Семь кругов Ада

Две маски, два страха, две жизни, два шага и одна судьба… Тебя не устраивает этот мир? Хочешь его изменить? Не проще ли просто посмотреть на него другими глазами? Попробовать ощутить его иначе? Поменять угол своего зрения? Ты не Бог и не в силах перевернуть мир вверх тормашками по одному только своему желанию, как бы ни старался… Зато ты можешь изменить ракурс, под которым будешь на этот мир смотреть… Ведь их так много, точек зрения, так зачем зацикливаться на одной-единственной? Изменится ли что-нибудь? Мир? А может, ты сам? Очухайся, неизменное неизменно… Ты просто станешь чуточку счастливее… Ты ведь способен на подобное? Или на это твоей гениальности уже не хватает? Мальчик сидел на мягком диване в пустой комнате в полумраке, не обращая внимания на тонкие полоски солнечного света, что пробивались сквозь плотные тёмно-синие шторы. И размышлял. Размышлял о многом: о жизни, о смерти, о себе, о мире, о счастье и о том, что всё это — чушь собачья. «Что такое жизнь? Это лёгкие? Сердце? Мозг? Их обобщённое функционирование? Это и есть та самая бесценная жизнь?» — думал он, смотря на левую ладонь, прощупывая пульс на запястье, ощущая, как бьётся его сердце. По какому принципу? По какому закону? И как всё это появилось? «Не понимаю…» «Тогда что же такое смерть? Это лёгкие? Сердце? Мозг? Больше не функционирующие? Холодный кусок мяса?» — продолжал он, сжимая маленький кулачок до тех пор, пока кровь не отхлынула от костяшек, отчего они побелели. Мальчик сидел на мягком диване, практически утопая в ворохе мягких подушек, бесцельно блуждая взглядом по пустой холодной безжизненной квартире. И размышлял. Размышлял долго… Он обдумывал то, что не пришло бы в голову любому нормальному ребёнку. Дети его возраста просто не интересовались столь глобальными вопросами, предпочитая проводить время за разноплановыми играми. Именно. Они дышат. Играют. Живут. Но он был способен лишь наблюдать за ними. Как отверженный, он часто слонялся по детским площадкам, исподтишка наблюдал за сверстниками, но подойти каждый раз не хватало духу. А так хотелось всё изменить. Забыться, отбросить лишние мысли и просто порисовать на асфальте, сыграть в прятки или даже в догонялки, заливаясь смехом и не заморачиваясь на окружающем мире. Он так хотел улыбаться. Разве это так сложно? А разве так легко? Всего лишь подойти к одноклассникам и попроситься сыграть с ними в какую-нибудь игру. Всего лишь… Так много. Так трудно. Невыносимо! Мальчик сидел на мягком диване, задыхаясь от слёз жалости к себе, тихо скуля, завидуя, презирая окружающих. И размышлял. А в руках у него вертелся плоский диск, заменяющий пульт. И пусть телевизор можно было включить всего лишь голосовой командой. Всё это не важно. Не ощутимо. А он хотел чувствовать хотя бы холодную гладь пульта. Он просто щёлкал каналы, останавливаясь на каждом не более чем на пару секунд. Мелькала реклама, сериалы, телешоу, мультики. Но всё это было безумно скучным. «Вам твердят, что нужно измениться? Но вы всё ещё пытаетесь подстроить окружающий вас мир под себя? О не…» Очередная вырванная из контекста фраза оборвалась переключением на новый канал. Мальчик застыл. Задумался над услышанными словами и переключил обратно. В левом верхнем углу кружился шарик с большой буквой «П» — эмблема, по которой мальчик понял, что никогда этот канал не смотрел и даже не подозревал о его существовании. Но это было и не важно. Он просто слушал немолодого седовласого мужчину с повязкой на левом глазу, что сидел в мягком кресле, посасывал старую трубку и почему-то казался