***
И всё-таки кулинария Мифи — это настоящая биологическая бомба! Причём действующая почти мгновенно! Я уже и не помню, когда мне было так плохо в последний раз! Кажется, когда всё та же Мифи попробовала сделать сырный рулет. О да, тогда я успел побывать в преисподней и даже погореть на медленном костре, а когда всё же пришёл в себя, поверил в Бога, Будду и чудеса, что они порой творят. Но спасут ли они меня в этот раз, я начал сомневаться, когда моё пребывание в туалете превысило двадцать минут. Всегда замечал, что в книгах все персонажи воюют, ссорятся, мирятся, любят, едят, моются, НО… Часто ли описывают то, как они сидят на унитазе? Верно… Такое предпочитают опускать, из-за чего я, если когда и читал о ком-либо, всегда потом очень трудно себе представлял, как вон тот эльф или же прекрасная принцесса справляют нужду в общественном туалете. То ли дело я! У меня, кажется, вся жизнь в основном протекает если не в туалете, так неподалёку от него! Всё, Тери! Не быть тебе персонажем романа! Уже в тысячный раз в этом убеждаешься! Разве что в какой-нибудь заштатной третьесортной порнушке с копрофильным уклоном? Не стать тебе героем-любовником, ибо героев-любовников не тошнит на себя, они не начинают считать себя пони и уж конечно же они не травятся адскими печеньками! А всё почему? Потому что ты кретин! Ну и насекомое… Не зря же Зуо постоянно об этом твердит… Кстати, о Зуо… Интересно, а если его представить в туалете… Не-е-е-е-е!!! Вот его как раз в разряд персонажей книг! И всё же… Вопрос дня: А он и в туалет с пистолетом ходит? Подтирается обоймой, что ли? Сразу представил, как Зуо, сидя на унитазе, чистит свой пистолет или стреляет в соседние кабинки ради развлечения. А что? Кто-то кроссворды разгадывает, кто-то читает Шекспира, кто-то сосредоточен на одном-единственном, а Зуо вот кромсячит окружающих! Вполне в его стиле! О да… Брутально, ничего не скажешь. И всё-таки для восприятия подобная картина казалась неправильной! Куда проще на всё том же унитазе можно было представить Гитлера, вещающего о завоевании мира и уничтожении евреев. Но Тери, прекрати думать о подобной ерунде! Ты же сейчас точно кого-нибудь родишь! Причём с собственным смертельным исходом! И действительно, я совсем не преувеличивал своё состояние. Живот крутило, меня бил страшный озноб, а со лба стекали капельки холодного липкого пота. И не только со лба, а, кажется, вообще со всего тела. Единственным отвлечением оказалась туалетная дверь, исписанная вдоль и поперёк. Моё же внимание привлёк один пример. Начало интеграла было написано ручкой, после шёл знак «равно», и затем всё решение вплоть до ответа было жестоко выцарапано. А под продолжением была ещё одна запись ручкой «Спасибо». Этот пример я решил месяц назад как раз загнанный сюда сырным рулетом Мифи. И посмотрите-ка! Люди спасибо научились говорить! Я бы порадовался и даже возгордился собой, но как же болел мой живот! Когда колики в животе наконец начали утихать и из меня уже вышло всё, что могло и не могло выйти, я на трясущихся ногах вышел из кабинки и, доковыляв до раковины, включил холодную воду. Вид у меня действительно оставлял желать лучшего. Мало того, что синяк на скуле ещё не спал, так теперь, когда я стал бледным как смерть, он ещё и выделился так, словно обновился, как какой-нибудь антивирус. Чёрт! Обновляющийся синяк! Нет ничего страшней на свете! Правда, бледность начала стремительно заменяться нормальным цветом лица, видимо, печеньки всё-таки были мной побеждены! А-ха-ха… чёртова выпечка, будешь знать, как со мной связываться! Я, уже прибалдев от того, что состояние моё резко нормализовалось и что-либо болеть перестало, тщательно вымыл руки, высушил их и поплёлся к выходу из туалета. Но уже у дверей умудрился с кем-то столкнуться. — Извините, — бросил я и хотел пойти дальше, но дверь у меня перед носом захлопнулась. Я невольно взглянул на «жертву» столкновения и ахнул, узнав в ней Ника. — Привет! — заулыбался он во всё лицо. — При… вет, — хрипло выдавил я из себя, желая сейчас провалиться сквозь землю или как минимум последовать