Не друг друга

– Я ухожу от тебя, Макс. За окном декабрь, начало сезона противной погоды, зима, которую я никогда не любила. Не сильный, но пробирающий холод, затянутое тяжелыми темными тучами небо, и то тихий, то громкий размеренный стук капель дождя по подоконнику. Все как обычно: раннее утро, забитая какой-то очередной чушью о жизни политиков, актеров и никому не известных людей, новостная лента и полуостывший кофе, сваренный Уорреном, в этот раз какой-то особенно горький, без сливок и сахара. – Эй, ты меня слышишь? Макс, я устал от всего этого. Я ухожу. – он, кажется, что-то сказал, но у меня совершенно нет настроения слушать его сейчас. Он же знает, что я не люблю разговаривать с утра пораньше, как же надоел. – Ты что-то хотел, Уоррен? Я сейчас немного занята. Давай после завтрака? – а лучше пусть подождет до вечера, поговорим после работы. Легкий сквозняк от приоткрытой балконной двери заставляет поежиться, а едва уловимый запах сигарет – отвратительно ментоловых, не таких, как у Хлои, – только больше раздражает. С каких пор он начал курить? Я даже уже не вспомню, как часто он это делал, а может в первый раз при мне затянулся? Какая разница? Что-то в нем осталось неизменным, за все эти годы он так и не прекратил давить на меня своим присутствием. Лента новостей уже второй раз демонстрирует политические события в далеких странах, партийные дрязги, гардероб недели высокой моды, рецепты лимонного пирога и прочую муть, которую я читаю, надеясь, что сейчас он, докурив и отправившись на работу, займется своими научными трудами и, наконец-то, оставит меня в покое. Еще пять минут тишины, кажущиеся вечностью, и я не выдерживаю. Встаю и начинаю складывать вещи в сумку, решив, что Уоррен все-таки подождет до вечера, как вдруг он подает голос: – Макс, подожди, не уходи. Нам правда нужно поговорить, и сделать это лучше прямо сейчас. Я не могу ждать до вечера. – Уоррен, что это за дело, которое не может подождать до вечера? Почему я должна разбираться с твоими проблемами? – я выразительно посмотрела на висящие на стене часы, еще раз напомнив, что мне некогда. – Окей, хочешь быстро, я буду краток. – он прошел в комнату, лишь прикрыв за собой балконную дверь, хотя прекрасно знает, что я не люблю сквозняки. - Повторяю еще раз. Мы разводимся, мне надоел весь этот фарс. Где-то в глубине души я знала, что придет время, и я услышу это. Он захочет уйти и обязательно скажет это, возможно, даже раньше, чем я, но мне казалось, мы так привыкли жить вместе, что… Пожалуй, это стало для меня неожиданностью. – А чего это тебе надоело? Почему сейчас приспичило уйти? – Прямо сейчас во мне нуждается человек, которого я люблю. Мне нужно сейчас быть рядом с ним, тебе-то я все равно не нужен. – он говорил это, словно оправдываясь, по крайней мере, эта его интонация, эти «тебе-то я все равно не нужен», словно хочет уйти, но что-то его держит. Что ж, раз так… Но мне ужасно захотелось съязвить: – И к кому ты уходишь? Кто эта счастливица? Я вижу, как Уоррен поменялся в лице, представляю себя этакой деспотичной женой, которая все время пилит мужа, а тот в ответ что-то мямлит и пытается замять разговор, от чего мне хочется рассмеяться. Несмотря на то, что все это время я практически не обращала на него внимания, и он, возможно, считал, что я принимаю его за предмет мебели, я вижу, как ему неловко, он отводит взгляд, словно я только что обнаружила один из скелетов в его шкафу, но после его ответа смеяться мне сразу расхотелось. – Это Нейтан. Честно говоря, я потеряла дар речи. Я ожидала услышать чье угодно имя или отговорки вроде «мы познакомились на кафедре, в библиотеке, в кафе», но не то, что своим «любимым человеком» он называет Нейтана Прескотта. Нейтана Прескотта. Того самого богатенького сынка бизнесмена, который запугивал студентов Блэквелла, приторговывал наркотиками, устраивал шумные вечеринки