Rivers of blood

— Что ты сказал? — Чонгук взрывается, прижимая трубку крепче к уху, вспыхивает резко, что ты даже хватаешься за дверь, потому что гневный альфа за рулём не к добру.       Ламборджини резко сворачивает к обочине, ты видишь, как Чонгук пытается совладать с неровным дыханием, слушает собеседника на том проводе, слышно, как мужчина заикается, истерит, кричит, а Чонгук молчит, он сжимает плотно челюсти, что на лице появляются желваки, и до побелевших костяшек сжимает руль, что кажется, тот сейчас раскрошится в руке альфы. — Возвращайтесь в Китай, — говорит он гробовым голосом и отключает звонок. Ещё пару минут он смотрит вперёд, во взгляде ты видишь живой огонь, он трещит, а грудь часто вздымается.       В такой тишине и погибнуть от напряжения хочется, ты всем телом прижимаешься к двери, дрожишь, потому что из Чонгука словно душа выветрилась, осталась лишь гневная жестокая оболочка. — Не знал, что ты до сих пор играешь на стороне Намджуна, — он поворачивает к тебе голову, цедит каждое слово с неприкрытой ненавистью, ты видишь в его взгляде столько жестокости, сколько у Намджуна никогда не было. Тебя отталкивает от его ауры, он молчит, сдерживается и от этого страшнее, лучше бы он кричал, бил, что угодно, чем неизвестность и холод во взгляде, окатывающий огромной волной твоё тело.       К чему оправдываться, если он не поверит, не поймёт твоих намерений, ты правда виновата, сама понимаешь, что напрямую связана с этим провалом и заслужила наказание, каким бы оно ни было.       Хуже всего, что Чонгук больше не смотрит тем тёплым взглядом, ты опустилась в его глазах и это так больно режет по сердцу – хуже любых пыток. — Может, тогда вернуть тебя ему? — альфа повышает голос, а ты ловишь свою душу где-то в желудке, отчаянно забившуюся в угол, дрожащую и наполненную слезами. Тебе холодно внутри, страшно от неизвестности, Чонгук хуже дула, направленного на голову, Чонгук похож на саму смерть, и она не обещает быть лёгкой.       Ты впервые не можешь выдержать натиска, это невыносимо, страшно до смерти, у тебя паника нарастает быстро и убирает разумные мысли из головы, остались лишь животные инстинкты, поэтому ты раскрываешь дверь машины, вылетая из неё, и бежишь. Вы остались в клубе до раннего утра, поэтому на улицах совсем нет людей, помощи ждать не от кого, ты не знаешь даже приблизительной местности в Китае, но всё равно бежишь. Ничего перед собой не видишь, нога адски болит, но это ничто по сравнению с животным страхом, который внушает альфа, ты не хочешь попадать к нему в лапы, не желаешь возвращаться к Намджуну, теперь тебя везде сотрут в порошок, но больнее всего будет у Чонгука, потому что ему ты отдала чувства, была искренней и до сих пор испытываешь к нему нежность. Вина перед Чоном слишком сильна, его пытки будут преумножаться благодаря собственному разуму.       Ты ничего не видишь перед собой, сделав пару поворотов, выбегаешь к пустой парковке перед универмагом, и прямо по центру расположилось вишнёвое ламборджини с ярко горящими фарами, освещая тебе путь в ад.       Чувствуешь, как седеют кончики волос, хочется вопить от страха, потому что за рулём твой палач, всадник апокалипсиса, смерть, это похоже на самый страшный фильм ужасов, и у тебя не осталось сил. Лёгкие жжёт, нога онемела, грудь болит, словно на неё уронили пару грузовиков, и ты не готова снова смотреть в глаза Чона. Это будет последний выстрел, после него ты упадёшь замертво.       Машина трогается с места, тут же набирая скорость, ты не видишь Чонгука за горящими фарами, но знаешь, что там он тебя в голове уже убил всеми возможными способами, и смотришь сквозь лобовое стекло, пока машина не собирается останавливаться. Ты понимаешь, что уже поздно, у машин большой тормозной путь, и Чонгук намерен тебя убить, оставить под колесами своей машины, втоптать в землю предателя, а у тебя сердце рвётся на куски, сложно даже сказать, какие ты чувства испытываешь, и из-за чего просто дышать невозможно, ты задыхаешься и отсчитываешь секунды до смерти.       Ламборджини тормозит, а ты валишься на колени, смотришь на землю и дрожишь. С Чонгуком не хочется встречаться, но дверь с силой хлопает, что ты даже вздрагиваешь, но глаз не поднимаешь, лишь слышишь его шаги, каждый как удар хлыстом по телу. Не можешь больше, в голове лишь вопрос «когда всё кончится?», ты не хочешь жить, потому что видеть пустые глаза Чона, наполненные лишь ненавистью, невыносимо, а альфа поднимает тебя, ему не стоит труда это сделать, ты даже не сопротивляешься. Он снова сканирует тело с ног до головы, морщится и продолжает молчать.       