Семь небес Рая

Когда-то… — Знаете, почему вы здесь? — поинтересовался ректор ИСТ, одаривая двух сидевших в его кабинете студентов грозным взглядом. Он постарался напустить на себя побольше важности, дабы внушить уважение, но желаемого эффекта не добился. Парень по левую сторону от него разве что ноги на стол мужчины не складывал, девушка по правую — казалась отрешенной от происходящего. — Без понятия, — пожал плечами будущий краснодипломник, выглядя настолько расслабленным, будто его не к ректору вызвали, а на пляж опрокинуть парочку коктейлей. Мужчина не удивился бы, вытащи парень из кармана бокал с алкогольным напитком и трубочку в виде пениса в придачу, а вслед за тем попросил бы ректора намазать ему кремом спинку. От этого мальчишки можно было ждать чего угодно. — Я… не знаю, — второй подозреваемый: невзрачная девушка с неоднозначными достижениями в учебе, напротив выглядела растерянным ребенком, пойманным с поличным. — Несколько дней назад произошел инцидент, — неторопливо продолжил ректор, вертя в руках ручку с эмблемой ИСТ. — Некий Слэв Бастер — студент нашего учебного заведения — попал в больницу с анафилактическим шоком, — сообщил он, не сводя глаз со студентов. — Еле откачали. — Внимательный-внимательный взгляд. — Врачи сказали, что он находился на волоске от смерти, — на последнем слове мужчина сделал акцент, надеясь, что сидящие напротив студенты проникнутся или, что еще лучше, испугаются. Оба оставались невозмутимыми. Особенно парень, решивший именно в этот момент срочно выковырять из зуба застрявший листик петрушки. — Какой ужас, — совладав с зеленью, равнодушно бросил краснодипломник с интонацией, далекой от ужаса. — Прискорбно, — вслед за ним поддакнула девушка, едва заметно дрожа. — Все еще не понимаете, почему вы здесь? — настаивал мужчина, пытаясь задавить студентов психологически. Наивная надежда, смоченная керосином. — Да в чем дело-то? — нахмурился Фелини, звезда ИСТ, пример нездорового здравомыслия и здоровенная заноза в заднице ректора. Заноза размером с Юпитер. За время своего обучения парень не раз доставлял мужчине проблемы, но каждый раз каким-то образом выходил сухим из воды. Но теперь он однозначно получит по заслугам. Наконец-то. Ректор оберегал краснодипломников подобно золотым слиткам, ибо нынешнее поколение, ленивое и дерзкое, редко проявляло живой интерес к учебе, что не слишком хорошо сказывалось на статистике ИСТ. Но в отношении Фелини мужчина без раздумий поступился бы своими принципами. Безусловно, перспективный парень в силу своего характера рисовался ему отнюдь не самой приятной персоной. Ректор даже предполагал, что его имя может войти в историю, но однозначно не за хорошие поступки. Девушка промолчала, лишь поглубже натянув капюшон на голову. Обычная студентка, проявлявшая хорошие знания в паре профильных предметов и остававшаяся тупой дубиной во всех остальных. Ректор не находил ни единой причины, по которой эти двое могли не только знать друг друга, но еще и творить «совместные проекты» вроде покушения на убийство. Студентка, скорее всего, глупая дурочка, которой ловко манипулируют. Так что этим разговором мужчина делал ей одолжение. — Будем продолжать играть в молчанку? — нахмурился ректор, нервно вытирая платком выступившие на лбу капельки пота. Он рассчитывал, что разговор выйдет проще и короче. Удержание сурового вида забирало слишком много сил. — А мы в нее играем? — удивился Фелини. — Кажется, для этого все должны замолчать, а мы-то с вами разговариваем. Ртами. Слышите, я издаю звуки при помощи связок в горле. Пока я это делаю, игра в молчанку невозможна. — Элизабет Прэт, — зная, что с Фелини в споры лучше не вступать, ректор тут же нацелился на слабое звено в этой паре. — Знаете ли вы Слэва Бастера? — Даже лучше, чем хотелось бы, — кинула девушка тихо. Жаль, что она признала это так легко, иначе ректор смог бы поймать ее на лжи и задавить фактами. — Пару дней назад Бастер попал в больницу, вам об этом известно? — Конечно. Весь институт обсуждает такое событие, — кивнула девушка напряженно. — А знаете ли вы, что Бастер обвиняет во всем вас и молодого человека, что сидит рядом? — ректор говорил нарочито медленно и тихо, дабы парочка в его кабинете прочувствовала всю серьезность ситуации. Фелини, в это самое время демонстративно мониторивший порно-ленту виртуалии, не проникся. Элизабет же вздрогнула и будто бы съежилась. — Не удивительно, — выдохнула она. — То есть вы признаете, что причастны к произошедшему? — продолжал напирать ректор. Как удобно! Решить вопрос с богатенькими родителями Бастера, требующими справедливости в отношении капризного сыночка, а вместе с тем еще и Фелини прижучить. Такой великолепный шанс выпадает не каждый день. — Нет, — неожиданно