домой, у меня в голове нарисовался огромный особняк, фонтаны шампанского, золотые унитазы и платиновая туалетная бумага. И целая армия прислуги. Только представьте мое лицо, когда я понял, что вместо райских кущ богачей мы лишь продолжаем углубляться в окологородские трущобы. Все дальше и дальше все в более худшие условия. …Но я немного забегаю вперед! Я ведь поймал наркотический трип! (Обязательно запишу это событие в свой дневничок! Такое происходит не каждый день!) Благодаря нему я вошел в нирвану со всем сущим настолько, что заяви мне кто, будто умирать — это весело, и я бы обязательно тут же проверил это на практике. За один лишь час я перевоплотился из человека в непарнокопытное, из непарнокопытного — в нечто мифическое, из мифического — в насекомое. И подобные преображения казались мне совершенно логичными и не выносящими критики. Феерическая эволюция, рядом с которой Дарвин с его обезьянками тихо покуривал в дальних кустиках синтетическую травку. К счастью, доза оказалась небольшой, но и из-за неё с меня сошло пять потов и рухнули все и без того хлипкие стены адекватности. Приходить в себя я начал уже на улице. Не знаю, заслуга ли это свежего воздуха или всё-таки кулаков Зуо. Чего скрывать, оторвался на мне сэмпай душевно. Говорю же, больной человечек. Ему бы в психиатрическую больничку, а не по Тосаму колесить. Завтра обязательно нажалуюсь на него Леди Магни! При условии, что она все еще будет работать. А то знакомы мы с этими великими школьными технологиями. Знаем, проходили. Каждый год одна и та же свистопляска. После первого дня Отбора сервер школы, собранный трицератопсами из говна и палок, перегревался. И Леди Магни стремительно летела в женские гениталии. Или в мужские. Тут кому как приятнее. (В отчетах для родителей это, естественно, не отражалось). Считайте меня тряпкой, но я Шаркиса за свои членовредительства не виню: я бы и сам с удовольствием набил себе морду, если бы полез к себе целоваться. Хотя, постойте… В садике я пару раз целовался со своим отражением. Тренировался, чтобы правильно чмокнуть понравившуюся мне девочку, но в определенный момент своей жизни промахнулся и угодил невинными губами в металлическую трубу. Кстати, именно тогда (какая удача!) на Тосам обрушились неожиданные морозы… Две недели зимы подряд! Все офигели! Я же офигел от того, что мои губы приморозило к металлу, и отдирали потом меня от него трое бравых пожарных. История идиотская, так что рассказывать я вам о ней не стану. Скажу лишь, что во льду оказались какие-то примеси, которые начинали разъедать мне язык, если на него лили горячую воду. Эффект примесей можно было убрать с помощью гиппуровой кислоты, которая так удачно имеется в человеческой моче. Но мама этот вариант применять пожарным не разрешила. Даже не знаю, почему. В общем, то еще было приключение… Возвращение к нормальному состоянию (насколько оно у меня может быть нормальным в принципе) проходило поэтапно разными отделами мозга. Психическое возбуждение сменили вялость, апатия, дьявольская усталость и безграничное безразличие ко всему вокруг. Разместившись на мотоцикле позади Зуо, я постарался прижаться к нему как можно крепче, но сил в моих руках почти не осталось, а из-за сломанного пальца и укуса нормально зацепиться за Шаркиса не получилось. Не помогло мне даже то, что перед выходом Зуо отвел меня к бармену клуба, который кое-как забинтовал мне перелом. Когда шайтан-машина сэмпая взбрыкнула и тронулась с места, она тронулась без меня. Я подобно листу на ветру слетел с кожаного сидения и растянулся на асфальте. Ни ушибленная спина, ни отдавшийся тупой болью затылок в чувства меня не привели, потому что от усталости на столь незначительные раздражители мне было глубоко плевать. Да и тело мое во славу Шаркиса и без того нещадно болело. Вообще, день оказался богат на физические повреждения: меня и покусали, и палец сломали, и отпинали, и по морде надавали, и живот парочку раз прощупали. После такого фантастического перечня незначительное падение на спину погоды не делало. Чувствовал я себя отвратительно при любом раскладе. «Интересно, Зуо заметит мое отсутствие сразу или уже после того, как магнит на браслете поволочит моё бренное тело за мотоциклом?» — гадал я, разглядывая рыхлые, серо-оранжевые в свете заката облака. Уже через секунду обзор на облака мне закрыло отвратительно красивое лицо сэмпая. Он присел на корточки и поводил пальцем перед моими глазами. — Только не говори, что склеил ласты. — У коней ласт нет, — брякнул я и получил несильный подзатыльник. — Ты не конь, ты мерин. — А есть разница? — В твоём случае нет, — Зуо небрежно схватил меня за шкирку, одним рывком поднял на ноги и встряхнул. — Судя по откату, эффект от этой дряни наконец-то заканчивается. Изволь взять себя в руки и прекратить ебать мне мозги своими бреднями. Тогда, быть может, сегодня ты вернёшься домой не в пластиковой коробке. — Ничего не имею против пластиковых коробок, но я бы предпочел деревянную. Хочу с резными узорами. Листики. Цветочки. Лисички. А еще лучше, если ты откажешься от коробки в пользу бочки. Чтобы я мариновался в ней, как малосольные