Семь кругов Ада

Не часто ты пребываешь в хорошем расположении духа, но сегодня твое настроение на удивление приподнятое. И первостепенная причина тому — Зиг Зауэр, кобура которого холодит бедро через тонкую ткань джинсов. Ты не склонен привязываться к вещам, справедливо считая, что абсолютно любой предмет можно заменить, потому трястись над атрибутом быта, брелком или новыми ботинками бессмысленно, если не ущербно. Но об этом конкретном пистолете ты мечтаешь с тех времён, когда, будучи еще маленьким и почти не испорченным отцом ребёнком, по вечерам, втайне от строгих родителей, смотрел сериал про старомодного полицейского. Имя его ты помнишь и сейчас: Брэдли Таронтос. Персонаж являлся ярым противником современных технологий и стоически игнорировал ту их часть, что входила в класс симбиотиков. А на симбиотиках держался современный мир, так как к ним относилось всё начиная от средств связи и ключей, заканчивая вирту-очками. Так тонким пластинам телесного цвета, что крепились к внутренней части ушной раковины или на висок, Брэдли предпочитал древние смартфоны-кирпичи размером с ладонь со старомодной сенсорной панелькой и поверхностным подключением к виртуалии. Не больше любви Таронтос питал к компьютерам, обходя их за километр, а то и обстреливая. Предпочтения полицейского напрямую повлияли и на его выбор оружия: вместо стандартного полицейского набора «Хикари-2000», в который входил пистолет-шокер, заряженный на две тысячи выстрелов, и лазерная дубинка, Таронтос носил в старой, потёртой от времени кобуре передавшийся ему по наследству Зиг Зауэр. Конечно, ты никогда никому не признаешься, что жаждал этот пистолет из-за персонажа третьесортного сериала со скудным бюджетом и убогим актёрским составом. Но фактически так оно и было. Стоит большого труда сдерживать бурю эмоций, что рождается внутри тебя, когда пальцы касаются заветного пистолета. Понятное дело, как бы ты ни старался держать лицо, оставаться холодным и безразличным у тебя не выходит. Когда же насекомое заявляет, что оно «принципиальный актив», ты не выдерживаешь наплыва эмоций и впервые за очень долгое время смеёшься в голос. Чисто, искренне, без наигранности и желания ради выгоды поддержать до ужаса скучную беседу. Смеёшься, потому что мальчишка действительно смешной. Именно смешной, а не смешон. Ненароком вспоминаешь фразы насекомого, сказанные им ранее, и продолжаешь содрогаться от смеха. Так и хочется сообщить ему, что он скорее голубая мечта извращенца, чем кто-то больший. Вот только надобности в этом нет. Он знает это. Знает лучше, чем кто-либо другой. И о своих внешних данных, и о ситуациях, в которые попадает, и о людях, что насмехаются над ним за его спиной. Знает, но искусно игнорирует, потому это распространяется не только на насекомое, но и на его окружение. Каждым своим словом и действием он будто создаёт свою собственную реальность, в которой он — Бог, а появляющиеся на его пути проблемы — лишь хороший повод для приступа словесного бреда или шутовства, проникнутого той странной безуминкой, что не оставит равнодушным никого. Даже тебя. Вот только за его наигранной насмешкой над всем миром ты всё равно замечаешь неприятную горечь. Быть может, этого не видят другие, но ты на подсознательном уровне ощущаешь, что с тобой играют. Насекомое притворяется. Так мастерски, что, кажется, сам верит в свою бесшабашность. Его придури, что обостряются с повышением опасности, невинные жесты, не к месту брошенные фразы и богатая мимика скрывают за собой тягу к всепоглощающему саморазрушению. Он считает себя слабым? Враньё. Боится мнения окружающих? Ещё одна навязанная глупым поведением ложь. Не может постоять за себя? Может. Но не хочет. Раз за разом он сглаживает острые углы, при этом натачивая давно затупившиеся ножи. Терпит боль сквозь слёзы, при этом требуя новой взбучки. Сносит пренебрежительное отношение к себе и улыбается. Публичное лицо. Весельчак и клоун. Безобидная, бесхарактерная тряпка, о которую вытирают ноги. Такая ли безобидная? Такая ли бесхарактерная? Такая ли тряпка? И кто решится утверждать, что насекомое не запоминает каждого насмехающегося, чтобы позже не прийти и не припомнить человеку все его косяки? Многие твои сверстники, не обременённые интеллектом, тратят годы на жизнь в виртуалии, в которой сутками рассуждают о своей неповторимости, изменчивости, двуликости. Ах, меня никто не понимает. Ах, это общество прогнило. Ах, как же я страдаю из-за своей уникальности. Ах… какое же ты позорище. Им кажется это забавным, а тебе — бесполезным высером в никуда ради превознесения себя над окружающими. Правда в том, что ни одна двуличная скотина никогда не раскроет своих карт и убеждать будет ровно в противоположном. Как долбоеб перед твоими глазами. Ты не имеешь понятия, что творится в голове у насекомого, а