твердо выговорила Прэт. — Мы всего лишь столкнулись со Слэвом в кино, после чего я и Дэвид сразу ушли, — заверила она мужчину. — Ушли до начала сеанса? — ухмыльнулся ректор. — Выходит, у вас с Бастером отношения строились далеко не дружеские? — Мягко говоря, — кивнула Элизабет. — И потому вы решили ему отомстить? — осторожно подводил мужчина девушку к желаемому признанию. — Нет, — упорствовала упрямая девчонка. — Послушайте, — вздохнул ректор. — Сегодня разговариваю с вами я по той простой причине, что не желаю, чтобы по моему учебному заведению гуляли полицейские. Потому я договорился, что решу вопрос самолично. Если вы не признаетесь мне, завтра на моем месте окажется офицер полиции и, поверьте мне, он не отнесется к вам с таким же пониманием и не посмотрит на то, что вы еще дети. — И что вы предлагаете? — вступил в разговор Дэвид. — Хотите, чтобы мы признались в том, чего не совершали? — с напором выговорил он. — Фелини, — нахмурился ректор. — Мы оба знаем, насколько вы «невиновны». Жертву из себя можете строить в другом месте, а я вас знаю как облупленного. Произошедшее в вашем стиле. — О, так у меня еще и стиль есть? — рассмеялся парень. — Стиль молодого психопата, по которому плачет тюрьма, — попытался мужчина сбить спесь с самоуверенного мальца. — Признаюсь, когда вы поступили в ИСТ, я полагал, что это чистое везение. Не часто к нам приезжают из других городов. Да еще и такие дарования. А уж из Кратса — тем более. ИСТ высокоуважаемое учебное заведение, которое существует далеко не в каждом городе нашего мира. Но Кратс единственный город, в котором не один, а сразу три таких института. Еще тогда следовало предугадать подвох, но меня ослепили ваши впечатляющие результаты на вступительных экзаменах. Теперь же я уверен, что в Тосам вас отправили родители, желая избавиться от не поддающегося контролю чада. Знай я раньше, сколько проблем мне принесет ваше присутствие, и я бы отклонил вашу заявку, не посмотрев на блестящие успехи в учебе, — ректор специально поднял тему семьи, желая ударить Дэвида по больному месту. Парень оставался расслабленным, но улыбка у него на губах увяла. — Мои родственные связи и их прочность — не ваше собачье дело, — выдохнул он, не скрывая раздражения. — И никакого отношения не имеют к вашим обвинениям. — То есть вину свою признавать вы не собираетесь? — уточнил ректор. — Исключено, — мотнул Дэвид головой. — Ну, а что же вы? — перевел мужчина взгляд на Элизабет. — Фелини — склизкий тип. Он, может, и выкрутится, но, думаете, он прикроет и вас? Поверьте, деточка, он из того типа людей, которые никогда ничего не делают без личной выгоды. А я очень сомневаюсь, что вы можете быть ему выгодны хоть в чем-нибудь, — заметил ректор мягко. — Это еще что значит? — нахмурилась девушка, поменявшись в лице еще на «деточке». — Намекает на то, что ты недостаточно богата, умна и красива, — моментально расшифровал Фелини. — Феноменальная тактичность. — Элизабет, разве вы не осознаете, что он играет на ваших чувствах? Фелини запудрил вам мозги. Я понимаю, вы, будучи молодой впечатлительной девушкой… — Стоп, — резко остановила ректора Элизабет. — Наличие вагины не гарант того, что ее носитель — безмозглое тело, — заметила она. — Не надо делать из меня наивную глупышку. Единственный, кто сейчас пытается мной манипулировать, это вы, — обескуражила она ректора прямолинейностью. Мужчина от злости покрылся пятнами. — Уверяю вас, что я не это… — Хватит, — девушка резко встала. — Как уже сказал Дэвид, я не собираюсь признаваться в том, чего не совершала. Да, я знакома с Бастером. Он мой бывший парень. Расстались мы не при лучших обстоятельствах, и быть может потому… — Прэт, сядьте, — грозно выдохнул ректор. — Я уже один раз прикрыл вас, но больше не собираюсь. И раз я вспомнил тот инцидент, в нем ведь косвенно поучаствовал и Бастер, если мне не изменяет память. И почему я не подумал об этом раньше! — мужчина даже не попытался скрыть ликования. — Прикрыли? — «слабое звено» все меньше походило на слабое. — Постойте, вы смеете мне припоминать тот случай? — Прэт затрясло, но уже от злости. — Поумерьте гонор. — Гонор? — Лиз вцепилась в край стола, наклонившись к ректору ближе. — Вы, мать вашу, крышей поехали? Вот тебе и наивная впечатлительная девушка. Сейчас Прэт выглядела так, будто могла наброситься на ректора в любой момент. Дерзкие дети. Сперва сидят в вируталии по двадцать часов в сутки, а потом не видят границ дозволенного и бросаются на людей. — Могу я узнать, о чем речь? — заинтригованно протянул Дэвид. — Мисс Прэт некоторое время назад напала на двух студентов, и мне пришлось повозиться, чтобы урегулировать эту ситуацию без привлечения властей, — объяснил ректор. — Но я надеялся, что