огурчики. Шаркис посмотрел на меня исподлобья. Внимательно посмотрел. Прямо в глаза. Не моргая. Так пристально, что ещё чуть-чуть, и от переизбытка чувств я бы вновь побежал в туалет. Что поделать, если только там я чувствую себя в безопасности? — Так значит это не наркота, а просто ты придурок, да? — Поэтично! — вяло воскликнул я и захлопал в ладоши. Даже сломанный палец не помешал моему ликованию. — Какая рифма! Какой слог! А сборник стихов у тебя есть? А дашь почитать? А автографы раздаешь? Распишешься у меня на груди? — Точно придурок, — поставил окончательный диагноз Шаркис, морщась и устало потирая глаза. — Ладно, твою ебнутость мы обсудим позже, а сейчас садись вперед, — кивнул он на мотоцикл. Вперед, в смысле, за руль?! Оля-ля… — У меня нет прав и я не умею ездить на мотоцикле, — предупредил я. — От тебя этого никто и не ждёт, — фыркнул в ответ сэмпай. Не понимая замысла, я всё-таки уселся на мотоцикл и постарался принять вертикальное положение, хотя меня из-за нахлынувшей слабости то и дело кренило то вбок, то назад. Зуо разместился сзади, но при этом ему хватило длины рук, чтобы дотянуться до руля. Я угодил в достаточно пикантное положение, оказавшись зажатым между Зуо и рулем мотоцикла. Теперь в какую бы сторону меня не повело, я бы обязательно наткнулся на преграду в виде сэмпая. Удобно! Решительно обнаглев, я откинулся на грудь Зуо, как на спинку кресла, закрыл глаза и расслабился. Рокот мотора меня не тревожил. Холодный обдувающий лицо ветер казался даже приятным. Всё внимание сконцентрировалось на моём личном таком теплом, мягком и удобном предмете мебели (Зуо бы прибил меня за такое сравнение). Глаза сами собой закрылись, но, несмотря на стойкое желание отключиться, я бодрствовал благодаря не до конца схлынувшей маниакальной фазе. От скуки я прислушался к ровному, спокойному сердцебиению Шаркиса. Затем зачем-то нащупал собственный пульс… — Эй, Зуо… — вяло подал я голос. — Что? — послышалось раздраженное. Кажется, сэмпай не испытывал свинячего восторга от того, что я к нему откровенно липну. — У нас сердца в унисон бьются, прикинь?! — Обоссаться и не встать, — огрызнулся Зуо. — Нет. Ссать я больше не хочу. Честно… — МНЕ ПЛЕВАТЬ! — Хочешь поплевать? — Просто заткнись! — Не хочу «просто». Можно, я заткнусь «сложно»? — пробормотал я, еле ворочая языком. Не в силах держать жутко потяжелевшую голову, я уткнулся носом в правую руку Зуо. Сэмпай решил не отвечать, видимо поняв, что каждое его слово провоцирует во мне желание сказать в ответ десять, а значит заткнуть меня можно лишь полным игнором. Подействовало безотказно. Я действительно замолчал. Слегка приоткрыв глаза, я всматривался в мелькающие передо мной густонаселённые улочки; в восьмиэтажные дороги, грозно нависающие одна над другою; в паутинообразные сети рельс воздушного метрополитена; в высоченные небоскрёбы, которые, кажется, можно было увидеть даже из космоса; в аляповатые магазинные вывески, яркую рекламу, голографические стенды. Всё это перед глазами крутилось, будто разноцветные стёклышки калейдоскопа. На цветовой каше сфокусироваться не выходило, чего нельзя сказать о стуке сердца Зуо и его горячем дыхании, попеременно согревавшим мне макушку. За этот день я уяснил одну простую истину: Зуо далеко не чудовище. Обычный психованный человек, коим в Тосаме являлся каждый второй. Ну хорошо-хорошо, обычный психованный неприлично красивый человек, довольны? Зато сильный. Со скверным характером и неудержимой любовью к физическим расправам, но все же обычный парень. Всего лишь немного стукнутый на голову. Чуточку с говнецом. Слегка с прибабахом. Самую малость истеричка. Несколько отбитый. С частично парализованной совестью. Капельку невменяемый. Говорю же, среднестатистический. Странно, с чего это вдруг меня потянуло на мысли о Шаркисе? Утром думы о нем причиняли почти физическую боль, а сейчас… Сейчас тоже причиняли. Но ощущалось это как-то иначе. Если час назад мне казалось мучительным стоять на месте, то теперь на уши давило молчание. Губы горели от жгучего желания это молчание прервать. — Зуо, — не выдержал я и пары минут. — Тебе одиноко? — Шаркис на этот вопрос не отреагировал. — Молчишь? Ну и молчи… Я-то знаю, что тебе одиноко, — продолжил я монолог. — И мне одиноко… Нестерпимо. А знаешь, у меня великолепная идея! Давай дружить! Тери, это гениально. Конечно же, необходимо подружиться с типом, который самозабвенно тебя отпинал. Друзей ведь таким образом и заводят, верно? Так держать, Тери! — Пошел нахуй, — зло процедил в ответ Зуо. Я могу расценивать это как согласие? Холод ветра постепенно перестал доставлять мне удовольствие. Дышать становилось все тяжелее, а глаза начали жутко слезиться. И как раз, когда я усиленно убеждал себя в том, будто неприятная поездка закончится богатыми хоромами, вкусными яствами и заботливой прислугой, до меня внезапно дошло, что движемся мы не в сторону центра города, а как раз наоборот. Покойтесь с миром, мои мечты и надежды. Моим глазам представали всё более дряхлые постройки всё более жуткого вида. Трущобы в Тосаме, естественно, тоже делились на категории от более-менее сносных до ужасающе