потому не можешь предугадать его дальнейших действий. И это делает его опасным. Все эти улыбки, шутки, ужимки и откровенное навязывание идеи, будто он самое невинное создание в этом бренном мире. Наигранная слабость — слишком откровенная, но так гармонично смотрящаяся вкупе с невзрачной внешностью. Насекомое всем своим видом пытается уверить окружающих в своей безобидности. Но тебя он не обманет. Ты знаешь его истинное лицо. И имя ему — Лис. Хакер, который ломает государственные сайты, будто щелкает семечки, который свободно блуждает по засекреченному информационному хранилищу полиции, который ради забавы устраивает DoS-атаки на кибер-банки… И который чуть не подорвал твой компьютер при помощи вируса. Он мог убить тебя. И если бы на твоём месте оказался кто-то другой — скорее всего, убил бы. Задумывался ли он о возможных последствиях, когда отсылал тебе вирус? Сказать наверняка ты пока не можешь. Но одно остаётся очевидным: деревенский дурачок на такое не способен. Как и среднестатистический хакер. Но только ты напоминаешь себе, кем является человек, что так красочно ковыряется в носу, как насекомое вновь отчебучивает нечто из ряда вон выходящее. Он Заставляет тебя считать его идиотом, рассказывает то, что обычно предпочитают умалчивать: о своих изъянах, неудачах, унижении. И при этом молчит о том, о чём свободно вещают окружающие — о своих победах и способностях. Он желает, чтобы его недооценивали? Или в нём всё же говорят подростковые комплексы? А вдруг всё, что ты надумал про этого мальчишку, лишь твоя фантазия? Вдруг ты видишь в нём лишь то, что хочешь видеть, а на самом деле… Твои подозрения рассыпаются в прах, когда насекомое берёт в руки пистолет. Происходящее далее похоже на одно из тех тормозящих слайд-шоу, что вам показывали в школе в кабинете биологии в шестом классе. Щелчок. Смена слайда. Насекомое с задумчивым видом осматривает оружие. Щелчок. Смена слайда. Поднимает его к лицу. Щелчок. Смена слайда. Приставляет дуло пистолета к виску. Щелчок. И цифровой проектор замирает, оставляя на голографической доске проекцию последнего кадра. Вот он. Лис. Пустой, ничего не выражающий взгляд. Кривая ухмылка, напоминающая неаккуратную прорезь. И выражение лица — никакое, словно у мертвеца. Но именно это и есть Истинный облик Териала Фелини. Знакомься, Зуо, Тот Самый Лис. Тебе трудно описать возникшие в тот момент ощущения. Напряжение. Скованность. И необъяснимая тяжесть. Будто вокруг Фелини — всего на секунду — сгущается нечто неприятное, липкое, пожирающее его изнутри, раздирающее внутренние органы, заставляющее опуститься на колени, приставить к голове огнестрельное оружие и поспешно нажать на курок до того, как чувство самосохранения возьмёт верх. Ба-а-а-а-ам… То, что должно было прозвучать весело и по-детски, заставляет тебя едва заметно вздрогнуть. Всего на миг ты явственно слышишь выстрел, раскатывающийся по оружейному складу и отражающийся от бетонных влажных стен, ракет, танков и стеллажей. Ты видишь, как насекомое падает на пол, чувствуешь, что холодный взгляд его остекленевших глаз направлен на тебя, и в нём проскальзывает… Что же это? Спокойствие? Удовлетворение? Торжество? Вырваться из плена сама собой нарисовавшейся фантазии оказывается не так просто. А виновник этого — мальчишка. Кислород вокруг, кажется, вот-вот заискрится от напряжения. Следует что-то срочно предпринять. Прямо сейчас, пока навязчивая картина самоубийства не превратилась в реальность. Не совсем осознавая, что делаешь, ты оказываешься рядом с насекомым и без церемоний отнимаешь у него револьвер. «Хочешь сдохнуть, лисья шкура? — вертится у тебя в голове. — Готов помочь!» — предлагаешь глупому насекомому сыграть в Русскую рулетку. Это для того, чтобы выбить дурь из мальчишки не в физическом, но в эмоциональном плане. Шоковая терапия ещё ни разу тебя не подводила. Заряжаешь револьвер. Целишься. Выстрел. Насекомое вздрагивает, и пустой взгляд оживает. Всего за секунду мёртвая маска трескается под напором разномастных эмоций, что сменяют друг друга на лице обескураженного, испуганного, возмущённого, разозлённого и растерянного насекомого. Мальчишка теряется даже сильнее, чем ты рассчитывал. Старое доброе насекомое начинает бесноваться не хуже домашней кошки, испугавшейся робота-пылесоса. Он бегает вокруг, обвиняет тебя в жестокости и даже один-единственный раз ударяет кулаком тебе в грудь. Настолько слабо, что это и ударом то можно назвать с большой натяжкой. После чего тут же отбегает на безопасное расстояние и оттуда возобновляет вопли дикой куропатки. Кричит. Вопит. Истерит. Но не плачет. Странно. Ты был уверен, что насекомое разыграет настоящую драму и размажет сопли по доброй половине оружия на складе. Но он в ярости. И обиде. Надувается не хуже хомяка и то и дело бросает на тебя косые взгляды. Его