за печеньками! — Ты вчера не был в школе, что-то случилось? — обеспокоенно поинтересовался он. — Да нет… Просто решил прогулять, — небрежно пожал я плечами, старательно избегая взгляда Ника. Сейчас я сам себе казался последней сволочью. Переспал с ним и сразу кинул! Это же так гадко! Так… хотя-я-я! Я его с собой спать не заставлял! Эх… Тери, Тери… Какая тухлая отмазка! Самая тухлая из всех тухлых, что ты когда-либо сочинял. А ещё гением называешься. Хуйня ты, а не гений! — М-м-м… Надеюсь, это не из-за того, что… — начал было Ник, но я его резко оборвал: — Это совсем не связано с тобой. Честное слово! — заверил я его. — Ну ладно… Я… Это… Пойду! — пробормотал я, но не смог сделать и шагу, так как Ник полностью преградил мне дорогу. — Ты избегаешь меня? — Я? Тебя? С чего ты взял? — изобразил я искреннее удивление — и, видимо, изобразил очень даже неплохо, ибо нанит мягко мне улыбнулся и внезапно погладил мою щёку. Правда, его улыбка почти сразу сползла, только он заметил синяк на скуле. — Это Он сделал? — Голос Ника стал ледяным. — Не-е-ет… Это сделала табуретка! Знаешь… Шёл, споткнулся, и прямо об неё… — брякнул я ещё одну на редкость дебильную отговорку. Ник нахмурился, но, видимо, понял, что ничего рассказывать ему я не собираюсь. Вместо этого он присел на корточки, проверил, нет ли кого ещё в кабинках туалета, затем выпрямился и уже с хищной ухмылочкой предложил: — А давай прямо здесь! — Чего? — просипел я, невольно попятившись, но нанит схватил меня за ворот кофты, притянул к себе и поцеловал. Я от неожиданности начал было возмущаться, но лишь усугубил ситуацию, позволив языку Ника проникнуть в мой рот. Пытался его оттолкнуть от себя, опять безрезультатно. Складывалось впечатление, что, несмотря на похожесть нашей комплекции и даже худобы, Ник почему-то был во много раз меня сильнее. Словно по волшебству, он буквально оттащил меня от двери и посадил на одну из раковин. Раковина тут же заскрипела и застонала, давая понять, что даже подобный мне мешок с костями для неё тяжеловат, но наниту явно было на это пофиг. — Ник! — буквально взвыл я, когда парень от меня наконец-то отстранился. — Сиди смирно, и будет классно, — с приятной хрипотцой в голосе произнёс он и, слегка облизнувшись, присел на корточки и потянулся к моей ширинке. Признаться, на пару секунд у меня в голове появилась шальная мысль наплевать на всё и просто расслабиться и наслаждаться, НО… Как у собаки Павлова, так и у меня сработал рефлекс: перед глазами внезапно предстал Зуо — и о, какие у него были глаза, о, как он на нас смотрел. Да-а-а… Приятно, когда тебя ревнуют, но если тебя ревнуют подобные Зуо… Обойдусь! — Ник, не стоит, — тихо, но чётко произнёс я, убирая руки нанита со своих штанов и застёгивая наполовину раскрытую ширинку. Ник посмотрел на меня как-то растерянно, если не обиженно, поднялся с корточек и начал хмуро вглядываться в моё лицо. Между нами повисло неловкое молчание. — Почему? — наконец подал он голос. — Я… Ник, прости, но мне… Мне нравится другой человек… Я ведь, кажется, тебе уже говорил об этом… Говорил, нет? — Я сам действительно не помнил, говорил ли я что-нибудь наниту про свою извращённую любовь. — Да… И кто же это? — Ник как-то посерел и явно разозлился. — З… — Я хотел сказать Зуо, но вовремя прикусил язык, вспомнив предупреждение сэмпая. — З? — приподнял брови Ник. — Зонтики! — выпалил я и только затем начал соображать, а что я, собственно, сказал. — Обожаю зонтики! Да! Да, Ник, ты не ослышался! Я грёбаный фетишист! Покупаю зонтики и дрочу на них до посинения! — У Ника от такого признания глаза стали по пять копеек. — Издеваешься? — выдохнул он. — На полном серьёзе! — уверенно ответил я. Нанит лишь закатил глаза, как-то горько рассмеялся, отошёл от меня к одной из кабинок, затем вернулся и вновь прижал меня к раковине: — Если я тебе больше не интересен, говори всё как есть, а не трусливо прячься за идиотскими неправдоподобными отговорками, — прошептал он мне в губы. Я на это лишь болезненно вздохнул. Ник, легко тебе говорить! А я к такому не привык! — Я… Мне правда