*первая часть главы была написана под этот трек, вдруг кого заинтересует: Two Steps from Hell — Moving Mountains, Two Steps From Hell — White Witch*
Хоспис — учреждение для неизлечимо больных людей. Место, где умирающим предоставляли уход и делали последние дни их жизни не столь мучительными. Место, где пытались не спасти жизнь, но продлить её хотя бы на пару дней, часов, минут.
Чем больше лет проходило, тем острее население планеты нуждалось в подобных учреждениях.
Третья Мировая принесла с собой столько вирусов, сколько людям до того и не снилось. Заболевания, рядом с которыми Чума и Проказа были не серьёзнее простуды. Всё потому, что от этих болезней лекарство существовало, от новых же заболеваний — нет. И пусть сотни учёных не спали сутками, стараясь выявить вакцины к новым штаммам вирусов, они просто не поспевали за их мутациями. Лишь создавалась вакцина, а через несколько месяцев вспыхивала эпидемия уже нового вируса, с которым она справиться не могла. И, только приостановленные, исследования начинались вновь. Люди работали на износ, понимая, что человечество подступило к границе своего уничтожения слишком близко, что один неверный шаг, одна заминка, и всему придёт конец.
Одним из самых страшных вирусов был МИЦТ — без видимых причин человек сначала слабел, а затем начинал стремительно стареть. При этом тело больного раздирала ужасающая боль, которая нарастала с каждым днём, пока в последний момент человек не выдерживал и не умирал от болевого шока. Никакое обезболивающее не помогало, не было ни одного лекарства, которое могло облегчить последние минуты жизни несчастного. Разве что… Эвтаназия?
— Сегодня у брата эвтаназия. Не мог бы ты поехать со мной к нему в Хоспис? Прошу тебя. — Голос Мифи дрожал. Она переминалась с ноги на ногу, смотря на Тебя очень внимательно большими наполненными слезами глазами. Несколько слезинок блестели на её длинных ресницах, и Ты, заметив, как они мерцают в свете ламп, подумал о том, что раньше не видел, насколько красива Твоя подруга.
«Гормоны наконец-то дали о себе знать?» — задался Ты вопросом и только затем поморщился от осознания того, что Тебе в данный момент говорят о скорой смерти близкого родственника, а Ты при этом думаешь о подобных глупостях.
Зато теперь стало ясно, почему Мифи была так странно одета: чёрная блузка, чёрный пиджак, чёрная юбка и туфли на низком чёрном каблуке. Сегодня всегда меняющие цвет волосы девочки были также чёрными, забраны на затылке в обыкновенный хвост.
— Я не могу, — сухо бросил Ты. — Это же…
— Нет! Прошу тебя! Пойдём! Мне нужен кто-то… Кто-то, кто не будет плакать! — прошептала она, глотая слёзы. — А я знаю… Ты сильный, ты это скрываешь, но ты очень сильный, ты не будешь… Можешь ненавидеть меня, больше не дружить со мной, но только сегодня — пойдём со мной! — Её умоляющий взгляд просто не мог оставить Тебя равнодушным. Внутри всё словно перевернулось и заполнилось чем-то неприятно-липким. Ты действительно не хотел ехать, Ты был уверен, что это не Твоё дело и Тебя это попросту не касается. Но эти глаза и дрожащие бледные губы подруги заставили Тебя дать иной ответ:
— Ладно, — тихо согласился Ты, сам не понимая, зачем и почему. Мифи никогда не казалась Тебе особенно умной девушкой. Она постоянно витала в облаках, думала лишь о том, как бы апгрейднуть своё тело или, быть может, где раздобыть денег на новую одежду. Но Такая Мифи предстала Твоим глазам впервые. Строгая, сдержанная, но тем не менее гордая и не желающая показывать окружающим, насколько ей плохо. На уроках она сидела прямо, словно проглотив железный прут. Ни один мускул не дрогнул на её бледном лице. Но лишь началась очередная перемена, она позвала Тебя на лестничную площадку и только тогда только Тебе показала то, что чувствовала в действительности, что скрывала за этой непроницаемой строгой маской.
— Спасибо, — прошептала она. Мифи глубоко вздохнула, взяла себя в руки, вновь посмотрела на Тебя и улыбнулась. Так, как никогда ещё Тебе не улыбалась. Эта улыбка была чем-то большим, чем просто отражением её благодарности. Она словно создала между вами ту последнюю ниточку, без которой вы всё это время не могли стать самыми близкими друзьями. Эта улыбка стёрла ту пропасть, что между вами всё это время пролегала. Ты забыл о том, насколько умнее её, насколько бесчувственнее и злее. Она, та, кто долгое время спасала Тебя, становясь некой отдушиной, теперь сама просила у Тебя помощи. Отказать ей было равноценно убийству крупиц той человечности, что в Тебе ещё оставалась.
После уроков вы под гомон тысяч учеников вышли на крыльцо. Вокруг все смеялись, старались друг друга перекричать, спорили, жили. Они не подозревали, что в эту самую секунду одна девочка едет к своему брату, чтобы попрощаться, чтобы увидеть, как он будет умирать. На её глазах умирать. Всё это казалось Тебе каким-то неправильным. Что-то с этим миром всё-таки было не так… Вот только что же?
