***
— У вашего сына был сердечный приступ, — с присущим лишь медикам равнодушием сообщил врач мужчине, что сидел на мягком диване около самой дорогой палаты лучшей частной клиники города. — Сердечный приступ? Вы думаете, о чём говорите? Ему двенадцать! — не скрывая раздражения, проговорил брюнет. — В наше время да с нашей экологией и не такое бывает, — пожал врач плечами. — Каждое новое поколение слабее предыдущего. — Мой сын не слаб. — Сын — нет. Только его сердце. — Это врождённый изъян? — продолжал допрос мужчина. — Сомневаюсь. Ваш мальчик в прекрасной физической форме. — Тогда что могло вызвать сердечный приступ? — Причины можно перечислять до бесконечности, но самая распространённая — это стресс. У Вас в семье случаем недавно не происходило что-то плохое? Может быть, смерть родственника или развод? Знаете, дети очень остро реагируют на подобные вещи. — Вы сможете привести его в первоначальное состояние? — ответил брюнет вопросом на вопрос. — Подлатать паренька подлатаем, но стресса и физических нагрузок ему лучше впредь избегать. — Такой вариант мне не подходит. Есть ли иное лечение, возможно более радикальное, при котором мой сын сможет оставаться мужчиной, а не превратиться в слабака, которому вредно выходить за пределы собственной комнаты? — Вариант, конечно, есть… — неуверенно проговорил врач. — Делайте. — Но… — О деньгах можете не беспокоиться. — Дело не только в этом. Это экспериментальное лечение с внедрением наномашин в живые человеческие ткани. Испытания на людях прошли успешно, но вы уверены, что действительно хотите подвергнуть вашего ребёнка подобной процедуре? — Уверен. — И Вас не интересуют возможные последствия? — Просветите меня. — Успех операции равен пятидесяти процентам. И если ваш сын выживет, его сердце в прямом смысле слова станет… железным. — Подобные риски приемлемы. Делайте.***
— Луиза! Доброе утро! — воскликнул мальчик, вбежав на кухню. Расставив руки в стороны, он начал огибать стулья, изображая пикирующий на предметы мебели самолёт. Служанка, которой было адресовано приветствие, вздрогнула и невольно сжала в руках мокрую тряпку, которой протирала пыльные полки. — Доброе утро, господин Зуо, — сдержанно проговорила женщина, учтиво поклонившись юному хозяину. — Луиза, бу-у-у! Раньше ты называла меня «Малышом» или «Сладким», а теперь дурацким «Господином». Мне не нравится! — Прошу прощения, господин Зуо, но ваш отец категорически запретил обращаться к вам иначе, — почти прошептала служанка. — И прошу вас, не бегайте по дому. Прошла всего неделя с вашей выписки. Вам необходим постельный режим. — Мне скучно! — капризно поморщился мальчик. — Умоляю вас, послушайте меня… — Только если прекратишь называть меня господином! — Но иначе я не могу! — воскликнула женщина, но тут же стушевалась и, отвернувшись от мальчика, продолжила уборку. — Но ведь отца нет дома, — поникнув плечами, пробормотал Зуо. — И тем не менее, — сухо ответила та, даже не повернувшись. — Луиза? — Да, господин Зуо. — Как там Уми? С ней всё хорошо? — Мне запретили что-либо рассказывать вам об этой девочке. — «Об этой девочке»? Она твоя дочь! Женщина на это лишь поджала губы, вытирая деревянные полки всё с большим усердием. — Пожалуйста, скажи, — после минутного молчания почти взмолился мальчик. — Я не имею права… — Если не скажешь ты, я сам пойду к ней и всё узнаю! — Господин Зуо! — Женщина внезапно повысила тон. — Вы… Вы хоть понимаете, какими могут быть последствия? Думаете, вы принесли нашей семье мало горя? Прошу вас, не усугубляйте и без того не лучшую ситуацию! — Что с Уми? — настаивал на своём мальчик. Пусть он и был ещё очень мал, но уже сейчас в нём проскальзывали черты, присущие Шаркисам. — Она сильно ударилась спиной при падении и сломала позвоночник. Всю оставшуюся жизнь моя дочь проведёт в инвалидной коляске, — глухо проговорила служанка. — Но ведь её можно вылечить! — воодушевлённо