и, чуть что, размахивал пистолетом, пока его папаша держал в узде всю Аркадию Бэй. Он сказал, что любит того самого мудака, который вместо того, чтобы сидеть за убийство, благодаря отцовским связям сейчас разгуливает на свободе и наверняка дебоширит где-нибудь в другом городе. Я никогда не сомневалась, что Прескотт откупится, но никак не могла представить, чтобы Уоррен с ним… Уоррен, похоже, увидев мое замешательство или решив, что сказал лишнего, поспешил завершить разговор. – Отлично. Разговор окончен, я на самолет опаздываю. – То есть ты уходишь к убийце моей… подруги. И ничего не хочешь мне объяснить? – Что тут объяснять? Почему я вообще должен тебе что-то объяснять? – он, похоже, разозлился, впервые повысил на меня голос. – Мы уже давно живем как чужие, и тебе никогда раньше не было до меня дела, ни когда я болел, ни когда у меня были проблемы на работе, ты даже забыла про мой последний день рождения. Тебе главное, чтобы в доме было чисто и что поесть, а с кем я провожу выходные тебя раньше совсем не заботило. Так знай, это Нейтан Прескотт. Я люблю его уже пять чертовых лет, три из которых я потратил на тебя. – А он, значит, тебя все эти пять лет успокаивал? Я не сразу нашла, что ответить на эту тираду. Честно говоря, я уже понимала, что разговор ведет в тупик, что эта первая ссора станет последней, но мне претила сама мысль о том, что это все правда. – Представь себе, да. Он очень сильно изменился за это время. – он говорил с такой уверенностью, будто Нейтан Прескотт действительно превратился чуть ли не в ангела. Как же. Такие не меняются. – Этот самый человек, который торговал наркотиками, носил с собой оружие и убил двух девушек?! Ах да, еще и тебя избил пару раз. Мое недоумение тем временем быстро переросло в гнев. Вообще, я не страдаю такими припадками, в отличие от Нейтана Прескотта, который свою злость срывал на тех, кто под руку попадался. А кто же постоянно попадался? Над кем же он без остановки и с каким-то садистским удовольствием издевался в перерывах между очередными вспышками агрессии? Не над Уорреном ли? А теперь что? Я мысленно пыталась считать до десяти, не хватало мне только теперь выглядеть как последняя истеричка, но едва ли это помогало. Я выдохнула и посмотрела на него. Он смотрел на меня как на сумасшедшую. Внезапно я поняла, какую глупость сморозила. В голове всплыли те сцены на парковке, когда он заступился за меня, и ему сильно досталось от Прескотта. Потом сцена в общежитии после нашей с Хлоей операции по обыску комнаты Нейтана. Уоррен этого не помнит. Потому что в нашей реальности этого никогда не было. – Что за чушь ты несешь? Какие драки? Какие избиения? Что за дурацкие шутки? Это все из-за твоей глупой ненависти! – Я имею полное право его ненавидеть. – я уже не ждала, что он поймет меня, и опасалась ляпнуть еще что-то. Если тогда, пять лет назад, в той реальности, где я рассказала ему всю правду, он мне поверил, то сейчас… Уверена, он даже слушать не станет. Я уже мысленно махнула рукой, настаивать было бесполезно. Я взяла чашку, почти до краев наполненную этим отвратительным кофе, со столика. В момент меня посетила мысль, что именно этот дурацкий инцидент с кофе стал спусковым крючком, но я быстро отбросила ее. Что за бред? – Ладно, уходи к этому конченному ублюдку, с мыслями о котором ты варил сегодняшний кофе. Только когда ты поймешь, что эти отношения убивают тебя, не смей возвращаться. Я понимала, что он не вернется. Даже если они расстанутся, даже если Нейтан его сломает, даже если он поймет, что эти отношения – его глупое помешательство, каковы шансы, что он захочет вернуться? Никаких. Да и помнится, я сама уже давно не хочу его видеть. Все время жду, когда он исчезнет с глаз, и даст мне свободно вздохнуть. Внутри меня просто бушует ураган эмоций. Просто потому что это Нейтан Прескотт, который снова нагло вломился в мою жизнь.