У ворот школы вас уже ждала машина.
— А они против не будут? — сбивчиво спросил Ты, кивая на родителей Мифи.
— Не будут, — тихо бросила девочка и уверенно направилась к машине. Ты поспешно последовал за подругой, раздираемый тучей противоречивых мыслей. Ты никогда не мог подумать, что Мифи может быть так больно, что она может быть такой… Сильной. Люди… Люди-люди-люди… Они сильнее, чем Тебе всегда казалось. И не так глупы, как Ты думал. Ты смотрел на свою убитую горем подругу и понимал, что все твои теории по поводу ничтожности человечества рушатся… рассыпаются подобно карточному домику.
Они не так слабы… слышишь? Люди совсем не такие! Слабый здесь… ты?
Вы сели в машину, и Ты, впервые увидевший родителей Мифи, тихо поздоровался. Отец Мифи, мужчина средних лет с такими же серо-зелёно-голубыми глазами, как и у его дочери, оглянулся и так же тихо поприветствовал Тебя. Мать Мифи ничего не сказала. Она тихо плакала.
В Тосаме было три Хосписа. Один для детей, два других для взрослых. Когда-то на всю Россию было всего несколько Хосписов. Теперь же их было три в одном лишь городе. Это говорило о многом. Подобное учреждение было необходимо во всех сорока четырёх городах, которые сейчас существовали на планете. Сорок четыре проклятых города. Всего сорок четыре… Третья Мировая не пожалела людей. Не пожалела она и планеты. Война прошла, а её последствия всё ещё убивали капля за каплей тех, кто посмел выжить.
Машина остановилась у высоких кованых ворот Хосписа. Остальную дорогу посетители должны были пройти сами. Мифи с родителями вышли из автомобиля и уверенно пошли по небольшой дороге, покрытой белым шуршащим гравием. Они знали, куда идут, они были здесь не раз и не два. Ты же был впервые, поэтому только и успевал вертеть головой, осматривая огромную территорию хосписа и то и дело натыкаясь взглядом на людей: беспомощных, замученных и усталых. Лица многих были обезображены болью, глаза тех, кто жил здесь, давно потухли. Эти люди мечтали лишь об одном — чтобы их муки наконец прекратились.
Так зачем же вы живёте?
У каждого были свои причины: родственники; возможно, какие-то долги этому миру. Но никто из них не хотел больше бороться. Лишь страх… липкий страх перед болью… Лишь жажда… жажда успокоения…
Ты почувствовал, как начинаешь задыхаться, как и Тебя сковывает этот страх. Если в больнице постоянно пахло хлоркой и лекарствами, то здесь был лишь ощутимый запах смерти. У Тебя закружилась голова. Ты смотрел на смерть широко открытыми глазами и впервые не мог понять, что же она такое.
Что такое смерть?
Что такое, спрашиваешь ты?
Тери, ты разве не помнишь?
Ведь Джонни умер, и ты был уверен, что знаешь… всё знаешь о смерти!
Джонни? А кто это…
Прости…
— Тери? Что-то случилось? — Голос Мифи вывел Тебя из ступора. Ты не сразу понял, что уже несколько минут стоишь посреди дороги и смотришь на молодого парня в инвалидной коляске, играющего со своей собакой. Кажется, он был парализован и мог управлять лишь левой рукой. Парень бросал рыжей собаке маленький мячик, а пёс, заливисто лая, бежал за мячиком, находил его, брал в пасть и, виляя пушистым хвостом, приносил своему хозяину. Причём сначала пёс клал мячик у ног своего хозяина, видимо надеясь на то, что парень сможет, как в старые добрые времена, сам нагнуться и взять его. Но больной на это лишь грустно улыбался. Тогда пёс вновь брал мячик в зубы и перекладывал его уже прямо в руку своему хозяину. Новый бросок, и всё повторялось снова. Не то чтобы пёс был так глуп и поэтому каждый раз сначала приносил игрушку к ногам парня… О нет… Наоборот… Он был слишком умён…
Тебя это напугало… Эта безнадёга и отчаянье, что читалась во всей этой на первой взгляд совершенно безобидной сцене. Это Тебя так впечатлило, что Ты застыл и не мог оторвать взгляда от этого парня и его собаки ровно до тех пор, пока к Тебе не подошла Мифи.
— Ничего. — Пересохшие губы сами собой прошептали это, но прозвучала кинутая тобой фраза настолько фальшиво, что Ты брезгливо поморщился. Девочка же внимания никакого на это не обратила, лишь зацепилась за рукав Твоей серой вытянутой кофты и повела за собой. Ты был уверен, что Хоспис мало чем отличается от больницы. Но и здесь Ты оказался неправ. Вы зашли в большое белое здание, но очутился Ты не в шумной больнице, а скорее в вакууме. Не было ни единого звука. Лишь длинные белые коридоры с сотнями дверей, лишь серые лестницы, лишь тихо жужжащий белый лифт и ни единой души. Казалось, что Ты попал в какое-то заброшенное здание.
— Почему здесь… так тихо? — Эта тишина Тебя угнетала и давила, от неё Тебе хотелось убежать, спрятаться или начать громко говорить, только бы разорвать её. Тишина пугала Тебя, кажется, даже больше, чем запах смерти, витающий здесь и пропитавший собой абсолютно всё.