поведение бесит. Ты понимаешь, что он делает это специально. Но легче от этого знания не становится. Бесит неимоверно. — Есть ли что-то, что убрало бы с твоей физиономии эту постную мину? — после длительной игры в молчанку задаёшь ты вопрос. Даже удивительно, что первым не выдерживаешь именно ты. К моменту, когда твое терпение лопается, вы уже въезжаете в город и останавливаетесь перед первым светофором. — Нет, — недовольно буркает в ответ насекомое, показательно смотря куда-то вбок. Дыши, Зуо, дыши. Не ведись на детские провокации. — А если подумать? — сквозь зубы цедишь ты, после чего мотоцикл срывается с места и на ужасающей скорости проносится по узким улочкам трущоб. Насекомое вжимается в тебя сильнее. Резкие виражи и метровые подскоки на каждой третьей кочке в восторг его не приводят. — Хочу в «Кроличью нору», — выдаёт он, когда вы останавливаетесь у перекрёстка. — Куда? — поморщившись, переспрашиваешь ты. — В «Кроличью нору». Кафе такое. Какой Вы, сэмпай, несовременный. Не знаете про одну из самых популярных кафешек города. В ответ на шпильку в свой адрес и намеренно-подчёркнутое обращение на «Вы» ты лишь тихо скрипишь зубами. — Оно далеко? — Что? — Кафе. — А ты правда меня туда отвезёшь? — Нет, я спрашиваю тебя о его местоположении, чтобы поехать в противоположную сторону, — огрызаешься ты. — Коварно, — хмурится насекомое. — А я возьму и не скажу! — Это был сарказм. — Что именно? — Где, сука, ёбаное кафе?! — Ты сейчас о каком… — НАСЕКОМОЕ! — Езжай за белым кроликом! — Убью! — Только предупреждаю, денег у меня нет! Ты меня угостишь? — Одолжу. — А проценты будут большие? — Ты мне, блять, наконец скажешь, куда ехать, или нет?! Насекомое неожиданно подробно объясняет, как добраться до «Кроличьей норы», и уже через пятнадцать минут ты останавливаешь мотоцикл около полукруглого трёхэтажного здания с длинной ярко освещённой площадкой на крыльце. Оно действительно напоминает большую кроличью нору, окон в ней ты не наблюдаешь, единственный вход — массивная деревянная дверь, над которой красуется козырёк с заячьими ушами. Осматривая заведение, ты поневоле ёжишься. Это? Самое популярное кафе в городе? Издеваетесь? У тебя плохое предчувствие, которое оправдывается в миг, когда ты переступаешь порог кафе. К тебе тут же подлетает невысокий худенький парнишка с кроличьими ушами, в коротеньких шортах, еле-еле прикрывающих округлые ягодицы, с пушистым кроличьим хвостом над копчиком и в мохнатых варежках и сапогах, имитирующих кроличьи лапки. — Добро пожаловать в «Кроличью нору»! — приветствует вас парнишка, одаривая обоих лучезарной улыбкой и тем самым демонстрируя накладные передние зубы на манер кроличьих. Ты тихо бесишься. Насекомое громко визжит от восторга. — Вы заказывали столик? — вопрошает парнишка, внимательно взирая на тебя. — Нет, — сухо отвечаешь ты, стараясь не замечать того, как тебе строят глазки. Каждый раз одно и то же. Мерзость. — Боюсь, что на сегодня все столики забронированы, — мальчик-кролик изображает на лице подобие сожаления, вызывая у тебя рвотные позывы. — Быть может, кто-то из заказчиков ещё не пришёл? Нам бы посидеть здесь полчасика, не больше! — клянчит насекомое. Видимо, он действительно хочет остаться в этом кроличьем кошмаре. Что ж… Придется прибегнуть к классическому способу достижения цели. — Обойдёмся без предзаказов, — выговариваешь ты тихо, но чётко. — Я уверен, что вы найдёте для нас свободное место, — натянуто улыбаешься ты парню-кролику, приближаясь к нему. Тонкими длинными пальцами ты касаешься его бархатной щёчки, прочерчиваешь незамысловатые узоры к его шее… На мгновение боковым зрением улавливаешь взгляд насупившегося насекомого. В чём дело? Чем ты недоволен на этот раз? Твои пальцы смыкаются у «кролика» на шее и сжимают её настолько резко и сильно, что парень, не успев издать и звука, теряет сознание. Обмякнув в твоих руках, он сползает на пол, принимая не слишком удобную позу. Ты невольно представляешь, какую бучу из-за этого может поднять насекомое. Но Фелини воспринимает твои действия с удивительным спокойствием. Мало того, проходя мимо парня-кролика, он умудряется ещё и пнуть его под рёбра. — Что? — вопрошает он, встретившись с твоим недоуменным взглядом. — Я споткнулся, — не слишком убедительно заверяет он, после чего пинает парня повторно. К этому времени местная охрана уже уверенно двигается в вашу сторону. Два качка в кроличьих ушках выглядят удивительно нелепо. Впрочем, вряд ли кто-то рискнет им об этом сообщить. Они останавливаются всего в метре от тебя, но нападать не решаются. Просто преграждают тебе дорогу, сконфуженно переминаясь с ноги на ногу. «Неужели узнали?» — удивляешься ты, похрустывая кулаками, чем не слишком вдохновляешь новых знакомых. Амбалы напрягаются и готовятся к обороне, когда накалившуюся ситуацию