Семь небес Рая

Знакомая боль яркими вспышками пронзает тело, локальными взрывами овладевает плотью, овладевает духом, мыслями, острыми осколками стремится по венам к сердцу, скапливается в почках, пульсирует в печени, царапает желудок и разрезает легкие. Она выжигает тебя изнутри не хуже раскаленного свинца, заставляя пристыженно стонать сквозь плотно сомкнутые зубы. В бреду тебе даже мерещится, что меж губ твоих проскальзывают струи обжигающего пара. И некая темная фигура в безразмерном балахоне и черном капюшоне наклоняется к тебе, делает один единственный вдох, высасывая из тебя то ли горячий пар, то ли саму душу. И несмотря на разгорающийся пожар внутри, тебе становится невыносимо холодно, а тело начинает бить страшный озноб. — …Зу… Зуо, черт воз… и! Дав… же! При… ди в себ…! — доносится до тебя обеспокоенный голос Яна. Ты и рад бы ответить, но не можешь. Сколько бы ни говорили о силе воли, сколько бы книг ей ни посвящали, сколько бы ни возвышали ее в фильмах, она не настолько всемогуща, как может показаться. И как бы человек, потерявший пару минут назад ноги, ни хотел подняться, чтобы защитить любимых или отстоять свою честь, сделать этого он не сможет. Организм не позволит, воспротивится, окунет его в негу бессознания, чтобы прекратить бессмысленные мучения. Вот только Твоя нега походит на Личный Ад, состоящий из череды неприятных воспоминаний, которые ты все это время силился забыть, подавить и безвозвратно стереть из памяти. Ты видишь отца, который сидит перед тобой в рабочем кресле, как на троне, с неизменной ухмылкой на бледных губах и с холодным взглядом, никогда не сулящим ничего хорошего. — У меня для тебя подарок, — раз за разом повторяет он и улыбается, а ты переминаешься с ноги на ногу, мысленно умоляя, чтобы на этот раз все прошло нормально. Ты видишь мать, что, пребывая в очередном наркотическом опьянении, ползает по главному залу в одной ночной рубашке и без нижнего белья. Она бормочет что-то про потерянные линзы, которых у нее никогда не было. Ее красота увядает на глазах, а апогей происходящего наступает в день ее смерти. И почему все это ты обязан вспоминать именно сейчас? — Мама? — тебе двенадцать, и ты давно уже не заходишь к матери, предпочитая оставаться в метре от полуоткрытой двери, ведущей в ее комнату. — Зу… — слышится тихий хрип. Но ты не двигаешься с места. — Что-то случилось? — в ответ раздается болезненное клокотание. Но ты не двигаешься с места. — Помог… и! — шипение, тяжелое дыхание, глухой стук, напоминающий звук падения. Но ты не двигаешься с места. Ты все еще помнишь, как заходил в эту комнату в последний раз. Тогда мать, приняв очередную дозу, прыгала на кровати, кричала, как тебя ненавидит, а затем предлагала трахнуть себя. В тот день внутри тебя что-то надломилось, и в душе не осталось места для этой женщины. Мама мучается. Но ты не двигаешься с места. Стонет и умоляет помочь ей. Но ты не двигаешься с места. Она медленно умирает от передозировки. Но ты не двигаешься с места. Благо, на болезненные стоны женщины прибегают горничные. Они врываются в комнату, укладывают ее на спину, делают искусственный массаж сердца. Поздно. — Раз-два-три, сильнее! — кричит одна из женщин. — Раз… Два… Три… Разряд! — доносится голос Нэйс. Они мучают уже бездыханное тело женщины, кажется, целую вечность, прежде чем, наконец, понимают, что сделать больше ничего не могут. Тогда они поднимаются с пола, и одна из горничных направляется к тебе. — Еще раз! Скорее! Раз… Два… Женщина присаживается перед тобой на корточки, приобнимает за плечи: — Как вы, господин Зуо? — задает она, на твой взгляд, удивительно нелепый вопрос. — Никак, — честно отвечаешь ты. Ни-как. — Он в шоке! — утверждает другая горничная, берет тебя за руку и поспешно