— Полная звукоизоляция… чтобы больные не мешали друг другу… своими… криками, — выдавила из себя Мифи. — Я тоже не сразу смогла к этому привыкнуть, — уже тише добавила она.
Вместе вы поднялись на седьмой этаж, а там среди совершенно одинаковых и ничем не отличающихся друг от друга дверей выбрали одну. Лишь щёлкнул замок открывающейся двери, как Тебя буквально накрыл шквал звуков: болезненные крики, суета бегающих вокруг больного медсестёр и врача, шуршание капельниц и лязг стеклянной посуды.
Мужчина, брат Мифи, выгибался на кровати, судорожно дышал, почти рычал, хватаясь сводящими судорогой руками за спинку кровати. Мифи сначала испуганно отпрянула, но затем поспешила за своими уверенно зашедшими в комнату больного родителями. Но Ты не сдвинулся с места. Тебе там делать было нечего. Ты не был тем, кто имел право наблюдать эвтаназию человека, которого так любили Мифи и её родители. Не просто потому, что Ты был посторонним. Ты стоял посреди коридора и всё чётче осознавал одну-единственную истину: Тебе было наплевать на этого человека. Плевать на его муки. Ты видел искажённое болью лицо, Ты видел панику медсестёр, Ты видел всё это, но ничто не трогало Твоё сердце.
Сердце?
Что это?
То, чего мы лишились…
То, что мы потеряли в тот день, когда увидели Джонни с пистолетом в руках…
А было ли оно у нас вообще?
Являлось ли сердце чем-то большим, чем просто орган, перекачивающий кровь в нашем теле?
Кто знает…
Дверь захлопнулась, а за ней остались и все эти страшные звуки. Ты остался в полной тишине. В полной всепоглощающей тишине посреди пустынного белого коридора.
«Интересно, как скоро всё это закончится?» — задался Ты вопросом, сам не совсем понимая, о чём же Ты говоришь. Об эвтаназии? О болезнях? О мире? О своей жизни? О чём же?
«Cogito, ergo sum — мыслю, значит, существую» — это было сказано Рене Декартом…
«Когда я мыслю, я убиваю… себя убиваю», — подумал Ты, отворачиваясь от двери, расставляя руки, изображая ими крылья самолёта и начиная идти по самому центру коридора на цыпочках, покачиваясь и не смея сделать лишнего шага вправо или влево, словно Ты шёл по невидимой верёвке. Шаг за шагом Ты продвигался вглубь коридора, проходя всё новые двери и невольно прислушиваясь. А вдруг всё же что-то услышишь? Чужая смерть… Она пугала… Но и пробуждала нездоровое любопытство. Так Ты прошёл с десяток дверей, пока не заметил, что одна из них приоткрыта. Звуков оттуда никаких не доносилось. Невольно Ты сошёл со своей невидимой тропы и, не опуская рук, подошёл к двери ближе. Но в узкую щель ничего толком разглядеть не получалось. Лишь десятки трубок, капельница и прибор, считывающий ритм сердца. Тогда Ты, немного подумав, приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Белые стены, белый потолок, белый пол — комната была точно такой же, как и та, в которой лежал брат Мифи. Та же кровать у окна и десятки приборов. Вот только тот, а точнее та, что жила в этой комнате, не корчилась от боли, а всего лишь сидела на кровати, аккуратно сложив руки на коленях и вглядываясь в окно. Услышав тихий скрип двери, девушка оглянулась, и Ты встретился взглядом с большими тёмно-карими глазами. Незнакомка была некрасива: большой рот, вздёрнутый нос, землистого цвета кожа и глаза с болезненным блеском. Кроме того девушка была лысой и на её висках красовались толстые шрамы. Несколько секунд вы просто смотрели друг на друга, после чего девушка внезапно улыбнулась тебе:
— Хочешь зайти, мальчик? — тихо спросила она.
— Нет, но зайду,— хмуро пробормотал Ты, закрывая за собой дверь.
— Ты приехал к своему родственнику? — последовал следующий вопрос.
— Нет, я что-то вроде моральной поддержки…
— Эвтаназия?
Ты на это лишь сдержанно кивнул.
— Хочешь мандарин? — последовал следующий вопрос, и девушка протянула Тебе оранжевый фрукт.
— Не люблю… — отказался Ты, следя за каждым её движением.
— Думаешь о том, насколько я некрасива? — заулыбалась девушка такому вниманию к себе.
— Нет, хочу понять, чем ты больна.
— У меня сбои на генетическом уровне. Не знаю, что послужило причиной. Врачи тоже не знают. Сначала умерла мать, затем отец, затем старшая сестра. Теперь пришла моя очередь, — спокойно ответила она и вновь отвернулась к окну.
— Тебе больно? — сделав шаг в её сторону, спросил Ты.
— А тебе? — последовал встречный вопрос.
— Я? Я ничем не болен…
— Но ты мучаешься от боли… я это вижу в твоих глазах, — тихо ответила она, — знаешь… чем ближе мой конец, тем острее я чувствую окружающих меня людей. И как только ты заглянул в мою комнату, первая моя мысль была о том, что ты очень несчастен. Что твоя душа плачет… расскажешь мне, почему?