случай уникален и Элизабет сделала выводы из произошедшего. — Так ты раскидываешь людей направо и налево? — весело охнул Дэвид, взирая на Лиз. — Не представляю, как это у тебя получается с твоими пятьюдесятью килограммами, но раз ректор говорит, что ты опасная личность, мне, наверное, стоит поостеречься! — рассмеялся он. Элизабет его радости не разделила. Она, все еще впившись пальцами в стол, буравила ректора взглядом. — Не стройте из себя моего спасителя! Если вы и прикрывали чью-то задницу, то отнюдь не мою! В тот раз я рассказала вам, что произошло на самом деле, — прошептала она, сотрясаясь от гнева. — То было не нападение, а самооборона. Три мужика хотели меня без моего… — Во-первых, доказательств тому нет, — мягко осадил девушку ректор. — А во-вторых, вам следовало понимать, каковы будут последствия, если идете на вечеринку, на которой вы единственная девушка. — Ах, ты ж сука! — Лиз все же попыталась кинуться на ректора, но Дэвид вовремя среагировав, вскочил со своего места, подхватил ее за талию, приподнял над полом и силком оттащил трепыхающуюся девчонку подальше от стола. — Успокойся, — прошептал Дэвид, невольно вдыхая едва различимый запах лаванды, исходивший от толстовки Лиз. — Ты его слышал? Эта мразь смеет намекать мне на то, что я еще, сука, и виновата во всем?! Я?! Старая ты тварь, строишь из себя черти кого, вонючий старикашка! Да я… — Вы мне угрожаете? — спокойно уточнил ректор, довольный тем, что выбил из колеи одного из двух подозреваемых, а значит, приблизился к своей цели. — Констатирую факт, — взбешенно выдохнула Лиз, тем не менее, прекращая попытки вырваться из неожиданно сильной хватки Дэвида, чтобы придушить ректора. Тихий шепот Фелини слегка притушил ее желание убивать. Самую малость. — Могу я уточнить? — усадив девушку обратно на стул, заговорил Фелини, дав Лиз время на то, чтобы она взяла себя в руки. — Правильно ли я понимаю: вы все это время знали о том, что произошло с Элизабет? — С ее слов, — кивнул ректор. — То есть она сообщила вам о том, что ее попытались изнасиловать, и вы ничего не сделали? — сузил глаза Дэвид. — Прошу заметить, что рассказала она об этом лишь после того, как поступило обвинение со стороны пострадавших студентов. Так что вероятность того, что она говорит правду, мала. Если действительно произошло нечто подобное, почему она сразу ко мне не пришла? — скептически хмыкнул мужчина. — Может потому что вы — продажная шкура, которая с вероятностью в двести процентов прикрыла бы обосранные задницы сыночков богатеньких меценатов ИСТ, так или иначе сделав ее крайней? — предположил Дэвид с хитрой улыбкой на губах. — Фелини, я бы попросил вас вспомнить, с кем вы говорите, — мужчина старательно сохранял самообладание, понимая, что Дэвид зацепится за любое подобие проявления эмоций и будет давить на это до победного. — А позвольте узнать, есть ли доказательства того, что Элизабет действительно кого-то из них покалечила. Или вы основывали обвинения на пустых словах? — Дэвид, усевшись на стул, сложил-таки ноги на стол ректора, демонстрируя неприемлемую наглость. — Вообще-то есть, — торжествуя, произнес ректор. — Молодые люди принесли мне видеозапись, на которой видно, что именно Элизабет напала на них. — О, так значит было видео, — протянул Фелини, и ректор понял, что этого говорить не следовало. — И на нем запечатлено только преступление Лиззи? А как насчет этих ваших молодых людей? — Как я уже сказал, доказательств того, что они напали на мисс Прэт, нет, — холодно бросил ректор. — Но я сомневаюсь, что камеры включились в момент, когда Элизабет проявила чудеса храбрости, не так ли? Видосик-то порезали, — гнул свое Дэвид. — Фелини, напомню, что сейчас вы здесь сидите по другому вопросу, — попробовал ректор вернуть беседу в нужное русло, но парень и не думал отставать. — Мне вот интересно, как же вы отбрехались от дорогих меценатов, жаждавших крови злостной женщины, поколотившей их маленьких сыночков? — Я заходила к ним домой и извинялась перед ними и их родителями, — вместо ректора ответила Лиз. — И прошла принудительный курс психотерапии. — Серьезно? — опешил Дэвид. — Да. — Но на черта? — Не знала, что еще делать. Мне грозили исключением и уголовкой. — Здорово, наверное, припирать к стене беззащитную девушку, — протянул парень, вновь взирая на ректора. — А знаете, что не здорово? — улыбнулся он во все тридцать два зуба. Ректор промолчал, не желая знать ответа, но Дэвид все равно его произнес: — Теперь ее защищаю я. Ректор побледнел, но так и не произнес ни слова. Фелини и Элизабет не сговариваясь поднялись со своих мест и направились к выходу. — Хорошего вам вечера, — уже у порога кинул Дэвид. — Наслаждайтесь и дальше своим статусом. Пока можете. **** — Ты