уводит от комнаты, надеясь на то, что ребенок увидел не слишком многое. Но ты видел все. Обнаженное тело матери, впалые щеки, выразительные синяки под глазами, сухую потрескавшуюся кожу ее губ, стеклянный взгляд, ставший мертвым задолго до остановки сердца женщины… И вибратор, что все еще жужжал в месте, где ему и положено быть. Картина настолько же комичная, насколько и трагичная. — Раз… Два… Три… Разряд! — Нэйс не теряет надежды. — Он ведь не… — слышится оторопелый голос Яна. — Идиот! И о чем ты только думаешь! — а вот это уже вопли Инфа. Как странно. Как необычно. Осознавать, что твоя смерть действительно кого-то беспокоит. Что за твою жизнь на самом деле борются. И не так, как это делали горничные с твоей матерью, руководствующиеся долгом и толикой ответственности. Тебя спасают добровольно. И, что делает ситуацию абсурдной окончательно, бесплатно. Просто потому, что это ты. — Давай, мать твою, дыши, Шаркис, дыши! — уже не сдерживая эмоций, орет Ян, явно тормоша тебя за плечи. А твой Ад продолжается… До похорон тело твоей матери по приказу отца помещают в прохладную комнату. Но несмотря на это, когда на следующий день после ее смерти тебя приводят к ней Попрощаться, вас встречает вовсю разлагающийся труп. — У нее был сепсис, — меланхолично пожимает плечами патологоанатом. — Она гнила еще при жизни, так что ничего удивительного. Ни мужчину в белом халате, ни отца не заботит тот факт, что все это время ты пристально смотришь на гнилое тело, когда-то бывшее твоей матерью. — И как вы не углядели ее недуг, — бормочет патологоанатом. — Вам бы обратиться в похоронное бюро, они бы привели ее в порядок. Кажется, вы можете себе это позволить, — но встретившись с тяжелым взглядом твоего отца, мужчина поспешно извиняется и уходит. — Ну же, подойди к ней, — толкает тебя Шаркис-старший к выразительно попахивающему трупу. — Я не хочу… — шепчешь ты, но отец делает вид, что не слышит тебя. — Посмотри на мать. Эгоистичный образ жизни этой женщины привел ее к Такому состоянию, — говорит он, силком подводя тебя к телу и заставляя наклониться к матери. Ты задерживаешь дыхание, ощущая, как к горлу подкатывает рвотный комок. — Ну же, Шаркис, открывай змеиные глазюки! — снова Ян, чего ж ему неймется. — Давай же! Пошли меня в ахуительное турне по пёздам самых дешевых шлюх или в еще куда более длительное путешествие! — М-м-м… — хрипишь ты против воли. — Он жив! — восклицает друг. — А ты сомневался?! — фыркает Нэйс. — Я тут не для красоты вокруг него прыгаю! Какие же они шумные. Каждое их слово отдается в висках обжигающей болью и проникает сквозь черепную коробку не хуже гнилостного запаха, что исходит от матери, пока ты смотришь на ее посиневшую кожу. Хочется отстраниться, но отец продолжает давить на шею, не давая тебе возможности сдвинуться с места. — Ты должен хорошенько попрощаться с ней, — говорит он. — Давай, поцелуй ее в лоб. Ты и живую-то мать не целовал, а мертвую не хочешь тем более. И зачем только отцу все это надо?! Он постоянно твердит о том, что все вокруг — куски мяса, и внезапно устраивает этот спектакль? Морщась, ты еле касаешься губами ледяного лба матери, затем резко отстраняешься и судорожно вдыхаешь кошмарный запах, понимая, что больше не способен задерживать дыхание. — Запомни это отвращение, — улыбается отец, который будто вовсе не чувствует вони. — Запомни и то, что живые люди ничем не отличаются от мертвых. Разве что гниение скрывают чуть лучше. Ты киваешь и уже было отворачиваешься, когда замечаешь движение, присматриваешься — и видишь, как белая личинка с черной головкой извивается в левой ноздре матери. А затем приглядываешься лучше и только теперь понимаешь, что еле уловимое копошение происходит и под ее веками. В эту секунду ты не выдерживаешь, и