— Я не плачу… и мне вовсе не больно. — Ты не знал почему, но её слова тебя злили. — Мне просто скучно!
— Может, и так… — не стала спорить девушка, — меня зовут Вайлин, мне двадцать четыре года, я закончила Тосамский Государственный университет и стала отличным ветеринаром…
— Зачем ты всё это мне говоришь? — удивлённо прервал Ты её.
— Наконец-то появился кто-то помимо врачей, с кем я могу поговорить… хочу стать бессмертной в твоих воспоминаниях.
— Возможно, я забуду тебя, как только выйду за эту дверь, — тихо признался Ты.
— Это действительно может произойти?
— Вполне…
— У тебя проблемы с памятью?
— Да, постоянные провалы… Зачастую я даже забываю о том, что они у меня есть, а потом вспоминаю вновь… Забавно, не правда ли?
— Ты из-за этого так несчастен?
— Я не несчастен… не из-за этого, — чуть подумав, всё же решил ответить ты честно.
— Тогда из-за чего?
— Мне плохо…
— А причина?
— Просто плохо…
— «Просто» ничего не бывает, — возразила она.
— Бывает, и намного чаще, чем тебе кажется, — нахмурился Ты в ответ.
— Я завидую тебе, — внезапно прошептала она, повернувшись к Тебе и заглянув в Твои глаза. И только сейчас Ты понял то, что тебя так насторожило в этой некрасивой умирающей девушке. Она была другой. Она не сдавалась. Она… была счастлива?
— Почему ты улыбаешься?
— Рада, что ты зашёл ко мне.
— Здесь нечему радоваться, я тебе никто!
— Ты человек… мне этого достаточно… Знаешь, у меня совсем никого не осталось… Мои родители и сестра умерли; пока я следила за ними, приходя в этот же хоспис, я не думала больше ни о чём. У меня не было друзей, ведь всё свободное время я тратила на то, чтобы заработать на пребывание моих родных здесь. Хоспис — штука не дешёвая, скажу я тебе.
«Почему?»
— А как же ты сама себе оплачиваешь лечение?
— Я продала квартиру и отдала все деньги, которые только у меня были… теперь мне остаётся надеяться, что я умру раньше, чем эти деньги закончатся.
«Почему ты всё ещё счастлива?»
— Так ты ждешь своей смерти?
— В некотором роде, хотя… хотя мне бы хотелось пожить ещё чуточку больше.
— И поэтому ты завидуешь мне, потому что я буду мучиться в этом гнилом городишке и дальше?
— Мучиться? — Её взгляд внезапно стал колким. — Знаешь… я ненавижу подростков… вы такие глупые…
— Я не глупый!
— Глупый… что есть смерть? Ты веришь в потусторонний мир?
— Нет…
— Значит, когда ты умираешь, ты просто… исчезнешь?
— Именно…
— Разве это не страшно? Тебя это устраивает? Я сегодня утром смотрела телевизор, там рекламировали новый фильм, он выйдет через полгода… знаешь… ты знаешь, насколько страшно осознавать, что я не посмотрю его? Ведь я так хочу! Так, как, наверное, больше никто на этой планете, так почему же я умру до того, как произойдёт его премьера?! Это обидно!!! — воскликнула она и всплеснула худыми руками.
— Не хотеть умереть только из-за какого-то фильма? — усмехнулся Ты. — И после этого ты называешь глупым меня?!
— Конечно глупый… для меня важен фильм… а что важно для тебя? Считаешь, у тебя нет причин жить? Ха! Ты так думаешь ровно до того момента, пока тебе не дадут небольшой срок до смерти. И тогда ты осознаешь, сколько всего ты ещё хочешь увидеть, познать, почувствовать и попробовать… ты внезапно увидишь мир совсем другими глазами! Вот только… Что это изменит, ведь ты уже умираешь. Тебе останется лишь наблюдать за неблагодарными людьми, у которых впереди ещё столько времени. Времени, которое они будут тратить на несущественные глупости. Например, будут думать, что они самые умные на этой планете и что им… скучно. — Говоря всё это, она смотрела на Тебя не мигая. — Почему ты не любишь мандарины? — внезапно перешла она совсем на другую тему.
— Я… я не знаю, мне не нравится вкус, — опешив, пробормотал Ты.
— А почему тебе не нравится вкус?
— Не знаю…
— Попробуй!
— Я не хочу.
— Попробуй! Возможно, Этот мандарин тебе понравится! — настаивала она. Ты тяжело вздохнул, взял фрукт, повертел его в руках, очистил от мягкой ярко-рыжей корки и закинул в рот одну дольку.
— Ну как?
— Гадость, — выдавил Ты, Тебе действительно не нравились мандарины.
— Что ж… возможно, они понравятся тебе завтра, — улыбнулась девушка. — Ты ведь придёшь ко мне завтра? — спросила она, и Ты отчего-то кивнул. — Я буду ждать!
— Ты ещё пожалеешь, — тихо ответил Ты.
— Это угроза? — слегка изумилась девушка.
— Нет, скорее утверждение.
— Я не верю в утверждения, — заявила Вайлин и внезапно хитро улыбнулась. — Ты съел мой мандарин, я требую платы!