воскликнул Шаркис-младший. — Почему вы не хотите её лечить? — Не хотим? — встрепенулась женщина. — Вы хотели сказать: «Не Можем», — выдохнула она, из последних сил стараясь скрыть ненависть к маленькому Шаркису. Именно его, его и всю его чёртову семейку она справедливо винила в произошедшем. — Вы ведь даже не представляете, сколько стоит её лечение, не так ли? Вы даже не представляете, как это возможно, чтобы человеку не хватало на что-то денег? Я права? — Я… — Господин Зуо, вы хороший мальчик. Но вы сын своего отца. Вы не понимаете, каково это — жить в нищете. — Луиза… — Прошу Вас, больше никогда не приближайтесь к моей дочери. Она и так заплатила слишком высокую цену за общение с вами. Любой, кто сближался с вами, поплатился за это. Так может, вы наконец повзрослеете и поймёте, что приносите окружающим только беды? Сделайте милость, не позволяйте больше никому и никогда становиться вам другом. Особенно людям, которые действительно будут дороги вам. Потому что это слишком опасно. Вы разрушите их жизни так же, как разрушили жизнь моей дочери. — Сухо выговорив это, женщина отвернулась от мальчика и поспешила к двери. — Приятного дня, господин Зуо.***
Настоящее …Бита Фрая всё-таки догнала. Хорошо догнала. Прицельно. По самому затылку. Парнишка с идиотским выражением лица от силы удара взмыл в воздух на добрый метр, а затем с жутким грохотом рухнул на пол. Герман — любовь всей его жизни — подбежал к Фраю и в порыве противоречивых чувств сперва хорошенько пнул благоверного под рёбра, а затем упал перед ним на колени и принялся нацеловывать его лицо. От переполняющих парня эмоций благодарности к Зуо за спасение Фрая и ненависти к Зуо за его грубое отношение к Фраю после спасения, а также повсеместным страхом перед Зуо, присутствовавшим всегда и всюду, благодарственно-ненавистническая тирада Германа вышла достаточно забавной: — Босс, вы лучший! Но зачем же бить его так сильно?! Я никогда не пожалею, что присоединился к вам! Хотя каждый раз, когда в ваших руках оказывается бита, жалею! Вы лучший! Но худший! А что, если бы вы его убили?! Господи, почему вы его не убили?! Мы с Фраем по гроб жизни вам обязаны! Хотя были обязаны и до этого. Простите нас! — Замолкни, — не особенно вникая в слова Германа, прорычал Шаркис, наводя биту на парня. — Сколько раз я вам говорил, чтобы вы не играли в свои тупые игрушки с главного компьютера. Вы подвергли опасности нашу систему! И теперь думаете, что это сойдёт вам с рук?! — Не думаем, — пискнул Герман, съёживаясь. — Прямые приказы вы исполнять не желаете. И почему всё моё окружение такое тупое? Почему вы понимаете меня, только когда я применяю силу? — Нет-нет! — воскликнул Фрай, придя в себя от удара и теперь уползая подальше от Зуо. — Мы всё поняли, Босс! Мы так больше не будем! Обещаем! — Доверяй, но закрепляй… — Проговорив это, следующие десять минут брюнет «Закреплял» с парнями одну простую истину: любое даже незначительно кинутое им слово — закон. — Скажите спасибо своим ангелам-хранителям за то, что с Лисом ничего не случилось, — проговорил брюнет, стирая с лица чужую кровь и отбрасывая в сторону окровавленную биту. Два избитых им парня лежали у ног босса и лишь тихо повторяли извинения. — Кхм… — Наблюдавший за происходящим Ян решил внести в разговор свою лепту: — Значит ли это, что на самом деле ты сейчас бесишься не из-за едва не взломанной системы, а потому что испугался за Лиса? Яну стоило задать этот вопрос хотя бы для того, чтобы увидеть несвойственное обычно сдержанному на эмоции Шаркису выражение лица. На нём отобразилось всё и сразу: раздражение, удивление, осмысление, ужас и, естественно, гнев. — Я сейчас тебе эту биту в задницу затолкаю, — пригрозил Шаркис даже убедительнее обычного. — Что-то мне подсказывает, что не в мою задницу и далеко не биту ты грезишь затолкать, — храбро усмехнулся Ян, сторонник древней, но полюбившейся