неожиданно разряжает худой парень, мало чем отличающийся от мальчика-зайчика, лежащего на полу. Будто материализовавшись между тобой и охраной, парень внимательно осматривает тебя и широко улыбается: — Господин Шаркис! — восклицает он, сжимая толстую книгу записей. У незнакомца на шее красуется белый пушистый воротничок и чёрный галстук-бабочка. Администратор. — Какая честь! Вы даже не представляете! Никогда бы не подумал, что вы решите порадовать нас своим визитом! — лебезит он перед тобой куда искуснее первого парня. От его слащавости слегка мутит. — Я тоже, — признаёшься ты. — Он новенький, — кивает администратор в сторону твоей жертвы. — Ещё не знает, кому можно отказывать, а кому — нет, — хихикает парень, кокетливо прикрывая рот ладошкой. — Мы сейчас же предоставим вам лучшие места! Вам и вашему… спутнику, — чуть подумав, нарекает он насекомое, затем присматривается к мальчишке и удивлённо окликает его по имени: — Тери?! Ты ли это? Не захаживал к нам, кажется, целую вечность! — Месяц, — поправляет парня насекомое. — У меня был домашний арест, — смущённо улыбается он. — Мы очень рады, что один из наших постоянных клиентов вновь вернулся к нам, да ещё и привёл с собой Такого друга, — администратор вновь окидывает тебя взглядом, а за ним следует испепеляющий взгляд насекомого. Да что с тобой не так, чудовище? Парень-кролик открывает книгу и с помощью встроенного в неё компьютера уже через мгновение подбирает вам подходящие места. — Я провожу вас к столику, но сперва, следуя правилам нашего кафе, вам необходимо надеть это, — оповещает он, протягивая тебе и насекомому два ободка с кроличьими и волчьими ушками. Серое чудовище без раздумий надевает на голову кроличьи уши, ты же с подозрением оглядываешь предназначенные тебе волчьи. — Я эту хуйню на голову не надену, — хмуро предупреждаешь ты. — Но… это условие кафе, здесь все с ушками! — смущенно бормочет администратор. Только теперь ты оглядываешься по сторонам, и от увиденного давишься воздухом. Интерьер кафешки пестрит кроликами. Обои с кроликами, картины с кроликами, вазы и люстры в форме кроликов, стулья с ушастыми спинками, кролики на скатертях, на подносах, официанты-кролики. Тебе кажется, что ты попал в сон какого-то маньяка, зацикленного на пушистых зверушках и бог весть что желающего с ними вытворять. И администратор не преувеличивает, посетители кафе все как один сидят в этих чёртовых кроличьих ушах! — Я не «все», — шипишь ты, но тебя продолжают уговаривать: — Волчьи мы даём лишь VIP-клиентам! Прошу вас, наденьте! В них вы будете великолепны, можете мне поверить! Тебе хочется упомянуть о том, что ты В Принципе никому не веришь, когда в разговор влезает насекомое: — Да ладно, не ссыте, сэмпай! Это ведь всего лишь ушки! Они вас не покусают! — весело хлопает он тебя по плечу, кажется забывая, кто тут главный. В ответ ты переводишь на раздражителя тяжёлый взгляд, мучительно долго всматриваешься в него, но вскоре понимаешь, что гипнотизировать чудовище бесполезно. — Ты обещал сводить меня в кафе, — напоминает он тише, и ты, глубоко вздыхая и тем самым в тысячный раз подавляя в себе желание убивать, надеваешь ушки. Их цвет тут же сменяется с серого на чёрный, подстраиваясь под цвет твоих волос. — Теперь можете пройти к столику! — одобрительно кивает администратор, жестом приглашая вас следовать за ним. При этом он украдкой поглядывает в твою сторону и то и дело улыбается, что безмерно тебя раздражает. Странно, но чудовище также не выглядит особенно счастливым. Не сводит глаз с парня-кролика и, кажется, вот-вот на него набросится. Странный он. Сам хотел посетить это место, сам же теперь злится по этому поводу? Впрочем, подобная мысль задерживается у тебя в голове ненадолго. Перед глазами кружится кроличий калейдоскоп, от которого тебе плохеет. И что ты только делаешь в этом месте, Зуо? До чего ты докатился?! **** «Эй, крольчатина, лапы прочь от несравненного сэмпая! Он крутой, а ты без пяти минут труп! Я, судя по цвету глаз сэмпая, тоже». Да. Вы не ослышались. Каким бы козлом я ни считал Зуо, меня не покидала уверенность в том, что сэмпаю суждено связать жизнь с кем-то экспрессивным, безумным, неповторимым и уникальным. Например, со мной. Поверьте, сам от себя не ожидал таких мыслей. Но чёртов администратор прямо-таки открыл мне глаза на происходящее. Как только он начал удивительно безуспешно флиртовать с Зуо, внутри меня разгорелся настоящий бунт. Какого хрена! Отойди и не дыши с ним одним воздухом! Глупое неотёсанное зверьё! Твоя судьба — грызть морковь и разносить блюда! Так я и думал. Затем, конечно же, задался вопросом, какая мне вообще разница, кто и как хочет затащить в постель припадочного красавчика. Только не подумайте, что я влюбился. Не забываем, что я по девочкам! Я самец, каких свет не видывал! А Зуо я боюсь. И