— Что?! Да я съел только одну дольку — и ту не хотел! — начал возмущаться Ты.
— Ничего не хочу слышать. Раз ты считаешь себя взрослым, то и веди себя как взрослый, — начала поучать Тебя девушка. — Разве я сказала, что мандарин бесплатен? Не помню такого!
— Но ты же… ладно, и сколько я тебе должен? — недовольно пробормотал Ты, вытаскивая из кармана кофты горсть мелочи.
— Деньги? — Вайлин сначала удивилась, а затем искренне расхохоталась. — Деньги? Мне? Зачем мне эта фигня! Я же при смерти! — Она смеялась и смеялась, вгоняя Тебя в краску, каждым словом заставляя Тебя чувствовать себя всё неуютнее. — А говоришь, что не глупый!
— Я не глупый! — ощетинился Ты, но больше ничего в свою защиту сказать так и не смог.
— Но мы отвлеклись… Платой за мандарин будет твой ответ на мой вопрос. Думаю, это честно!
— Совсем нет!
— Почему же ты так несчастен? Расскажи мне, — полностью проигнорировав Твоё возмущённое сопение, спросила в лоб Вайлин.
— Я… — Ты хотел что-нибудь соврать, но почему-то под пристальным взглядом этих ореховых глаз слова неправды застревали в горле.
— Присядь. — Вайлин кивнула на край своей кровати. Ты на негнущихся ногах подошёл ближе и уселся на то место, куда она указала. — Итак, я слушаю.
— Я… — снова выдавил Ты из себя. — Я провальный эксперимент… — Правда слетела с губ сама собой, и Ты сам вздрогнул от прозвучавших в комнате слов.
— Вот как… Расскажи больше… — попросила она, но в этот самый момент до ваших ушей донеслось чьё-то рыдание.
— Мне пора… — выдавил Ты из себя, вскочил с кровати девушки и направился к двери.
— Хорошо, значит, расскажешь завтра! — бодро заявила новая знакомая.
— Я не приду! — сухо кинул Ты и вышел из комнаты.
— Придёшь… — донеслись до тебя её тихие слова.
Ты и сам не сомневался, что вернёшься сюда и ваш разговор продолжится. Почему? Ты и сам не мог ответить на этот вопрос. То, что творилось с тобой, Ты не мог объяснить, но её глаза, её голос… отпечатались где-то в глубине твоего сознания. Впрочем, сейчас тебе надо было думать не об этом. Первое, что ты увидел, выйдя в коридор, — это плачущую Мифи. Всё уже закончилось, и теперь её брата на носилках несли к первым этажам. При хосписе был свой крематорий, что было очень удобно. За ещё не остывшим телом парня последовали его родители. Хотела пойти и Мифи, но ты не дал ей сделать и шага, быстро подошёл к подруге и обнял её сзади за плечи. Ты ничего не говорил, потому что просто не мог найти слов утешения. Ты помнил, как было в своё время плохо тебе, и понимал, что слова здесь являются скорее раздражителем, чем успокоительным. Сначала Мифи не шевелилась, а затем внезапно разревелась в голос. Повернулась к тебе, уткнулась тебе в плечо. Ты же только и мог, что гладить её по голове и шептать какие-то лезущие в голову странные глупости про Бога, ангелов, мир и перерождение, про то, что в следующей жизни её брат наверняка станет властелином какой-нибудь крутой галактики, где на одного мужчину приходится по десять цыпочек. Ты говорил и говорил, сам не осознавая, что за чушь несёшь. Но Мифи почему-то на Твои слова лишь кивала, и иногда сквозь её слёзы Ты слышал нервный, но всё-таки смех.
— Спасибо, мне стало легче, — поблагодарила она Тебя через пару минут, высвободилась из твоих объятий и побежала вниз к родителям.
Что я только что делал?
Что я только что говорил?
Впервые Ты осознал, что людям можно помочь не только умничая и ломая их изнутри во имя их блага, как тебе казалось. Иногда… иногда лучше вести себя глупо…
***
Ты приходил к Вайлин почти каждый день. Было в ней что-то, что никак не мог приобрести Ты. Её жажда жить тебя завораживала, пленяла и не хотела отпускать. Она рассказывала тебе о своих мечтах, делилась впечатлениями от увиденного в окне, будь это опавший жёлтый лист клёна или же какая-то странная птица с голубым оперением. Она радовалась любой мелочи, причём радовалась так искренне, что тебе оставалось ей лишь завидовать. Завидовать и восхищаться. Она заставила тебя вновь поверить в людей, посмотреть на мир иначе, она заставила тебя свернуть с того угнетающего скучного пути, на который ты когда-то ступил.
Но с каждым днём блеск в её глазах становился всё слабее, и настал тот день, когда этот блеск исчез вовсе. Ты зашёл в её комнату… Она даже поприветствовала тебя… дала очередной мандарин, уверенная в том, что на этот раз он понравится тебе точно. Затем она сказала, что устала и хочет спать… всего лишь закрыла глаза… всего лишь остановилось сердце. Ты смотрел на неё, как когда-то смотрел на Джонни… Ты стоял и плакал, но чувствовал совсем не то, что чувствовал тогда в комнате Джонни.
