Семь небес Рая

Виртуалия всегда воспринималась мной не иначе как информационной помойкой. Перенасыщенная, взбухшая, сочная, она готова была вывалить кучу ненужной информации на голову любому несчастному, что погружался в ее бескрайние недра без необходимой на то подготовки. Виртуалия заманивала в информационные сети и порой не отпускала людей до самой их смерти. Конечно, ПКО-вирус в свое время перепугал массу народа из-за того, что доводил людей до виртуальной комы и кончины. Но он был далеко не первой и не единственной причиной, по которой люди расставались с жизнью, будучи погруженными в сеть. Конечно, «информационные ловушки» встречались в разы реже, чем ПКО-вирус, но в последнее время люди стали подвержены и им. Суть ловушек состояла в следующем: человек заходил в виртуалию в поиске необходимой ему информации, но наталкивался на нечто иное, обычно глупое, если не абсурдное. Углубленно вчитываясь, он заинтересовывался тем, что на самом деле было ему не нужно, натыкался все на новые и новые информационные страницы, «поглощая» или даже скорее погружаясь в информационное болото, бесконтрольно и неизбирательно изучая ненужные тексты, статьи, фотографии и чаты, что максимально эффективно и основательно засирали его мозг за считанные минуты. Человек забывал о сне, еде и туалете. И, в конце концов, умирал от истощения. Конечно, исследователи заявляли, что «информационным ловушкам» подвержены лишь психически нестабильные люди, якобы ни один нормальный человек не сможет зачитаться статьей про апельсины до полусмерти. Но лично мне кажется, что в нашем мире давно не осталось психологически стабильных людей, поэтому умереть в виртуалии мог абсолютно каждый, и зависело это всего лишь от настроения и желания жить. Хуже того, многочисленные онлайн-концерты, собрания и, наконец, игры научили людей нашего поколения плевать на одно очень важное состояние нашего организма: они научили многих из нас игнорировать сон. «Мне вставать через шесть часов на работу, но я не могу уйти спать, пока не заработаю еще уровень!» или «Сегодня ночью слишком важная встреча, я не могу ее пропустить!» — так думает среднестатистический обыватель виртуалии хотя бы раз в неделю. А ведь есть и те, кто сном жертвует каждый день. И такие люди лично мне всегда казались безумцами. Для меня сон — действие священное, сродни особому ритуалу для продолжения жизни. Без сна само мое существование теряло всякий смысл. В детстве в виртуальной помойке я как-то наткнулся на статью-страшилку об эксперименте над людьми, которых лишили сна на пятнадцать суток. Я до сих пор не знаю, было ли это правдой или являлось глупой байкой для запугивания подростков, но в тот момент история впечатлила меня настолько, что у меня появился панический страх перед бессонницей, которая, как назло, мучила меня постоянно. Описанный в статье эксперимент заключался в следующем: пять подопытных поместили в камеры, в которые пустили экспериментальный газ-стимулятор, из-за которого люди не могли спать. Условия содержания были более чем жизнеспособными: книги, постель, туалет, еда. Видеокамер в те времена не было, поэтому ученым приходилось следить за подопытными через толстые стекла окон, что выходили в комнаты. Первые пять дней без сна люди вели себя вполне нормально, лишь в их разговорах преобладали депрессивные темы. Спустя пять дней подопытные начали демонстрировать паранойю и докладывать друг на друга. Спустя десять — кричать, залепив наблюдательные окна вырванными из книг страницами. Следующие три дня люди хранили гробовое молчание, из-за чего ученым пришлось пойти на то, что изначально они не планировали: они обратились к заключенным посредством динамиков, надеясь на какую-либо реакцию со стороны последних. Исследователи сообщили, что собираются открыть камеру, чтобы отремонтировать динамики и испытуемые не должны им в этом мешать, тогда одного из них отпустят. «Мы больше не нуждаемся в свободе» — таков был ответ заключенных. На пятнадцатый день ученые все же решили открыть камеры, и их взору предстала страшная картина: живы были лишь четверо из пяти заключенных. Мясом пятого человека были забиты дренажные отверстия в камере, из-за чего она была на пару сантиметров затоплена кровью и мочой. У «выживших» так же не доставало мышц и кожи, по оголенным костям на запястьях ученые пришли к выводу, что люди покалечили сами себя голыми руками. Они вырвали внутренние органы ниже грудной клетки и разложили их вокруг себя. И последние дни они питались сами собой. На этом описательная часть эксперимента не закончилась, но дальше я