Моргенштерны навсегда

      Большинство старейших родов строили свои поместья за стенами Аликанте, тем самым как бы подчеркивая, что они не собираются жить в шумном и грязном городе. Конечно, насчет грязи они преувеличивали, но гордость просилась наружу. Так и Моргенштерны расположились за городом.       Это не был самый большой особняк в округе, но все же не захудалая хижина. Двухэтажное здание с отделкой из красного кирпича, окна первого этажа украшены витражами искусных мастеров, резные оконные рамы, а на крыше красуется флюгер ручной работы. Перед домом небольшой аккуратный садик. В памяти Клэри, мать — Джослин Моргенштерн — в свободное время возилась в нем, пересаживая лилии и гортензии. Сейчас цветов практически не было, лишь аккуратный кустик белых роз — любимые цветы Джослин.       Клэри стоит перед прудом на заднем дворе. Что-то не так. От запаха тухлой рыбы и водорослей желудок чуть ли не выворачивает наизнанку. Клэри пыталась разглядеть поверхность пруда, но ничего не вышло — над водой стояло зеленоватое облако тумана. Девушка знала, что спит, и по опыту прошлых снов отвернулась, чтобы не видеть, как туман разойдется и на поверхности покажутся отрезанные рыбьи головы.       Клариссе никогда не удавалось контролировать сон. Каждую ночь она раз за разом не могла оторвать взгляда от пруда. Затем бежала в сад к зачахнувшим розам, земля под которыми покрыта ковром из трупов пчел. Сейчас что-то изменилось. Девушка толкнула заднюю дверь поместья, та со скрипом поддалась, и Клэри вошла на кухню. На столе, среди грязной посуды, виднелась толстая крыса. Ее красные глазки поблескивали в свете стоящей рядом свечи. Крыса скребла когтями поверхность стола, разметала длинным лысым хвостом пыль.       На окнах клочьями висела паутина. «Если есть паутина, должны быть и пауки». Стекла закоптились, будто на кухне произошел пожар. «Поместье никогда не горело». Клэри не хотела оставаться в доме, ей хотелось выйти на улицу и бежать без оглядки прочь от поместья, но что-то влекло ее внутрь. Это было не просто тянущее ощущение, нет, ее словно хватали ледяные руки, щипая за оголенные участки кожи, касались горла и сдавливали его, вынуждая сделать шаг вперед.       Клэри потянулась к подсвечнику, и крыса протяжно запищала. Она оскалила острые зубки и, спрыгнув со стола, убежала куда-то в темноту коридора. Девушка поежилась, крысы — переносчики болезней. Холодные пальцы нажимали на плечи, тянули вглубь дома, и Клэри поддалась им, зная, что этого не избежать.       Ветер гулял по коридорам. Он хлопал дверьми, завывал где-то на чердаке. И вдруг наступила тишина, все двери разом захлопнулись, кроме той, что вел в гостиную. Оттуда слышалась мелодичная песня — колыбельная, которую Джослин пела Клэри в детстве. Девушка сглотнула. В одном из своих снов она заходила туда. Всего раз, в остальных же снах девушка всегда сразу направлялась на второй этаж, в кабинет отца. Но сегодня руки толкали ее в гостиную, и Клэри очень не хотелось туда заходить, зная, что ждет за дверью.       Голубые шторы плавно покачивались в так песне. Джослин склонилась над колыбелькой и протяжно пела. Она гладила малышку-Клэри по голове. А затем женщина повернулась, точнее повернулось то, что от нее осталось. С мертвецки-бледного лица лоскутами слезала кожа, пустые глазницы обозначились темными пятнами, на месте носа показалась белая кость. От нее пахло сладковатым запахом разложения. Джослин тянула руки к свое повзрослевшей дочери и улыбалась, криво изгибая губы. Девушка закричала, но ее голос перекрыла колыбельная, вновь полившаяся из уст мертвеца.       Краем глаза Клэри заметила, как что-то бесформенное поднимается из колыбельки. Ребенок, больше походивший на мешок из зеленоватой человеческой кожи. На голове младенца лишь в некоторых местах остались огненно-рыжие волосы. Один глаз вывалился из глазницы и висел на тонкой ниточке нерва. Клэри еле смогла подавить тошноту. И тут влажные пальцы коснулись ее рук, оставляя липкий след.       — Нет! Нет, отойди от меня, — сон вгонял в ужас, Клэри кричала и размахивала руками.       Она пыталась отойти назад, выбежать из комнаты, но невидимые руки толкали ее навстречу матери. Женщина коснулась мокрыми, покрытыми струпьями пальцами лица дочери. Она притянула ее к себе, не переставая петь, а когда смолкла, дотронулась губами до лба Клэри. Зловонное дыхание нагоняло еще большую тошноту, скручивало желудок и сжимало легкие. В ту же секунду невидимые руки потянули Клэри назад, дверь в гостиную захлопнулась, и девушка упала на пол. Лоб покрылся испариной, по лицу бежали слезы. Девушка склонилась над полом, держась за живот. Во рту почувствовался кисловатый привкус, язык пересох, но тошнота отступила. Клэри принялась остервенело тереть лоб руками, пытая стереть мерзкий влажный поцелуй. Но невидимые руки не дали ей этого сделать, они впились ледяными пальцами в плечи и потянули девушку дальше.       