кошмарных. Ранее мы имели неудовольствие кататься по сносным трущобам, сейчас же углублялись в преступную клоаку, в которую полиция не въезжала и под дулом пистолета. Возвышающиеся многоэтажные дома зияли черными провалами окон без стекол. Электричество здесь работало с перебоями. Водопровод, я полагаю, тоже. Я слыхал, что до сих пор существовали дома, в которых отсутствовали санузлы, потому их жителям приходилось ходить по нужде на улицу. Оплот фантастической цивилизации. Яркий пример. Неудивительно, что невежество здесь цвело и пахло. Вопреки веянью общества, яростно отрицавшего любого рода дискриминацию, в трущобах она проявлялась во всей своей красе. Тебя могли убить за то, что ты женщина. Или за то, что ты мужчина. Или за то, что ты не женщина, и не мужчина. Тебя могли убить за любой цвет кожи. И за любую ориентацию. За приверженность к любой религии. Или из-за любви к зеленым кепкам. Тебя, в конце концов, могли убить за то, что ты дышишь, тем самым тратя драгоценный кислород. — Что мы делаем в «чёрной дыре»? — выдохнул я, пораженный увиденным. «Чёрной дырой» называли пограничные трущобы, отделявшие Тосам от окружавшей его белой пустыни. Именовались они так, потому что люди здесь пропадали без вести с завидным постоянством. Сегодня, возможно, я окажусь в их числе. Шаркис недовольно поморщился от необходимости отвечать: — Я здесь живу, — заявил он, ввергая меня в немой ужас. Нашлись бы силы, и я бы еще и вскрикнул, но хватило меня лишь на протяжное «А-а-а-а…», после которого я вновь уткнулся в руку сэмпая. И всё-таки рядом с Зуо было до странного спокойно. Пока Шаркис находился рядом, я мог никого не бояться, кроме, естественно, его самого. Мы долго петляли по узким грязным улочкам и пустынным кварталам, пока не остановились около обшарпанного двадцатиэтажного здания. Для подобной части Тосама дом казался хоромами. Первое, что я подметил, — это свет в окнах. Электрический свет. То есть в этом доме царствовал прогресс, которого человечество достигло в XIX веке? Это обнадёживало. Зуо слез с мотоцикла и направился к черному проему, заменявшему подъезд. Входная дверь отсутствовала. Остановиться Шаркис изволил уже сделав шаг в сторону лестничной площадки: — И долго ты собираешься там сидеть? — задал сэмпай вопрос, повернувшись ко мне. Я был бы и рад как-нибудь отреагировать на его слова, но сил мне хватило разве что на дыхание. Меня накрыло всепоглощающее опустошение. И физическое, и моральное. Будто меня прежнего больше не существовало. Осталась лишь никчемная оболочка, способная выполнить небольшой перечень примитивных действий. Наркотики — зло. Всегда держите это в голове. Я попытался слезть с мотоцикла, но в результате потерял равновесие и сполз с него на землю. Попробовал подняться на ноги, но и это оказалось для меня миссией невыполнимой. — Я к тебе обращаюсь, насекомое, — прорычал Зуо, поднимая с земли камешек и кидая его в меня. Импровизированный снаряд пролетел в каких-то миллиметрах от моей головы. Бьюсь об заклад, Шаркис промазал специально! — В следующий раз не промахнусь, — подтвердил мои подозрения сэмпай, прожигая меня разгневанным взглядом. — У меня… нет… сил… — выдохнул я вяло. — Меня это не волнует. Не рассчитываешь же ты на то, что я тебя понесу? — А ты можешь? Моя благодарность не знала бы границ! — оживился я. — Конечно, могу. Донесу до первой же выгребной ямы. Устраивает такой расклад? — спокойно поинтересовался Зуо. — Угрозы, угрозы, угрозы… Почему ты такой злобный, Зуо, м-м-м? Кто тебя в детстве обидел? Сколько раз роняли и о какие стены били головой? Да встаю я… Встаю, — заметив, как сэмпай сжал кулаки, поспешно пробормотал я и начал подниматься на ноги. Ме-е-едленно и печа-а-а-ально. Сначала делаем упор на одну ногу. Переносим на нее вес тела. Затем проделываем то же самое со второй конечностью. Просто? Не для меня. Чтобы воплотить подобный трюк в реальность, мне потребовалось десять минут. Зуо за это время успел выкурить две сигареты и теперь нервно барабанил пальцами по кирпичной стене дома. Видимо, для него это стало делом принципа — ничем мне не помогать. Сам накачался, сам пожинай плоды? Так, получается? Тоже мне… Воспитатель года. Мой марш-бросок в три метра, что разделяли нас с Зуо, выглядел как видео с эффектом Слоу Мо. Каждый шаг давался мне с таким трудом, будто я тащил за собой десятитонный куб. Или сферу. Или шестиугольную призму. А может даже икосаэдр. Чертов икосаэдр, будь ты проклят! Не успел я доползти до сэмпая, тем самым передав ему икосаэдровую эстафету, как Зуо нырнул в тёмный подъезд. Да ты, собака, издеваешься! Мне ничего не оставалось, кроме как продолжить выжимать из уставшего тела последние крупицы энергии. Сейчас бы меня обогнал и муравей. Вот и какое я после этого насекомое? Гусеница, что ли? Или какая-нибудь тля? Или улитка? Улиточка! Нет, Тери, улитки не насекомые, а моллюски… НЕВАЖНО! Вижу цель, не вижу препятствий. — Поторапливайся! — вывел меня из раздумий клич Зуо несколькими этажами выше. Но лестница для меня стала чем-то абсолютно непреодолимым. Победив первые четыре ступеньки, я неуклюже опустился на пятую, оперся одним плечом на пыльные перила