читать не смог. Впечатленный историей, я каждую ночь закрывал глаза и пытался во что бы то ни стало заснуть, только бы не начать кричать, только бы не трогать свои органы, только бы не пожирать себя. И на этой веселой ноте могу без зазрения совести сообщить, что теперь я стал истинным ценителем сна. Именно поэтому я никогда бы не смог понять людей, способных жертвовать сим действом, чтобы сходить на тренировку в фитнес-клуб, добраться до магазина с распродажей или и вовсе подняться рано поутру ради уборки. Единственное, ради чего вставал рано утром я сам, были разве что мультики. И то, происходило это во времена, когда я еще был слишком юн и неопытен и не понимал ценности сна так, как сейчас. Теперь же, будучи умудренным опытом старцем семнадцати лет и носителем великой информации о создании смываемых втулок для туалетной бумаги, я не ограничивал себя во сне, если того не требовала чрезвычайная ситуация. Проще говоря, сон стал для меня главной жизненной целью, позицией, мировоззрением и еще хрен знает чем. У людей старого поколения частенько с уст срывается фраза: «Так и всю жизнь проспать можно». Она якобы несет негативное значение, но лично я ничего страшного в ней не вижу. Что плохого в том, чтобы проспать всю свою жизнь? Конечно, мне придется отказаться от перспективы отучиться в потрясающих учебных заведениях вроде школы и университета — потеря потерь! А затем лишиться возможности остаток жизни проработать в магазине нижнего белья или даже уборщиком туалетов — как жить без таких приключений?! И все-таки сон не казался мне такой уж плохой альтернативой. Хорошо наспаться — звучит прекрасно. А хорошо наспаться рядом с Зуо — и того лучше! Одна проблемка — сэмпай как раз и относился к тем безумцам, которые вскакивали ни свет ни заря, дабы свершить парочку великих дел еще до завтрака. То есть в моей религии сна Зуо был истинным воплощением Сатаны. В общем-то, воплощением Сатаны он был и в любой другой религии, и тем не менее. Одно было ясно: Шаркис не стал бы спать со мной, хоть ты тресни. Конечно, можно было бы рассмотреть вариант привязывания своего спящего тела к бодрствующему телу сэмпая, чтобы везде спать рядом с ним и даже в самой сложной ситуации поддерживать его, интимно похрапывая ему на самое ушко. Но интуиция подсказывала мне, что вредный психопат моих порывов не оценит и не захочет таскать меня на своем горбу, ощущая мое теплое дыхание у себя на затылке и ровное сердцебиение спиной. Ах, как бы было славно спать вот так! Но Зуо откажется от подобной перспективы и еще пожалеет об этом, потому что я пророчу, что через семь-восемь лет коматозники войдут в моду. Да-да, вы не ослышались, модные дамочки больше не будут таскать с собой собачек в маленьких сумочках, теперь они будут катить за собой коляски с людьми, поверженными летаргическим сном или впавшими в кому по любой другой причине. Они будут стирать с любимого домашнего человека стекающие с подбородка слюни, поправлять дорогие рубашки, которые купили для своих «игрушек», и хвастать новыми приобретениями. И у кого-то коматозник обязательно окажется красивее или моложе и остальные будут с завистью поглядывать на чертовку, посмевшую оторвать такой лакомый кусочек. «Вот стерва! — будут думать они, раздраженно постукивая наманикюренными коготками по плечу спящего. — Такого красавчика отыскала! А у меня какая-то сорокалетняя баба! И мой розовый шарфик ей совершенно не к лицу! И ее глаза не сочетаются с моими туфлями! Надо срочно приобрести новую!» И юные модницы будут мечтать о том, чтобы в кому впал какой-нибудь сказочный красавчик, а лучше сразу двое. А может даже начнут охоту на оных, чтобы заполучить трофей покрасивее. И вот тогда Зуо осознает, каким модным он мог стать с прекрасным седовласым принцем на своей спине. Это я о себе, если что! Уж я-то однозначно дал бы фору любому, потому что никто не спит настолько непревзойденно, насколько это делаю я! Так почему же судьба каждый раз мешает мне покрасоваться перед вселенной? Я собирался честно проспать до восьми утра, после чего за десять минут собраться в школу и прогуляться до нее, на ходу досыпая недоспанное. Вот только кто-то сверху с моими планами был не согласен, поэтому когда я проснулся, на будильнике значилось полвосьмого, а вместо раздражающего пиканья будильника из грез меня вырвал премерзкий писклявый голосок сестрицы! — Тери! — вопила она, оглушая меня не хуже сирены. — На нас надвигается дерьмо! — Единственное дерьмо, которое надвигается на меня, это ты, — зло проворчал я, перекатываясь с одного бока на другой, закрывая голову