уважаю. И потому его секундное внимание мне приятно. И я не позволю отнять у меня эти секунды какому-то заносчивому кролику! Я сам найду Зуо пару! После того, как найду её себе… Пока я наблюдал за кроликом с его убогой походкой от бедра, единственное, чего мне хотелось, — это отодрать от шорт его пушистый хвостик в районе копчика. Ты позоришь кроличье имя! А меня переполняет негодование. Раньше я почему-то не обращал внимания на то, как откровенно разодеты официанты в этом месте и какие они наглые. Это уже не кролики, это лисы в кроличьих шкурках. Хотя мне ли осуждать лис. Единственное, что меня успокаивало, — это полная непробиваемость Зуо. Кролик перед ним и задом повилял, и к локтю его прикоснулся, когда указал на наши места, и наклонился к нему слишком близко, дабы узнать, не собирается ли сэмпай сделать предзаказ. А с каким придыханием он перечислял Зуо рекомендуемые напитки. Смотреть противно! В конце концов парень отчаялся, активировал два вирту-меню и направился к другим клиентам, оставив нас в покое. Наконец-то! Только теперь я смог расслабиться и по достоинству оценить столик, за который нас усадили. Хоть я и считался постоянным клиентом данного заведения, но в VIP-зоне очутился впервые. Здесь мягкие стулья заменяли два белоснежных дивана с подлокотниками в виде пушистых кроликов. Их даже можно было гладить, как настоящих! Стол же, куда больше обыкновенного, застелили светло-розовой скатертью, от и до усыпанной изображениями кроличьих мордочек. За одно только место я тут же простил Зуо все прегрешения — как прошлые, так и будущие! — Что за херня? — выдал Зуо, угрюмо штудируя меню. Я уже было встал на защиту любимого кафе и предлагаемых им блюд, но подвис. До этого всё моё внимание отнимал противный администратор, потому я не успел оценить вид семпая в волчьих ушках. А выглядел он… безупречно. И не я один так подумал. Взгляды посетителей кафе были устремлены на недовольно морщившего нос Шаркиса. Знали бы вы, люди, какое он говно… Хотя, ты можешь быть кем угодно, пока имеешь красивое лицо. И никем — если такого лица у тебя нет. — Херня? Где нашёл? — осознав, что смотрю на Зуо слишком долго, встрепенулся я и уткнулся в меню. — Что-то не помню я блюда с таким названием! — Да что ты говоришь, — фыркнул Зуо. — Кроличьи яйца под фирменным кроличьим соусом с кроличьими приправами, — зачитал он. — Что за кроличья секта? — Зря вы так, сэмпай. Зря, — покачал я головой. — Штука-то вкусная. — А как насчёт этого: «Кроличья молодость» — на стол подаются самец на самке… Что за?!. — Ты ничего не понимаешь! Здесь готовят не просто блюда, но истинные произведения искусства! — Поджаренные тушки сношающихся кроликов — это искусство? Тогда я действительно не понимаю, — подтвердил Зуо, захлопывая меню и откладывая его на край стола. — Что-нибудь выбрали? — неверно интерпретировав жест Зуо, подскочил к нам кролик-официант. Столкнувшись с сэмпаем взглядом, он покраснел и смутился. Нет, вы только посмотрите! Слетаются кролики на Зуо как мухи на… — Принесите кроличьи тарталетки, морковку фри, а на десерт — жареные кроличьи ушки в сливках! — обратил я на себя внимание официанта. — Меня сейчас вырвет, — пробормотал Зуо, выразительно зеленея. — А вы что выбрали? — с уже знакомым придыханием обратился к сэмпаю официант. Зуо в это самое время лихорадочно рылся в карманах. — Сигареты какие есть? — с раздражением поинтересовался он. — «Королевский кроль», «Кроличьи пальчики», «Чай с кроликом»… — А без «крольчатины» в названии что-нибудь найдется? — Боюсь, что нет, — отрицательно покачал головой официант. — Ладно, давайте «королевского»… Нервный срыв ждал Зуо не за горами, готовясь вот-вот начать наступление. Это чувствовал как я, так и сэмпай. Потому, не успели принести сигареты, как Зуо схватил их с подноса и, сухо бросив «я курить», на ужасающей скорости ринулся к выходу. Ну и ладно. Посижу один. Полюбуюсь кроликами, которых не видел уже больше месяца! Наслажусь одиночеством. Кого я обманываю, Зуо, немедленно вернись! Увы и Ах, но сэмпай ещё не научился телепатически ощущать мой эмоциональный фон, потому мне ничего не оставалось, кроме как, тоскливо проводив Зуо взглядом, с задумчивым видом продолжить рвать на куски содержимое салфетницы. — Какие люди! — Знакомые голоса, привычно звучащие в унисон, заставили меня вздрогнуть и воззриться на старых знакомых. — Неужели прожорливый Тери вернулся на кроличью тропу войны! В ответ я широко улыбнулся. — Ты где пропадал?! Ни в школе тебя не видать, ни в виртуалии! — тут же накинулась на меня Ленни. — Мы уже было решили, что потеряли собрата по любви к крольчатине. Провалился как сквозь землю! — тут же добавил её брат Сэмми. — Не поверите, но я пережил самый суровый домашний арест за всю свою жизнь. Не то что в виртуалию выйти, вздохнуть лишний раз не