тебя выворачивает на пол. Кашель. Стон. Ты открываешь глаза и видишь загаженный тобой же ковер, а затем обеспокоенное лицо Яна. — Ну что? Живой? — хрипит он, выглядя так, будто это он минуту назад умирал, а вовсе не ты. — Нор… мально, — отвечаешь, вновь утыкаясь носом в подушку. Спина горит. Нэйс невозмутимо обрабатывает свежие раны новым лекарством. — Скажи мне, что все закончилось… — с надеждой просишь ты, еле ворочая языком. — Нет, — Пух беспощадна, когда дело касается твоего здоровья. — Еще как минимум два очага. Нанит не пожалел на тебя нано. Душевненько отсыпал. Впрочем, не его вина. Он же не мог предугадать, что его малышки вступят в реакцию с лекарствами Серебра и моими медикаментами, которыми ты был тогда напичкан по самые гланды. Такую ядерную смесь не каждый выдержит. — Если так продолжится, то Никто не выдержит, — угрюмо замечает Ян. — Сколько еще продлится это чертово отторжение? Уже полгода прошло, — напоминает он. — Ты уверена, что Зуо сможет пережить его? Потому что я все больше сомневаюсь в этом. Последние приступы проходят куда тяжелее! — Хватит паниковать, — вздыхает Нэйс, — все не так уж и плохо. — Не так уж и плохо?! У Зуо отказывает сердце! Что может быть хуже?! — Не отказывает, а скорее… Зависает. Отказать оно не может, слишком хороший имплантат. Но нано периодически закупоривают сердечную мышцу, то есть Зуо раз за разом переживает сердечный приступ, когда как нано пытаются выйти из его тела любыми возможными способами, в первую очередь через поры его тела, разрывая ткани и выводя вместе с собой из тела, как вредоносные вещества, так и необходимые ему. Оттуда и волдыри. Спину твою они полюбили больше остальных частей тела. Хорошая взлетная полоса, видимо. Вообще, случай уникальный и крайне интересный, так что… — Думаю, сейчас термин «интересности» неуместен, — хмурится и Инф. — Да… Пожалуй… Прошу прощения, — вздыхает Пух, в данный момент явно считая всех занудами. — Я так и не поняла, чем руководствуются нано и почему выходят они по частям. Что снизило их активность до того, и что теперь пробуждает нано отдельными группами. Выяснить это мне еще предстоит. А пока, Шаркис, прописываю вам недельный покой и сон! — с этими словами девушка выходит из комнаты. Вы вместе с Яном и Инфом проводите ее насмешливыми взглядами. Ага. Конечно. Недельный сон и покой. Ты сама-то в это веришь? После ухода Пух еще какое-то время царит мертвая тишина. — Ты-то что здесь делаешь? — наконец аккуратно выговариваешь, пытаясь оценить, насколько тебе хреново. — Это ты мне? — возмущается Инф. — Неблагодарный! Я тут, значит, беспокоюсь, а он! — жалуется он Яну. — Вдруг бы ты помер! И я бы оказался не в числе первых, кто бы узнал об этом. Не бывать этому! — добавляет он с хитрой ухмылкой. — Я? Умереть? Вот еще… — хрипишь ты, дрожащей рукой убирая со лба налипшие волосы. — Не может быть, чтобы ты пришел только для этого. — Не только, — улыбается Инф, поправляя фиолетовую шляпку, увитую десятком атласных лент. — Еще я пришел поговорить с одним из твоих хакеров. По поводу новой проблемы виртуалии. — Фантом? — Именно. — Он снова напал на одного из наших? — На Дока. Симптомы те же. Теперь парню закрыто прямое подсоединение к сети через вирту-очки. Только общий ограниченный доступ. А ты же знаешь, как это чревато в наш век. — Но как это возможно? Не просто удалить аккаунт и аватар, а будто стереть человека? — удивляется Ян, и ты полностью поддерживаешь его. Действительно, Как Такое Возможно?! — У меня есть теория, но она покажется вам безумной, — предупреждает Инф, усаживаясь у тебя в ногах. — Быть может, фантом, который по свежим источникам, между прочим, является обворожительной девушкой, прописывает виртуальный блок, который активируется, нарываясь на определенные