подушкой и намереваясь продолжить спать. — Тери, я серьезно! — продолжала верещать сестрица. И будто в подтверждение ее слов мне в нос внезапно ударила такая вонь, что я с воем вскочил с кровати и вжался в стену, будто бы пришпиленный к ней неприятным запахом. — Что за пахарь?! — завопил я не хуже недорезанной редьки на восьмом месяце беременности. — Это дерьмо! — торжественно заявила сестрица. — Ситуация действительно дерьмовая! Но что это… — Говорю же, — нахмурилась Эллити, — какахи… — Ка… Что? Откуда?! — Из твоей башки очевидно, — фыркнула наглая девчонка. — А не из твоей ли задницы, маленькая девочка-говно?! — привычно я ответил сестрице подколком на подкол. Наш утренний ритуал общения всегда проходил именно так и никак иначе. — А если серьезно? — прогундосил я, зажав нос пальцами. — С какого хрена?! Эллити, ты опять пыталась сделать домашнее задание по труду?! — Я не виновата! — возмутилась сестра. — Стояк засорился! Я всего лишь смыла воду… А оно как полилось! — воскликнула Эллити, начиная размахивать руками, изображая фонтан. — Поползло прямо на меня! Я так испугалась! Я бы, честно говоря, тоже испугался, поползи дерьмо на меня, так что бедную девчонку мне стало даже чуточку жаль. Но ненадолго. — Тери! — мамин вопль заставил меня вздрогнуть и вжаться в стену сильнее прежнего. — Да? — пискнул я. — Ты опять это сделал, придурок?! Я ЖЕ ПРЕДУПРЕЖДАЛА!!! — я еще не понимал, о чем говорит мама, но уже готовился рыдать в голос, кричать как повернутый умом павлин и молить о быстрой смерти. Мама была в гневе, и она жаждала крови. Моей крови! — А что я сделал? — пропищал я, съеживаясь и стараясь зрительно сделаться как можно меньше. — ЭТО, ТЕРИ! ТОЛЬКО НЕ ГОВОРИ, ЧТО ТРОГАЛ ИХ! ОПЯТЬ! — Хорошо, не скажу, — простонал я, запоздало соображая, к чему клонит мама. — ТЕРИАЛ ФЕЛИНИ! — женщина таки ворвалась в мою комнату по локоть в… Жуткой субстанции и с испачканными в этой же субстанции разбухшими предметами, крутившимися на веревочках будто новогодние игрушки. Вонючие новогодние игрушки. — А ну-ка объясни маме, что ты делал этой ночью? — прорычала она, тыкая предметами в меня. — Я ничего не делал! — завизжал я. — А если подумать? — мама в буквальном смысле нависла надо мной. — Это дискредитация! Вы не имеете права! — Если ты немедленно не признаешься, догадайся, куда я тебе это затолкаю! — прорычала хозяйка нашего дома, выглядя достаточно убедительной. — Полагаю, в тебе и собственного дерьма достаточно, или жаждешь заполучить еще и порцию чужого?! — Хорошо, — заныл я. — Признаюсь! Да! Я сделал это! СДЕЛАЛ! И НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ! Началось все три месяца назад, когда в туалетной тумбочке среди баночек с успокоительным и таблеток от поноса я обнаружил коробку с интересным содержимым. Никогда раньше особого интереса к данным предметам я не проявлял, но здесь меня будто торкнуло. Я распаковал коробку, вытащил ее содержимое и надругался, если так можно выразиться, над предметом своего интереса. Вдоволь наиздевавшись и узнав, что кроется внутри, я смыл улики в унитаз. И вот здесь пошла жара! Потому что сей предмет оказался настоящим белым наркотиком. Употребляя его в действии (смывая), я чувствовал, будто бы очищаюсь. Словно переживаю крещение или, наконец-то, облачаюсь в чистые трусы. Я ощущал себя обновленным, свежим, абсолютно другим человеком. Вот что некоторые вещи делают с мужским, неискушенным организмом. И, естественно, как и любой другой нормальный человек, просекший фишку, я начал этим злоупотреблять. При любой непонравившейся мне жизненной ситуации я уходил в туалет «принимать» свой наркотик. И от мамы это не укрылось. Я помню тот разговор как сейчас. Я только пришел со встречи с Мифи, когда мама подозвала меня к себе: — Нам надо поговорить, — произнесла она со скорбью в голосе, заставив меня напрячься. — Поговорить? О чем? — Пойдем на кухню, я не хочу, чтобы Эллити слышала. Я помню, как каждый шаг давался мне с большим трудом, как воздух, попадая в организм, будто бы накалялся внутри меня. «Она знает! — вертелось в моей голове, но я все еще надеялся скрыть ужасающую правду. — Она знает!» — неминуемое приближалось. — Тери, — мама села за стол и сложила перед собой руки. — В последнее время происходит нечто странное. В туалете пропадает один предмет. Сперва, я решила, что виною всему Эллити, но она данный факт отрицает. В любой другой ситуации ни на одного другого лица мужского пола я бы и подумать не посмела, но… Так как ты у нас мальчик Особого склада ума, я решила, что… — Да! — взорвался я, начиная реветь. — Все