***
Они оказываются в какой-то кафешке, полной посторонних людей; казах сжаливается и заказывает все еще мучающемуся от похмелья Плисецкому пиво, а себе выбирает апельсиновый сок — смотрите-ка, кто-то тут здоровый образ жизни проповедует? — и с таким неодобрением смотрит на алкоголь в стакане блондина, что если бы это было молоко, оно бы мгновенно скисло до состояния кумыса. Они больше молчат в ожидании заказа, чем разговаривают: у них нет общих тем, помимо фигурного катания, но обсуждать с конкурентом свои прокаты Юру абсолютно не тянет, и он продолжает цедить свое пиво, искоса поглядывая на брюнета. Симпатичный парень, логично, что Плисецкий на него в клубе запал: красивые карие глаза, темные волосы зачесаны назад, открывая коротко стриженые виски, губы, сжатые в плотную линию… Целовать их было приятно. От размышлений блондина отрывает громкий оклик: — Юрочка! Сука, блять, только не это! Плисецкий с трудом перебарывает желание позорно сползти под стол — к ногам Отабека, но не суть — и с непоколебимым спокойствием обреченного на смерть солдата ожидает, пока Виктор Никифоров собственной сиятельной персоной подойдет к столу, приторно улыбаясь. Кацуки вечной тенью следует за ним, маяча за плечом русского фигуриста. — Какими судьбами, Никифоров? — мужчина не успевает ответить, потому что дверь в кафе снова распахивается, и в помещение вваливается целая компания каких-то придурков. Юра с удивлением узнает в них своих коллег по катку, только вот непонятно, каким образом в этом невзрачном заведении разом оказались почти все финалисты Гран-при с бесплатным приложением в лице Никифорова. Жизнерадостный до отвращения Пхичит Чуланонт придвигает к их столу еще один, швейцарец Кристофф Джакометти притаскивает несколько стульев — Юра очень хочет заорать, что их никто не звал и они все дружно могут идти нахуй, но почему-то молчит, глупо открывая и закрывая рот — все рассаживаются, болтая о какой-то непонятной херне, пока тема разговора плавно не соскальзывает на прошлогодний банкет. А, да, тот самый, на котором Виктор впервые увидел Юри и его метку, совпадающей с его собственной, послал Плисецкого нахуй после года каких-никаких, но отношений и свалил сначала из жизни Юры, а потом в Японию. Бывает. Кацуки, оказывается, ничего не помнит — конечно, он же в себя тогда целую батарею бокалов шампанского влил — а может, просто делает вид, но внимание блондина привлекает не это: на той же руке, что и проклятая метка, у японца блестит золотое кольцо. Точно такое же надето на длинный, тонкий безымянный палец Виктора. Блять. Если бы взглядом можно было убивать, то эти два уебка уже были мертвы, а Юра мотал срок за двойное преступление. Пхичит тоже это замечает, широко раскрывая глаза и пялясь на этот обручальный пиздец. Никифоров легко улыбается и произносит: — Мы поженимся, когда Юри возьмет золото, — его глаза внимательно наблюдают за реакцией Плисецкого. Виктор, наверное, надеется, что он порадуется или хотя бы просто промолчит, но Юра не собирается доставить ему такого удовольствия. — Если возьмет. Если, а не когда, — произносит подросток, поднимаясь из-за стола. Было бы здорово списать собственную дурость на выпитое пиво, но алкоголь уже выветривается — да и немного его было — а Юра предварительно смотрит на мужчину, игнорируя испуганный взгляд Кацуки и тревожный — Отабека. — И я очень в этом сомневаюсь. Он быстрым шагом выходит из кафе, громко хлопая дверью, и идет, куда глаза глядят. Проходит мимо какой-то площади, где звучит громкая музыка и красивое живое пение многих голосов; останавливается, чтобы дослушать, когда понимает, что это выступление русскоязычного коллектива: прямо посреди небольшого пятачке широкой улицы установлена сцена, на которой в несколько рядов стоят ребята вряд ли старше самого Плисецкого в красивых одинаковых костюмах. Юра не уходит, пока хор не заканчивает выступление; одна из девочек, спускаясь со сцены, замечает его потерянный взгляд и подбадривающе улыбается. Плисецкий слабо улыбается в ответ, отворачивается и идет дальше. Забивается в какой-то темный переулок, садится на корточки, приваливается спиной к холодной каменной стене и прикрывает глаза, чувствуя, как на щеки стекают горячие слезы бессилия. В таком состоянии его и находит Отабек; Юра к этому моменту уже перестает плакать, поднимается