мозговые волны. Волны пострадавших. По недоброжелателю он дает будь здоров, так что одной попытки проникновения в виртуалию после твоего обнуления тебе хватит, дабы понять, что билет туда тебе заказан. — Быть может, балуются детишки ПКО-вируса? — без охоты напоминаешь ты. — Не-е-е-ет, — протягивает Инф, любуясь на себя в небольшое зеркальце, что он извлекает из цветастого кармана. — Они ведут себя тише воды, ниже травы. — Это-то меня и настораживает. — Не напрягайся понапрасну, Зуо. Ты и так в заднице. Насколько бы ни усугубилось положение у остальных, твое Хуже стать Не может, понимаешь меня? — Всегда может быть Хуже, — резонно замечаешь ты, на что информатор лишь мило улыбается. — А ты опытный малый, верно? — нагибается он к тебе ближе. — Потому и иду за тобой, хотя и похож ты на камень, который тянет всех ко дну, — с этими словами Инф подмигивает тебе, спрыгивает с постели и направляется к выходу. — Оставляю нашего босса на тебя, Януш, — мурлычет он и уходит. — Ненавижу, когда меня называют полным именем! — тут же морщится твой друг, показывая в сторону закрывшейся двери некультурный жест. — Ну что? Как ощущения? — Заебись… — А если серьёзно? — Заебись ахуенно… — Так-то лучше, — смеется Ян, хватая тебя за руку. — Давай-ка вставай. — Дай мне минуту, — хрипишь ты, понимая, что у тебя совсем нет сил. — Хуюту тебе не дать? Ты полкровати обблевал. Прикинь, если кто-то увидит тебя в таком состоянии. Великий и могучий босс Тени в собственном завтраке, обеде и ужине. Пальчики оближешь. В качестве зрителей столь уникального зрелища хватит и Инфа с Нэйс. Для полноты картины тебе осталось обосраться, чтобы уж совсем… — Еще слово, и я так и сделаю, — обещаешь ты. — А давай! — Ян внезапно усаживается на стул и, не мигая, пялится на тебя. — Что-то настроение неподходящее, — наконец, прерываешь ты затянувшееся ожидание. — Боже мой, тебе настроение необходимо даже на то, чтобы посрать? Страшно подумать, как тяжело тебе живется. — На хуй пошел… — Сначала в ванну, — не успокаивается Ян, вновь хватая тебя за руку. Несмотря на то, что ты почти ни на что не способен, друг буквально взваливает тебя на плечо и тащит в ванную комнату. В душевой кабине ты на мгновение опираешься спиной и лишь чудом сдерживаешь болезненный вскрик. Ян включает воду, какое-то время удерживает тебя под прохладными струями воды, не обращая внимания на то, что сам промокает до нитки. — Нет, я бы, конечно, разделся, но вдруг вид моего орудия ввергнет тебя в отчаянье, и ты в приступе лютой зависти заколешь меня зубной щеткой? — дабы разрядить обстановку, продолжает он шутить. В ответ на это ты уверяешь, что в состоянии справиться сам, и парень выходит из душевой кабины, невозмутимо стягивает с себя мокрые штаны и усаживается на унитаз. — Что ты, блять, там?.. — Что? У меня желудок барахлит, — жалуется Ян, морщась. — Мне вообще пугаться противопоказано. — И поэтому надо это делать здесь и сейчас?! — Бодрящие ароматы тебе в помощь. — Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ! — Не, ну, а что? Думал, в сказку попал… — ВЫЙДИ СЕЙЧАС ЖЕ! — На середине процесса? Извини, друг, но даже ради тебя я на такое не пойду. — ЯН, БЛЯ! — Пусть так. Даже Янбля звучит круче Януша. — Я сейчас выйду и… — Я лишь порадуюсь, если ты сможешь выйти Сам, — неожиданно серьезно отвечает парень, и ты замолкаешь. Так вы время и проводите: Ян на унитазе, ты в душе, корчась от боли. Силы возвращаются медленно и словно с неохотой, тогда как неприятные ощущения угасают, оставляя после себя раздражающее тянущее чувство. Иногда ты оглядываешься на друга, и его устремленный в никуда взгляд напоминает тебе о том, что все не так весело, как кажется. А громогласные звуки с его стороны утверждают, что и не так уж плохо. — Ян, — через