***

Вот и все. Он ушел. Забрал вещи и закрыл за собой дверь, а я, почему-то прежде подсознательно ожидая наступления этого момента, теперь совершенно по-дурацки стою посреди комнаты, продуваемой сквозняком из-за незакрытой балконной двери, едва удерживаясь от соблазна схватить чашку с этой горькой бурдой и запустить ему вслед. Так не похоже на меня. Прежде, когда он исчезал на выходные, я не задавала вопросов, мне было просто все равно, а наша небольшая квартира не казалась такой пустой. Мне было просто все равно. Наверное, и сейчас было бы все равно, если бы я не знала, что за человек все это время занимал его мысли. Я осознаю, что не люблю его, но мне дико от одной мысли, что его избранник никто другой, как чертов Нейтан Прескотт. Сказать, что я офигела от этой новости, – не сказать ничего. На минуту я даже я забыла о том, что собиралась на работу, и если не выбегу из дома прямой сейчас, то совершенно точно опоздаю. Меж тем, погода ухудшалась, и, какой бы глупой затеей это не казалось, я решила воспользоваться этим и взять отгул, чтобы переварить услышанное полчаса назад. Отобрать фото для проекта можно и дома. Потому что, зная себя, могу точно утверждать, что весь день буду рассеянной, все будет валиться из рук, и толку от меня будет не много. Отпишусь начальнице, что неважно себя чувствую сегодня. Ведь это, пожалуй, правда. Спустя полчаса я поняла, что, возможно, идея остаться дома, где почему-то буквально все напоминало о произошедшем, была не самой лучшей. Иногда Уоррен возвращался поздно, засиживаясь за своими научными трудами, но даже тогда, когда он возвращался пораньше, я предпочитала не замечать его, поэтому, казалось бы, гнетущая атмосфера утренней ссоры должна была быстро развеяться, но этого не случилось. Все эти полчаса я сидела в гостиной за кофейным столиком и лениво перебирала фотографии интерьера нового дома для одной богатой, едва ли разбирающейся в дизайне, но очень придирчивой клиентки. Сдать свой проект я должна была только через три дня, что было очень кстати, потому что не хотелось бы получить ни гневные отзывы этой дамы, ни выговор от начальницы, которая, хоть и отличалась необычайной добротой для человека ее положения, была очень требовательной к конечному результату. Дождь усиливался, капли громко барабанили по карнизу, а над городом висели огромные, почти черные, кучевые облака, не предвещающие скорое улучшение погоды. Прямо как в тот день…

***

Я еле-еле открыла глаза, пытаясь разобрать, что творится вокруг. Был слышен только вой сильного ветра и грохот прямо над головой. Очень холодно, в нос бил резкий запах сырой земли, а вся одежда насквозь мокрая. Я медленно подняла голову, затем попыталась встать, стараясь не утопать в размокшей мягкой почве. Подняться на ноги получилось лишь со второго раза. В глаза ударил яркий свет, оказавшийся вспышкой молнии. Что происходит? Ответ нашелся сам собой, стоило только посмотреть в сторону океана. Темно-синее, почти черное небо, гигантские волны, поднимающиеся почти до самого утеса и с шумом разбивающиеся о берег, ежеминутные вспышки молнии, непрекращающиеся раскаты грома, пронизывающий, едва ли не сбивающий с ног, ветер и огромная водяная воронка, высотой в несколько метров, закружившая обломки лодок, какие-то осколки, листья и ветки деревьев. Торнадо, с огромной скоростью движущийся на город. А в голове бьется одна единственная мысль: неужели снова? Слишком темно, ливень стал практически сплошной водной стеной, за которой все плывет, но где-то возле маяка мелькает знакомая фигура. Медленно пытаюсь идти вперед, постепенно различая в ней мою Хлою, кажется, она что-то говорит, я слышу ее голос, как будто издалека, пытаюсь позвать ее, но вой ветра заглушает меня, очередная яркая вспышка молнии, и она исчезает. А я просыпаюсь у себя в комнате. За окном сильный ветер, срывающий еще не опавшие желтые листья с деревьев, будто бы постукивает по стеклу, такой же ливень, и редкие вспышки молнии. Прямо как во сне. Мне страшно, неужели этот сон все-таки стал реальностью? Неужели я ничего не исправила, неужели снова все испортила, и теперь осталась совершенно одна. Не спасла Хлою, не спасла никого. Хочу подняться, но тело будто оцепенело, я не могу произнести ни слова, пока спасительный негромкий стук в дверь, не освобождает меня от остатков сна. Мысленно я надеюсь, что сейчас никто не ворвется ко мне в комнату и не скажет, что началась эвакуация, что никто не попытается проверить жива ли я еще, и… Нет, это была Кейт. Подождав за дверью некоторое время, она тихонечко вошла в комнату. – Макс? – в ее голове непонятная мне тревога, она подходит и садится на край моей кровати, зажигая тусклые лампочки гирлянды на стене, которые всегда служили мне ночником. – Я слышала, как ты кричала. Что случилось? Я и ощущаю ее беспокойство, и одновременно хочу, чтобы она, убедившись, что со мной все в порядке, поскорее ушла. Хватаю одеяло и накрываюсь с головой. У нее был настолько обеспокоенный взгляд, что я невольно подумала, что в этой реальности мы с ней будто поменялись местами. Теперь она пытается всеми силами меня спасти. Слышу, как она устало вздыхает, но уходит не сразу, только когда ясно и четко видит, что в ее присутствии я не нуждаюсь, когда на все ее вопросы я отвечаю молчанием и даже не высовываюсь из-под одеяла. В скором времени я пойму, что она не заслужила такого откровенного паршивого обращения с собой, особенно после того, что пережила неделю назад, но она ведь понимает гораздо больше, чем кажется. А рассказать ей всю правду я не могу. Она не поверит мне. Она уходит, и через некоторое время мне становится немного спокойнее. Я прислушиваюсь к тому, что происходит за окном и понимаю, что сон полностью растворился, а за окном просто дождливая осенняя погода. Никакого торнадо нет. Все почти в порядке.