Эта тишина для тебя хуже пыток, сдерживаемая ярость всегда выливается максимально жестоко, а парень разглядывает тебя, дыша часто, он маленькими порциями вдыхает воздух, лишь бы удержать себя в узде.       Чонгук не верит, не хочет принимать тот факт, что его обвели как мальчишку вокруг пальца, земляника вскружила голову и нагло предала, прямо перед носом, а потом ещё посмела стонать под ним, поддаваться ласкам. Чону интересно, с каких пор твои чувства были фальшивкой? Такая профессиональная шлюха, даже легла под него, и альфа правда поверил, что тебе нравится. Намджун не прогадал с идеальным солдатом, он вместе с тобой положил себе победу в карман, а альфа повёлся на эту вкусную приманку, чёрт побери, и проиграл.       Чонгук зол, даже зубы сводит, он запустил гниль себе в душу, а теперь ты ещё решила сбежать, конечно, тебе страшно, крысы знают, когда бежать с корабля, только Чонгук как свои пять пальцев знает этот район, он поджидал жертву на пустой парковке и пытался не сломаться.       В его душе одна кровь и месиво, в одну секунду разломалось всё, Намджун почти победил, его людям устроили засаду и они попали в ловушку. Люди альфы никого не оставили в живых, кроме нескольких человек, которые тут же доложили обо всём.       Наконец, он увидел перед собой тебя, выбегающую, с хромой ногой и без сил, руки сами сжали руль. Как же он хотел тебя стереть в порошок, постепенно кромсать от конечностей до головы, слушать крики, упиваться болью и купаться в крови предательницы. Он надавил без сожаления на газ, не хотел останавливаться, но ком в горле нарастал, приводя в чувства и останавливая машину. Альфа смачно матерился, бил ладонями ни в чём неповинный руль, перед тем как выйти из машины, посмотреть как ты слилась с землей, там тебе и место, он бы продолжал ехать, только не такой простой смерти хочет, он выпотрошит из тебя всё и отдаст Намджуну, швырнёт безвольную оболочку.       Чонгук не понимает, какими силам ещё держится, потому что запах земляники снова чувствуется, однако на этот раз только бесит, ещё больше поднимая гнев на поверхность, что приходится часто дышать через нос.       Он оглядывает тебя, внешне ничего не изменилось, только для Чона это уже другой человек, его воротит от тебя, поэтому он бросает брезгливо тело на асфальт, слышит слабый скулёж и даже не оборачивается, набирая парней, чтобы они забрали омегу с парковки. — Везите её в подвалы офиса, — рычит он в трубку, отбрасывая её на пассажирское сидение, и едет домой принять душ и переодеться. Его ждёт долгий день.       Альфа уже в квартире набирает Джина, ждёт пару долгих гудков, прежде чем услышать сонный хрипловатый голос. — Чонгук? — Дай трубку Юнги, — его голос резкий, альфа не хочет тратить лишние минуты на пояснения. — Малыш, ты хочешь присоединиться? — мурчит в телефон Шуга, а от ленивости его голоса Чонгук морщится. Он настраивает себя на войну, а для этого нужно разобраться с другими делами. — Жду через три часа в моем офисе и прихвати своего омегу, у него было одно важное задание, — альфа отключает звонок и становится под холодные струи воды, ему нужно остыть, сердце до сих пор стучит слишком часто, Чонгук чувствует тупую боль в груди от предательства, он так давно никому не доверял, он даже Джину не всё говорит, а тебе был готов открыться. Он как влюблённый дурак попал в эту ловушку, хотя с самого детства ему говорили, что любовь всегда опасна, от неё только страдания, можно доверять чутью, но не сердцу, оно не умеет выбирать, делает нас глупыми и привязывает к совершенно ненужным вещам. Чонгук глубоко вдыхает, набирает полные лёгкие воздуха и выпускает, повторяет упражнение и пытается успокоиться, не слететь с катушек, продержать всё под личным контролем до конца, но дыхание всё равно сбивается, ты ударила под дых своим предательством, это подкосило альфу, так сильно его ещё никто не бил, а ты смогла, он бы поаплодировал, но руки хотят быстрее схватить пистолет и прострелить ненавистно-любимую голову.       