— Спасибо, — шептал ты, — спасибо тебе, ты спасла меня… Спасибо, спасибо, спасибо! — В комнату ворвались врачи и начали делать Вайлин массаж сердца. Они ещё боролись за её жизнь, но ты знал, что всё кончено.
— Спасибо, — повторил ты и вышел из её комнаты.
Тех, у кого не осталось родственников, хоронили на небольшом кладбище при хосписе. Хотя, конечно же, это кладбище отличалось от тех, что были когда-то раньше, когда людей ещё хоронили в земле. Могила Вайлин состояла из маленького надгробия, на котором обычно высекали то, что завещал написать покойный. На сами похороны Ты прийти не решился. Пришёл к ней только через неделю и, усевшись у надгробия, прочитал несколько слов на камне, которые были адресованы, конечно же, тебе: «Мой дорогой друг, я верю, ты разукрасишь этот мир в те цвета, в которые захочешь сам! Ты способен на это, как никто другой!»
— Хочу в ядовито-розовый! — воскликнул ты. — Или нет… в голубой! Хотя постой… вот дом одного говнюка из школы я бы точно в пурпурный раскрасил, дабы знал, как ко мне приставать! Да-да! А вот девочке из параллельного класса, которая мне, к слову сказать, очень нравится, я бы разукрасил всю улицу в фиолетовый! Мне сказали, что это её любимый цвет, так что… А мне нравится оранжевый… и знаешь… тот мандарин, что ты мне дала в последний раз, он был очень вкусным… странно, правда?! Ты полностью изменила меня… Может, в действительности ты не человек, а? Богиня? Точно богиня! Я не верил в Бога… но теперь буду верить во всё! И в тебя в первую очередь!
— Эм… — Твой разговор с надгробием прервал мужской бас. Ты вздрогнул, но всё же обернулся на голос. Окликнул тебя, как оказалось, мужчина в белом халате, что был врачом Вайлин. — Вы Тери Фелини, если я не ошибаюсь? — осведомился он.
— Да, это я, — с опаской кивнул Ты, — только не говорите, что она задолжала хоспису и я теперь до глубокой старости должен расплачиваться с её долгами! — воскликнул ты, на всякий случай прячась за надгробие. — Если это действительно так, я воскрешу тебя для того чтобы придушить! — прошипел Ты уже надгробию.
— О нет! — Врач искренне рассмеялся. — Нет, что вы, просто она просила меня кое-что вам передать.
Мужчина протянул тебе небольшой свёрток.
— Хм… может, тротил? Взорвать ненавистных соседей? Это я всегда готов, — бормотал ты себе под нос, беря в руки свёрток и открывая его. Но это оказались лишь письмо и обыкновенная общая тетрадь, каких сейчас уже почти не продавалось. Письмо было коротким: «Тери, я рада, что теперь ты знаешь цену своей жизни… и всё же… на тот случай, если тебе вновь станет скучно, я даю тебе задание… Я хочу, чтобы ты сделал всё, что не успела сделать я. Мои пожелания ты сможешь прочесть в тетради, что идёт вместе с этим письмом. Целую, но не прощаюсь! Я уверена, мы ещё встретимся в одном из параллельных миров и станем королями мира каких-нибудь зелёных Чупакабр! До встречи ;P
P.S. Не забывай есть мандарины!»
Прочитав письмо, Ты заулыбался, но эта улыбка быстро сползла с твоих губ, как только ты открыл столистовую тетрадь и осознал, что каждая её страница испещрена сотнями, тысячами пожеланий Вайлин.
— Ты издеваешься?! Да мне десяти жизней не хватит исполнить все эти желания! — начал причитать Ты, буквально набрасываясь на надгробие. Ты даже не заметил, как врач, всё так же улыбаясь, тихо удалился, оставив тебя наедине со своей подругой.
— Ладно, щас посмотрим. Так. «Попробовать зелёное мороженое», ну, это я смогу… — вчитывался ты в мелкий почерк. — Нет, ведь не лень было писать всю эту муть, а?! Я тебя спрашиваю! Молчишь? Ну и молчи, ещё поговорим! Так. «Сходить на мужской стриптиз»?! Вайлин, ты сбрендила! Как ты себе это представляешь?! Ты же знаешь, что я по мужикам не загоняюсь… А это чё за хрень? Как я тебе рожу мальчика? Блять, как?! Каким местом?! Ладно. Спокойно. Если пару твоих желаний я не исполню, я не виноват! Что тут дальше. «Завести тараканов». Так… каких, к хералям, тараканов, сама их заводи! Я тебе заведу… я тебе таких тараканов заведу! И притащу сюда… Посмотрим, как тебе понравится, когда они изгадят весь твой камень надгробный… и ещё голубей принесу! Они знают своё дело! Пипец!.. Как можно было о стольком мечтать?! А? Я же помру всё это делать… О… Так… «Сходить в парк развлечений и покататься на Самом большом в мире Тосамском колесе обозрения»… ТЫ ХОТЬ ПРЕДСТАВЛЯЕШЬ, СКОЛЬКО ЭТО СТОИТ?! Я ЖЕ ШКОЛЬНИК! У меня денег дохера?! «Клёво потрахаться». ЧТО ещё ЗА ЖЕЛАНИЕ?! Извращенка!!! Хотя соглашусь, я бы тоже был не прочь… «Круто потрахаться с парнем». НЕ ДОЖДЁШЬСЯ!!! «Круто потрахаться с двумя моряками». ТЕБЯ ЧТО, ЗАЕЛО?! За такие желания тебя в рай не возьмут! Надеюсь, больше такого… «Заняться оральным сексом с дворником». Так… это уже не смешно… у меня страшные подозрения насчёт тебя! Не разочаровывай меня, Вайлин! «Спасти мир от инопланетного вторжения». О, ну это я всегда рад… каждый день это делаю! Вайлин, я точно тебя убью!!!