и пытается прикурить очередную сигарету, щелкая зажигалкой в дрожащих пальцах. Алтын серьезно смотрит ему прямо в глаза, а потом протягивает руку и забирает у Плисецкого курево, разламывая тонкую палочку пополам и бросая под ноги. Доставать новую русский не спешит. Перед глазами до сих пор стоит самоуверенный блеск во взгляде Виктора, и Юра закусывает губу, зажмуриваясь, и в голову не приходит ничего лучше, чтобы бездумно попросить: — Поцелуй меня. Бред, конечно, но Плисецкому достаточно интересно, как отреагирует Алтын, поэтому он замолкает и ожидает ответа. Будем считать это своеобразной проверкой на дружбу. Юре кажется, что парень сейчас пошлет его в задницу, но Отабек грубо хватает его за ворот футболки и притягивает к себе, целуя — почти кусая — бледные губы подростка, проскальзывает языком в удивленно приоткрытый рот и с силой проводит по небу, вынуждая отвечать. Они целуются недолго, от силы минуту, и казах усмехается, стоит только ему отстраниться. Плисецкий потирает ноющую челюсть и наклоняет голову, чтобы падающие на лицо пряди волос прикрыли предательский румянец на его лице. — И как ты думаешь, сколько мы с такой дружбой протянем? — спрашивает с иронией, пытаясь восстановить сбитое нахрен дыхание и умерить бешеное сердцебиение. — Столько, сколько ты позволишь, — просто отвечает Алтын; Юра отмечает, что он тоже тяжело дышит, а его скулы едва заметно алеют. Не он один тут мучается, выходит. — Давай вернемся к остальным, Никифоров с Кацуки уже ушли. Это безумие — соглашаться снова идти куда-то, покидая безопасную полутьму переулка, но Юра согласно кивает и первым выходит на главную улицу, беспрекословно позволяет брюнету взять себя за руку и идет за ним, не задавая лишних вопросов. Забавно, но мысли о Викторе в тот момент его больше не посещают.***
Отабек приводит его в какой-то бар, где их уже ждут Джакометти, Чуланонт и непонятно как затесавшийся в эту компанию канадец Леруа со своей невестой, Изабеллой Янг, но, возможно, Плисецкий что-то путает. Жан-Жак протягивает Алтыну руку, что-то спрашивая, и казах ее пожимает, не обращая внимания на замешательство Плисецкого и включаясь в разговор. Юра отходит к барной стойке, не особо, правда, надеясь, что ему продадут что-то алкогольное; ему кажется глупым просто стоять рядом с Отабеком и молчать: они с Джей-Джеем обсуждают каких-то общих знакомых — Алтын, кажется, говорил, что тренировался какое-то время в Канаде, и там, наверное, и познакомился с Леруа — Пхичит тут же встревает в разговор, даже молчаливая невеста канадца изредка вставляет какие-то фразы, а Юра не то что общих тем с ними не имеет, он и общаться желанием не горит, а потому просто достает телефон и лениво листает ленту в Инстаграме, когда к нему со спины подходит Кристофф, загадочно улыбаясь. Швейцарец отвлекает его от смартфона весьма оригинальным способом: он легко хлопает Плисецкого по обтянутой плотной джинсой заднице, вызывая возмущенный возглас, и смеется: — Беку на молоденьких потянуло? — пристраивает свою руку на плече русского, разворачивая подростка в противоположную от стойки бармена сторону. — И чего ты тут один грустишь? Дружелюбно улыбается, зараза блондинистая. — Я не парень этого вашего Беки! — бурчит русский. Что за имя, бля? Ладно еще Бек, но Бека? Хотя звучит прикольно, не так сурово и серьезно, как полное. Что-то в этом, наверное, есть. — А кто тогда, детка? — насмешливо тянет Джакометти, и ему, кажется, похрен, что за такое обращение Плисецкий ему ебало расцарапать готов. Деткой его называл Виктор, и как бы Юра не убеждал себя, что все в прошлом, встреча с Никифоровым упрямо доказывает обратное. — Друг. Недавно познакомились, — блондин отодвигается от Кристоффа, сбрасывая с себя его наглую конечность. — И не называй меня так, если не хочешь лишиться парочки зубов. — А как называть? Джакометти все еще улыбается, но не враждебно и не язвительно, так что Плисецкий соблаговоляет ответить: — Юра. — Крис, — мужчина протягивает ему руку, и подросток, помявшись, ее пожимает. — Друзья Отабека — наши друзья. Пойдем, узнаешь остальных получше.***