нравится другой человек. Я думал, что если… если поддамся тебе, то, может быть, смогу переключиться на тебя. Но… не переключился. От того, что между нами произошло, стало только хуже. Я лишь ещё раз понял, насколько мне нужен Он, — усилием воли заставив себя посмотреть Нику в глаза, просипел я. Нанит поморщился, словно у него внезапно заболела голова. — Что ж… Я сам навязался и сам виноват, — к моему удивлению, тихо ответил он, отходя от меня и облокачиваясь на соседнюю раковину. — Но… Я могу хоть знать, кто это? Я никому не расскажу. Даже Мифи. Правда! — заверил он меня. — Не, — замотал я головой, — не то чтобы я тебе не доверял, просто нельзя. — Что ж… Пока я не знаю своего врага, у меня остаётся надежда. Если не скажешь мне, кто это, я так просто не сдамся, — неожиданно серьёзно заявил мне Ник. Я аж воздухом поперхнулся. Так просто не сдашься? Ник! Очнись! На кой хрен я вообще тебе сдался?! Что за внезапный фанатизм? И нужен ли в действительности тебе именно я? Или же тебе нужен… Лис? Осознание того, что Ник вполне может знать, кто я, а значит, и встреча наша была не случайна, и всё было не случайно, на миг заставила меня зависнуть. Правда, я тут же себя одёрнул, обвинив в паранойе, но пообещав себе всё же быть внимательнее. — Думай что хочешь, но имени его я не скажу, — сухо бросил я и поспешил выйти из туалета. Ник за мной пойти даже не подумал.***
— Думай что хочешь, но имени его я не скажу, — сказал парень в серой кофте, серых джинсах и с удивительно глубокими серыми глазами и вышел из туалета. — И не говори… Я и так его знаю, — прошептал себе под нос парень, что боялся тишины, до боли в пальцах сжимая кулаки. Он был в ярости. Не от того, что провалил задание и не смог соблазнить мальчишку, а значит, не смог переманить его в Железо. Не от того, что его за это ждало, безусловно, суровое наказание. И даже не от того, что была ущемлена его гордость. Нет, он был зол, потому что независимо от решения этого гения парень, что боялся тишины, хотел его. Не на одну ночь, а навсегда, просыпаться рядом, завтракать вместе, ходить в кино, дарить дорогие подарки, ухаживать… любить! Впервые он ощущал подобную потребность: быть всегда с кем-то и всего себя тратить ради того, чтобы этому кому-то было хорошо. И именно поэтому парень, что боялся тишины, не мог просто так забыть об этом, не мог отпустить мальчишку так просто. Невольно ярко-жёлтый конверт, что всё это время покоился в кармане его джинсов, оказался в его руках. Через секунду парень, что боялся тишины, выудил из него фотографию, с которой на него смотрел некто бледный с пепельно-чёрной чёлкой, падающей на жёлто-зелёные глаза и с не самой доброй ухмылкой, играющей на тонких губах. Недолго думая, парень, что боялся тишины, подошёл к стене туалета и одним ударом впечатал в неё фотографию. А вторым ударом и вовсе пробил бетонную стену насквозь. И дело было вовсе не в его природной силе или же хрупкости стен. По всему телу парня, что боялся тишины, как и по телу любого наёмного убийцы, принадлежащего к Железу, циркулировало такое количество наномашин, которое обыкновенному человеку даже и не снилось. И эти машины были способны как увеличивать выносливость и силу человека, так и повышать регенерацию тканей, защищать от повреждений и многое-многое другое. Они делали человека практически неуязвимым. — А можешь ли ты похвастаться этим, а, Зуо? — заулыбался парень, что боялся тишины, смотря в дыру в стене и видя, как скомканные обрывки фотографии, подхваченные ветром, медленно спускаются вниз.***