злишься? — осторожно поинтересовался Дэвид. — Злюсь ли я? Да я в гребаном бешенстве! — воскликнула девушка, в сердцах пиная мусорную урну. Та, державшаяся на железных шарнирах, перевернулась, и все ее содержимое вывалилось на изумрудную траву, устилавшую студенческий парк при ИСТ. — Ты ведь все слышал! Нет, ну как же так можно? — бушевала она. — Я о другом, — покачал головой Дэвид. — Я спрашиваю, злишься ли ты на меня? Лиз на мгновение застыла, всматриваясь в парня. — А за что мне на тебя злиться? — недоуменно спросила она. — Так это я предложил тебе отомстить бывшему, — напомнил парень. — Если бы не мое предложение, ты бы сейчас сидела в кампусе и бед не знала. — Это так, — кивнула Элизабет, оставляя покорёженную урну в покое и усаживаясь на лавочку рядом с Фелини. — И признаюсь, сперва я действительно думала, что, возможно, мы перешли черту, и даже жалела о содеянном. Но больше не жалею. Поделом им! ПОДЕЛОМ! — воскликнула она, ударив рукой по лавочке. На пластиковой толстой поверхности в месте удара появилась паутина трещин, а Лиз, вскрикнув, прижала ушибленный кулак к груди. — Чертова гнилая система, — просипела она, болезненно морщась. — Двадцать третий век, а как жили в говне, так в нем и бултыхаемся, — выдохнула девушка, откидывая голову назад и всматриваясь в рыжие от заката облака. — Короче, пусть сажают. Я ни о чем не жалею, — закончила она. Конечно, эти слова говорились на эмоциях, и позже Лиз начала бы рассуждать иначе. Дэвид прекрасно это понимал, но все равно был впечатлен. — Никто нас не посадит, — улыбнулся он, забирая ушибленную руку Лиз к себе на колено и начиная мягко ее разминать. — У меня есть план. — План? А тебе разве выгодно мне помогать? Я же нищая, страшная и тупая, — усмехнулась Элизабет, с легким удивлением наблюдая за манипуляциями Дэвида с ее рукой. Она не любила, когда к ней прикасались, особенно без спроса. Но сейчас привычного раздражения действия Фелини в ней не вызвали. — О, поверь, выгоду можно извлечь из всего, — рассмеялся Дэвид, продолжая массировать руку. — Главное знать, как и какую. — Но того, что я страшная, тупая и нищая, ты не отрицаешь? — прыснула Лиз. — Внешность, интеллект и финансовое положение субъективны. Я без понятия, красивая ли ты. Но точно уверен, что в моем вкусе, — без тени смущения заявил Фелини. — Тебе полегчало? — Не особо, — буркнула Лиз, желая провалиться сквозь землю. — Так вот план, — к ее облегчению вернулся к первоначальной теме разговора Дэвид. — Он есть, но может тебе не понравиться, — предупредил парень. — Потому прежде чем исполнить его, я должен быть уверен, что ты готова к резонансу. — Я соглашусь на все, что бы ты ни предложил, — уверенно кивнула Элизабет. — Правда? — удивился Дэвид. — Как насчет секса? — Пошел в жопу. — Ну, хоть поцелуй. — Тебе жить надоело? — Окей-окей, буду пока довольствоваться малым. Но знай, ночами я плачу в подушку, глубоко раненый веющим от тебя холодом, — воскликнул он, убедительно всхлипнув. — И почему женщины так жестоки! — Ты перестанешь паясничать или нет? — нахмурилась Лиз. — Ладно, — горестно вздохнул Дэвид. — Так и быть. Но не забывай, что я могу манипулировать твоим нежным девичьим сердечком! — Я сейчас в кампус уйду, — пригрозила девушка. — Всё, беру себя в руки… Значит так, план таков. Дэвид вкратце обрисовал задуманное, и Элизабет, внимательно выслушав его, лишь кивнула. — Сделаем это, — согласилась она. — Уверена? Ведь весь университет… — Сделаем, — убедительней прежнего произнесла Лиз. — Но у меня одно условие. Я сама разберусь с Бастером. — Зачем? — напрягся Фелини. — Мне будет достаточно взломать компы всех цирковых обезьянок нашего представления. — Нет, — уперлась Элизабет. — Я хочу действовать по старинке, — настояла она, вытаскивая из кармана толстовки перочинный ножик, который когда-то ее выручил и теперь должен был помочь снова. — Наведаюсь к нему в больницу сегодня же. Хуже все равно уже не будет. — Уверена, что тебе хватит духа? — Хватит. И еще останется. …на следующий день весь ИСТ гудел от вирусного видео, которое к полудню посмотрел абсолютно каждый студент. На нем четверо парней нападают на хрупкую девушку, а та в ответ вонзает нож в ногу одному и ломает лбом нос второму обидчику. Все участники произошедшего легко узнавались. Еще через пару дней завели дело. Полицейские все же прогулялись по территории ИСТ. Только вот пришли они не для допроса Прэт и Фелини, а направились прямиком в кабинет ректора. Новый учебный год ИСТ начал уже с новым ректором и без пары старых учеников. Впрочем, Слэм Бастер не входил в состав отчисленных. Хорошие связи обеспечили ему почти полную неприкосновенность. Жаль, что пальцы на левой руке эти самые связи отрастить ему, увы, не могли. Ныне… Это место каждый