ему поговорки: «Бьёшь — добивай. Бьют — выёбывайся до последнего!» Вот только шатен пока не мог понять, Бьёт ли он или уже Выёбывается. — А ну повтори, — выдохнул Шаркис, явно теряя над собой контроль. В таком состоянии Зуо был опасен даже для Яна. Чертовски опасен. — В общем… — Но кто сказал, что шатена это пугало. Не так часто ему выпадала возможность всласть поглумиться над Зуо. Было бы слишком расточительно упустить такой момент. — Мой мальчик наконец вырос. Мой мальчик влюбился! — наигранно всплеснул руками Ян, а в следующее мгновение сорвался с места, в надежде выбежать из квартиры до того, как ярость Зуо достигнет его. Увы, бейсбольный мяч догнал голову парня раньше, чем он успел добраться до входной двери. Ян приготовился к продолжению банкета физического насилия, но спасение пришло откуда не ждали. Пришедший в себя Лис уставился на Зуо большими, полными пугающего счастья глазами. — Это правда? — пролепетал парень, вскакивая с дивана, на который пару минут назад его уложили. Атакованный античитами и вымотанный искусственной болью до предела, он должен был проваляться без сознания до вечера, но что-то пошло не так. — На самом деле я знал о твоих чувствах, — выдохнул он, хватая взбешённого Зуо за руку. — Но как же приятно слышать это ещё из чьих-то уст! Пусть и не из твоих! — Я тебя живьём зарою, — задыхаясь от злости, прохрипел брюнет, выдирая руку из объятий серого нечто и брезгливо вытирая ладонь о толстовку паренька. — Посмей только ещё раз коснуться меня. — Вредно быть таким стеснительным! — Мальчишка нарывался хлеще, чем даже Ян, вот только шатен не мог понять, всё дело было в безумной храбрости Лиса или в его безграничной безмозглости. — Думаю, тебе пора замолчать, — проговорил Ян, надеясь предотвратить катастрофу. — Я тоже люблю тебя! Так давай же подтвердим наши чувства, слившись в неистово-страстном поцелуе! — не слушая, продолжал провоцировать Шаркиса Лис. Что ж… Ждать реакции Зуо не пришлось слишком долго. Даже не думая сдерживаться, брюнет размахнулся и со всей силы ударил бедного паренька прямо в грудь. Тот, захлебнувшись болью, упал на колени и согнулся пополам. — Идиот, ты его так и убить можешь! — уже всерьёз занервничал Ян. Парень не обладал физическими данными, которые были у шатена или даже у Фрая или Германа. Скорее всего, он был самым слабым созданием, когда-либо оказывавшимся рядом с Зуо. — Ничего, — раздался тихий хрип со стороны мальчишки. «Он ещё в сознании? — поразился Ян. — Какая выносливость». — Любовь Зуо достаточно болезненна, но не так невыносима, как ему хочется думать. От такого заявления Ян опешил. — Да вы оба психи, — не скрывая восхищения, проговорил он. — Не сравнивай меня с ним, — злее прежнего прорычал Зуо, хватая паренька за шкирку. — Любовь, значит? — криво усмехнулся он, с нескрываемым презрением вглядываясь в бледное лицо Лиса. — Давай я продемонстрирую тебе всю силу моей так называемой любви. — Рассчитываю на тебя. Ян продолжал смотреть вслед удаляющемуся Шаркису и пареньку, плетущемуся за ним, будто приговорённый к смерти. Но было в этом что-то ещё. Что-то, чего понять Ян ещё не мог. Что-то между ними. Что-то настолько специфическое и особенное, что не вписывалось в окружающий мир. Настоящее безумие.***
«На этот раз мне точно конец!» — мысленно подумал я, предвкушая. Понимаю, ничего хорошего мне складывающаяся ситуация не предвещала, и всё равно любопытство брало своё. Что-то мне подсказывало, что обыкновенным мордобоем не ограничится. Слишком просто для состояния, в котором сэмпай сейчас пребывал. Нет, должно было произойти что-то из разряда феноменального, несвойственного обычному Зуо. А если учесть, что удары он раздаёт направо и налево, я бы не удивился, если бы в приступе адовой ярости сэмпаю внезапно захотелось облачиться в костюм горничной и накормить меня пирожными. Верится с трудом, но помечтать не вредно. Зуо