***

После гибели Хлои до момента того ночного кошмара всего прошла неделя, но кажется, я все еще не могла принять этот факт. Порой казалось, вот-вот она напишет «Макс, быстро тащи сюда свою задницу», «Как дела, хиппи?» и добавит свое неизменное «И никаких смайлов». Я никак не могла осознать, что в новой реальности всего этого не было. Хлоя не напишет мне. Она даже не знала, что я вернулась. Я так и не поговорила с ней, а она, наверняка, все это время думала, что я ее бросила. И все эти пять дней, полностью поменявшие мою жизнь, никогда не наступали. Всю эту неделю… Я сейчас и не вспомню, что тогда происходило. Я могла просто сидеть на кровати, на диване, за письменным столом и долго-долго смотреть в одну точку. Я не считала, сколько времени проходит, день тогда был или ночь. Не могла смириться с тем, что Хлоя больше не со мной. Мне до сих пор тяжело и больно смотреть в глаза Джойс, потерявшей свою единственную дочь, слышать, с какой заботой она разговаривает со мной. «Я знаю, тебе тоже тяжело, Макс» - говорила она как-то. Она не винит меня в том, что я не поддерживала связь с Хлоей, не говорит, что я оставила свою подругу, что забыла о ней, и просит не терзать себя так. Ведь она не знает всей правды, а я никогда не смогу рассказать ей. Я помню, Хлоя тогда говорила, что именно она была причиной той природной катастрофы. Что именно ее спасение запустило цепную реакцию событий. Она убеждала меня все исправить, убеждала, что готова принять свою судьбу. Я постоянно думала, правильно ли поступила, послушав ее, все время задавалась вопросом, имела ли я право делать такой выбор. Я постоянно обвиняла себя в том, что именно из-за моих бесконечных игр с перемоткой времени произошло все это. Временами мне казалось, что я ошиблась. На моем письменном столе лежит фотография голубой бабочки, та самая, которую я сделала в школьном туалете за несколько минут до произошедшей там трагедии. Я не знаю, как она снова у меня оказалась, может быть, кто-то нашел ее там, но каждый раз, смотря на нее, я порываюсь отмотать время назад, наивно надеясь все исправить, несмотря на то, что еще ни один прыжок во времени не прошел без последствий. После того рокового выстрела все прояснилось. Если бы я могла видеть, что происходило в Блэквелле во время моего нахождения в больнице, наверное, я бы увидела много перемен, хотя, в общем-то, я и так знала, что все уже не будет как прежде. Нейтан Прескотт, арестованный на месте убийства, во время следствия дал показания против Марка Джефферсона, и сообщил о месте, где нашли тело Рейчел Эмбер. Не знаю, что сам Марк Джефферсон ответил на это. Уверена, следствие по другим его вероятным жертвам не закончилось, дело каждой пострадавшей девушки, чьи фото хранились в проявочной, было расследовано, и больше никто никогда не станет жертвой этого подонка, а Шон Прескотт, узнав о творящемся в академии, сделал все возможное, что Джефферсон никогда не вышел из тюрьмы живым. Наверное, каждый тогда испытывал потрясение от одной мысли о том, что харизматичный учитель и талантливый фотограф оказался серийным маньяком. Наверное, труднее всех было Кейт, ведь именно она больше всех пострадала от Джефферсона и Нейтана. А узнав подробности, наверняка, она не находила себе места. Я сама не очень-то хорошо с ней обращалась, игнорировала, когда она беспокоилась обо мне, когда приносила мне задания, когда старалась растормошить. Она многое для меня сделала, хотя я всячески, пусть невольно, но своим поведением отталкивала ее. Всякий раз, когда я приходила в себя, когда мысли и воспоминания ненадолго оставляли меня, я прекращала грызть себя, я видела, что мой цветок всегда полит и ухожен, а Кейт, несмотря ни на что, каждый вечер приходила ко мне, заваривала свой восхитительный жасминовый чай. Пусть даже за весь вечер я не говорила ни слова, в пол уха слушая ее рассказы, я чувствовала себя чуточку легче. Она почти