смел! — пожал я плечами, только сейчас осознавая, как соскучился по безумным двойняшкам. Под безумством я подразумеваю не столько психологическое состояние, сколько их внешний вид. Будучи представителями креативного молодёжного направления под названием Пэрроты, одевались они… своеобразно. В отличие от Нанитов и Зоо, появившихся относительно недавно, Пэрроты существовали не меньше поколения. Поговаривали, что история их возникновения тянулась чуть ли не от хиппи. Хотя Пэрроты, что означало на одном из забытых языков «Попугаи», не думали ни о мире, ни о гуманизме. Цели их были куда менее глобальными, а правила плоскими, оттого их представителем мог стать каждый, не прилагая для этого особых усилий. Хотите попробовать? Что ж, начнем перевоплощение. Шаг первый. Самый важный, без него вы не сможете проникнуться Пэрротовской безупречной философией жизни, хоть вы тресните! Следовало видоизменить своё имя, удвоив последнюю согласную, после которой поставить «И». То есть Сэмми на самом деле звали Сэмом, Ленни — Леной, а захоти Пэрротом стать Зуо, он бы превратился в непревзойдённого Ззи. Лишь я, добавив в своё имя лишнюю «Р», звучание его изменил бы едва ли. Можете считать меня Латентным Пэрротом. Шаг второй. Видоизменив имя, вы уже сделали полдела, остаётся всего ничего: выбрать Пэрротовское направление, к которому бы вы захотели примкнуть, ибо их существует великое множество. Шаг третий. Последний, но не по важности! Внешний вид должен по цветовой гамме соответствовать выбранному вами направлению, но общий вид варьируется от кичиватого и несуразного до клоунского. Это Очень Важно! Не перепутайте! Конечно, описанная мною инструкция сжата и не включает в себя мировоззрения Пэрротов, связанного с отношением к религии, политике, межрасовым войнам и тому подобной чепухе. Я огласил Самое Важное, остальное вы сможете узнать по ходу действия. Кто бы что ни говорил, влиться в какую-либо компанию проще всего, напялив на себя соответствующий наряд, а не притащив у себя в голове пару сотен терабайт полезной информации. Хотя, признаюсь, и без желания понравиться представителям данного направления иногда мне хотелось стать таким же ярким, как Сэмми и Ленни. Сэм постоянно что-то творил с волосами, создавая у себя на голове различные вариации переливов. На данный момент коротко остриженные волосы моего хорошего знакомого спереди были окрашены в ядрёно-красный цвет, с висков его ниспадали две длинные пряди, цвет которых был уже ярко-рыжим, за ними к затылку тянулись пряди жёлтого и зелёного цвета. Наталкивалось разноцветье на синюю полосу, что делила сзади голову Сэмми на две равные половины. Таким образом, друг представлял собой настоящую ходячую радугу, что для него, как представителя Пэ-Роз, было само собой разумеющимся. Суффикс «-роз» также являлся вариацией слова из забытого языка «rosig» и означал «радужный». Я не очень понимаю массовое рвение окружающих к наименованию чего-либо терминами, выловленными из забытых языков. Наш родной интернациональный чем вас не устраивает?! Отличный звучный язык с потрясающим словарным запасом и возможностью бесконечных вариаций интерпретации тех или иных слов! Идеально! Голубые глаза Сэма колоритно выделялись на фоне смуглой кожи. Наряд же радужного попугая походил на стратегическое оружие против эпилептиков: ядовито-зелёные шорты до колен пестрили карманами, к пуговице каждого из которых было прицеплено по несколько брелоков, значков или цепей, отчего каждый шаг Сэма сопровождался жутковатым перезвоном. Чёрная футболка парня отливала перламутром, тем не менее теряясь в десятках подвесок, причём некоторые свисали с шеи чуть ли не до пирсингованного пупка Сэмми. С десяток серёжек блестели и в ушах, бровях и нижней губе парня. Вживлённые треугольные пластины обозначались на правой скуле. Не обошлось и без браслетов из ниток мулине, по которым фанатели все пэрроты, независимо от их внутреннего направления. У Сэмми эти браслеты скрывали за собой его правую руку от запястья и почти до локтя. На левой руке красовался удлинённый полосатый напульсник, в связи с чем браслеты были повязаны выше локтя. Дабы напульсник в своей полосатости не чувствовал себя одиноким, на ноги Сэм натянул полосатые гетры. Ну и, безусловно, не обошлось без являющихся последним писком моды Трид — разновидности кед со шнуровками по бокам. А вот сестра Сэмми — Ленни входила в более сдержанное направление Пэрротов — Пэ-Фарбэны. Эти фанатели по хаки. Собственно говоря, «Фарбен», или, точнее, «khakifarben», в переводе всё с тех же забытых языков означало то самое хаки. Начало слова им чем-то не угодило, а потому они решили взять его конец. Беспредел и самоуправство! Творят непотребства, заимствуют что ни попадя! Бессмысленно и беспощадно! Горжусь! Ленни каждые полгода наращивала себе роскошную гриву