затащил меня в уже знакомую комнату, в которой я приходил в себя после сонных дротиков. Захлопнув за собой дверь, сэмпай проволок меня по полу к кровати, толкнул на мягкую перину, заставил вытянуть руки над головой и привязал их к спинке кровати собственным галстуком. — Пикантно, — прокомментировал я, не зная, что и делать. — Не беси меня ещё больше. — А есть куда? — нервно хихикнул я, невольно напрягая руки и пытаясь избавиться от пут. — О да, насекомое, есть куда, — подтвердил сэмпай, выглядя всё более невменяемо. Взбудораженный, с расширенными зрачками и дикой, но безумно идущей ему улыбкой, Зуо казался особенно впечатляющим. Как такому отказать? — Понимаю, что в слове «насекомое» для тебя кроется особый эротизм, но, может, для разнообразия ты хотя бы раз назовёшь меня по имени? В крайнем случае, котиком. Или зайкой. Я ведь совсем не против! — Зуо не слышал меня. Он обвязывал кулаки бинтами, намереваясь исколотить меня в мясо. — Но после того, как побьёшь меня, ты же меня вылечишь? — спросил я с надеждой. — Безусловно, — кивнул Зуо на автомате, явно у себя в голове уже рисуя картины крайне жестокого насилия надо мной. — Тебе не кажется это бессмысленным. Бить, лечить, снова бить, снова лечить. Может быть, просто не бить, тогда и лечить не придётся? — Я не слишком надеялся, что моя уловка прокатит, но надежда умирает последней. — Смысл заключается не в результате, а в самом процессе, — усмехнулся садист, подходя к кровати и без раздумий ударяя меня в живот. Я закашлялся. Перед глазами замелькали красные пятна. Чертовски больно! Оглушённый болью, я невольно подтянул колени к животу, пытаясь с привязанными к спинке кровати руками принять нечто отдалённо напоминающее позу зародыша и тем самым утихомирить неприятные ощущения. — Знакомство с тобой было самой идиотской идеей, которая когда-либо приходила мне в голову! — уже не шипел, но откровенно орал Зуо, мечась по комнате и ломая всё, что попадалась ему под руку, но благо пока больше не трогая меня. — Значит, и… Безупречному Шаркису… В голову приходят… Идиотские идеи. — Знаю, о чём вы сейчас думаете. «Тери, ты самоубийца!» — не так ли? Что я могу вам на это ответить? Да. Да, я самоубийца. Да, слишком люблю издеваться над людьми и делаю это даже ценой собственной жизни! Да, Да и ещё раз Да! Ответом моему приглушённому замечанию стал, естественно, ещё один удар, угодивший мне между лопаток. До этой самой секунды я был уверен, что удар в спину будет не столь болезненным, как в живот. Ещё никогда я так не ошибался. Боль будто пронзила и на мгновение даже парализовала меня. Я задышал тяжелее. Красных пятен, мелькающих перед глазами, стало больше. — Знай своё место, отребье, — прошипев это, сэмпай продолжил ломать захламлявшие помещение вещи. — Подобными беснованиями ты лишь… Лишний раз доказываешь, насколько неравнодушен ко мне. — Я продолжал активно рыть себе могилу. И мне это нравилось! Удар в ухо на мгновение будто бы перенёс меня в другое измерение. Всё вокруг зазвенело, затроилось, потеряло свою первоначальную форму. Лишь я оставался цельным и непререкаемым. Я и мой любимый инстинкт самоуничтожения. — И не обязательно так беситься. Я, знаешь ли, не худшая кандидатура. Может, не самый красивый парень на свете и фигура у меня не очень. Зато я умный, прославленный хакер, и у меня безупречное, слышишь, Зуо, безупречное, говорю тебе, чувство юмора! — бодро прорекламировал я себя, готовый получить по первое число. Но на этот раз сэмпай меня не ударил. Встав рядом с кроватью, он буравил меня диким взглядом, будто раздумывая, какой же кары я заслуживаю больше. Выдержав драматическую паузу, я продолжил: — Нет ничего плохого в том, что я тебе нравлюсь. Я вообще в тебя влюблён. Но ведь не хожу и не убиваю из-за этого людей? А ведь ты, между прочим, тоже не предел мечтаний! Зуо на это разве что зубами не заскрежетал. Сэмпай забрался на кровать