и закрыл глаза. Всё. Силы закончились. — О-о-о… Кто это тут у нас? — громкий голос заставил меня вяло разлепить потяжелевшие веки. Надо мной склонился мужчина со светлыми волосами и татуировкой на пол-лица. Он взял меня за подбородок и оглядел, гаденько улыбаясь. — Зацените, какая замухрышка забралась в наши края! Да ещё и в жопу обдолбанная! — воскликнул он, вызвав дикий хохот у своих соплеменников, что окружили меня со всех сторон. Взгляды их показались мне странными. Кажется, незнакомцы тоже успели принять дозу чего-то увеселительного и теперь активно искали приключения на свою голову. Типичные маргиналы трущоб. Когда с меня стянули толстовку, я на это никак не отреагировал, потому что во-первых, мне не жалко. А во-вторых, взять с меня нечего. Хотят толстовку? Пусть забирают. Когда я почувствовал чужие руки под своей футболкой, я все еще ощущал себя этаким шмоточным меценатом. Но когда взялись за ширинку моих бридж… Так, погодите-ка! Я-то думал, что меня грабят. Но у незнакомцев на мой счет, кажется, имелись иные планы. И в этом направлении меценатом мне становиться совсем не хотелось! «Черт! Черт-черт-черт! — мне исключительно не нравились назревающие события. — Черт-черт-черт!» — я попытался что-нибудь сделать, чтобы отогнать от себя шайку обдолбанных недоносков, но тело по-прежнему отказывалось подчиняться. Оно предпочитало не шевелиться вовсе, что было на руку моим новым знакомым, а меня самого приговаривало к тому, чего переживать я не желал! От ощущения полной беспомощности меня еле заметно затрясло. Мужчина с татуировкой на лице толкнул меня на лестницу и ухватил меня за колени, притягивая к себе. Боль в спине и затылке от встречи со ступеньками дала мне достаточную дозу адреналина для единственного жеста сопротивления. Я размахнулся и что есть мочи ударил мужчину костяшками по правой щеке. Удар получился слабым. Но и его хватило для того, чтобы разозлить моего потенциального насильника. Он подарил мне ответную звонкую пощёчину, а затем занялся моими штанами. Я то и дело открывал рот. Пытался позвать на помощь, но из горла вырывался лишь сдавленный хрип. Поняв, что для собственного спасения я не могу сделать ровным счетом ничего, я решил заняться тем, что получалось у меня лучше всего. Приуныть и заплакать. Из глаз потекли слёзы. Из носа — сопливые усы. Зуо, где же ты, подонок? Не смей бросать меня на растерзание трущобным отморозкам! Мужчина уже было взялся стягивать с меня бриджи, когда внезапно замер. Парни у него за спиной, что до того активно переговаривались, притихли. Все как один уставились на лестницу поверх моей головы. К этому времени глаза мои уже привыкли к полумраку, поэтому я четко разглядел появившееся на их лицах выражение гнетущего напряжения. — Ми-ми-мистер Шаркис! Вечер добрый! Прошу прощения, если помешали… — заикаясь, выдохнул мужчина с татуировкой на лице. Мистер? Ни фига себе, какая ты у нас важная шишка, сэмпай! — Это моё, — послышался отрывистый рык. А дальше произошло нечто невероятное. На меня не только натянули штаны и застегнули ширинку. Не только вернули на свое законное место потерявшую белизну футболку. Но меня еще и поставили на ноги, а затем начали всей братией нерадивых насильников отряхивать со всех сторон, пытаясь придать мне первоначальный вид. — Просим прощения! Мы не знали! Мы… Простите!.. — то и дело бормотали они, суетясь вокруг меня. Ответом на их оправдания послужил душераздирающий вопль одного из парней, что оказался к медленно спустившемуся по лестнице Шаркису ближе всех. — Моя рука! — закричал бедолага, падая на пол и заливая его кровью. Я заторможено оглянулся на всхлипы, но ничего, кроме месива крови и грязи, разглядеть не успел: Зуо метнулся вперед и одним ударом кулака отправил в нокаут второго. Третий попытался сбежать, но сэмпай поймал его за капюшон, рванул на себя и с силой ударил головой о стену. Мужчина с татуировкой на лице будто врос в пол. Он не смотрел на то, как Шаркис расправляется с остальными членами компании. Лишь нервно дергал левой рукой и что-то нашептывал себе под нос. Зуо подошел к нему, когда мужчина остался единственным стоящим на ногах человеком в этом подъезде помимо меня и сэмпая. — Я ведь предупреждал тебя? — тихо выдохнул Шаркис, зло смотря на мужчину. — Мы не знали… — тихо выдавил тот в ответ. — Мне плевать. — Мы не знали! — повторил мужчина с надрывом. — Я говорил не трогать моё, — последовал довод со стороны Зуо, а затем он ударил мужчину под дых. Мой обидчик скрючился пополам и тут же получил коленом по лицу. — Говорил? — вопросил Шаркис, взирая на все еще кое-как стоявщего на ногах мужчину. — Говорил же, верно? — Удар. — Говорил не лезть на мою территорию? — Удар. — Говорил не трогать то, что принадлежит мне? — Удар. Мужчина распластался на полу. Он держался за сломанный нос, даже не пытаясь закрыться от обрушившегося на него града ударов. — Ебучая, блядь, гнида, — выдохнул Зуо, пнув мужчину в последний раз. — Еще раз увижу, убью нахуй, — пообещал он, а затем перевел взгляд на меня. Я бы съежился от страха. Или что-нибудь сказал в свое оправдание. Но все мои силы уходили на то, чтобы держать мое