до поясницы, а затем глумилась над ней как могла: выкрашивала волосы в тёмно-бурые и светло-зелёные цвета, заплетала тонкие косички или собирала волосы в небольшие хвостики, создавая эффект «взрыва на макаронной фабрике». Сегодня, в результате удивительного стечения обстоятельств, на её голове творилось всё из мною перечисленного и даже больше. Макияж, естественно, наносился соответствующий: камуфляжные зелёно-коричневые пятна покрывали глаза и скулы девушки. Ленни такой боевой раскрас безумно шел, хотя лёгкий перебор в районе шеи имел место быть. Не обошло хаки и наряда подруги: безрукавка, что облегала фигуру, походила на часть армейской формы, с чем не особенно вязалась пышная юбочка тех же зелёно-коричневых тонов. Из-под ткани хаки пробивалась чёрная сетка — второй слой юбки, который кокетливо приподнимался при каждом дуновении лёгкого ветерка. Все руки Ленни увивали браслеты, имитирующие колючую проволоку, и по многочисленным ссадинам на запястьях девушки могу предположить, что имитировали отлично! — Домашний арест? — Сэмми удивлённо приподнял красные брови. — Ты же у нас пай-мальчик. Что же ты такого натворил, за что тебя изолировали от цивилизации? — Лучше не спрашивай, — вздохнул я. — Меня подставили. Вспоминать противно, — дал я понять друзьям, что не хочу развивать тему. Сэмми с Ленни понимающе кивнули и вместо неприятных расспросов до отказа закидали меня информацией о том, что творилось в моё отсутствие. Кто бы мог подумать, что ещё месяц назад я считался завсегдатаем этого места. Кроличью нору построили всего год назад. На её открытие устроили конкурс по поеданию пирогов из крольчатины. И я, естественно, в нём участвовал! Кто ж откажется наесться до отвала, не заплатив ни копейки? В результате на финишную прямую вышли я да парочка фриков, которые, как я затем узнал, оказались двойняшками. К удивлению многих, победу тогда одержала хрупкая, болезненно худенькая Ленни. Как в неё вместилось столько пищи, так и осталось одной из сотен загадок, которые мне ещё предстояло разгадать. В качестве приза Ленни подарили купон, позволяющий три месяца ходить раз в неделю в Кроличью Нору и наедаться до отвала совершенно бесплатно! Подруга же, посмотрев на мою несчастную моську, предложила тогда разделить купон на нас троих. Так мы и познакомились. Так и подружились. До знакомства с Сэмми и Ленни я относился к пэрротам с опаской, ожидая от них подвоха. Да что к пэрротам — любое молодёжное направление вызывало у меня лёгкую нервную тошноту! Исключением являлась разве что Мифи, и то лишь потому, что знал я её ещё до увлечения подруги нано-машинами. Лишние же рассуждения об аспектах жизни со стороны представителей разных направлений, их стремления, так и остававшиеся пустыми словами, — всё это мне претило. Неформалов я рассматривал не иначе как напыщенных, лживых дураков, стремящихся выделиться любым возможным способом. И эта их идиотская черта постоянно вещать о Свободе. Смех… Наша свобода строится на притеснении свободы окружающих. Так было, есть и будет. И никакие разноцветные тряпки, нано-машины или гены животных этого не исправят! А Пэрроты, говоря о свободе, били в грудь сильнее остальных, пытаясь доказать, что им начхать на правила общества и мнение окружающих. Странно слышать это от людей, которым приходится видоизменять собственное имя, чтобы стать частью дикой субкультуры. Кроме того, по статистике, самоубийства чаще остальных совершали именно купающиеся в свободе пэрроты. Всего пару недель назад в ночных новостях показали очередных глупцов-самоубийц. Подростки. Мои ровесники, а то и младше. Пять парней и три девушки. Были выловлены из нефтяного озера. Куда же делась их свобода? И что они пытались доказать? По мне, так единственное, что они таким образом продемонстрировали, — это невозможность жить свободными. Последнее, на что они решились, — это самостоятельно выбрать способ смерти. И куда же вы спешили, глупые подростки? Ведь впереди вас ждало ещё столько неразгребаемого, но такого интересного дерьма. А вы сдались, избалованные собственными фантазиями. Сэмми и Ленни дали мне понять, как же я ошибался. Они первые, кто доказал мне, что вещаемая ими философия для них не пустой звук. Двойняшки действительно жили и дышали этим. И в каком-то смысле я был готов признать их независимыми от нашего мерзкого мира. Хотя, что бы кто ни говорил, среди моего окружения настоящей свободой, как мне кажется, обладал лишь один человек — Зуо. Да, его сковывал созданный им же самим имидж. Но при этом он был волен делать всё что угодно, ведь он обладал тем, о чём мы не могли и мечтать. Свободой перед собой. И властью. — Кхм… — Кстати о Зуо, вспомнишь его — он тут как тут. Сэмми и Ленни, до того наперебой рассказывавшие мне, кажется, обо всём на свете, замолкли и воззрились на приблизившегося