верно! Я наркоман! — завыл я. — Так это правда, — вздохнула мама с грустью в глазах. — Все правда! — Но что ты с этим делаешь? — Ну… — Тери, объясни, что ты делаешь с моими тампонами? — Я… смываю их в унитаз. — Что?! — В унитаз смываю! Да, я, Тери Фелини, беру мамкины тампоны и смываю их в унитаз! — СЫН! НА КОЙ ЧЕРТ?! — МНЕ НРАВИТСЯ! Я НЕ ЗНАЮ! Я НЕ КОНТРОЛИРУЮ СЕБЯ! Я ПРОСТО ВИЖУ ТАМПОНЫ И БЕГУ ИХ СМЫВАТЬ! Мама, я не могу себя сдерживать. Вчера дошло до того, что я купил пачку тампонов в торговом центре и смыл все ее содержимое в общественном туалете! Я теряю себя! Они меня поработили! Мама, что мне делать?! — Заткнуться! Придурок, ты хоть осознаешь последствия?! — Я понимаю, что конкретно подсел на них! — На тампоны? — Да! — Надеюсь не в буквальном смысле? — МАМА! — Значит так, — маман выглядела тогда очень грозно. — Сегодня же ты это прекращаешь! Еще не хватало, чтобы из-за тебя стояк засорился. Помяни мое слово, если из нашего унитаза польется соседское говно, плескаться в нем будешь ты! И мама исполнила обещание трехмесячной давности, вручив мне ведро и швабру, а тампоны со смачным чавканьем вложила мне в руку. — Наслаждайся, сына, — прорычала она. — И чтобы когда мы с Эллити вышли из ванной, в нашей квартире не было и намека на все это дерьмо! — гаркнула она и эффектно хлопнула дверью. — И не обязательно так беситься! — проворчал я, корячась в небольшом туалете в одних трусах. — Можно подумать, я квартиру поджег, — я признаю, что был виноват, ведь после бурного дня с Зуо мне так припекло, что я ночью смыл в унитаз целую упаковку. И все же можно было так на меня не кричать! Не конец света! Мое психологическое состояние куда дороже какого-то там стояка! — ЛУЧШЕ БЫ ПОДЖЕГ, ПОТОМУ ЧТО ТЕПЕРЬ СЖЕЧЬ ЕЕ ХОЧЕТСЯ МНЕ САМОЙ! — закричала мама из ванны хуже прежнего, заставив меня подскочить на месте, удариться затылком о край унитаза, потерять равновесие и распластаться на туалетном кафеле, полностью извозившись в сути проблемы. — И все равно вины своей не признаю, — фыркнул я, стирая с лица непотребства. — НО ТАК И БЫТЬ, ВСЕ УБЕРУ! Я, ЗНАЕТЕ ЛИ, НЕ ИЗ БРЕЗГЛИВЫХ! НЕ прЫнцессА! — выдохнул я, ловко орудуя тряпкой и стараясь дышать ртом. Запах все равно убивал, заставляя меня обливаться слезами и соплями, но так было хоть чуточку терпимее. Сам унитаз я закрыл крышкой — его ждала встреча с водопроводчиком. Ну, а все, что из него успело вылиться и вывалиться, я собрал в ведро, после чего сверху обмотал его пленкой и покрыл новым химитеком — средством, которое полностью убивало даже самые жуткие запахи. Сперва я обработал само ведро и унес его в коридор, а затем принялся за туалет и себя. Когда Мама с Эллити вышли, я почти закончил. Мама скептически осмотрела мою работу, что-то пробормотала про пиздюли, которые еще вкрутит мне вечером за тампоны и засор, и позволила сходить в ванну, дабы отмыть то, что отмыть я еще не успел. Горячий душ с тонной мыла и двойным слоем химитека привели меня в чувство и сделали из меня какого-никакого, а человека. О завтраке после столь бурного утра я даже мечтать не смел, поэтому из душа направился прямиком в комнату, облачился там в серые широкие шорты до колен с кучей карманов по бокам, серую футболку с серебристой короной на груди — мою любимую! — и длинную безрукавку с капюшоном. Пока рылся в поисках чистых серых носков, наткнулся на застиранные серые напульсники и надел еще и их, чтобы покрасоваться перед Зуо. Подчеркнул, так сказать, свои изящные запястья. Ах, если бы когда-нибудь поиметь возможность засунуть руку по это самое запястье Зуо прямо в… Размечтавшись, я с минуту попускал слюни на свои фантазии, представляя, как бы сладко сэмпай стонал от каждого движения моей руки. Предавался бы фантазиям я и дольше, если бы не любимые дамы моего сердца, которые начали в две глотки орать, чтобы я скорее собирался и уходил, прихватив с собой ведерко драгоценной субстанции. — Пошевеливайся! — орала Эллити. — Или я опоздаю в школу! — Если выйдешь прямо сейчас, не опоздаешь, — заметил я. — И идти рядом с дерьмоносцем?! — это она меня имела в виду. – Нет уж, ты первый! Пришлось мне проглотить все свое недовольство, закинуть серый рюкзак на плечи, взять в левую руку ведро и лишь затем задаться вопросом: — Мам, а куда мне это девать-то? — вопросил я. — О-о-о! — мама выглянула из кухни с ядовитой улыбкой на устах. — Я разрешаю тебе делать с этим добром все, что вздумается! — всплеснула она руками. — Абсолютно все! — А Эллити в нем утопить можно? — Нет. — Вылить его в коридор? — Нет. — Отхлебнуть и закусить? — Териал! — Вот и нечего в таком