Он в другой ситуации зауважал бы тебя за такую прекрасную игру, эти муки, неподдельный страх на лице при упоминании Намджуна, ты даже его секретаря переманила на свою сторону, сделала всё, чтобы окружить Чонгука, найти лазейки и быть на стороне конкурента. Альфа сплёвывает горечь во рту, но она так и остаётся, желчь подкатывает к горлу, душит, кромсает нутро альфы, а ведь он просто старается дышать, просто пропускать через лёгкие воздух и не думать о тебе, потому что слишком много земляники стало в его жизни, после такого количества наступает аллергия, и Чон не собирается принимать от неё таблетки.       Чонгук в такой ярости ещё никогда не был, она холодными сгустками подступает к горлу, выуживает оттуда низкое рычание, приподнимает оскал, в нём говорит животное, пантера проснулась от долго сна, её пробудили слишком яркие чувства, Чонгук её усмирять не собирается, он покроет кровью улицы Намджуна и плевать, что это будет твоя кровь.       Чонгук думает, что готов снова с тобой встретиться, но внезапно становится дурно видеть тебя вновь избитую и привязанную к стулу. Что-то продолжает щемить в груди, болеть, сбивая дыхание, невыносимо сладко пахнет, он опять в твоей ловушке, но сердце снова пускается в забег, и руки сами сжимаются в кулаки, но Чон не будет бить, это сделали до него, он хочет выпотрошить тебя морально, изнутри каждый орган прощупать, а потом вывернуть наизнанку и растоптать. Его колотит от злости, он даже Намджуна так не презирает, как тебя сейчас, и глаза разбегаются, что сделать для начала. — Может быть, скажешь, с каких пор твоё поведение было притворством? Этот спектакль с пистолетом у головы, пока ты рассказывала ложную информацию… это было сильно, в этот момент я к тебе проникся, — Чонгук наклоняется, заглядывая прямо тебе в глаза, смотрит долго, ждёт ответ. — Это было искренне, — всё, что ты можешь ответить. Он всё равно не поверит ни одному твоему слову, не посмотрит больше с нежностью и страстью, дальше тебя ждёт лишь кромешный ад и никакого спасения. — Я ни разу тебе не соврала.       Чонгук смеётся, обходя твой стул, ворошит железяки за спиной и продолжает говорить, словно с самим собой. — Знаешь, я ведь тебя хотел отдать на растерзание собакам, а потом подумал, что подарю тебя потом Намджуну, и он найдёт, как над тобой поиздеваться, — ты дёргаешься от этого имени, смотришь на альфу, который подходит к тебе с раскалённым железом, тут же прижигая твою кожу на плече. — На твоей коже будет красоваться метка предателя, тебе в Китае теперь точно не выжить, падаль, — каждое слово Чонгука сочится ядом, ты кричишь от ожогов, но больнее всего на сердце, там каждый рубец умело выжжен словами альфы, в эту бездну ниже некуда падать, у тебя кружится голова, собственный голос не слушается, а слёзы уже давно дорожками смачивают щёки. Чонгуку плевать, что ты крошишься на куски, боль внутри разрывающая, она тебя рвёт не просто на клочки, она каждый ещё и поджигает, заставляя давиться дымом, впитывать яд собственных испарений и по новой переживать ад. В тебе не осталось больше гордости и воли, ты огромный кусок боли, её ничем не заглушить, это убивает, но не до конца, раз ты ещё даже в сознании. — Чонгук, — ты пытаешься достучаться до его закрытого сердца, его сейчас ничем не пробить, но тебе ничего не остаётся, — я не врала тебе ни разу, Чонгук, — он лишь сильнее вдавливает железо в твоё плечо. — Заткнись или я живьём сниму с тебя кожу, — он убирает железо, откидывая с грохотом его в сторону, и даёт приказ громилам в комнате. — Никуда не выпускать, еду не давать, если хотите, развлекайтесь с ней, мне всё равно.       Бросает он перед выходом и закрывает громко дверь, для тебя это был последний выход, и он захлопнулся перед глазами. Чонгук несправедливо зол, ты бы хотела вернуть его в тот день, показать, что не врала, чтобы он увидел твои мотивы, но уже поздно что-то менять, ты предала всех и себя в первую очередь. Даже удары громил в комнате не так больны, как режущее напополам сердце, ты хочешь, чтобы Чонгук был рядом, успокоил запахом мяты, сказал, что всё будет хорошо, но даже перед его уходом горечь полностью перекрыла мяту, альфа зол и разгневан, а ты тешишь себя тем, что Хосок точно жив и с таким настроем Чон точно уничтожит Намджуна. На себя тебе плевать, вместо тела остался огромный кусок боли, всё ноет, тянется в пустоту, но там хватать нечего, впереди тебя ждёт лишь темнота и ещё больше боли.