оправилась после пережитого, и, наверное, поэтому хотела помочь и мне. Она снова улыбалась, и одному я рада, издевательства над ней прекратились, и она никогда не пойдет на ту злосчастную крышу общежития. Я никогда не забуду ее взгляд в тот момент, когда она стояла на самом краю и была готова прыгнуть, а наши одноклассники наблюдали за этим, будто это какое-то шоу. Я чувствовала безмерное облегчение от того, что Кейт согласилась спуститься, после чего все, кто травил ее, резко изменили свое отношение. Я долго думала тогда, как же быстро это произошло, и как хорошо, что в этой реальности до этого не довели. Они просто прекратили, может быть, из-за страха, а, может быть, действительно были не так глупы и жестоки. Честно говоря, оглядываясь назад, я понимаю, что без помощи Уоррена и Кейт, я бы наверняка уже сошла с ума. С Уорреном оказалось еще хуже, я ни во что его не ставила, а ведь именно ему, помимо Хлои, я рассказала правду о своих способностях. Он поверил мне тогда, а в этот раз я решила, что он уже не поверит. Ведь прежде перед его глазами были эти странности с погодой, снег в октябре, солнечное затмение, двойная луна и, наконец, торнадо, а сейчас ничего, и Уоррен, скорее всего, списал бы это на мой шок после гибели подруги. Или того хуже, решил бы, что я сошла с ума. А ведь он тоже был рядом, все время, вместе с Кейт заботился обо мне. Всегда писал мне, навещал меня в больнице, ждал, пока я вернусь после лечения в Сиэтле. Был со мной рядом, когда я вернулась. И когда в Блэквелле снова появился Нейтан Прескотт, который вел себя как обычно, будто бы ничего не было. Не скажу, что я была удивлена его появлению. Его отец так беспокоился о своей репутации и сделал все, чтобы его сынок не попал за решетку. Безусловно, вернувшись, Нейтан уже не трогал ни меня, ни девушек, отрывался на Уоррене, не упуская возможности насолить ему или обругать его. Поверить не могу, что теперь Уоррен ушел от меня к нему. Мои родители, узнав о произошедшем, очень беспокоились о моем состоянии и решили забрать меня домой на время. Я была рада оказаться дома, где ничего не напоминало о том происшествии. Кроме одного. Воспоминание о том, что я оставила Хлою одну и не поддерживала с ней связь, изредка и уклончиво отвечая на ее сообщения, придумывая всякие отговорки, что не увидела сообщение, что не было времени. Кажется, я думала, что раз мы расстались, то это навсегда, и мне придется привыкать жить без нее, находить новых друзей. Придется забыть о ней. Только тогда я в любой момент могла все исправить, написать Хлое письмо, сказать ей, как она мне дорога и как сильно я по ней скучаю, что мы обязательно скоро увидимся, ведь Сиэтл не так далеко от Аркадии Бэй, а теперь я больше никогда ее не увижу. У меня остались только наше общее детское фото и те несколько снимков, что мне дала Джойс, ведь остальные были сожжены Марком Джефферсоном в проявочной вместе с моим дневником. Мама и папа считали, что мне нужно остаться в Сиэтле и не возвращаться в Аркадию Бэй, но я хотела закончить Блэквелл. Мне кажется, когда в той аварии погиб Уильям, а мне пришлось уехать, это было не просто стечением обстоятельств. Я сбежала. А когда погибла Хлоя, я понимала, что не могу оставить Джойс. Я не хотела снова убегать. И я вернулась в Блэквелл. После лечения мое состояние стабилизировалось, я старалась вести себя как обычно. Я слышала, в день гибели Хлои у главного входа установили небольшой мемориал. Его быстро убрали, о Рейчел никто ничего не говорил, а листовки о ее пропаже уничтожили. Блэквелл медленно возвращался к привычной жизни, но каждый понимал, что прежней жизнь больше не будет. Многие студенты уехали, а я бы предпочла, чтобы подальше уехал Нейтан Прескотт. Я вроде как принимала внимание Уоррена, чтобы его забота обо мне не выглядела, как нелепые попытки привлечь внимание девушки, которой он неинтересен. Так я говорила себе. Это было удобно