знакомым, уютным, словно был ему чуть ли не дедом. И в глазах старика плескалась мудрость, которой хотел бы когда-нибудь обладать и мальчик. — Тот, кто говорит о мире, который якобы можно изменить под себя, — глупец, — вещал дедок. — Или же неисправимый мечтатель. Кем мы являемся на этой огромной планете? Лишь песчинками. Муравьями, которых при желании можно сжечь с помощью лупы и солнечного луча. Мы слабы, мы ничего из себя не представляем на фоне вселенной. Вселенной, которой мы не нужны. По натуре мы все одиночки, но так хотим тепла, так жаждем любви, так требуем понимания. Вот вы хотите, чтобы вас понимали? Нет. Не старайтесь заставить вас понять окружающих людей. Это бесполезно! Бесполезно, слышите?! Вы. Сами. Станьте понятными. А если хотите быть довольными миром, будьте довольны тем, что вас окружает. Посмотрите на всё по-другому, с другой точки зрения! Разуйте глаза, я вам говорю! Не подстраивайте мир под себя. В этом нет смысла! Подстраивайтесь под него так, чтобы вам было хорошо и уютно. Вот сейчас… Прямо сейчас встаньте с диванов и кресел! И мальчик поднялся с дивана, заворожённо следя за оратором: — Встаньте, подойдите к зеркалу и улыбнитесь! Не наигранно, не просто для галочки, а искренне! Счастливо! Если вы сможете это сделать, ваша жизнь изменится навсегда! И вы изменитесь вслед за ней! Мальчик сорвался с места, подбежал к большому зеркалу, что висело в коридоре, и попробовал улыбнуться так, как ему посоветовали. Улыбка получилась жалкой и совсем не убедительной. Но мальчишка не собирался останавливаться на достигнутом. Он чётко для себя уяснил, уяснил как никто другой, что эти слова принадлежат не просто безумному старику. Оратор знает больше, чем кто бы то ни был! Возможно, он постиг саму суть счастья и теперь старается поделиться ею с окружающими! Возможно, мальчик был единственным, кто смотрел этот канал, кто слушал этого старика, кто осознавал, насколько ценные советы тот даёт. Всего лишь улыбнуться. Задумывались ли вы, насколько это трудно? Мальчик улыбался и улыбался, стараясь сделать это искренне, ярко, неповторимо, весело, но получалось с каждым разом всё хуже. Может, от того, что мальчик уже и не помнил, когда смеялся от души? Когда же это было? Так давно. Почти половину его жизни назад. А что же от этого смеха осталось? Грубая фальшивка, маска. Это было не его лицо, не его глаза, не его губы… Не его душа. И смотрело на мальчика из зазеркалья не его отражение, нет. Там был некто несчастный, забитый, униженный, уничтоженный и растоптанный… «Разве я такой? Не может этого быть! Я не хочу! Я не буду! Я изменюсь!» Программа закончилась, а он всё стоял у зеркала, всё смотрел на фальшивое отражение. И на глазах его наворачивались детские слёзы. «Не получается, — шептали чужие губы. — Не получается, — отдавалось в пульсе. — Не получается», — в отчаянии кричала душа. Он был талантлив во всём. За что бы мальчик ни брался, практически всё получалось сразу и без особого труда с его стороны. Так почему же он не мог сделать столь простой вещи. Всего лишь улыбнуться себе и увидеть в своём отражении ключ к счастью? Пальцы сами собой сжались в кулаки. Вечно обгрызенные ногти вонзились в ладони, оставляя на них глубокие борозды. Он злился, тихо плакал, неотрывно смотря на несчастное отражение, которое словно доказывало, что он никогда не будет счастлив. «Никогда?» «Не может быть!» «Этому не бывать!» «Проблема не во мне… Во всём виновато зеркало!» Мальчик побежал на кухню, схватил табуретку и вернулся в коридор. На миг он замешкался, подумав было о