Свеча погасла, и Клэри была вынуждена идти по коридору в темноте, то и дело спотыкаясь об упавшие картины и перевернутые цветочные горшки. В доме было душно и пахло гарью. Клэри все никак не могла отделаться от мысли, что, возможно, что-то горит, но напоминала себе, что в поместье никогда не случалось пожаров.       «И мертвецы не разгуливали по дому».       Лестница.       Ступени ведут наверх, к спальням и кабинету. Отполированные перилла покрыты сажей и кровью. Девушка привыкла к этому. Конечно, ее до сих пор пробирала дрожь, но когда ты в двадцатый раз видишь один и тот же сон, то начинаешь привыкать к некоторым моментам. Вот только в этот раз девушка провела по периллам рукой. Она не хотела этого делать, но невидимые руки вынуждали ее, а затем Клэри провела ладонью по лицу, с силой размазывая черную сажу по щекам, втирая в кожу.       Последняя ступень скрипнула, и девушка оказалась в очередном коридоре, в конце которого из-под двери отцовского кабинета пробивался свет. Клэри схватилась руками за перилла, пытаясь устоять на месте. Невидимые руки давили на горло, они все сильнее сжимая ледяные пальцы, наверняка оставляя синяки. И девушка отпустила, по лицу текли горячие ручейки слез, размазывая сажу и кровь. В голове отдавался гул биения сердца, уши закладывало.       Нетвердой походкой, придерживаясь за стену, Клэри шла по коридору. Сдавленные всхлипы вырывались из груди. Ручка повернулась, и кто-то распахнул дверь. В проеме стоял отец. Живой.       Валентин приветственно раскинул руки, и Клэри, не веря своим глазам, бросилась ему в объятья. Она прижалась носом к его рубашке, вдыхая такой родной запах. Девушка вцепилась пальцами в пиджак отца, будто пытаясь удержаться рядом. Она не хотела уходить отсюда. Она снова дома. Все это было жутким сном, просто ночным кошмаром. Отец жив. Валентин мягко отстранился от дочери и заглянул ей в глаза.       — Здравствуй, милая, — он тепло улыбнулся и провел рукой по щеке дочери, стирая черные разводы.       — Папа, ты жив, — Клэри непонимающе захлопала глазами и тихо всхлипнула.       — А ты предпочла бы, чтобы я был мертвым? — Валентин усмехнулся и потрепал дочь по волосам. — Подойди к камину, ты вся дрожишь.       И Клэри послушалась. Она потянула руки к огню, пытаясь отогреть заледеневшие пальцы. В кабинете было тепло и уютно, в отличии от холода и сырости первого этажа. Здесь пахло не гарью и плесенью, а выпечкой и розмарином. Стол отца как обычно завален бумагами, окна задернуты плотными желтыми шторами. Мягкие ковер щекотал ноги, и только сейчас девушка поняла, что она босая.       — Ну, милая, расскажи мне, что так напугало тебя? — Валентин опустил руку на плечо дочери и мягко сжал его в знак поддержки.       — Там внизу. Я видела… я видела маму, отец, — Клэри повернулась и посмотрела на Валентина. Тот нахмурился и поджал губы, как делал всегда, когда был чем-то недоволен.       — Мама умерла, Кларисса, — он сильнее сжал плечо.       — Я знаю, отец, — девушка не могла узнать свой голос: такой тихий и робкий сейчас. Она опять повернулась лицом к камину. Ее внимание привлекла фотография на каминной полке, точь-в-точь такая же, как в спальне в Академии.       Академия.       «Это сон».       Иллюзия рухнула. Легкие Клэри наполнились тошнотворным запахам рыбы. Окна распахнулись, и кабинет наполнили звуки колыбельной, исполняемой, казалось, целым хором мертвецов, они завывали где-то на улице. Девушка обернулась, отец лежал на полу. Его глаза закатились, на груди расползалось пятно крови, на лбу выжжена красная неизвестная девушке руна.       Ветер гонял по комнате бумаги, исписанные мелким подчерком, наполненные различными зарисовками рун и списками имен. Теперь колыбельная звучала из глубины коридора, и с каждой секундой она становилась все громче. Девушка перевела взгляд на стену, находившуюся за столом отца. Точно такая же метка, как и на лбу Валентина. Красная вязь будто пульсировала, от нее исходил невероятный жар. Обои на стене стали сморщиваться, в воздухи запахло гарью, бумаги воспламенились. В несколько мгновений комната вспыхнула, как спичка.       Дверь в коридор распахнула. На пороге в воздухе висело черное облако дыма, медленно изменяющееся, приобретающее какие-то непонятные очертания. Звуки колыбельной исходили от облака. Такие громкие и высокие, что, казалось, сейчас из ушей польется кровь. Огонь обжигал кожу и высушивал слезы. Клэри закрыла лицо руками и начала кричать. Она молила, чтобы сон закончился. Просила, чтобы все прекратилось. А затем холодные руки схватили ее за плечи и вырвали их объятий кошмара.