…Ты разбирал желания Вайлин весь день, Ты бы занимался этим ещё и всю ночь, но два охранника вывели Тебя за пределы хосписа.
— На сегодня приёмный день закончен, приходите завтра.
— И приду! Приду и ещё дам Вайлин втык! Думала, умерла — и все проблемы решены?! Они только начались!
Ты сделал свой выбор…
Ты отказался от Лиса…
Ты стал Тери…
Единственным и неповторимым….
Властелином собственной жизни…
Теперь ты был способен на всё!
***
В класс я летел на крыльях любви и счастья, и даже проснувшаяся резь в заднице не могла сейчас испортить моего настроения. Я выиграл! Выиграл!!! И теперь в моём распоряжении было целых два желания. Я, наверное, так бы не радовался двум тоннам золота, как этому!
— Миф-ф-ф-фи!!! — почти пропел я, вбегая в класс и тут же кидаясь к своей парте.
— Фелини! Вы опоздали! И смеете так фривольно врываться в класс?! — задребезжал у меня в ушах голос учительницы. Меня слегка передёрнуло, но я всё же вернулся за дверь, постучался в неё, вновь заглянул в класс (уже не фривольно!) и смиренно поинтересовался:
— Простите за опоздание, я могу войти?
— Заходи, — одарила меня учительница не самым любящим взглядом и отвернулась к доске. Вот и ладненько! Я вприпрыжку добрался до парты и уселся на своё место.
Мифи всё это время с какой-то подозрительной сосредоточенностью пялилась в экран компьютера, то хмурясь, то слегка краснея, то откровенно злясь. Вообще-то она часто вела себя странно (чья бы корова мычала), но сегодня она ещё и странно выглядела! Точнее, странными были её волосы. Они были красными! Ещё до нашего знакомства в глубоком детстве Мифи сделала одно из первых нано-усовершенствований своего тела — наномашины, которые от одного только желания хозяйки меняли цвет её волос. Довольно безобидная, пусть и очень дорогая вещица. И последние месяцы у Мифи волосы постоянно были окрашены разными оттенками синего или зелёного, поэтому такая резкая смена имиджа не могла не насторожить меня.
— Что это с твоей мочалкой на башке? — как можно более изящно поинтересовался я.
— Иди убейся! Я занята, — монотонно бросила мне Мифи и вновь углубилась в написание чего-то, видимо, очень важного.
— Убиться я всегда успею, но всё-таки… с чего вдруг такие перемены в цвете волос и с каких это пор ты начала печатать больше десяти слов в минуту?
— Тери, отвали! — нервно бросила она, начиная покусывать нижнюю губу. — …в любви моей ты без сомненья… — пробормотала она себе под нос.
— Чего? — Я нагнулся поближе к подруге и откровенно уставился в её монитор. То, что она писала, было похоже на поэму… только вот очень кривую и какую-то уж слишком сопливую.
— Чё это? — только и смог я выдавить из себя.
— Не видишь, что ли?! Стихи любви… — становясь такой же красной, как и её волосы, пробормотала Мифи.
— Прости, что? — Я почувствовал, что сейчас либо упаду в обморок, либо заржу. Обморок меня всё же обошёл, а вот смех сдержать оказалось очень трудно, поэтому, не выдержав, я всё же прыснул, при этом вернувшись на своё место и отвернувшись к окну. Я надеялся, что Мифи ничего не заметит, но она заметила. И пришёл я к этим воистину гениальным умозаключениям опираясь на то, как зло она ударила меня клавиатурой по голове. Клавиатура была очень тонкой, поэтому треснула и разломилась на две половинки.
— НЕ-Е-Е-Е-ЕТ! — тут же послышался вопль Мифи. — Тери сломал мою клавиатуру!!! — Оба обломка полетели в мою сторону, и оба, конечно же, в меня попали, ибо когда ты находишься от человека всего в паре десятков сантиметров, попасть в него труда не составляет.
— Фелини! — Это уже орала учительница. — Опять ломаешь школьное имущество? Хочешь ещё на месяц вылететь из школы?! — пригрозила она мне. Дело в том, что официально меня выгнали из школы не за взлом школьных архивов, а за ломку школьного имущества, а если быть совсем точными, за то, что я умудрился разбить четыре унитаза. Я уже вижу, как тащусь в школу с бейсбольной битой, дабы разбить ко всем чертям несчастные унитазы. Интересно, что же они мне такого сделали? Надо поболтать с обломками, узнать! А то я ведь и сам от себя такого никогда не ожидал! Ладно бы ещё раковины, но чтобы я конфликтовал с унитазами? Уму моему это непостижимо!