последствиях, но, вновь встретившись с тоскливым взглядом отражения, не выдержал, размахнулся и со всего размаха ударил табуреткой по зеркальной глади. Послышался звон разбивающегося стекла, и осколки зеркала посыпались на пол. Но, к ужасу мальчика, ситуации это не исправило, ибо теперь на него смотрело не одно отражение, а десятки. И эта тоска. Это одиночество! Эта неизбежность, что таилась во взгляде отражений. Всё это удесятерилось вместе с осколками. «Нет! Не хочу!» «Не смотрите на меня!» Он упал перед осколками на колени и, не замечая боли, начал бить по отражениям голыми детскими кулачками. «Не смотрите!» «Никогда больше не смотрите на меня, не улыбаясь!» Когда через час вернулась домой мать мальчика, её ждал неприятный сюрприз. Лишь зайдя в квартиру, она ахнула и безвольно сползла по дверному косяку на пол, в ужасе смотря на развернувшуюся перед ней картину. Её сын. Её хрупкий маленький Тери сидел на зеркальных осколках, заляпанный собственной кровью. Все его руки покрывали глубокие кровоточащие царапины. Из костяшек кое-где торчали кусочки стекла. Но самым страшным были не раны и кровь мальчика. Куда больше женщину напугала улыбка, что играла на губах её маленького сына. — Мама? — улыбался он, излучая такое счастье, словно только что выиграл миллион. — Смотри! У меня получилось! Я улыбаюсь! Искренне! И никто бы не подверг сомнению его слова. То, что отражало его лицо… Это была не маска. Это было убеждение. Позиция. Новая придуманная жизнь.

***

— Зуо? Господин Зуо, где вы? — в очередной раз позвал седоволосый старик, с кряхтением нагибаясь и заглядывая сперва под кровать, затем под стол и стулья. — Господин Зуо-о-о, — позвал он чуть громче, вытащив на миг изо рта замусоленную трубку. — Где же вы? Ответом ему была тишина. Лишь через пару секунд послышался чей-то беспомощный еле слышный всхлип, донёсшийся из шкафа. — Господин Зуо? — удивлённо пробормотал старик, приближаясь к шкафу и осторожно приоткрывая его дверцу. Его подопечный обнаружился внутри. Забившись в самый угол глубокого шкафа и завернувшись в спавшую с вешалок одежду, мальчик сотрясался от беззвучных рыданий. — Господин Зуо, ваш день рождения… При упоминании этого праздника до того тихо всхлипывавший беспомощный комок разревелся в голос. — Зуо? Мальчик мой, — уже куда ласковей позвал старик, не без усилий присев перед шкафом на корточки. Давали о себе знать старые суставы. Мальчик наконец высунулся из-за одежды, затравленно оглядел комнату и, словно убедившись, что никого кроме старика в ней нет, кинулся к мужчине, вцепился в его шею и уткнулся лицом в его грудь. По щекам его струились слёзы. Старик, привыкший к сдержанному и холодному Шаркису-младшему, маленькой копии его отца, подобным всплеском эмоций со стороны мальчика был буквально обескуражен. — Что произошло? Чем вы так расстроены? Поделитесь, вам станет легче. Обещаю, что этот разговор останется между нами, — прошептал старик, начиная поглаживать Зуо по голове, таким образом стараясь успокоить ребёнка. Какое-то время мальчик продолжал тихо плакать, не произнося ни слова. Но даже самая страшная истерика когда-нибудь заканчивается, потому и слёзы Шаркиса-младшего вскоре высохли. На его детском лице обрисовалась привычная холодная маска равнодушия. Старик даже решил, что мальчик так ничего и не скажет ему, но тот, расположившись поудобнее рядом со стариком, тихо зашептал: — Сегодня был самый ужасный день рождения в моей жизни. Все эти люди, что пришли на банкет, мне отвратительны,— выговорил он, уставившись в одну точку. — Отвратительны? Может быть, — не