случае создавать лживое ощущение свободы, — буркнул я и вышел из квартиры. Ведро я решил оставить около мусорных баков, там ему будет самое место. Главное, донести в целости и сохранности. Благо погода сегодня радовала. Встретило меня яркое солнце, которое лишь изредка закрывали собой низкие грязно-оранжевые облака. Ядовито-зеленых и желтых цветов в небе не преобладало, что исключало риск кислотных дождей или чего-то не менее приятного. В городе царила ранняя осень. Немногочисленные городские деревья красовались оранжевыми и красными листьями, некоторые из которых испещряли синие и фиолетовые пятна от вредных дождей. Птицы, потрепанные и облезлые, напевали свои осенние трели. И воздух был непривычно легкий и сладковатый. В такой хороший день не погрустишь. Так я с приподнятым настроением до школы и добрался, пока меня не окликнули: — Тери! — Мифи бежала ко мне с остановки. — Привет. Чего это ты дохера довольный? Что за паскудная ухмылочка? И зачем ты тащишь в школу ведро? Последний вопрос улыбку с моего довольного жала стер моментально. «Я притащил в школу ведро дерьма! — подумал я, застонав сквозь плотно стиснутые зубы. — Ведро дерьма, Фелини!» — Это… Так… Просто, — выдохнул я, ощущая, как на лбу у меня выступает пот. — А что там? — заинтересованно подошла подруга к ведру ближе, присела на корточки и попыталась разглядеть его содержимое сквозь полупрозрачную пленку. — Ну… — выдохнул я, ощущая себя как на мине. Мифи, конечно, привыкла к моим закидонам, но, боюсь, даже она не смогла бы оценить мои порывы шляться по улицам города с такой драгоценностью наперевес. — Это… — протянула Мифи, отпрянув. Я шумно сглотнул. — Это че? — подруга посмотрела на меня так, будто прямо на ее глазах я насиловал перепелку. Что-то вроде «Тери, я все понимаю, ты у нас с прибабашкой, но не думаешь ли ты, что это уже чересчур?» — Это мое дерьмовое утро. В буквальном смысле, — простонал я, лихорадочно соображая, как бы объяснить подруге все произошедшее раньше, чем она решит, будто я окончательно сбрендил. — Так там действительно… — Мифи переводила взгляд с ведра на меня, а затем с меня вновь на сосуд человеческих отходов. — Типа того. — Так это же… — Так это же? — выдохнул я, ожидая вердикт. — Так это же великолепно! Именно то, что мне нужно! — Тебе нужно говно? — мне показалось, что я ослышался. — Не представляешь насколько! Вопрос жизни и смерти! — Даже моя жизнь никогда не зависела от такого, — признался я растерянно. — На кой черт тебе эта, безусловно, бесценная субстанция? — А ты не понимаешь? — усмехнулась подруга, приобнимая меня за плечи и наклоняясь к моему уху. — Естественно, для мести. Вообще мне следовало сразу догадаться, что сегодня Мифи настроена сделать нечто кошмарное. Намекали мне на это покрытые тканью части тела подруги, которые в обычные времена мелькали перед глазами полностью оголенными. Сегодня девушка наплевала на свои правила юного эксгибициониста уже второй день кряду, придя в школу в черной водолазке с рукавами до локтей и воротником до горла и в темно-бордовых брюках, заправленных в тяжелые ботинки. Из оголенного оставался разве что посеребренный живот с проколотым пупком. — Думаешь, я оставлю наносов безнаказанными? После всего, что они сделали? — усмехнулась она. — Длик еще будет ползать передо мной на коленях, умоляя сжалиться над ним, — пообещала девушка, стягивая с запястья резинку в виде пружинки и собирая синие волосы на затылке в хвост. — И для этого тебе понадобится мое ведро? — с сомнением протянул я. — О да, еще как понадобится! — То есть ты хочешь, чтобы я протащил его в школу? — осведомился я. — Точно так. — И как ты себе это представляешь? Что я скажу охране?! — Тери, а что ты всегда говоришь охране? — «Здравствуйте, я Тери Фелини»… На этом мое приветствие заканчивается, потому что охранник вытаскивает крест и начинает кричать в мою сторону что-то на латыни. Иногда мне кажется, что он пытается провести обряд экзорцизма или вроде того. — И судя по всему, выходит у него хреново, — усмехнулась Мифи. — Не дрейфь! Сама судьба благоволит мне! Ведь именно сегодня ты пришел в школу с… — Дерьмом. — …Ни вчера, ни завтра, а именно сегодня, когда я как раз решила свершить акт мести! И с твоим… — Дерьмом. — …Я создам воистину ужасающее наказание! Потому что твое… — Дерьмо… — … Превратит обычную месть в… — Дерьмовую? — Именно! — Мифи была вдохновлена как никогда. — А назовем мы все это Операцией… — Дерьмо? — Точно, операция «Дерьмо»! Мне нравится. — Достойное занятие. Будет что рассказать внукам, — проворчал я, не разделяя энтузиазма подруги. — Не