и вцепился в мой подбородок подобно коршуну в свежее мясо. — Ты действительно думаешь, что можешь мне понравиться? Что мне может понравиться хоть кто-то?! — Зуо подарил мне холодную улыбку. — Я не просто думаю, я могу это доказать. — Что поделать, в экстремальной ситуации терять мне особо нечего. Умирать, так красиво. — Доказать? Как, скажи на милость? — Сэмпай вконец опешил от моей наглости. — А ты нагнись пониже, я шепну тебе на ушко, — пообещал я, еле сдерживая идиотскую хитрую улыбку. В ответ я ожидал чего угодно: от ударов под дых до ломки костей. Каково же было моё удивление, когда сэмпай внезапно действительно наклонился ко мне. Я чуть не задохнулся от восторга, когда он оказался ко мне настолько близко. Сделанное далее я отношу к своим скрытым желаниям, которые вырвались наружу, наплевав на разум и все его предупреждения. Чуть подавшись навстречу сэмпаю, насколько мне позволяли это связанные руки, я поймал зубами его нижнюю губу, а затем облизал её. Зуо следовало шарахнуться от меня. Зуо следовало меня ударить. Накричать на меня. Сделать что-то ещё не менее агрессивно-отталкивающее. Но ничего из этого он не предпринял. Пару мгновений попрожигав меня взглядом красных глаз, парень просто слетел с катушек. Мне кажется, крыша его окончательно накренилась, потому что Зуо, не будучи под наркотиками, не спасая таким образом целую цивилизацию и даже не извлекая из происходящего никакой выгоды, поцеловал меня. Конечно, поцелуй мало чем походил на те, что происходят между принцами и принцессами в детских сказках. Зуо даже через поцелуй демонстрировал мне всю ту силу, что таилась внутри него. Казалось, что его язык вот-вот проникнет мне в глотку, что руки, пробравшись под толстовку, разорвут меня на части. Даже колено, оказавшееся между моих ног, давило так, что я рыпнуться лишний раз не смел, беспокоясь о целостности самого дорогого. Не прошло и минуты, как я начал задыхаться. Кислорода катастрофически не хватало, а сэмпай и не думал сбавлять напора. Сперва я попытался намекнуть Зуо на неудобство положения, слегка выгнувшись и таким образом попробовав оттолкнуть его от себя. Бесполезно. Тогда я пошёл дальше и, чуть извернувшись, умудрился выставить колено между собой и грудной клеткой сэмпая. Это возымело хоть какой-то эффект, так как пусть и на секунду, но оторвать Зуо от себя я всё-таки смог. — Ты задушишь меня, — прохрипел я, не узнавая собственный голос. Сердце моё колотилось, как бешеное. Я запоздало осознал, как в действительности нервничаю и как меня трясёт от происходящего. Сэмпай же выглядел взбудораженным. Зрачки его расширились настолько, что красная радужка обозначалась тонким ободком. Кажется, Зуо не слышал меня и не совсем осознавал, что делает. Несмотря на моё возмущение, он полез ко мне с новыми поцелуями, за яростные сопротивления наградив укусом. Моя нижняя губа тут же закровоточила, из-за чего во рту образовался солоноватый привкус крови. И Зуо, судя по всему, это даже понравилось. Он навалился на меня всем телом, буквально вдавливая меня в мягкую кровать всем своим весом. Руки мои начали неметь, мышцы всего тела заныли. Колено, что держало между нами хоть какую-то дистанцию, Зуо вытолкнул одним сильным ударом, таким образом расположившись между моих ног. Лежать под сэмпаем было ужасно неудобно и жарко, дышать практически невозможно. На поцелуи отвечать я просто не мог, а прервать их — тем более. И при всём при этом… У меня встал. И у Зуо, судя по всему, тоже. И когда сэмпай осознал это, в голове его будто что-то щёлкнуло. Пулей слетев с кровати, он уставился на меня диким взглядом, будто бы только теперь осознавая, что он все это время делал. — Вот блять! — взбешённо выругался он, брезгливо вытирая рот рукой. — На себя посмотри, — фыркнул я, старательно изображая само спокойствие, пусть на самом деле меня и колотило. Не знаю уж, увидел сэмпай, как я нервничаю, или был слишком поглощён собственными переживаниями. Только Зуо больше ничего не сказал. Он молча вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.***