Пока я сидел в туалете, урок кулинарии, к моей радости, закончился. Закончиться-то закончился, а печенье-то осталось! К счастью, Мифи хватило милосердия больше не заставлять меня их есть, поэтому, когда я уселся за парту, она просто протянула мне поднос с печеньками и предложила выбрать любую, дабы узнать своё будущее. — Знаешь, я вообще-то его уже узнал, — невесело усмехнулся я, всё ещё не отошедший от не самого приятного разговора с Ником. — Так ведь всё сбылось уже! — Что значит — сбылось? Я же не помер! — Ну-у… Бывают погрешности, — пожала плечами Мифи, не желая от меня отставать. — Погрешности? — офигел я. — Неужели ты выучила и такое умное слово? Не говори только, что ещё и значение его знаешь! — изобразил я на лице тихий ужас. — Очень смешно, — фыркнула подруга, — ты давай печенье бери лучше. Поняв, что Мифи от меня не отстанет, я выбрал одно печенье, надломил его и вытащил из его недр свёрнутый клочок бумаги: «ТЕБЕ ОТПИЛЯТ НОГИ!» — Э-э-э… Позитивно, — хмыкнул я. — Только что-то не самое хорошее будущее мне рисуется. Слушай, у тебя все пророчества однотипные? Если да, то лучше сразу скажи, чем заставлять меня читать всю эту муть. — Возьми ещё! — словно пропустив мои слова мимо ушей, предложила Мифи. — Ага… Чтобы узнать, что завтра я стану импотентом или умру под колёсами грузовика? — Не будь врединой! Бери! Вот — половину тебе, половину мне! — С этими словами подруга вывалила передо мной часть печенья, а второй частью занялась сама. Мне ничего не оставалось, как, пожав плечами, начать рыться в «шедеврах» кулинарии, натыкаясь на всё более многообещающие пророчества. В их состав вошли «Тебе признается в любви трансвестит!», ну-у-у… Если этим трансвеститом будет Зуо, я не против! «Тебя сожрут тараканы» меня не слишком вдохновило, зато «Грядёт конец света, и ты сгниёшь последним» мне показалось почти романтичным! Конечно, было множество подобного фуфла, но последняя печенька оказалась неожиданно приятной. Записка в ней гласила: «Тебя оттрахают по первое число!» Не знаю уж, при чём тут первое число и почему именно первое и почему именно число, но то, что оттрахают… М-м-м… Я уже весь в ожидании! Я настолько углубился в мечтания, которые вызвало данное пророчество, что даже не заметил, как начался новый урок и в класс зашла Елена Мидоровна. Это была женщина лет сорока-сорока пяти, с огромной густой копной рыжих волос и с немного придурковатым видом. Я даже не знаю, что делало её внешность придурковатой больше: её белесые глаза навыкате, одежда в неизменный разномастный цветочек или её фанатизм по поводу истории нашей нации. Вообще Елена Мидоровна вела у нас мировую историю. Якобы вела! В действительности каждый урок начинался с того, что она с восторгом рассказывала о нашей стране, о нашем городе и нашей великой нации. И сегодняшний день не стал исключением: — Россия… Россия всегда была на более высоком уровне, чем остальные страны! О да… Славяне вообще потрясающий народ! Они способны на всё! Да! Они практически полубоги! Никто, слышите, никто больше… — Ну-ну… Хреновы славяне, конечно, гении от и до, — послышалось фырканье у меня за спиной Тоя, что приехал из Японии. Естественно подобные разговоры как ему, так и как минимум ещё половине класса были попросту неприятны, но Елена Мидоровна явно не знала, что такое чувство такта. — Ваша страна всегда была в глубокой заднице! И все, кто здесь жил, пребывали в ней же! — подала голос Майя, дедушка которой был французом. — Что… Простите, что вы сказали? — перевела учительница свои бешеные глаза в сторону моей одноклассницы. — Я сказала… — Я прекрасно расслышала, что вы сказали, Юная леди. Но не могу понять, неужели вы действительно настолько наивны или же настолько глупы, раз уверены, что ваша нация стоит с нашей на одном уровне! А? — Слушай… Может, её волосы — парик и в действительности она лысая и с татушкой свастики на всю спину? — шепнула мне Мифи. Я лишь хихикнул, и Елена Мидоровна, заметив это, резко повернулась ко мне. Но я-то знал, что мне бояться нечего, во мне учительница души не чаяла, уверенная, что я яркий представитель тех самых полубогов славян. Нет, я, конечно, совсем не против побыть полубогом! Но звучало это глупо. Да и к тому же даже дети трёх лет знали, что кровь давно перемешана, и делить на нации людей уже просто нет смысла, но Елена Мидоровна упорно это игнорировала. — Вам, Тер-р-ричка, тоже показались слова Майи глупыми? — заулыбалась она, тут же походя на гиену. — Нет, — пожал я плечами. — Если честно, я тоже не совсем с вами сог… — Но досказать мне не дали. — Давайте-ка лучше поговорим о нашем потрясающем городе! — воскликнула