занудствуй, Фелини. Уж от кого — от кого, а от тебя я не ожидала. Не ты ли должен в первых рядах кричать что-нибудь вроде «Долой пролетариат, да здравствует дерьмо и свобода!» — осведомилась она. — Так-то оно так, — промямлил я неуверенно, действительно обеспокоенный тем, что теряю сноровку. — Просто я сегодня за утро хлебнул хорошую порцию всего этого добра и больше иметь с этим дел не желаю. — Не хочешь, но придется, — похлопала меня Мифи по плечу, после чего схватила меня за локоть и потащила в сторону школы. Привычный зоопарк школьников, что толпился у входных дверей каждую перемену, мы преодолели без особых проблем. Мое ведро если и ловило заинтересованные взгляды, то дальше них никто к моему счастью не шел. Зато зайдя внутрь школьного здания, мы тут же наткнулись на Пирса. Пирсом звали немолодого пухлого охранника, что сидел у самого входа и проверял, чтобы ученики не проносили в школу ничего запретного. Следил он за этим, как и его коллеги, из рук вон плохо, потому что в школу и сигареты протаскивали, и ножами друг перед другом хвастались, и наркотиками делились. Казалось бы, мое ведро в сравнении с этим — безобидное и даже милое. Но Пирс, естественно, был другого мнения. Мало того, что он сам по себе слыл самым вредным из охранников, он ко всему прочему не любил лично меня. За годы моего обучения ему пару раз приходилось общаться со мной, а вы же понимаете, чем это чревато. — А-а-а, Фелини, — протянул Пирс с довольной гадкой ухмылкой. «Ну почему именно сегодня?!» — мысленно простонал я, внешне изображая саму невозмутимость. — А-а-а, господин Пирс! — в тон ему ответил я. — И чего это мы несем? — от цепких глаз толстячка не укрылось мое ведро. — Ведерко! — А куда это мы его несем? — В школу! — А внутри что? — Школьники. — Не внутри школы, а внутри ведра, идиот! — Содержимое. — Какое?! — Интересное. — Я не сомневаюсь, что оно Интересное, потому что как минимум интересует меня. А подробнее? — Огромное количество клеток. — Повторяю вопрос, Фелини. Что в твоем чертовом ведре? — Лучше бы вам не знать! — Но я хочу. — Но не стоит. — Фелини! — Господин Пирс! — Если ты немедленно не покажешь мне, что в ведре, пеняй на себя! — пригрозил толстячок. — Уже можно начинать? — Что начинать? — Пенять? — Фелини!!! Немедленно покажи ведро. — Я его и не скрываю, любуйтесь сколько угодно. — Изнутри! — Я, по-вашему, способен вывернуть железное ведро наизнанку? — Достаточно убрать пленку. — А что мне за это будет? — Лучше спроси, что тебе за это Не Будет! — охранник попытался напустить на себя более угрожающий вид. — И что мне за это не будет? — с любопытством поинтересовался я. — Выговора не будет, похода к директору не будет, временного отстранения от учебы не будет… — начал перечислять Пирс. Он что, фанат Зуо?! У меня прям дежа вю! — Заманчиво, тогда, пожалуй, я ничего показывать не буду! — Это еще почему? — Сами же сказали, отстранения от учебы не будет. А мне бы очень хотелось отстраниться, устроить себе каникулы. — Фелини, имей совесть, первая учебная неделя! — А я уже устал. — Фелини, немедленно покажи, что в ведре. — Нет, я хочу отстранения. — Фелини, не играй со мной! — Смотря во что. В БДСМ я бы играть с вами, к примеру, не стал. Ведь видеть вас в обтягивающем черном кожаном костюме и с плеткой в руках выше моих сил! Я сразу начинаю перевозбуждаться, — воскликнул я, изображая полуобморочное состояние. — Глупый мальчишка, ты смеешь мне дерзить? — Нет, что вы, что вы, господин охранник! — вяло промямлил я. — Как я могу вам дерзить. Такому сильному, накачанному, — разве что жирком, — впечатляющему мужчине, — прошептал я, закусывая нижнюю губу. Охранник от ярости превратился в человекоподобную помидору. — Ты со мной флиртуешь?! — Нет, это вы со мной флиртуете. — Что? Ты с ума сошел?! — Признайтесь, ведро, это лишь повод. На самом же деле вы хотите узнать, что у меня под одеждой. — Ты спятил? — Хорошо, так и быть, я покажу. — Прекрати немедленно! — но я уже расстегнул шорты и спустил их до колен. Школьники, что проходили мимо, мерзко захихикали. — Да! — громко провозгласил я. — Вы верно все понимаете. Господин Пирс — старый пидорас, заставляет милых мальчиков снимать перед ним шорты! — Немедленно прекрати! — почти завизжал Пирс. — Это вы прекратите, иначе я сниму еще и трусы, а потом расплачусь, — пообещал я в ответ. — Не на того напал, мальчик. Твои угрозы мне не страшны! Здесь камеры, — ткнул он пальцем в небольшой бликующий кружок в стене. Смотрите-ка, какой упертый. Я с досадой вернул шорты на место. — А теперь Немедленно. Покажи. Что. В. Ведре! — прорычал