для всех: для него, для меня, для наших родителей, которые считали нас полноценной парой. Но нет, мы не встречались, это были только их домыслы. Им было удобно и ладно. Все было хорошо. Когда я попросила его об этом – на деле, абсолютно фиктивном – браке, родители были счастливы за нас. И нам было… проще. И так я думала, но видимо ошиблась. Вскоре это стало в тягость и мне, и ему. Пожалуй, если бы мне пришлось каждый день лицезреть своего мужа, постоянно витающего в своих собственных размышлениях, мне бы тоже было трудно. Наверное, и Уоррен устал. Все же я благодарна ему за то, что был со мной все эти годы. Он был для меня хорошим другом, но я видела в него кого-то больше, чем просто друга. Такого хорошего, верного, несмотря на все его странности и довольно нелепую частую настойчивость. Я знаю, он хотел помочь, старался понять. Я не люблю его, но понимаю, он все-таки был мне дорог. Он был рядом со мной до отъезда в Сиэтл и сразу после возвращения. Иногда я замечала странности в его поведении, он то был все время на виду, а то исчезал куда-то, вел себя порой странно, будто что-то его беспокоит, но не говорил об этом, а я не спрашивала. Поверить не могу, что все это время он был с Прескоттом, я-то думала, что он работает над научным проектом, занят или просто отдыхает. А Уоррен… Я до сих пор не могу принять тот факт, что он выбрал именно Нейтана Прескотта, а не кого-то другого. Я помню, в параллельной реальности мы с Нейтаном даже дружили, а тот его звонок мне в день, когда Джефферсон застрелил Хлою. Он хотел предупредить меня. Может быть, мне не стоит быть такой категоричной в отношении него, но только Нейтан Прескотт из этой реальности, в порыве гнева застреливший мою Хлою, вероятно, совсем не тот, что каким был в той, где пытался уберечь нас от Джефферсона. Я никогда не смогу простить ему гибель моей подруги, которая сошла ему с рук, после которой он как ни в чем не бывало вернулся, не понеся ответственности.

***

И вот я сижу одна в пустой квартире, и единственное, что занимает мои мысли прямо сейчас – это утреннее происшествие. Я и не заметила за воспоминаниями, как прошло несколько часов. Работа так и не сделана, и я что-то совсем расклеилась. Я снова налажала, вернувшись в самое начало, пожертвовав дорогим человеком. Встаю и направляюсь к столу, на котором уже давно лежит фотография с красивой голубой бабочкой. Почему-то именно сейчас я испытываю смешанные чувства – попытаться ли снова исправить что-то, рискуя потерять все, рискуя снова не спасти Хлою, снова навлечь тот страшный ураган на город, или оставить как есть. Мысленно я уже почти протягиваю руку, я не забыла, как это, и уже почти сфокусировалась на фотографии, но… Результат слишком непредсказуем. Однажды я попыталась кардинально поменять реальность, но получила совсем не то, что хотела. Кто знает, может быть, этот прыжок назад перевернет все. В одном я уверена – это не вернет мне прежнюю Хлою. Я не хочу снова стоять перед таким выбором. У меня больше нет права принимать такие решения. Я не знаю, что там будет. Я больше не хочу никого потерять. В последний раз взглянув на фотографию, я, глотая нахлынувшие эмоции, разрываю ее, тем самым поставив точку. Больше я не смогу вернуться во времени. Я слишком долго тянула, но теперь, мне кажется, я поступаю правильно. Я не хочу снова видеть, как страдают другие люди, как страдает Хлоя, пусть даже она никогда не узнает, сколько раз ей приходилось переживать эти кошмары из-за меня. Я больше не потеряю ее. Сейчас, смотря на непрекращающийся дождь, такой же сильный, как вновь разразившаяся буря в моей душе, я думаю только об одном. Нет ли и моей вины в том, что Нейтан Прескотт отнял у меня все – Хлою, нормальную жизнь, а теперь и Уоррена? Телефонный сигнал запоздало оповещает о новом сообщении, полученном в воскресенье, 17 декабря 2017 года, в 22:43: Виктория: «Я согласна уехать с тобой из Сиэтла».