бренное тело в вертикальном положении. Сэмпай шагнул ко мне, и будь я в лучшем состоянии, то наверняка рефлекторно попятился бы от него. Но я продолжал тупо стоять, наблюдая, как Шаркис неминуемо приближается ко мне для того, чтобы… Я аж ахнул, когда Зуо внезапно подхватил меня на руки с такой легкостью, будто вешу я пару килограммов, и начал восхождение по крутой лестнице. А говорил, что не понесет! Вы это видели?! Я всегда добиваюсь желаемого! Преодолевали этажи мы в гробовой тишине. Я тихо жался к Зуо, ощущая, как осознание произошедшего заполняет все мои мысли, заставляя тело содрогаться от болезненной лихорадки. Мне не хотелось думать о том, что бы со мной сделали, не приди мне Шаркис на помощь. Не хотелось, но я всё равно об этом думал. — Испугался? — голос Зуо показался мне удивительно мягким, а вопрос — чем-то необыкновенно милым. В ответ я вяло кивнул, а затем закрыл глаза и уткнулся сэмпаю в шею. Испугался? Обосрался! Я не открывал глаз вплоть до момента, пока Зуо не посадил меня в большое мягкое кресло в маленькой комнатке. Несмотря на небольшие размеры квартиры-студии равно как и на её расположение, в некотором роде здесь оказалось даже уютно. Кроме кресла в комнате также наличествовали одноместная кровать, небольшой шкаф, стул на колёсиках, письменный стол и компьютер. У дальней стены размещался древний как мир кухонный гарнитур. Первое, что бросилось мне в глаза — это безупречный порядок. Все лежало на своих местах. Жуть какая. Шаркис еще и чистюля. Точно психопат. А я-то думал, что хуже быть уже не может! Заперев входную дверь, Зуо скинул куртку, развернулся ко мне и окинул оценивающим взглядом. — Сперва прими душ. Затем я обработаю твои… боевые раны, — проговорил он тихо. Боевые раны, большая часть которых за твоим авторством? Я благодарен за спасение, но все равно считаю тебя крайне неприятным типом! — Душ там, — кивнул он в сторону облупившейся пластиковой двери. Я потянул руки к Шаркису, как это делают маленькие дети, когда просятся на ручки. Фактически я просил о том же! — Даже не мечтай, — процедил сэмпай. — Сам дойдёшь, — кажется, его лимит доброты на этот год полностью исчерпался. — Какой же ты иногда противный! — захныкал я, надеясь, что мои капризы возымеют эффект. Сэмпай в ответ показательно уселся в кресло на колесиках, натянул на глаза вирту-очки и углубился в сеть. Поняв, что ловить мне нечего, я осторожно поднялся на всё ещё дрожащие ноги и поплёлся в душевую. В поразительно маленькое помещение втиснули душевую кабину, в которую впаяли раковину и два крана с холодной водой. Я попробовал снять футболку, но понял, что не в состоянии поднять руки. Сказывалось многократное падение на спину. Что-то мне подсказывает, что просить Зуо о помощи бессмысленно. Я ведь уже просил о ней, когда не мог самостоятельно расстегнуть ширинку. Тогда мне здорово попало. Не то чтобы я боялся новых повреждений, скорее, был вымотан и потому предпочёл бы душ принять без новых тумаков. Поэтому под холодную воду я полез прямо в одежде. «Заодно и постираю!» — пронеслась у меня в голове мысль, в тот момент показавшаяся весьма разумной. — Я… сейчас… убью тебя!!! — то ли Зуо не нашел в сети ничего, достойного его внимания, то ли решил проконтролировать мой поход в душ. Не успел я намылить футболку, как он без стука вломился в ванную и уставился на меня, как на идиота. — Раздевайся. Немедленно. — Я ещё не готов к столь близким отношениям, — на автомате кинул я. — Раздевайся, блядь! — Я не блядь, в этом-то и проблема. — Ебаный насрать! — Зуо резко распахнул хлипкую прозрачную дверь в душевую кабину, закрутил кран и с удивительной ловкостью стащил с меня и мокрую футболку, и бриджи, и даже мои любимые серые труселя с серыми пчёлками. Я не успел застесняться неожиданной наготы, когда сэмпай уже врубил оба крана на всю мощь и затолкал меня под беспощадные струи. Сильный напор припечатал меня к облупившейся плитке. К моменту, когда я, приложив нечеловеческие усилия, дотянулся таки до кранов и отрегулировал мощь водного потока, кожа моя уже скрипела от чистоты. Но я все же парочку раз намылился с головы и до самых ног на случай, если где-то осталась въевшаяся в кожу трущобная грязь. Учитывая, в каком состоянии пребывали мои руки, дело оказалось не из легких. Когда я вышел из душа, сэмпай с кем-то тихо переговаривался. — Зуо, — позвал я робко. Он явно услышал меня, но проигнорировал. — Где моя одежда? — Стирается, — ответили мне с заминкой. — Во что же мне одеться? — Ходи так. Под «ходи так» подразумевался голый я в одном лишь найденном в ванной черном полотенце, которое я повязал вокруг бедер. Зрелище не для слабонервных, если что. — Я стесняюсь! — Кого? Я уже всё увидел и не сказал бы, что ты обладаешь чем-то, достойным внимания, — заявил сэмпай, стягивая с головы вирту-очки. — Зуо-о-о… — Твою ж мать! Заебал! — Шаркис вскочил с кресла, в приступе бешенства стянул с кровати покрывало, скомкал его и метнул мне в лицо. — Может, дашь мне что-нибудь из своей?.. — Не дождёшься, — не дав мне договорить, прошипел Зуо. — Жадина! — Садись на кровать, — скомандовал сэмпай. Я плотно укутался в покрывало и нехотя