раз вызывало во мне вполне объяснимую тревогу, снова и снова возрождая из пепла неприятные воспоминания о белом кубе, в котором я имел неудовольствие побывать. С одной лишь разницей. Белый куб, пусть и в цифровом пространстве, но существовал. Место же, в котором я пребывал уже не в первый раз, оставалось плодом моей больной фантазии. Ах, если бы осознания этого хватало для того, чтобы отсюда выбраться. Но в том и заключается ужас ситуации: реальный предмет можно сломать, будь то табуретка или атомная бомба, но то, чего нет, сломать нельзя, будь ты хоть семи пядей во лбу. Кстати, интересное выражение эти самые «семь пядей». Я как-то раз решил почитать, что же это значит. Оказалось, что пядь — старинная мера длины, равная расстоянию между растянутыми большим и указательным пальцами. А само выражение появилось из представления людей прошлого о том, что чем больше лоб человека, тем он умнее. Я бы хотел подчеркнуть, что интеллект с размером лобешника никак не связан. Но внешние данные несчастно хромали бы на обе ноги. В том случае, если бы у внешних данных были ноги. И если так, то их было бы две. Этих самых ног. Если бы три, то хромали бы на три ноги. А если четыре… Короче, сколько бы ног не оказалось у внешних данных, все бы они были исключительно хромыми, так что спасибо, что их нет! И не спасибо моей фантазии, которая заставляет меня представлять этот непредставляемый кошмар! Я бы поклонился, но в нынешнем положении это невозможно. Впрочем, чуйка гения подсказывает мне, что поклониться фантазии у меня бы не вышло в абсолютно любом положении, хоть лежа в гробу, хоть покоряя Луну, хоть читая третьесортные рассказы на туалетной бумаге, закрывшись в туалете на пару часов и тем самым взбесив Эллити, которой все еще иногда приходилось ходить в горшок. С моей легкой, защелкивающей замок туалета, руки. Не благодари, Эллити, не надо. Кто, если не старший брат сделает твою жизнь немного гаже, чем могло бы быть. Это своего рода миссия, с которой я старательно справляюсь, закаляя характер сестрицы, как сталь. Мой характер, в свою очередь, закаляет маман. И в этом плане мне у нее еще учиться и учиться. Отвлекающие мысли о всяческой ерунде не заглушали бесконечного чувства тревоги, как бы я ни старался. Это место меня пугало, потому что являлось единственным, откуда я абсолютно точно не смог бы убежать самостоятельно. Ни стен, ни потолка, лишь режущий глаза белый свет, не тот, что видишь в конце тоннеля, надеясь на райские кущи, а тот, от которого руки самопроизвольно начинали дрожать, а к горлу подкатывал ком. Тот факт, что в этом месте я находился не один, ситуации не спасал. Скорее только ухудшал. Я сидел на черном деревянном стуле, положив руки на жесткие подлокотники и не имея возможности двигаться, так как тыльные стороны ладоней приколотили к подлокотникам кривыми ржавыми гвоздями. Напротив меня сидел я же. На таком же стуле. В такой же позе. Только на его серой футболке значилась надпись «ПравдА», а на моей «ПритворствО». — Не надоело? — произнес я, который не я, чуть наклонив голову вбок и не сводя с меня взгляда пустых провалов, заменявших глаза. Я бы отметил, что это второе отличие между мной и им, но не представлял, каковы же глаза у меня самого в этом мире. Возможно, точно такие же. — Что не надоело? — спросил я, прекрасно зная, что вопросы в данном случае не играют мне на руку. — Врать. Не очень-то приятно смотреть на жуткую безглазую чувырлу и понимать, что это ты сам или, по крайней мере, часть тебя. Виртуалия пестрит слоганами, что необходимо принимать себя таким, каков ты есть. Их авторы просто не видели вот это вот непонятно что. Почему представителем моего подсознания не могло стать что-то более приятное? Тазик. Углекислый газ. Да хоть человек с жопой вместо головы, я уже на все согласен, только уберите с глаз долой мою стремную копию! Если учесть, что я сам стремный, а она стремная копия стремного меня, это стремность в квадрате. С такими вещами не шутят. Мироздание такой концентрации стремности может ведь и не выдержать. А меня потом, получается, в конце света обвинят? Дескать, порвал нам тут жопу самой сути бытья? И чем, блин? СТРЕМНОСТЬЮ? — Кому это я вру? — возмутился я, нахмурившись. — Да я само воплощение правды. — Себе. Вот и как вы предлагаете разговаривать с самим собой, когда из него больше чем два слова за раз и не вытянешь, а? Что же я за кошмарный человек?! Тот, который не совсем я. Второй я. — Или первый, — подсказал Второй, улыбаясь мне отвратительной улыбкой. Если я улыбаюсь точно так же, я удивлен, что еще никто не додумался плеснуть мне в лицо кислоты, потому что я бы сейчас с удовольствием сделал именно это. И, эй! Прочь из моих мыслей! — Чувак, давай без псевдофилософии, умоляю, — простонал