стал спорить старик, тем более что он был полностью согласен с Зуо. — Не хочу становиться таким же, как они. Не хочу ненавидеть весь мир, как мой отец. Не хочу топтать всех, кто меня окружает. Хочу нормальную жизнь. Любящих родителей. Друзей! — Друзей найти вам никто не мешает, — не слишком убедительно возразил старик. — Мешает! Отец мешает! Он запрещает мне всё, что кажется ему бесполезным! Зачем мне друзья, когда он готовит меня к управлению его империей?! Зачем мне кино и комиксы, когда я должен штудировать опусы о политике?! Надоело! Я устал! Я хочу жить своей жизнью, а не становиться копией отца, превратившись в его марионетку! Но… Что я могу поделать? Ведь я так слаб. — Нет, здесь вы не правы, господин Зуо. Вы очень сильны. Просто не осознаёте этого, потому что ни разу не выигрывали. — Не это ли подтверждает мою слабость? — Нет, это лишь говорит о том, что ваши противники сильнее вас, НО… даже если взять чисто физический аспект, вы ведь никогда не дрались ни с кем, кроме своих учителей и отца, не так ли? Мальчик на это сдержанно кивнул. — А не хотите проверить свои силы вне стен этого дома? — хитро заулыбался старик. — Я… А Это возможно? — встрепенулся Зуо. — Конечно возможно, мой мальчик. Только тихо, — прошептал старик, поднимаясь с пола и маня подростка за собой. Они спустились на нулевой этаж, прошли лабиринт пустых комнат, о предназначении которых ни старик, ни Зуо знать не хотели, пересекли обширный хозяйский гараж, а оттуда попали в небольшой гараж прислуги. Старик открыл дверцу старенькой миниатюрной машинки и сел за руль, Зуо же разместился на пассажирском сиденье рядом со стариком. — Куда мы поедем? — поинтересовался он с лёгким возбуждением. — В одно не самое благоприятное местечко, — не прекращая улыбаться, ответил старик и завёл мотор. Машина чихнула, проклокотала что-то невнятное, но сдвинулась с места. Двери гаража медленно зашелестели, поднимаясь вверх и выпуская автомобиль из гаража. Старик мягко выехал на подъездную дорожку, а оттуда на городскую трассу. Зуо редко бывал за границами элитных районов, его почти не выпускали из дома помимо походов в школу, поэтому смотрел в окно он во все глаза. На город опустилась глубокая ночь, улицы освещали тысячи разноцветных огней, и это завораживало. Манящие, игривые, почти гипнотизирующие вспышки блестели то тут, то там. Цветной калейдоскоп казался Зуо фантастически красивым и удивительным, он захватывал дух и производил неизгладимое впечатление. Неудивительно, что на какое-то время мальчишка отвлёкся от гнетущих мыслей, полностью поглощённый зрелищем. Лишь когда старенькая машинка остановилась около какого-то полуразрушенного здания в злачном районе города, Зуо встревожился. — Что… что мы собираемся делать? — запинаясь, спросил он. — Проверять ваши силы, естественно, — улыбнулся старик, кивая на тени, что мгновенно окружили машину. — Кто это? Что им от нас надо? — запаниковал было мальчик, но старик его осадил: — Успокойтесь, господин Зуо. Вы сильнее их всех вместе взятых. А что они хотят? Много чего. Машину. Деньги. Мою жизнь и, безусловно, ваше юное тело. Выбирайте сами, что вам больше по душе. — Моё тело? — глаза у мальчика округлились. — О чём ты говоришь? — Вы прекрасно знаете, о чём. Вам уже четырнадцать. Вы взрослый мальчик и должны понимать… — Старик не договорил, прерванный внезапным ударом по лобовому стеклу прямо перед ним. Окно разлетелось на куски, и пара осколков попала в лицо старику, а один и вовсе вонзился ему в левый глаз. Он тут же ахнул и закрыл лицо ладонями, но больше ничего не