какое-то время шепчешь ты. — М? — Помоги мне выйти… — Ты ли это, Зуо?! — Заткнись и просто помоги! — Щас только подотрусь… — Ебись ты конем! Как можно быть настолько мерзким?! — И это Ты меня спрашиваешь? С горем пополам друг помогает тебе вернуться в постель, а затем по твоей просьбе уходит. Ты закрываешь глаза в надежде окунуться в успокаивающую дрему, но в голову, как назло, лезет одно неприятное воспоминание за другим. Провалявшись так около часа и частично восстановив силы, ты поднимаешься с постели и, не совсем понимая, что делаешь, начинаешь одеваться. **** Восьмое тараканье собранье на тему «Как испоганить жизнь населению планеты Земля» объявляется открытым. И первым человеком на повестке дня, которому в срочном порядке надо попортить кровушки, является, конечно же, госпожа Эллити. Двенадцати лет от роду, она уже является ярким омерзительным представителем общества, которого следует немедленно проучить. Есть предложения? Не забывайте представляться, прежде чем будете делиться идеями. — Таракан под номером сорок три! Я предлагаю размазать сопли по волосам девчонки, пока она спит! — Таракан под номером сто двадцать четыре! Соглашусь с тараканом под номером сорок три, козюльки всегда были беспроигрышным вариантом в войне со многими смертными. — Таракан под номером восемь, не соглашусь с коллегами, козюльки — это прошлый век. Нам необходимо модернизировать наши планы мести! Немедленно! — Таракан под номером двадцать шесть! Не уверен, что модернизация что-то улучшит или ухудшит. Мы лишь потеряем время, когда как козюльки не ждут, а Эллити достойна столь отвратительной и унизительной кары. — Таракан под номером двести два! Мы говорим об Эллити, но почему никто не хочет поразмышлять над наказанием куда более опасного врага? Тараканы встрепенулись и зашушукались. — Действительно, — нахмурился и я, — Эллити у меня под боком, ей могу подгадить в любое время… — Я, между прочим, все слышу! — послышался вопль за стеной. — Хватит уже разговаривать с засушенными насекомыми! Это мерзко! И я спать хочу! — Так спи, — буркнул я, аккуратно складывая тараканов обратно в коробочку. — Я не смогу заснуть, пока ты не заткнешься! И верни мою кукольную мебель! Опять на мои стульчики сажаешь тараканов?! — Никого и никуда я не сажаю! — воскликнул я, поспешно напаивая последнего таракана выдуманным чаем из игрушечной чашки, а затем отправляя его к собратьям. — Если я найду хотя бы один усик! — Ничего ты не найдешь! — пообещал я, заталкивая пару отвалившихся лапок в ту самую кружку. Все как здесь и было! Вы спросите, с чего это я играю с тараканами и даже, быть может, предположите, что это гадко. А вы сами играли? Нет? Вот и помалкивайте. Спрятав кукольный стол и стулья обратно в коробку, я поднялся с пола и прошествовал к зеркалу. Несмотря на то, что домой я пришел еще два часа назад, повеселив своим видом дорогую маман, что истерически смеялась надо мной минут сорок, я все еще расхаживал в утонченном изыске БДСМа. Мне хотелось смотреть на себя еще и еще. Не так уж часто я себе нравился. Еще меньше я нравился себе в облегающей одежде. И совсем не нравился с макияжем. Но именно этот вид госпожи меня вполне устраивал. Мне бы еще плетку, которой бы я смог дубасить Зуо, и вообще все идеально! А сэмпаю бы наверняка пошли кожаные стринги! И намордник. И тявканье. А насколько привлекательным его бы сделали виляющий хвост и сладострастные поцелуи моих коленей! Я наслаждался своим видом до позднего вечера, пока от косметики не защипало глаза. Лишь тогда я переоделся в серую пижаму с розовыми мультяшными поросятами и кое-как смыл с себя макияж. Перед сном я собирался еще немного поговорить с тараканами в коробке и таки решить проблему с местью, когда послышалось тихое