— Ты что, с ума сошла! — заныл я, потирая ушибленную голову. Что-то ей в последнее время достаётся. Хотя… с жопой всё равно не сравнить. Подумав об этом, я невольно окунулся в воспоминания прошлой ночи, побледнел, покраснел, потупил взгляд, затем впал в слепое бешенство, снова побледнел и… Короче, я стал почти неотличим от Мифи.
— Ты чо, помираешь, что ли? — спохватилась она, на что я промычал что-то нечленораздельное, начиная вытирать слюни и глупо улыбаясь. — Хм… у тебя что-то произошло? — Наконец Мифи вернулась в наш бренный мир!
— Ага! — Моя улыбка стала шире. — Но сначала расскажи, с чего это ты вдруг решила написать подобную херню?
— Ну… — Мифи замялась. — Я долго думала… Всё-таки мне очень нравится Лурна… Но когда я узнала, что она смертельно больна… Это так страшно. Я всегда боялась этого, ты же знаешь, ещё со смерти брата… Знать, что в какой-то момент тебе придётся похоронить любимого тобой человека, — это кошмарно!
— Нда-а… и поэтому ты решила написать сопливый стишок? Не вижу связи!
— Тери! Ты дебил! Между зелёными козюльками и концом света ты связь видишь, а между моим страхом перед потерей любимого человека и стихами — нет?!
— Именно так, — нахмурился я, действительно не понимая, к чему клонит Мифи.
— Дурак! — фыркнула подруга, вытаскивая из полки в столе запасную клавиатуру, благо их у нас в школе было столько, что хоть жопой жри. К нам списывали всё то оборудование, которое выходило из моды и переставало покупаться из-за появления более совершенных прототипов. — Я вчера наговорила Лурне кучу гадостей, потом всю ночь не спала и сегодня решила, что извинюсь перед ней! И… и предложу встречаться дальше! Вот! — заявила подруга, вновь всё внимание переключая на монитор. — Ну а у тебя чё? — бросила она мне уже больше на автомате.
— А… фигня… с Зуо переспал, — махнул я рукой как ни в чём не бывало.
— А… понятно… стоп! — Мифи очень медленно повернулась ко мне. — Ну-ка повтори!
— А?
— Нет, дальше!
— Фигня?
— Тери, блять!
— Я переспал с Зуо, — пробормотал я, чувствуя, что начинаю смущаться.
— Ах… У… Е!!! ЧЁРТ! — вырвалось из Мифи.
— Лэйри! — послышался визг учительницы.
— Да! — Мифи вскочила со своего места, явно всё ещё потрясённая моими словами.
— Ещё один звук с вашей стороны, и я выгоню обоих!
— Да! Хорошо! Кхм… То есть! Мы больше так не будем! — Мифи явно паниковала.
— Чтобы больше ни одного звука!
— Да!
Мифи плюхнулась на своё место, и следующие пять минут, ощущая пристальный взгляд учительницы, мы молча списывали с доски разнородную фигню, думая, естественно, не об этом. Но лишь наш цербер отвернулся:
— Рассказывай! Всё рассказывай! В подробностях! Вплоть до поз и децибел стонов!
— Я, эм… ну… это было ужасно! — начал я свой рассказ. Естественно, о тех подробностях, о которых просила меня Мифи, я рассказывать не стал, да если уж на то пошло, и не мог, потому что первую часть ночи умирал от боли, а вторую пребывал в эйфории. К тому же сам я почти ничего не делал, а описывать, как Зуо меня нагибал, мне не особенно хотелось.
— Охренеть! Это же просто охренеть! Тебя трахнул Зуо! С ума сойти! — шипела Мифи, хватаясь то за голову, то за сердце. — Мой мальчик вырос! Я так тобой горжусь! — наконец заявила она, смахивая с глаз невидимые слёзы.
— Не издевайся… — фыркнул я в ответ.
— Ну и что? Вы теперь встречаетесь? Ведь Да?!
— Ага… если бы… — Моё настроение быстро поползло в минус. — Ему было скучно, он меня поимел… вот и всё…
— А глаза-то горят! Точно всё не так просто! — ехидно заметила Мифи. — Ну?! Если всё так плохо, чего же ты такой счастливый, а?! — Тут я не смог сдержаться, повернулся к Мифи, улыбнувшись при мысли о том, что я могу не всё, но многое. Мифи почему-то в первую секунду шарахнулась от меня.
— Это чё за улыбка маньяка-убийцы оленей! — выдохнула она, и я, спохватившись, перестал улыбаться.
— Просто… Просто Зуо проспорил мне два желания!
Мифи уже повторно начала хвататься за сердце, изображая, что вот-вот испустит дух.
— Секс! Загадаешь яростный секс всю следующую неделю?! — вдохновенно предположила она.
— Нет, думаю, заднице моей пока хватит приключений, — остудил я пыл подруги.
— Но тогда что ты загадаешь? Свадьбу?
— Мифи, ты же понимаешь, что, если желание будет слишком… не по нраву Зуо, он скорее убьёт меня, чем выполнит его… так что… Стой! Придумал! Я знаю, чего пожелаю!!!
— Да? И чего же?
— Попрошу сходить со мной в парк развлечений и покататься на колесе обозрения!
«Одним желанием Вайлин станет меньше».