я, откидывая голову назад, насколько мне это позволяло мое положение. Лучше уж смотреть в белое ничто, чем на эту королеву уродства. — Нельзя вернуть сны про овощи и мармеладных медведей? Серьезно, они мне нравятся куда больше. — Боишься? — даже не видя собеседника, я по голосу понял, что его улыбка стала шире. — А есть чего? — фыркнул я, невольно вновь переводя взгляд на само воплощение моего уродства. Оно ничего не сказало, лишь черные провалы внезапно уставились вниз под наши ноги. Я не хотел прослеживать взгляд отсутствующих глаз. И видеть не хотел то, что видел он. Но в этом мире, к моему глубочайшему сожалению, далеко не все потворствовало моим желаниям. Скорее даже наоборот. Против воли я посмотрел под ноги и увидел, как мои щиколотки увивают сотни черных, толстых проводов. Находясь в постоянном движении, они напоминали червей или змеиные клубки, только не было у этих «змей» ни головы, ни хвоста. Сплошное черное, блестящее, извивающееся тело, стягивающее щиколотки и медленно ползущее по моим икрам. — Всего лишь… провода, — сглотнул я шумно, чувствуя, как внутри все начинает содрогаться от ужаса. Лучше бы это были черви. Или змеи. Что угодно, но не… — Видишь, — хмыкнул Второй удовлетворенно. — Врешь. Я вскинул на него глаза, собираясь выдать гневную тираду в сочетании с отборным бредом, от которого никто бы не остался равнодушным. Но слова застряли в горле, а я, вжавшись в спинку стула, застыл, наблюдая, как черные провода начинают «сочиться» из черных провалов собеседника. — Потому и спрашиваю, — зашептал он, и из уголков его губ поползли тонкие черные проводки. — Не надоело? Еще одна ужасающая картина из прошлого не заставила себя ждать. Истинное обличие ПКО, засевшее в подсознании, будто вирус, медленно сводивший меня с ума. — Да пошел ты! — в сердцах выплюнул я, сжимая пальцами черные подлокотники. — Я… — слова потонули в жутком кашле. Что-то в моем горле шевелилось, раздражая его. Я продолжал кашлять, пока себе на колени не выплевал куски черного провода. Паника нарастала. Сердце пыталось биться чаще, но что-то внутри его сжимало. Дышать становилось все тяжелее. Движение в горле усилилось. Что-то рвалось из меня наружу через рот. Я уже задыхался от кашля, когда первый провод медленно выполз из меня, спустился к шее и начал медленно ее обвивать. Я хотел убрать его. Пытался сопротивляться. Но руки все еще сдерживали гвозди, а ноги сжимали провода, вившиеся внизу. — Боишься, вместо того, чтобы принять, — прошептало нечто, теперь напоминавшее меня лишь отдаленно. Большая часть моей копии превратилась в сплошной ком проводов, вылезавших из глаз, ушей, ноздрей и порезов на теле, из которых сочилась вязкая розовая жидкость. «А из жопы у тебя провода тоже вылезают?» — хотел я пошутить напоследок перед кромешным адом, но вместо этого изверг из себя новую порцию проводов. Главное, чтобы они не начали лезть из моей. А то ведь за моей фантазией не станется. — Продолжай шутить, — усмехнулся ком из проводов. — Это тебе уже не… Я резко распахнул глаза, чувствуя, что задыхаюсь. Вцепившись в одеяло, я сел на кровати, пытаясь восстановить дыхание. Сердце стучало так, будто я пробежал марафон. Марафон по кромешному пиздецу собственного подсознания. Далеко не сразу я сообразил, что проснулся не самостоятельно. Разбудил меня звонок старого сенсорного телефона, который мама накануне вечером вручила мне на замену отнятому новому. В качестве наказания за то, что я заработал временное отчисление от занятий. Увы, наказанием это стало не единственным. Вместе со старым телефоном мама дала мне старую зубную щетку и заставила ею мыть швы между плитками на полу в ванной и туалете. Провозился я с ними до раннего утра, так что проспал не больше трех часов. И хорошо, что не больше, иначе этот сон мог довести меня до инфаркта. Звонила мне ожидаемо Мифи, потому что кроме нее я нахер никому не сдался. Ну, может еще Зуо. Но он, как я посмотрю, не большой любитель болтовни по телефону и если бы ему приспичило услышать мой голос, он бы уже скребся в окно, не смущенный тем фактом, что живу я на шестнадцатом этаже. — Ты чего звонишь в такую рань? — вместо приветствия выдал я с напускным недовольством. На самом деле я искренне радовался, что Мифи прервала мой сон, тем самым избавив от неприятной развязки. Но ей об этом знать было совсем не обязательно. А то она во благо меня любимого начнет усердно названивать мне так каждое утро. — Я не спала всю ночь, — заявила подруга со вздохом. — Думала вот. — И как? Успешно? — Не знаю. После вчерашних приключений волей-неволей наступает переоценка ценностей, — заявила нанитка. — Нас ведь на самом деле могли убить. — Вероятно. — И мы бы умерли. — Да, я слышал, что если человека