Ты вылетаешь из комнаты, как ошпаренный, и не сбавляя скорости вламываешься на кухню. Ян, что в это самое время варит себе кофе, провожает тебя меланхоличным взглядом, на мгновение оставляя кофе без внимания, медленно проходит к своей комнате, заглядывает внутрь, а затем возвращается на кухню с немым укором во взгляде. Ты, стараясь игнорировать друга, увлечённо бьёшься затылком о дверцу холодильника. — Технику мою не ломай, — фыркает Ян, разливая кофе из турки в две чашки. В ответ бросаешь на него полный злобы взгляд, но на шатена он, как обычно, впечатления не производит. — И голову свою пожалей. Ты у нас и без того стукнутый, — доброжелательно улыбается парень, усаживаясь неподалёку от тебя и протягивая кофе. — Заткнись, а? — выдыхаешь ты устало, забирая кофе из рук друга и делая один небольшой глоток. — Значит, вляпался-таки? — констатирует факт Ян. — Нет. — Влюбился в него по самые яйки. — Нет, говорю. — Втрескался, аж яйца трещат. — Оставь в покое мои яйца. — Я-то оставлю, а вот он — едва ли. — Я же говорю… — Зуо, очнись. Ты ж втюрился в него, — настаивает Ян, и ты понимаешь, что спорить с ним и дальше бесполезно. — Хорошо, — сдаёшься ты. — Предположим, он нравится мне. Самую малость. — Если бы он лишь «нравился» тебе, да ещё и «самую малость», в моей почке бы уже торчал нож, — справедливо замечает Ян. — Окей, в таком случае я пока не знаю, как именно к нему отношусь. — Прямо и не знаешь? — Не знаю. — Точно? — Точно. — А если подумать? — А если отъебаться? — вспыхиваешь ты и в сердцах ударяешь по стене. Старая кирпичная кладка тут же украшается толстыми трещинами, что разбегаются от места встречи кирпича с твоим кулаком. — Кухню мою не ломай! Она ни в чём не виновата, — недовольно бормочет Ян, вытаскивая из кармана джинсов мятую пачку сигарет, выуживая никотиновую палочку и закуривая. Правда, через пару затяжек сигарета в руках Яна ломается, и шатен, чертыхаясь, отправляет её в ведро и берётся за новую. — Никогда бы не подумал, что доживу до момента, когда ты влюбишься, — продолжает он сыпать соль на рану. — Может, он тебя чем-нибудь траванул? Накачал или типа того? — Нет. — Какая категоричность. Значит, ты влюбился в неприметную малолетку совершенно осознанно? Тебе самому-то это странным не кажется? Что ты в нём нашёл? — недоуменно восклицает Ян. — Не знаю. — Не знаю, не знаю… Задрал ты своим незнанием. Что же, скажи на милость, ты знаешь, а? — Я знаю, что, если ты не прекратишь меня бесить, твой левый глаз я выковыряю вон той ложкой, — огрызаешься ты, кивая на башню из грязной посуды, возвышающейся над раковиной. — Только не ей! Она моя любимая! — наигранно пугается шатен. — Разве влюблённый не должен становиться добрее ко всему, что его окружает? — Я не влюбился! — Хорошо, как ты называешь своё отношение к этому парнишке у себя в голове? — Физическим влечением. Вполне естественная реакция молодого организма на… на другой молодой организм, — фырчишь ты, предугадывая реакцию Яна. Друг смотрит на тебя, как на дебила. — Обычно физическое влечение возникает к молодому организму, отличающемуся физической красотой. Извини, но твоё недоразумение явно не подходит под каноны красоты. — Красота — понятие неоднозначное. — Очень даже однозначное, Зуо! Парнишка, мягко говоря, не красавчик, а ты… — Слушай, ещё одно слово, и я… — шипишь ты, впиваясь пальцами в холодильник друга и оставляя на поверхности его двери глубокие царапины. — Молчу-молчу. Чего только ни сделаешь ради блага любимой техники, — ухмыляется Ян, сладко затягиваясь. Наблюдая за его действиями, ты машинально вытаскиваешь свои сигареты и закуриваешь вслед за шатеном. — Ладно, кроме шуток. Ты интересовался им ещё до знакомства, так что подобное стечение обстоятельств