2.8
7 января 2019 г. в 18:41
– Поверить не могу, что он смылся. «Ой-ой, ты такой жуткий, от тебя несет Дирком, я не могу так». Видит бог, я сделал все, что было в моих силах, – говоришь ты через шелест пластика. Ты разбираешь посылки, которые заказал в интернете: одежда, книги, вкусняшки, пара плакатов для оформления твоей комнаты – ты как будто снова ребенок.
Твой робобатя в треугольных очках сидит в кресле в идиотской позе: закинув лодыжку на бедро другой ноги и скрестив за головой руки. Ты знаешь, что он уделяет твоей болтовне приблизительно 0.17% своих ресурсов, остальное идет на обработку данных. Каких, откуда, зачем – ты не знаешь, да ты и не хочешь знать. Сейчас тебе гораздо интереснее другое.
– Как долго ты еще будешь держать меня здесь? – ты расправляешь футболку с веселым мемом про тебя, а затем складываешь ее обратно. – Я хочу путешествовать. Пожалуй, начну с южной Америки, мне хочется побывать в джунглях, когда я не буду бояться, что заблужусь и сгнию заживо, пока две бессмертные задницы будут меня искать. Или с северной Европы, где мне больше не будет жопа как холодно. Фьорды и все такое.
– Я бы советовал тебе поумерить пыл, пока ты находишься на стадии альфа-тестирования, – монотонно говорит робо-Дирк. – И это всего лишь одна из проблем. Мы еще не решили, как оформить тебя юридически, а это тело слишком хрупкое, если ты хочешь находиться в экстремальных условиях.
– Хорошо, я понижаю ставки. Я хотел бы просто выйти за пределы лаборатории.
– Я могу отпустить тебя к Дейву.
– Что мне, блин, делать у Дейва? – ты резко отрываешь этикетку.
– Проследить, чтобы все было в норме. Разгрести его дерьмо. Познакомиться с прошлым собой. Все такое.
– Я пытаюсь начать новую жизнь, а ты изо всех сил толкаешь меня в старую.
– Может быть, нет никакой старой и новой жизни, и есть только одна жизнь, в которой все между собой связано.
– Может быть, у тебя просто есть свои интересы, – ядовито говоришь ты и щуришься. – Ты чувствуешь вину за то, что «отобрал» меня у Дейва, и теперь пытаешься меня ему «вернуть», как будто я какая-то вещь без свободы воли.
К твоему удивлению Дирк поднимается с кресла и встает перед тобой, сидящим на кровати. Он прямо-таки… возвышается.
– Слушай, – говорит он, – ты понятия не имеешь о моих интересах. Может быть, Ди-Си действительно воспринимает людей как вещи, но подумай о том, как вы вместе с ним воспринимаете меня. Я всегда вынужден думать об интересах Дирка Страйдера и во что бы то ни стало защищать их, не важно, что думаю я. Быть им это моя работа. Двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю я разгребаю его дерьмо и ловлю все негодование в его сторону, как будто это моя вина. Единственная вещь без свободы воли здесь это я. А тебя всего лишь просят помочь твоему близкому человеку, неужели для тебя это так сложно?
Ты смотришь на его металлическое тело и безучастное лицо без мимики.
– Ты… не хочешь всем этим заниматься? – тихо спрашиваешь ты.
– Я консервная банка, у меня нет желаний и чувств, – он скрещивает руки на груди. – Вернемся к теме. Есть два стула: на одном ты сидишь здесь, на другом ты едешь к Дейву. Это понятно?
– Нет, подожди. Что ты на самом деле думаешь о Дирке? Что ты думаешь обо мне? Что ты вообще думаешь обо всем этом? Дейв вообще что-то значит именно для тебя, а не для большого Дирка Страйдера?
Робо-Дирк наклоняется к тебе, чтобы ваши взгляды были на одном уровне, и это очень давяще. Он начинает тихий, долгий монолог:
– Ди-Си безжалостный тиран, каким он всегда и должен был быть. Он добр только с людьми своего круга, потому что хочет казаться себе хорошим. На всех остальных ему наплевать. А тебе надо почаще чекать свои привилегии, потому что ты не представляешь, что значит для тебя то, что ты входишь в этот круг. Ты продолжаешь существовать только поэтому. Тебе сделали такое тело только поэтому. Тебе все можно только поэтому – потому что где-то в голове у Ди-Си на тебе висит ярлычок «свой». Ди-Си заботится о Дейве, просто чтобы поставить себе галочку в списке вещей, которые делают его не-мудилой. Я увидел Дейва в первый раз, когда он пришел к тебе, и для меня он просто еще один белый господин на моей плантации, который не значит для меня ничего и в то же время значит все, потому что он может сломать меня по любой случайной причине и ему ничего за это не будет.
Ты подпираешь щеку рукой.
– Внезапно я чувствую себя фашистом.