убивают, он почти всегда умирает. — Да еще и Лурна меня кинула. — Сделал бы вид, что сожалею, но не стану. — Говно. — Сама говно. Вздох. — Так вот, у меня к тебе серьезный вопрос. Ты только не начинай шутковать в своей манере, окей? — попросила Мифи. — Смотря, каким будет вопрос, — не стал я ничего обещать. — Правда, мне важно знать твое мнение, — голос подруги был настолько тоскливым, что не исполнить ее воли я бы не посмел. — Так что за вопрос? — Мне, наверное, никогда не найти нормальной девушки, — продолжала бормотать подруга. — Найди ненормальную. — Вообще не найти девушку. — Мужика найди. — Не найти человека. — Заведи енота. — Какого нахуй енота?! — Любого, какого найдешь. — Не хочу я енота! — Ну и дура. — Я имею в виду, что навсегда останусь в одиночестве! — Это вопрос? — уточнил я. — Нет, это утверждение. К вопросу я подвожу. — Нытьем? — удивился я. — Хочу поныть, имею право. На душе тошно! — заявила нанитка. — Вчера был ужасный день. Еще и Длик… — А он что? — Да так… — Так что? — Сейчас меня волнует не это. Собственно, мой вопрос… Готов? Я напрягся, начиная ненароком представлять все, от предложения парного суицида до переезда в другую часть мира. Меня не устраивал ни один из всплывающих в голове вариантов. — Как думаешь, может мне стоит сделать сиськи? Я на мгновение завис. — Ась? — Сиськи. — Не понял… — запинаясь, признался я, решив, что видимо, еще не до конца отошел от сна. — СИСЬКИ! — заорала в трубку Мифи. — Думаю вот сделать. Как считаешь, идея дельная? — Эм… А нахера они тебе? — задал я единственно верный вопрос. — Ну… Я люблю сиськи. — Мне всегда казалось, что тебе нравится твое тело. — Нравится. — Так зачем? — Я. Люблю. Сиськи. — А я люблю чебуреки, но не наращиваю их на свое тело, хотя теперь я об этом подумал и, блин, спасибо, как мне теперь это развидеть и расхотеть?! — воскликнул я в отчаянье, представляя у себя на спине чебуречные крылья. — Если у тебя появилась неожиданная неуверенность в себе из-за отсутствия нано, здесь нужно делать что угодно, только не искусственную грудь. — Да дело не в этом, — вздохнула подруга тяжелее прежнего. — Мне нравится моя фигура, это верно. И я понимаю, что не в сиськах счастье, но… я люблю женскую грудь. Средних размеров. Мне что теперь, обосраться из-за этого? — Ну, если только сильно хочется… — Не хочется! И я не о том. Я тут подумала и решила, что больше мне отношения не нужны. — Это ты сейчас так говоришь, но через месяц… — Нет. Я серьезно, послушай, не хочу я больше отношений. С меня хватит. Я устала. — Сказала девушка семнадцати лет. — И возраст здесь ни при чем! — Все еще не улавливаю связи с имплантацией груди. — Думаю, буду держаться особняком. И ни с кем не связываться. А чтобы мне не было одиноко, сделаю себе грудь. — Грудь против одиночества? Мифи… Ты конченая? — От конченого слышу. — Серьезно, что ты собралась с ней делать? Назовешь одну Люсей, другую Михал Василичем и будешь вечерами вести с ними политические дискуссии? Если так, то сразу предупреждаю, Михал Василич исключительно Левый Радикал, потому что сиська с таким именем может быть только радикальной до кончика соска. Так ты себе это представляешь? — Да нет же! У меня будет красивая грудь, я смогу на нее смотреть и… и лапать. Надо же удовлетворять свои эстетические и физические потребности, — объяснила Мифи. Объяснила, но я по-прежнему не догонял, что за херня творится у нее в голове. — Я как-то не подозревал, что у тебя такая зависимость от женской груди, — пробормотал я. — Теперь ты знаешь. — Ты можешь смотреть на фотографии, а лапать силиконовые сиськи из сексшопа. Там на любой вкус. Даже есть с глазами. И с вагиной между грудью. И с ушами вместо сосков. Купишь сиськи с тремя сосками, четвертый в подарок. Выбирай, не хочу, трогай до второго пришествия. — Это не то. Они же не настоящие. — Так и силикон не настоящий. — Однозначно натуральнее сисек с глазами, — парировала Мифи. — Послушай, у тебя отличная грудь. — ЕЕ НЕТ! — И ее у тебя отлично нет! Не страдай херней. Это моя прерогатива, не отнимай мой хлеб. Кроме того… — я выдержал трагическую паузу. — Кроме того что? — послышалось напряженное из динамика. — Кроме того есть вероятность, что после имплантации твои соски потеряют чувствительность. — Серьезно? — Ну да. — Хм… — Мифи не смогла бы не учесть столь важный нюанс. — Придется обойтись без сисек. — Дельная мысль. — А как насчет зада? — неожиданно продолжила сыпать инвалидными идеями подруга. — Так, мне не нравится твой настрой, — нахмурился я. — Если уж у меня получилось найти человека, который бьется в конвульсиях, давится сочащейся изо рта пеной, но не убегает от меня через пару минут, ты точно одна не останешься. Ты же классная! — попробовал я приободрить