Для Юры становится нихуевым таким открытием, что за пределами катка фигуристы довольно хорошо между собой общаются, дружат, как Отабек с Крисом и Жаном — Джей-Джей полное имя особо не жалует, по секрету рассказывает Изабелла, ласково улыбаясь; она ничего такая, милая даже и классная, и жених ее - не такое мудло, как кажется на первый взгляд — и даже встречаются: половина из компании рано или поздно сошлись из-за связи. Например, американец Лео де ла Иглесиас именно на соревнованиях заметил свою метку на запястье китайского фигуриста Чи Гуанхуна; для обоих это было неожиданно, а потому они сначала решили побыть друзьями, но Крис со смехом рассказал, как они смотрели друг на друга, когда другой не видел, так что их отношения ни для кого сюрпризом не стали. Юра помнил Лео — они встречались пару раз, когда американец еще был юниором — а еще слышал сплетни о том, что Иглесиас специально слился с Кубка Китая, решив поддержать не прошедшего на следующий этап соулмейта. Тупой поступок, но и охренеть какой сильный — тоже. Более забавно дела обстояли у Пхичита: все знают, что более оптимистичного и жизнерадостного человека еще поискать нужно, и Чуланонт думал, что и его пара будет такой же — или таким же, неважно — но это оказалось совершенно не так. Фотография его метки давно покоилась на всех страницах в социальных сетях, когда Ли Сынгыль из Кореи выложил совершенно такую же у себя в Инстаграме. — Я тогда чуть с ума не сошел, — почесывая затылок и нещадно краснея, делится таец. — Все ж, блин, в курсе, что Ли презирает всех, кроме собственной собаки! Но когда я набрался смелости и подошел к нему, он просто сказал: «А, это ты — сумасшедший папарацци?» Я сначала честно хотел обидеться, но мы как-то разговорились, а потом решили, что нам мало всего пары дней общения для нормального полноценного знакомства и махнули к нему домой. А у него же такая собаааааака, боже! Я просто не смог устоять перед их суровыми мордашками! Пхичит говорит очень быстро и эмоционально, и все смеются, вспоминая эту историю, а Юра украдкой смотрит на свое запястье — кристально чистое — а потом переводит взгляд на руку Отабека, где у самой ладони темнеет метка родственной души. Это красивое переплетение гибких веток с небольшими шипами, и Плисецкому на ум приходит ассоциация с терновым венцом — символом страдания во имя благого дела. Подросток гадает, нашел ли Алтын своего соулмейта, и если нашел, то почему поцеловал его, Юру, целых два раза, когда говорить начинает Леруа. Их с Изабеллой история достойна Оскара: они учились в одной школе, и Янг была безумно влюблена в Джей-Джея — первого красавчика среди всех учеников. Сама Янг была тихоней, не осмеливающейся даже взглянуть на свою любовь, но канадцу она чем-то понравилась, и они начали встречаться еще до того, как у них появились метки. Девушка хотела от него уйти, когда у Жана на запястье развернулись темные линии татуировки соулмейтов, но парень едва ли не на коленях вымолил у нее обещание дождаться ее собственного совершеннолетия. В тот день, когда ей исполнилось восемнадцать, он надел ей обручальное кольцо на палец той руки, где проявилась метка — точная копия той, что обвивает запястье ее парня. — Я, кстати, не единственный, кто почувствовал свою родственную душу еще до образования метки, — заканчивает Леруа, прижимая к себе невесту, и подмигивает Плисецкому. Отабек закатывает глаза и отворачивается к Джакометти, что-то увлеченно ему объясняющему, Пхичит переписывается в телефоне — с Ли, наверное, решает подросток — и Джей-Джей чуть тише советует: — Спроси как-нибудь у Отабека, не встречались ли вы с ним раньше. Уверен, в восемнадцать у тебя появится его метка. Вот оно что: это не первый момент, когда ему так открыто сдают Алтына. Все уже каким-то непостижимым образом в курсе, при каких обстоятельствах они встретились, а Отабек честно признается: его тянет к Юре, но никаких к нему претензий и посягательств на него он не имеет. Плисецкого эта открытость фактически подвергает в шок, но казаху, кажется, все равно: он выглядит абсолютно спокойным, тогда как сам подросток тихо охуевает от таких открытий. Получается, что единственные парни без пары в этой компании — Алтын и Джакометти, у которого есть метка и нет желания искать родственную душу, ну и сам Плисецкий. Сейчас Юра уверен, что друзья его собственного «друга» его просто так не отпустят.***
Уже позже, когда они все вместе возвращаются в отель, громко хохоча, и расходятся по номерам, русский понимает: он не против, совершенно не против.