охранник, содрогаясь от ярости, но уверенный, что выиграл битву. Рано радуетесь, мистер Пирс. — Я стесняюсь. — Фелини! — Хорошо, я покажу, но при одном условии, — пожал я плечами. — Мы должны остаться вдвоем. — Что? — В ведре моё самое сокровенное. — Ты шутишь. — Нет, я серьезно, — пробормотал я, в подтверждении обнимая ведро и начиная тереться щекой о полупрозрачную поверхность пленки, натянутой сверху. — Хорошо, идем в подсобку, — согласился охранник, жестом предлагая мне проходить первым. Видимо он полагал, что я могу воткнуть ему в хребет нож. Или поступлю проще — сбегу. Единственное, на что я был способен на самом деле, это метнуть в него здоровенный кусок… Впрочем, до такого доводить ситуацию я не собирался. — Ну? — Пирс закрыл за собой дверь и упер руки в бока, всем своим видом показывая, что не выпустит меня до тех пор, пока я не покажу ему содержимое ведра. Какое счастье, что я честно собирался сделать именно это. — Подойдите ближе, — подозвал я его с загадочным видом. Мужчина осторожно сделал в мою сторону пару шагов. — Еще ближе, — настоял я. Толстячок приблизился совсем близко. Быть может если бы мы стояли на улице, он бы уже смог разглядеть содержимое ведра через пленку. Но в подсобке царил полумрак, что мне было только на руку. — Сядьте на корточки, иначе не сможете увидеть магии! — прошептал я, смотря на охранника во все глаза. — Магии? — скептически хмыкнул мужчина. — Ага, как же, с тебя станется, Фелини. — Именно так! Это особая магия имени Фелини! — закивал я, осторожно подцепляя ногтем скотч, которым обмотал пленку, и отдирая его всего на пару сантиметров. — Вы точно уверены, что хотите увидеть? — Фелини, я повторяю, немедленно… — Тогда нагнитесь еще ближе. К самому краю, — зашептал я, с лихорадочным блеском в глазах. Наверное, по моему виду казалось, что в ведре как минимум слиток золота. Но вы-то прекрасно знаете, что было там на самом деле. А через мгновение узнал это и Пирс. Выражение его лица я бы с удовольствием запечатлел на камеру. Сперва промелькнуло недоумение, затем гнев и, наконец, отвращение. Пирс заорал так, будто я ему в колено вколотил здоровенный железный член. Пока охранник орал, хватался за сердце и орал еще громче, я быстренько заклеил пленку, как было, и ловко из-за спины пшикнул убийцей запаха, который взял на всякий случай, зная, что аромат дерьма мне теперь будет чудиться целый день. — Ты сумасшедший! — вернув дар речи, первое, что выкрикнул Пирс. — Почему это? — искренне удивился я. — У тебя же там… У тебя же там! — задохнулся мужчина. — На кой черт ты притащил в школу ведро какашек?! — Это мое домашнее задание. — Какое еще домашнее задание?! — По растениеводству. Это удобрение, — невозмутимо заявил я. — И что же, хочешь сказать, что тебе поручили принести в школу говно?! — Удобрение, — настойчиво повторил я. — Я видел твоих одноклассников, почему они пришли без ведер? — Хотите сказать, что из тех десятков тысяч людей, что учатся здесь, вы знаете каждого моего одноклассника. — Твоего — Да, Фелини. — Хорошо, вы меня подловили, — сдался я. — Я действительно единственный, кому задали это задание. Почему? Сами подумайте. Не вы один в этой школе меня недолюбливаете. Мой преподаватель так же терпеть меня не может. Вот и обрек на позор с Борисом. — С каким еще Борисом? — встрепенулся Пирс. — Я так назвал свою ношу. — Ты дал имя ведру с дерьмом?! — Ну, людям же с дерьмом имена дают, чем ведро хуже? — Ты ненормальный! — Я слышу это каждый день, вы уверены, что это хоть как-то влияет на мою жизнь? — Немедленно унеси эту гадость из школы! — Надеюсь, это вы сейчас о себе? — ФЕЛИНИ! — Господин охранник! Я не собираюсь получать неуд из-за тонкости вашей душевной организации. Вы хоть понимаете, с каким трепетом, как бережно я собирал Это по кусочку? — ТЫ СЕЙЧАС ПРО ДЕРЬМО? — Про него. — БЕРЕЖНО?! — Именно так. — НА КОЙ ХЕР ДЕЛАТЬ ЭТО БЕРЕЖНО?! — То же самое как-то спросил меня бомж, который пытался изнасиловать дерево в беличье дупло. — ФЕЛИНИ! — Господин охранник. Быть может, вы прекратите повторять мою фамилию, я прекрасно помню ее и без вашей помощи. — Вон отсюда! — Но как же Борис? — Я сказал, ВОН! — Боря, попрощайся с дядей, — пробормотал я, взялся за ручку ведра и с гордо поднятой головой прошествовал к выходу, оставив Пирса наедине со своими попытками отдышаться. Мужчину трясло. Рукой он схватился за форму в районе груди. — Вам плохо? Быть может, я могу как-то помочь? Я… Или Борис? — Я СКАЗАЛ ВОН! — взвыл бедняга. — Я еще до тебя доберусь! — крикнул он мне вслед. — И что затем вы скажете полиции? «Я преследовал