подчинился. — Покажи руки, — так же сухо продолжал раздавать приказы Зуо. Я вытянул перед собой пострадавшие конечности. Шаркис вытащил из-под кровати аптечку. Сперва он умело обработал мой сломанный палец: ввёл обезболивающее, лихо вправил кость (будто делал это далеко не в первый раз), а затем вкатил мне пару кубиков медицинских нано-машин, которые с таким незначительным переломом управились бы за ночь. Эффективность данного лекарства достойна цены, за которую его приобретали. Очень и очень дорогой препарат. И его тратили на меня. Странно всё это. Подозрительно. Сэмпай наложил на палец гипс из тончайшего материала, который подстроился под цвет кожи так хорошо, что заметить его получилось бы лишь при целенаправленном рассматривании. Затем пришла очередь укуса. Бинт пропитался моей кровью насквозь и прилип к опухшей ране, так что его удаление не принесло мне никакого удовольствия. Зуо проделал с укусом практически те же манипуляции, что и с пальцем, в довершение забинтовав руку материалом, который, как и гипс, моментально приобрел цвет моей кожи. Я думал, что на этом лечение моё закончится, но, к моему удивлению, Зуо решил подлатать и часть моих ушибов. Правда, на это медицинские наномашины он тратить не стал. Вместо них Шаркис использовал тривиальную мазь. Возможно, сказалось нервное напряжение. Или многократно пережитый ужас. Или наркотический дурман. Я не ожидал, что Шаркис коснется моего тела не кулаками. Не подготовился к тесному контакту, не приносящему боль. Потому неожиданная забота моей расшатанной психикой была воспринята остро и искаженно… Короче, я завелся… Вселенная меня дери. Как же всё вовремя! Нет, ни хрена подобного… Хорошо, что мой неожиданно нарисовавшийся стояк прикрывало покрывало, иначе я бы схлопотал не только перелом пальца, но и шеи. Во всем виновата наркота. Наркота, стресс, недотрах. А Зуо тут вообще не при чем! Парни меня не заводят, я же говорил! Никаких парней! Я надеюсь… Мазь практически полностью сняла боль, поэтому по завершении моего латания я наконец-то почувствовал себя полноценным человеком и несказанно этому обрадовался. Тело расслабилось. Неуместный стояк, немного посопротивлявшись, сжалился над моей судьбой и схлынул сам собой. Меня потянуло в сон. Зуо, заметив, что я клюю носом, одним рывком схватил меня за подбородок и грозно прошипел: «Не спать!». После этого сэмпай ушёл к кухонному гарнитуру, а вернулся с подносом, на котором меня ожидала тарелка мясного рагу, салат и протеиновый шоколадный батончик. — Твой организм истощён. Тебе необходимо поесть. — Какой ты заботливый… Я ожидал едкого ответа, но Зуо почему-то промолчал. Хотя мне казалось, что я не голоден, но с предоставленными угощениями расправился на раз-два, после чего поблагодарил Шаркиса и, поплотнее укутавшись в покрывало, со спокойной душой провалился в глубокий сон.

****

«УБЬЮ! Я ТОЧНО УБЬЮ ЕГО!» — назойливо крутится у тебя в голове. Ты уже и не помнишь, кто в последний раз так выводил тебя из себя. Ты прилагаешь нечеловеческие усилия для того, чтобы не придушить шизанутого дебила здесь и сейчас, дабы больше никогда не видеть его противной хари и не слышать бредовых речей. Лис, значит… Немного наркоты в его кровь — и из придурошного идиота он перевоплощается в невыносимого! У парнишки явно не все дома, и наркотики этот факт лишь подчеркивают. «Божественный поцелуй» — слабая галлюциногенная дрянь. Да и доза Фелини мизерная и, будучи полученной через поцелуй, не чистая. Действие этого наркотика подразумевает сдвиги в сторону Богов и Демонов, НО НЕ БОЛЕЕ. Какие, нахуй, пони? Что за пегасы и бабочки? К чему вся эта беготня от школьной голограммы? Загадка, мать его, века! Ты надеешься, что холодная вода и лёгкая встряска приведут парнишку в норму. Не тут-то было! Словно дело далеко не в наркотике. «Божественный поцелуй» лишь ломает внутренние ограничители. А без них из Фелини рвется пизданутость размером с прославленную гору Эверест, которую стерли с лица земли в Третью Мировую. Рвется и обрушивается на тебя. Пиком ебанутости, по твоему скромному мнению, становится поцелуй. Ты знаешь, что твоя внешность хорошо стыкуется со стандартами красоты, но очень хреново — с твоим самоощущением. Ясное дело, для большинства людей симметричное лицо имеет большое значение и является чуть ли ни ключевым моментом для появления романтических чувств. Но лично ты такой подход не понимаешь. Какая разница, насколько хороша обертка, если внутри невежество, слабохарактерность, слабоумие или абсолютная никчемность? Какую пользу несет внешняя привлекательность помимо эстетики? И как можно растрачивать симпатию на человека, который либо родился с такой внешностью благодаря родителям, либо нарисовал себе новое лицо поверх старого благодаря косметике или хирургам? Конечно, в случае с Фелини дело может быть и не во внешности. Пусть так. Но целовать тебя без разрешения не рискнула бы и бесстрашная элитная проститутка даже за очень хорошую сумму. Ты привык к тому, что люди рядом с тобой чувствуют себя неуютно. Привык, что тебя считают человеком несдержанным, исключительно агрессивным и даже невменяемым. Привык, что тебя боятся