***

      — Клэри! — кто-то тряс девушку за плечи. — Клэри, проснись!       Девушка с трудом открыла глаза и тут же отпрянула, больно ударившись головой о стену. Она все еще чувствовала жар огня на своих щека, слышала пронзительный крик-песню. Когда Клэри наконец смогла сфокусировать взгляд, то увидела перед собой взлохмаченную Изабель. И хотя в комнате был темно, Клэри смогла различить в этом взгляде испуг.       — Ты кричала, — выпалила Иззи. — Я так испугалась, когда ты начала вопить и извивать на постели.       Клэри молчала, все еще пытаясь отойти ото сна. Она протянула руку к лампе на тумбочке и зажгла ведьмин огонь. Комнату залил мягкий зеленоватый свет.       — Ну ты и напугала меня, если честно. Наверное, перебуди половину корпуса, — Иззи присела на края своей кровати.       — О, Разиэль, теперь ты, наверное, думаешь, что я припадочная. И весь корпус думает, — Клэри закрыла лицо руками и потерла лоб. — Извини.       — Тебе не за чем извиняться. Всем снятся кошмары, — Иззи сочувственно посмотрела на соседку и отвела взгляд. — А на счет того, кто тут припадочная, то нас в комнате двое, так что никто не поймет, кто кричал, если вообще услышал. С тобой все в порядке?       Клэри кивнула и подумала, что Иззи, наверное, делает ей скидку из-за смерти отца. Девушка встала и подошла к маленькому зеркалу рядом со шкафом. Все в порядке. Сажи на лице нет, руки чисты, только глаза немного припухли от слез. Клэри опять стала растирать лоб, пытаясь забыть кошмар. В этот раз все было по-другому. С тех пор, как отец умер, он никогда не снился девушке живым. А сейчас сначала невидимые руки, тянущие ее по дому, потом Джослин, живой отец, пожар, непонятное черное облако. Клэри почувствовала тошноту, живот скрутило, и девушка упала на колени, хрипло кашляя.       — Если хочешь, я могу довести тебя до ванной, — подбежала Изабель и убрала с лица Клэри волосы.       — Нет, все в порядке, не думаю, что меня начнет тошнить. Просто все еще не могу забыть сон.       Изабель помогла Клэри подняться, усадила на кресло и помогла собрать волосы в хвост.       — Еще раз извини, что разбудила, — Клэри посмотрела на Изабель. Та лишь мягко улыбнулась и помотала головой:       — Не извиняйся.       — Ты не против, чтобы оставить свет включенным?       — Нет. Конечно, нет. Тебе нужно отдохнуть, но если не хочешь гасить ведьмин огонь, то не нужно.       Изабель забралась к себе в постель и уставилась в потолок. Клэри поджала под себя ноги и уставилась на тренировочную площадку. Над горизонтом начало подниматься солнце, освещая верхушки деревьев. Никто из девушек больше не спал этой ночью. Изабель тихо лежала в своей постели лишь изредка поворачиваясь на другой бок. Клэри до самого подъема смотрела на горизонт, пытаясь обдумать сон и в тоже время забыть его. Она была благодарна Иззи на то, что та не стала спрашивать о кошмаре.