ученика из-за его ведра?» Подумать только… — усмехнулся я и на счастье Пирса наконец покинул подсобку. — Чего так долго? — накинулась на меня Мифи, что, оказывается, поджидала меня за дверью, нервно постукивая ногой по полу. — Мы вели беседу, — пожал я плечами. — Раньше ты делал это быстрее! — Раньше я не таскал с собой дерьмо! — А по-моему твое дерьмо всегда при тебе, — фыркнула подруга. — То — мое, другое дело — чужое, — потряс я ведром, из-за чего его содержимое с плеском булькнуло, испачкав собой полупрозрачную пленку изнутри. — Ладно, — отмахнулась подруга. — Самое сложное мы преодолели. Осталось заныкаться в толчке и свершить месть! — А ничего, что позже по этому ведру сразу вычислят, кто виновник произошедшего, что бы ты там ни задумала? — нахмурился я. — Наносы от меня живого места не оставят! — Не ной, Тери, — лишь отмахнулась подруга. — Во-первых, для благого дела ничего не жалко. Даже жизни! — Особенно, если она не твоя. — А во-вторых, никто тебя не тронет, а если и тронет, от наносов тем более мокрого места не останется. Только представь, как взбесится Зуо, если узнает, что тебя бил кто-то еще, кроме него? Это как если бы трахал, только еще интимнее! — воскликнула Мифи, утягивая меня вместе с Борисом в лифт. — А это будет даже прикольно! Зуо полностью искоренит наносов, и наниты снова встанут во главе всего! Тебе всего-то и надо, что… — Сломать пару костей? — закончил я за Мифи. — Как заботливо с твоей стороны! — фыркнул я. — Не впервой же! Тебе даже ноги простреливали, после этого вообще ничего не должно быть страшно! — А мне и не страшно. Я просто, понимаешь, не люблю боль. — Ты главное Зуо об этом не рассказывай. Он же не переживет. На столь веселой ноте мы вышли на сорок четвертом этаже и направились мимо нашего класса прямиком в туалет. Мы долго выбирали, пойти в женский или мужской и, в конце концов, остановились на мужском. Запершись в кабинке, мы вдвоем разместились на крышке унитаза, поставили перед собой Бориса, и начали ждать звонка. — Ситуация, если подумать, стремноватая, — от скуки вновь заговорила Мифи. — Два закрывшихся в туалете подростка — это нормально. — Но два закрывшихся в туалете подростка с ведром дерьма — как-то уже странновато? — подхватил я. — Именно. — Если подумать, любую ситуацию с данным окончанием можно полностью изменить. — А что, неплохая идея! Например, делать колоноскопию неприятно. — Но делать его ведру дерьма неприятно вдвойне. — Чучело из медведя — это жутко. — Но из Бориса — совсем катастрофа. Следующие десять минут мы с азартом играли в придуманную нами же игру. Играли бы и дольше, если бы не долгожданный звонок. На всякий случай мы просидели в кабинке еще с минуту, прислушиваясь, нет ли кого в туалете, и лишь затем выбрались из убежища. Выйдя в общий коридор, мы на цыпочках прокрались к лестничной площадке, спустились на пару пролетов вниз на этаж, где учился по данным Мифи Длик, и прошли в главный зал, который был на каждом этаже. Одна его стена была заставлена именными ящиками — ящиками учеников. Туда можно было сложить учебники, вторую обувь или лишние вещи. Но мы собирались запихать туда Бориса. Найти ящик Длика труда не составило. Мифи украдкой огляделась по сторонам, ловко набрала необходимый код электронного замка и распахнула дверцу. — А откуда ты знаешь код? — удивился я. — Ну так я же готовилась! После всего, что они натворили, я задалась целью свершить над Дликом акт мести. Правда я собиралась подсунуть ему тухлой рыбы или забросать ящик яйцами. И тут ты будто ангел, спустившийся с небес на землю… — С ведром дерьма. — Именно. Это явно знак свыше. — И что будем делать теперь? — удостоверился я, смотря на Дликовы кроссовки и пару учебников. — В идеале стоило бы залить здесь все… — Но все пойдет через край. И что делать с вонью? — Поэтому мы сделаем следующим образом, — Мифи вытащила из ящика все вещи, на освободившееся место водрузила ведро, набрала в легкие побольше воздуха, после чего одним резким движением сорвала с ведра защитную пленку, кинула в пахучее содержимое все вещи наноса и одним резким движением захлопнула дверцу. — А теперь, Тери, съебываем! — торжественно взвизгнула подруга, уже убегая к лестничной площадке. Я лишь вдохнул пока еще не слишком ощутимый неприятный запах. — Прощай, Борис, — пробормотал я, прикладывая руку к дверце ящика. — Мы были знакомы не так долго, но… Ты стал мне верным другом. Быть может когда-нибудь судьба еще позволит нам встретиться, хотя… Кого я обманываю. Прошептал я, ощущая, как по щекам стекает одинокая скупая слеза от все нарастающей вони.