к столу сэмпая. Так как мы учились вместе (но двойняшки были на год меня старше), они, естественно, знали Зуо, и он являлся последним человеком, которого они ожидали увидеть в Кроличьей норе, ещё и выряженным в волчьи ушки. — Зд… расте… — выдавил Сэмми после затянувшегося молчания. — Здрасте и съебали, — сухо кинул сэмпай, садясь на диванчик напротив меня. Сэмми и Ленни офигели окончательно. — Вы… — Что же… — На… — Свидании? — перебивая друг друга, выпалили брат и сестра. Я поперхнулся воздухом, Зуо скрипнул зубами. — Вот это поворот! — воскликнул Сэм, потеряв всякое чувство самосохранения. — Тери, отмочил так отмочил! Я не спорю, ты у нас прелесть, но чтобы сцапать самого Зуо!!! — восхищённо выдохнул он. — Я его сэмпай, ебанутые! — Чёткое злое шипение Зуо будто заполнило всю кафешку, поглотив остальные звуки. Но Ленни и Сэмми его проигнорировали, в больных фантазиях стоя у нашего алтаря и наблюдая, как мы обмениваемся кольцами. — Вы, кстати, на удивление неплохо смотритесь вместе! — заметила Ленни. — Да-да! Но как вы познакомились? Как сошлись?! И когда?! Почему мы ничего не знаем! — накинулся с расспросами Сэмми. — Тери-Тери, а поделись по секрету, каков Зуо в постели, м? Наверняка зверюга! Или его суровость — это маска, а на самом деле он нежный и сдувает с тебя пылинки? — мечтательно протянула Ленни. — Да заткнитесь вы! — чувствуя надвигающуюся угрозу, повысил я голос. — Не свидание это, а чёртов Отбор вкупе с бесценным невезением! — С этими словами я ткнул пальцем в браслет на левой руке. — А-а-а… — разочарованно выдохнули двойняшки, — так неинтересно, — пробубнили они. Неинтересно им. Зато безопасно! Наверное. — Ладно, тогда не будем вас отвлекать! — засуетились брат с сестрой, то ли правда растеряв к нашей парочке всякий интерес, то ли запоздало испугавшись последствий за сказанные слова. — В конце концов, не только у вас Отбор, — двойняшки кивнули в сторону дальнего столика, за которым сидели два малыша и уплетали пироги с крольчатиной. Повезло же им! Теперь они сэмпаи. А я, судя по всему, до этого знаменательного момента уже не доживу. — Да, ещё увидимся, — вяло помахал я им на прощание. Не хотелось, чтобы они уходили так скоро. Я соскучился и хотел поболтать ещё. — И всё-таки смотритесь вы вместе потрясно! — напоследок хихикнула Ленни. — Зуо, мы в тебя верим! — набравшись храбрости, проорал Сэмми на всё кафе. Желание слиться с местностью, которое и так посещало меня ежеминутно, в данный момент обострилось до предела. Нет, меня не беспокоили любопытные посетители кафе, а вот от взгляда Зуо хотелось помереть на месте! Бр-р-р! Как ни странно, но спасение пришло в лице опротивевшего официанта, что принёс мой заказ. Стараясь игнорировать злое пыхтение семпая, я набросился на угощение и уже через пару минут не знал проблем, с довольным видом хрустя морковкой-фри и чавкая не хуже деревенской свиньи. Несмотря на многочисленные нюансы, посидели в кафе мы неплохо. Зуо после недолгого лицезрения того, с каким аппетитом я поедаю блюда из кролика, рискнул-таки сделать заказ, и принесённая пища ему, кажется, даже понравилась! Чуть позже нарисовалась Леди Магни, которой я отчитался о прошедшем дне, ни разу не соврав. Так она узнала о том, что мы с Зуо побывали в музее раритетов и изучали флору и фауну за городом. Ботаники, каких свет не видывал! Я и не заметил, как стрелки часов уже начали подбираться к девяти вечера. Закончился второй день Отбора. Безумно длинный день. Зуо расплатился по счёту и даже оставил неплохие чаевые, потому проводили нас с ещё большим почтением, чем встретили. Сэмпаю торжественно вручили волчьи ушки на память. И он, выйдя из кафе, естественно, тут же попробовал выбросить их в ближайшую урну, но я путём несложных умоляний и ползаний на коленях убедил его подарить их мне. Зуо, поизгалявшись надо мной ещё минут двадцать, как ни странно, действительно отдал их мне в личное пользование. Когда мы остановились у моего дома, единственная мысль, что кружилась в моей голове, была о поцелуе. А что? Мы сходили в кафешку, затем Зуо Почти Сам подарил мне ушки. Чем не свидание?! А любое свидание должно закончиться как? Правильно. Поцелуем. Я уже приготовил длиннющую тираду по поводу того, что я самец и парнями не увлекаюсь, а потому «Зуо, крошка, будь паинькой и не злись. Ты ещё найдёшь свою любовь! Я же тебя не достоин…» Вот только сэмпай целовать меня и не думал. Не успел я неуклюже слезть с мотоцикла, как Зуо нажал на газ и укатил, даже не попрощавшись. Вот скотина! Поднявшееся настроение почему-то тут же испортилось. Не замечая маминых причитаний и воплей сестры, заменявших в нашей семье приветствие, я метнулся в комнату и заперся изнутри. Видеть никого не хотелось. А слышать — тем более. И Зуо в том числе. Нет, его в первую очередь! Вот мудак, испортил такую речь!