предпринял. — Что? О нет! Господи! Что мне делать?! — закричал мальчишка, хватаясь за голову и вжимаясь в сиденье машины. Сейчас он казался слабым и беззащитным, но старик-то знал, какая сила кроется в этом человеке на самом деле. — Вам всего лишь надо поверить в себя, — прохрипел он, стараясь перекричать оглушительное улюлюканье и дикий смех, что окружили машину со всех сторон. — Идите, господин Зуо… Идите и покажите, кто здесь главный, — подтолкнул он мальчика к двери. Зуо ошарашенно взглянул на старика, на сочащуюся из его глаза кровь и подчинился. Он неуверенно приоткрыл дверь автомобиля и уже было ринулся наружу, но прежде старик поймал его за руку, привлек к себе и прошептал почти на самое ухо: — Вы думаете, что несчастны, но это не так. Всё в ваших и только ваших руках. Научитесь получать удовольствие от того, что вас окружает. Вы меня поняли? Мальчик кивнул, неуклюже выбрался из машины, но боевую стойку принять не успел. Удара битой в район живота позволили избежать рефлексы. Зуо сам удивился собственной проворности. Быть может, удача? Мальчика знобило от страха. По телу пробегали судороги, во рту пересохло, горло словно сковал удушающий ошейник. Он не мог нормально дышать и контролировать своё тело тоже не мог. Но даже в таком состоянии уклоняться от нападающих оказалось удивительно легко. Противники Зуо двигались слишком медленно и неумело. Они были слишком предсказуемы. Настолько, что уже через пару минут Зуо веселился, издеваясь над их неуверенными потугами навредить ему. «Какие они слабые! Я вижу каждое их движение!» — думал Зуо с восторгом, отнимая у одного из нападающих палку и со всего размаха ударяя ею в лицо другому. Зуо почти ощутил, как проламывается нос несчастного под этим ударом, услышал неприятный, но будоражащий кровь хлюпающий хруст, почувствовал несколько горячих капель чужой крови, что попали ему на руки, и наконец понял, что имел в виду старик. Да… От этого действительно можно получать удовольствие. И ему захотелось вновь услышать хруст ломающихся костей, ещё раз ощутить горячую кровь на своих руках, почувствовать себя всесильным, непобедимым, доминирующим, ощутить Власть над чужой жизнью. Эти ощущения оказались сильнее любого наркотика. — Хорошо поработал, — ухмыльнулся мужчина, что сидел за огромным письменным столом, сложив руки домиком и смотря на старика исподлобья. — Да, благодарю. Хотя, как видите, я слегка пострадал, — улыбнулся тот, указывая на свой глаз. — Мой мальчик вырос, — полностью проигнорировав жалобу старика, улыбнулся мужчина. — Великолепное видео. Я наслаждался каждой секундой. — Он не смог сдержать торжества в голосе. — Что же касается вас. Полагаю, вы будете всё ещё в состоянии вести свою программу и с одним глазом, не так ли? — Верно, — согласился старик, также улыбнувшись. — Главное, чтобы эта программа у меня была. — Будет. Уже есть. Целый канал, — кивнул мужчина, протягивая старику документы. — Премного вам благодарен. — Благодари не меня, — кивнул мужчина в сторону монитора, на котором в стоп кадре замерла фигура Зуо, в этот самый момент ломающего руки одному из своих обидчиков. На лице мальчика играла удовлетворённая улыбка, глаза горели, лицо раскраснелось. Он был в восторге, и всё это ему действительно нравилось. — Если бы он повёл себя иначе, вы бы уже не вернулись. — Как хорошо, что вышло иначе, хвала небесам, — ответил старик, поднимаясь со своего места и ковыляя к входной двери. Сегодня он в последний раз видел этот дом, этого человека и даже Зуо. И о, как же он был этому рад! Через две недели из дома ушёл уже Зуо.