более чем логично. — Меня лишь интересовали его способности. — А теперь интересует что-то ещё? — Не уверен. Видимо. — И как ты пришёл к этому выводу, золотце моё? — Очень просто… — ты задираешь рубашку, края которой всё это время прикрывали ширинку, и демонстрируешь уже некоторое время мучающий тебя стояк. — Вот это нихуя… — присвистывает Ян. — Хорошо он тебя зацепил. — Вот только что мне теперь делать? — В смысле что? Не дури, подрочи, — провозглашает Ян с таким видом, будто зачитывает рекламный слоган. Ты невольно морщишься. — Обойдусь. — Что, не любитель одинокого рукоблудства? Господи, и что только ни сделаешь для друга, — заявляет Ян, демонстративно закатывая рукава и начиная разминать запястья. — Ты издеваешься? — ощетиниваешься ты. — А ты что, желаешь сразу минет? Бля, ну хуй знает, я, конечно, не особо парюсь по поводу всей этой хренотени с сексом по дружбе, но всё-таки люблю Глоу и… — Ян, мне не нужна твоя помощь! — злишься ты. — Да, тебе нужна Его помощь, но попросить стесняешься, — усмехается шатен. Чувствуя неимоверное желание придушить Яна здесь и сейчас, ты вскакиваешь на ноги и морщишься от непередаваемых ощущений ниже пояса. — И нечего так беситься. Он же прётся по тебе хлеще, чем одинокие бабушки по жирным котикам! Поэтому если ты попросишь его немного помочь тебе, он наверняка не откажет! — Ян, иди на хуй! — Попроси его! — Ни за что! — Но почему?! — Я… С ним? Никогда! Ни за какие деньги! Не бывать этому! — Что за баран, — вздыхает Ян, будто бы примиряясь с твоей позицией. Уверенный, что разговор закончен, ты открываешь покалеченный тобой холодильник и роешься в морозилке. — Что ищешь? — меланхолично интересуется Ян. — Лёд. — Нахуй? — Охладиться. — Не поможет. — Вот и проверю. — Чего мелочиться, сгуляй сразу на стерилизацию. Ничто так не помогает от стояка, как импотенция. — Ян, отъебись. — А вот не отъебусь! Не отъебусь, слышишь?! Нельзя молодому Мужскому организму испытывать долгое воздержание из-за личных заморочек. Сейчас же пошёл в туалет и подрочил, как любой уважающий себя мужик! — зло выдохнул Ян, яростно тыкая в сторону двери в уборную. — Хм… Хорошо, — неуверенно соглашаешься ты, взирая на кусок льда у себя в руке и признавая, что идея действительно далека от гениальной. — Ну, слава тебе Господи, уломал Шаркиса на подрочить. Аллилуйя, йопта, — воздевает Ян руки к потолку. Ты же, тихо рыча, проходишь в туалет, плотно запираешь за собой дверь и упираешься лбом в холодную поверхность. «И что я только делаю?!» — мысленно вопишь ты, не веря, что действительно согласился на это. Наталкиваешься взглядом на топорщащуюся ширинку и непроизвольно тяжело вздыхаешь. Нет, Ян прав. Ходить в подобном состоянии — удовольствие сомнительное, а пытаться преодолеть такую бурную эрекцию равносильно древним пыткам. Вот только что делать тому, кто Никогда не дрочил? После подарка отца в твои тринадцать что-то внутри тебя сломалось. Секс с того дня воспринимался тобой как нечто гадкое, но — периодами — неотвратимое. Желание наплывало редко, лишь после хорошей драки или чего-то не менее возбуждающего. Но каждый раз в твоей жизни оказывалась парочка девушек, а то и дамочек, которые были не прочь утолить твою внезапную потребность. Проще говоря, в этот данный момент у тебя впервые стоит на конкретного человека. И впервые поблизости не наблюдается ни одной добросердечной дамочки. В последние полгода ты вообще особой популярностью у женщин не пользуешься. Слишком много слухов, слишком много тревожных новостей, причиной коих являешься ты, ты, и никто, кроме тебя. Связываться с тобой опасно. Об этом знает и самая дешёвая проститутка. Так, без паники. Ты умеешь пользоваться практически любыми видами холодного и огнестрельного оружия. Неужели не справишься со стояком? Расстёгиваешь ширинку, приспускаешь резинку трусов и издаёшь непроизвольный вздох облегчения, когда освобождаешь