и сторонятся. Сторонятся все, кроме этого кретина! И причина тому даже не наркота. Некую снисходительность к себе со стороны насекомого ты улавливаешь при первой же вашей встрече. Только не сразу понимаешь, чем же является странное ощущение, что не дает тебе покоя и толкает раз за разом срываться на якобы ни в чём не повинного паренька. Тебе становится ясно, в чём дело, когда этот идиот лезет к тебе целоваться. Он говорит, что боится тебя. Но это не так. Он ведет себя зашуганно. Шарахается от каждого твоего движения. Но все это ложь. Пыль в глаза. Ему плевать. И пока на лице отображается гримаса ужаса, во взгляде — непроницаемая пустота абсолютного равнодушия к происходящему. Мимолётную близость обрывает хук слева. Спасибо рефлексам, потому как сам ты еще в процессе осознания произошедшего. Самое поганое: поцелуй тебя совсем не злит. Скорее обескураживает. Выбивает из колеи. Такое состояние опасно. Идея изучить его оказалась поспешной. Ты это признаешь. От мальчишки следует избавиться. Как можно скорее. На сегодня с тебя Фелини хватит… «Дождусь отключения магнитов и помашу ему ручкой!» — думаешь ты, отметая мысль о том, что можешь в любой момент взломать школьные браслеты и распрощаться с мелким идиотом здесь и сейчас. Нет. Ты убеждаешь себя, что это рискованно. Вдруг он догадается, кто ты такой, и в качестве мести распространит эту информацию по всему Тосаму? Никаких взломов. Терпеливо жди отключения! К тому же нельзя позволить Лису явиться домой в том состоянии, в котором он пребывает на данный момент. Ему самому, быть может, и все равно, но его родители в восторг от состояния сына не придут. А тебе не хочется участвовать в очередном тягомотном школьном разбирательстве с участием директора и представителя полиции. Серьезных последствий не будет. Полиция, как и директор, прикормленные. Но статуса сэмпая тебя однозначно лишат, а ты еще не решил, хочешь ли ты продолжать наблюдать за Лисом или нет. Фелини следует привести в порядок, поэтому тебе ничего не остается, кроме как тащить его к себе домой. Можно было бы вновь заехать к Яну, но… «Там слишком много людей», — думаешь ты, усаживая насекомое на мотоцикл перед собой. Людей действительно много, но с каких пор тебя это волнует? Быть может, ты просто хочешь побыть с ним наедине?.. «Заткнись», — раздраженно одергиваешь ты себя. Наркотический трип выматывает насекомое настолько, что он еле стоит на ногах. Но при этом, что удивительно, не затыкается. Бесит неимоверно, поэтому ты показательно поднимаешься на несколько пролетов, чтобы понаблюдать за тем, как он мучительно долго преодолевает ступеньку за ступенькой. Увы, развлечение тебе обламывает местная гопота, которая, как обычно, не видит границ дозволенного. Впрочем, их появление тебя даже радует. Хоть какая-то эмоциональная разрядка. Не ожидаешь ты лишь лютого бешенства, что поднимается в тебе, когда ты видишь обступивших Фелини парней. Один из них стягивает с мальчишки футболку, при этом тщательно ощупывая худое тело. Другой пытается сдернуть с него штаны. И планка твоя падает. Глаза застилает красная пелена, что появляется каждый раз, когда радужка наполняется кровью. В ушах шумит, потому ты не слышишь испуганных бормотаний со стороны гопников. Ты хватаешь за руку посмевшего коснуться Фелини парня и парой прицельных ударов ломаешь кости его предплечья, а затем резко скручиваешь руку, разрывая ее ткани и мышцы. Оглушительный вопль противника бьет по ушам. Происходящее далее как в тумане. Приходишь в себя ты уже к моменту, когда вся компания лежит у твоих ног, а насекомое с немой растерянностью продолжает топтаться на лестнице. Дабы он не успел разглядеть всего, что ты наделал в порыве слепой ярости, подхватываешь безвольное тело на руки и поспешно тащишь придурка в свою квартиру. Фелини кажется невесомым то ли из-за все еще циркулирующего по твоим венам адреналина, то ли потому что кое-кому надо больше есть. Лис кажется отрешенным, будто произошедшее на нем никак не сказывается. Но его равнодушие оказывается лишь видимостью. Его едва заметно трясет и ты, поддавшись порыву, прижимаешь его к себе плотнее. Он в ответ беспомощно цепляется за тебя, уткнувшись носом тебе в шею. Дыхание его частое и поверхностное. И ты ловишь себя на отвратительном чувстве: тебе его жалко. «Главная слабость человека — его окружение. Ни к кому не привязывайся. Никого не жалей. И ни в коем случае никого не люби. Ненавидь. Ненависть позволит тебе выжить. Ненависть даст тебе возможность достичь небывалых вершин. А любовь тебя уничтожит». Тебя выворачивает наизнанку от всего, что так или иначе ассоциируется с отцом, но ты не можешь не признать, что некоторые его советы имеют под собой основания. Твой приступ бешенства пару минут назад — яркое тому подтверждение. Не следовало так выходить из себя. Тебя вообще не должно волновать, кто и когда трогает Лиса. Но тебя это волнует. Нет, испытываемые тобой чувства, безусловно, не влюбленность. На подобное светлое чувство ты не способен. Но Фелини даже после этого дикого дня продолжает вызывать у тебя интерес. И пока этот интерес не угаснет, Лис будет твоей слабостью. Неприятно это