внезапно учительница, всплеснув руками. — Итак, кто мне ответит, когда наш город начал называться Тосамом и почему? С чего всё началось? Эту историю знал весь класс буквально наизусть, ибо Елена Мидоровна рассказывала её раз за разом в течение трёх лет в начале каждого урока, но отвечать никто не рвался. Елена Мидоровна, прищурившись, оглядела всех. Наконец её взгляд наткнулся на несчастного Скру, что в этот самый момент втихую ел салатик из пластиковой коробочки, что прятал за тетрадкой. Таким образом со стороны учительницы казалось, что он усиленно что-то учит. — Скру, мальчик мой, не мог бы ты рассказать нам в двух словах о нашем восхитительном городе! — Скру вздрогнул, на миг подавился салатом, правда тут же взял себя в руки, поднялся со своего места и, шумно вздохнув, протараторил: — Первое упоминание о городе было в 1350… каком-то году, назывался изначально Сам… самкой? Ой… нет, не самкой… Самарой? Да! Точно! Самарой! Затем пришли дядьки с серпами и молотами, и стал он Куйбышевом. После перестройки снова стал Самарой, в конце XXI века рядом с городом был построен завод по созданию новых технологий, из-за чего к названию Самара начали прибавлять «Технологический округ», хотя в народе чаще называли Техно-оружием, ибо на заводе, по слухам, разрабатывалось новое оружие массового уничтожения. После Третьей Мировой Войны, когда данное оружие вроде как было продемонстрировано и из-за которого погибла треть населения планеты, а в конце не победил никто, Техно-оружие Самару сократили до Тосама. Город назвали самым грязным, кровавым и жестоким. Многие, у кого погибли родственники из-за оружия, якобы спрятанного под городом, до сих пор закидывают мировой суд апелляциями, желая уничтожить город и то, что хранится в его недрах. Но наличие какого-либо тайного оружия не было доказано, поэтому заявки по уничтожению города отклоняют уже больше сотни лет… — Да-да! Верно! Восхитительно, Скру! Садись, мой мальчик, на место! Садись! — захлопала счастливо Елена Мидоровна. Скру явно от такого обращения передёрнуло, но он, стиснув зубы, уселся на своё место, а учительница тем временем продолжала: — Именно так… мы многое пережили и вытерпели, многое поменялось, на нас сильно повлиял Запад, когда он ещё существовал. Даже имена! «Начинается!» — мысленно взвыл я, зная, что если женщину повело в другую степь, то свернуть и вернуться обратно она уже не захочет. Вот и сорвался ещё один урок мировой истории. — Посмотрите на ваши имена! — тем временем всё яростней вещала она. — Вряд ли найдётся хоть кто-то в этом классе, кто назван русским именем! Разве я не права? — И дабы убедиться в своей догадке, Елена Мидоровна полезла в журнал и начала вчитываться в имя каждого. Русскоимённых действительно не оказалось. — А тогда моё имя какой стране принадлежит? — спросила Юлька, староста нашего класса. — Ах… Юлия! Ваше имя очень и очень древнее! Если не ошибаюсь, римское! — О-о-о-о! — прокатилось по классу. Да уж. Может, учительница и была латентной нацисткой и совсем не умела преподавать историю, зато она владела целым ворохом лишней информации, чем и подкупала. — А у меня?! — влезла в разговор Стефани, она у нас считалась самой красивой в классе, хотя по мне, Мифи была куда симпатичнее. Не успели мы и глазом моргнуть, как уже весь класс заполнился гамом из-за беспорядочных вопросов о том, какое имя от чего произошло или к чему принадлежит. Немного помявшись, внёс свою лепту и я, спросив, а что учительница думает об имени Зуо. В классе сразу стало как-то тише, но Елена Мидоровна на это внимания не обратила. Почесав подбородок, лишь неуверенно ответила: — Думаю, что-то связанное с Китаем, хотя ручаться не могу, — улыбнулась она мне так, как никому больше не улыбалась. Ага! Так ты у нас, Зуо, китаец! И плевать, что у тебя глаза больше, чем у меня! Хотя нет… Здесь я вру… Очень и очень вру! С моими тарелками дальнего виденья вообще никто не сравнится! И всё равно китаец есть китаец! Вот и появилась у меня ещё одна причина постебаться над моим дорогим и, безусловно, горячо мной любимым сэмпаем.