стояк от сдавливающей ткани. Взираешь на него с немым вопросом: «А что дальше?». С минуту разглядываешь правую ладонь. Дрочка кажется тебе чем-то унизительным, хотя, по сути, в ней нет ничего особенного. Ты осторожно касаешься влажной головки и охаешь от неожиданно бурной реакции тела. Кто бы мог подумать, что это может быть настолько приятно. Всё ещё не в полной мере смирившись со своими действиями, сжимаешь стояк у самого основания и невольно проводишь рукой по всей длине. Тело содрогается в экстазе. Холодными пальцами ты быстро доводишь себя до исступления, вот только кончить почему-то не получается. Ты балансируешь на грани, но разрядка не наступает. И тогда тебе в голову приходит самая кошмарная идея за всю твою жизнь. Ты облокачиваешься на дверь спиной, закрываешь глаза и представляешь Насекомое. Нет. Ты представляешь Тери Фелини. Как он встает перед тобой на колени, как он взирает на тебя своими серыми глазами, как он развратно проводит языком по губам и берёт у тебя в рот. Ванну заполняет еле уловимый запах твоей смазки. Ты же, массируя свой член всё сильнее, уже представляешь, как его податливые, мягкие губы плотно сжимают тебя. Представляешь, как языком он прощупывает каждую вздувшуюся вену, как присасывается к головке твоего члена и втягивает её в себя. Представляешь, как хватаешь серое недоразумение за волосы и грубо трахаешь его в рот. «Раздевайся», — приказываешь ты мысленно, и он, не отвлекаясь от процесса, стягивает с себя толстовку, оголяет плоский живот, тонкие выпирающие ключицы. Интересно, что бы было, если бы ты укусил их. Или провёл бы по ним языком. Ему бы понравилось? Тебя не оставляет ощущение, что Фелини с тобой играет. Будто бы своими признаниями в бесконечной любви он лишь старается отвлечь тебя от чего-то важного. Или причиной всему является тот факт, что ты не веришь в возможность существования на этой планете человека, который был бы способен тебя полюбить? Но ведь действительно… Как можно любить такого, как ты? Ты настолько увлекаешься сладкими фантазиями, что уже не контролируешь быстро увеличивающийся темп, который задаёшь рукой. Ещё несколько особенно ощутимых движений, и, тихо шипя сквозь плотно стиснутые зубы, ты кончаешь, ощущая болезненно приятную волну удовольствия, стремительно растекающуюся по твоему телу. Обессилев, ты сползаешь по двери на пол и упираешься в неё затылком. Перед глазами твоими пляшут разноцветные пятна. Какое-то время ты пребываешь в расслабленной эйфории. В голове твоей ни единой мысли. Ощущение, будто тяжёлый груз, что долгое время лежал на твоих плечах, наконец-то скинут с них. Немного придя в себя, ты смахиваешь со лба капельки пота, встаёшь с пола, застёгиваешь ширинку и уже собираешься выйти из ванной, когда на противоположной стене замечаешь прозрачно-белые капли спермы. Ими же частично забрызган пол в ванной. — Великолепно, — раздражённо ворчишь ты, хватая первую попавшуюся на глаза тряпку — кажется, это свежепостиранные трусы Яна — и вытирая ею за собой. Кинув испачканную тряпку в ведро, ты распахиваешь дверь и натыкаешься на сидящего за ней друга. — Быстро ты! — улыбается он, вскакивая на ноги и заглядывая тебе за спину. — Смотрите-ка, и стеночку мне протёр, и пол… Какая честь! Погоди, а Чем ты это сделал? Хотя нет… Не хочу знать, здоровее… — Ян не договаривает, получая туалетным ёршиком прямо в лицо. — Фу! Какая гадость! За что?! — вопит Ян. — А нефиг шпионить за мной. — Я не шпионил! Я беспокоился. Надо становиться к людям добрее, ясно?! С таким отношением никто долго мириться не будет. Лисёнка твоего уведут, и не заметишь. — Да кому он сдался? — хмуришься ты. — Судя по его шее, кому-то да сдался, — хмыкает Ян, возвращая ёршик на место. — Только не психуй слишком сильно, — предупреждает он, но уже поздно. Ты, сжав кулаки, влетаешь в комнату к насекомому и нависаешь над Фелини, готовый разорвать его на части.