осознавать, но это так. Лишь обработав все раны, накормив и уложив серое чудовище спать, ты позволяешь себе выдохнуть. Усевшись на край кровати, до которого ноги Лиса не достают в силу его роста, ты натягиваешь вирту-очки и заходишь в сеть. «Как там поживает твоя одержимость? Если ещё поживает…» — тут же высвечивается сообщение от появившегося рядом с тобой бурого медведя. Ян в своем репертуаре. Твой единственный лучший друг, который, в силу своего статуса, осведомлен об интересе Локи к Лису. «Не называй его так. Меня это бесит». «Как раз потому, что тебя это бесит, я буду называть его именно так! — бесстрастно заявляет медведь. — Что насчёт ПКО? Он что-нибудь сказал? Может, изменилось его поведение или еще что?» «Нет. Даже услышав наш разговор о вирусе, идиот остался идиотом. Он не имеет отношение к ПКО. Впрочем, я говорил об этом изначально». «Какая жалость. Я бы не отказался от союзника в лице создателя этой дряни!» «Лис всё равно перспективнее…» «Ах, да! Прости, не хотел оскорбить твою тайную страсть к юному хакеру!» «Это не страсть, а расчёт. У него большой потенциал. Хоть он и придурок». «Как понимаю, одно другому не мешает? Что ж… Расскажи-ка дядюшке Яну, чем же вы с твоим драгоценным Лисом всё это время занимались? ;)» «Даже не спрашивай». «Интригуешь?» «Нет». «Хорош ломаться! Мне же любопытно! Рассказывай!» Предпочитаешь оставить ваши с Фелини «приключения» при себе. Не попрощавшись с Яном, ты выходишь из виртуалии, кидаешь вирту-очки на стол и размещаешься поперёк кровати. Насекомое в этот момент, пробормотав во сне какую-то околесицу, переворачивается на другой бок и не сильно лягает тебя пяткой по бедру. Ты успеваешь мысленно сжечь его на костре, когда он и вовсе складывает худые ноги тебе на колени. Тебя это конечно же бесит, но ты не двигаешься с места. «Хрен с тобой, золотая рыбка. Главное, чтобы молчал», — думаешь ты и сам же поражаешься своему спокойствию в ответ на подобные действия. Следует позже все же разобраться, что именно ты испытываешь к этому идиоту. Но сейчас на первом плане маячат темы поважнее. Виртуалия содрогается от ПКО-вируса, а это грозит очередной виртуальной войной: предпосылки к ней блестят, как звёзды на небе. Нестабильность сети разом подорвет все жизненные аспекты и виртуальную инфраструктуру Тосама. Подтолкнет людей выйти на улицы. Повлечет за собой митинги. Анархию. Мародёрство. Насилие. Такой сценарий знаком до оскомины. От виртуальных войн мир содрогался не единожды. В реальности дела твои ничуть не лучше. Твое имя в определенных кругах звучит все громче, а это влечет за собой последствия. Уже сейчас, пока ты жаждешь головы отца, многие жаждут твоей. И дальше будет только хуже. Тебе следует найти как можно больше союзников до того, как твои противники от слов перейдут к действиям. Сейчас ты слишком легкая мишень. Как же все это напрягает. Весь этот мир с его предсмертными конвульсиями и хлипкими попытками вылезти из выгребной ямы, в которую он угодил еще пару веков назад. …Ровно в девять вечера над твоим браслетом появляется пухленькая дама — Леди Магни. Она оповещает об отключении магнитов, поздравляет с окончанием первого дня Отбора и желает удачного вечера. Переводишь взгляд на сопящий комок на твоей постели и ловишь себя на мысли, что не хочешь ни будить его, ни сбрасывать его ноги со своих колен. «Бред…» — С этой мыслью ты вопреки своим желаниям, скидываешь ноги насекомого на пол. За ними подтягивается и остальное тело. Встретившись лицом с твёрдой поверхностью, Лис, конечно же, тут же просыпается и, нелепо подскочив, растерянно оглядывается по сторонам, кажется, не сразу соображая, где он находится. Его седые волосы всклокочены. На лице застывает глупое выражение лица. Не дождавшись, пока он откроет рот и скажет какую-нибудь глупость, бросаешь Фелини его чистую, успевшую высохнуть одежду. Как только он одевается, молча выталкиваешь насекомое из квартиры и тащишь к мотоциклу. — Что за спешка? — недовольно бормочет он, потирая сонные глаза. — Магниты отключены. Мы наконец-то можем перестать наслаждаться компанией друг друга, — сухо бросаешь ты. — Я совсем не против твоей компании и без магнитов, — неожиданно заявляет Лис, вводя тебя в лёгкий ступор уже не в первый раз за этот день. — Это потому что ты еще не пришел в себя от «божественного поцелуя», — рычишь ты. — Жаль, я не увижу твоей рожи завтра утром, когда, проснувшись, ты вспомнишь всё, что сегодня натворил. — Можешь остаться у меня с ночевкой! Тогда увидишь! — внезапно заявляет Фелини, расплываясь в улыбке. И в этот момент он кажется тебе весьма… милым. — Лучше сброшусь в колодец, — кидаешь ты, забираясь на мотоцикл. «Соберись, блядь! Что за нахуй? Ебанулся?!» — мысленно костеришь ты себя. Кто-то боится смерти. Кто-то боли. Кто-то бедности. Ты же приходишь в ужас от одной только мысли, что твоя эмоциональная броня в какой-то момент даст трещину, и ты безвозвратно влюбишься, подставив под удар и себя, и человека, которого ты наградишь своими чувствами. Ничего хорошего это тебе не принесет. Вот только от чувств не убежать и ничего уже не изменить, даже если сейчас ты этого еще не понимаешь.