вибрирование. Далеко не сразу я понял, что жужжал мой телефон. Поспешно вставив старую пластину в ухо, я еще некоторое время взирал на незнакомый номер, прежде чем все-таки решился взять трубку. — Дверь открой, гавно, — послышался голос с приятной хрипотцой. — А это кто? — невозмутимо ответил я, хотя не узнал бы Зуо разве что в жесточайшем припадке эпилепсии. — Ты оглох, даун? — Вы не туда попали! — сообщил я бодро. — В нашей квартире даунов нет! — и положил трубку. Нифига какой я дерзкий! Конечно же, через секунду звонок повторился: — Я сейчас выломаю дверь и убью тебя, сучара ебаная! — А-а-а… Зуо, ты ли это? — И как ты, блять, догадался?! — Ой, мне помогла моя потрясающая дедукция, — похвалился я. — Я круче Шерлока Холмса! Зуо, хочешь стать моим доктором Ватсоном?! Только тебе придется отрастить усы. Нет, я не настаиваю, но по идее надо. Вот ты представляешь себя с усами? — Открывай дверь, ебанашка! — Какую? — ВХОДНУЮ! — Какую входную? — Давай так. Либо открываешь дверь ты, либо ее открываю я, а затем куски твоего тела разбросает по всему городу. — Все? — Все… — А что ты сделаешь с членом? — Скормлю обезьянам в зоопарке! — Это так романтично… Кусочек меня будет с тобой в зоопарке! — Я не намерен больше ждать. — Уже бегу, — встрепенулся я, поняв, что и дальше испытывать терпение сэмпая не стоит. Зуо всех разбудит, а виноватым-то, являясь уродом в этой семье, окажусь однозначно я! Не хуже ниндзя, я прошмыгнул в коридор, прополз последние пару метров на коленях и локтях, и максимально тихо открыл дверь. На пороге действительно оказался Зуо. — Херово выглядишь что-то, — с легкой обеспокоенностью заметил я. — Ты выглядишь херово Всегда, я тебя этим ебу? — Нет, ебал ты меня, помнится, другим местом. Хотя, быть может, я что-то путаю. Знаешь ли, мне семнадцать. Память уже не та! — Впусти меня, — вместо ответа оттолкнул меня Зуо от двери, прошел в квартиру, разулся, стянул пиджак, но умудрился повесить его мимо вешалки. Пиджак бухнулся на пол, но сэмпай этого даже не заметил. Стараясь не демонстрировать волнения, я так же аккуратно закрыл дверь, поднял пиджак Зуо и повесил его рядом с курткой, что он мне оставил к моему бдсм-наряду, а затем уже проследовал за сэмпаем в комнату. Зуо обнаружился у меня на кровати. Улегшись на живот, он закрыл глаза и, кажется… спал? Заперев дверь в комнату на замок — отличное приобретение, как мне кажется, — я подошел к нему ближе. — Эй, Зуо… — Мм-м? — послышалось замученное мычание. — Ты вообще чего пришел-то? — Спать… Свет выруби. — Я спать не хочу! — соврал я, хотя минуту назад собирался насладиться парой наркоманских снов. — Не хочешь, захочешь, — буркнул сэмпай, хватая меня за руку и грубо сгребая в охапку. — Эй! — божечки-божечки-божечки, что творится-то, люди добрые?! Зуо, ты совсем… того? Умираешь, что ли, или, не знаю, забыл выпить свои таблетки, и поехала крыша? — Отпусти, я ж свет выключить не смогу, — начал я показательно вредничать, мысленно охреневая от происходящего. — У тебя есть пульт, — сонно напомнил мне сэмпай. — Он далеко. — Рядом с подушкой. И не проведешь его, а? Откуда такая внимательность?! Свет таки покинул мою комнату. А вместе с полумраком пришла гнетущая тишина. — Зуо? — через пару минут все же не удержался я. — Что еще? — Ты правда пришел ко мне… СПАТЬ?! — Да, — сухо бросил босс Тени. — Без всяких там… поебушек? — Замолчи уже! — Нет, мне надо знать, потому что я вообще-то собирался ломаться. А так получается, что ломаешься ты?! То есть пришел, улегся, уперся в меня всеми частями тела и все, Теричка, лежи и думай о том, какой ты лузер, и как тебе не вставили? А завтра я приду в школу и громогласно всем сообщу о том, что Зуо Мне Не Дал?! Сэмпай НЕДАВАЛКА?! А? АА? ААА? Но Зуо ничего не ответил. Зуо спал.