подругу. — Ага, — послышалось вялое. — И вообще, ты ж девчонок меняла, как перчатки. Чем тебя так зацепила Лурна? Она же истеричка. — Видимо, я люблю истеричек. — В таком случае найти новую труда не составит. Истеричек в наше время достаточно. — Да? Психопатов тоже, хер ли тогда, когда Зуо тебя киданул, не нашел себе нового? — проворчала Мифи. — Психопатов много, но Зуо в своем роде личность уникальная. Говна в нем на целую армию, такой мощи не каждый выдержит. — То есть твоя пара ахуенная, а моя хуевая? — сделала вывод Мифи. Вообще-то я имел в виду, что Шаркис — редкостное говнецо, но интерпретация подруги вышла красивее. — Нет… не то чтобы… — вообще-то Лурна даже рядом с Зуо не валялась по уровню человеческих фекалий, бурлящих внутри, но Мифи сейчас хотела услышать не это, а я вел себя, как тупорылый гад. — Короче… — тяжело вздохнул я. — Давай встретимся и поговорим, хорошо? — Хорошо. Прогуляю оставшиеся уроки и приду к тебе. — Договорились, — кинул я и положил трубку. — Гости намечаются? — раздался голос со стороны двери, и я только сейчас заметил, что мама уже некоторое время подпирает плечом косяк. — Господи! — заорал я, схватившись за грудь в районе сердца. — Господи боже! — продолжил я орать, пытаясь успокоиться после секундного страха. — Мать — бог для ребенка. Сколько раз мне об этом говорили, а я, дурочка, не верила, — вздохнула маман невозмутимо. — Мам, ну нельзя же так вламываться в мою комнату! — Нельзя? — удивилась она. — НЕЛЬЗЯ! — подтвердил я. — И кто же мне запретит? — последовал вопрос, неверный ответ на который грозил мне распятием на холодильнике. — Никто, — буркнул я. — Но я, вообще-то, взрослый мужчина! Потому с моральной точки зрения… — Не трогай точки, особенно моральные, они тебе не известны и не надо притворяться, будто это не так. Тебе семнадцать, а значит взрослый ты только наполовину, — заявила маман, выразительно вертя в руках старую потрепанную зубную щетку. — С чего это?! — возмутился я. — С того, что эрекция не гарант мозговитости, — вздохнула мама, сейчас все больше походя на воплощение самого Сатаны. Никогда еще мой статус исчадия ада и выкидыша преисподней не был настолько близок к истине. — Раз к тебе гости собираются, необходимо прибраться. Не думаешь? — расплылась она в невинной улыбке, которая появлялась на ее губах каждый раз, когда намечалось эмоциональное цунами. — У нас и так чисто, — вяло вступил я в спор, зная, что с мамой это дохлый номер. — Полы на кухне жаждут твоего внимания, — пропела она, кидая щетку мне на кровать. — Они сами тебе об этом сказали? — поинтересовался я ядовито. — Прислали письмо с голубем, — сообщила маман и поманила меня в сторону кухни. Я со стоном встал с кровати, облачился в старые серые штаны на три размера больше нужного и драную футболку и поплелся за домашним инквизитором. — Может, я сперва умоюсь? — попросил я вяло. — Сын, — с наигранной серьезностью произнесла маман, усаживаясь за кухонный стол. — Полы, это тебе не шуточки. Такая невероятная возможность довести их до блеска выпадает не каждый день… — К счастью… — …нельзя терять ни секунды! Вздохнув, как старый дед, я опустился на пол, обмакнул щетку в приготовленное для меня ведро с мыльной водой и начал вяло тереть одну из плиток. — Мам, — окликнул я надзирателя, пытаясь оттереть еле различимое пятнышко диаметром в полмиллиметра. — А как вы с папой поняли, что подходите друг другу? Мама встрепенулась и уставилась на меня, как на больного. — Если ты хочешь раскрутить меня на ностальгию и тем самым смягчить свое наказание, то сразу предупреждаю, не прокатит, — предупредила она. — Да нет, серьезно. Как вы поняли? — упорствовал я. — Никак, — кинула маман, пожав плечами. — Так и не поняли. — В смысле? — поднял я глаза на Люцифера этой квартиры. — В прямом. Сомнения присутствуют всегда. По крайней мере, они присутствуют у тех, чей интеллект выше, чем у табуретки. Ни я, ни твой отец не из тех людей, которые растворяются в своем партнере. Каждый из нас был в определенной мере обособлен. Конечно же, я люблю твоего отца, а он любит меня. Но порой мы друг друга ненавидели. И это нормально. Так или иначе, но мы с ним вместе уже очень давно и у меня ни разу не мелькала мысль о разводе. О том, чтобы голову ему проломить — это да, было, но развестись — нет. А к чему этот вопрос? — Ну… — смутился я, упершись взглядом обратно в пятно. — Как думаешь, мы с Зуо подходим друг другу? — Разве мой ответ что-то будет значить? — мгновенно парировала маман. — Не знаю. Ладно, я перефразирую, тебе нравится Зуо? — Конечно, нет, — спокойно протянула она. — Он же Шаркис, а у нас с этой семейкой давние трения. — Даже так? — удивился я. — Я и не знал. Что ж вы с Эллити вокруг него разве что хороводы не водили? — Он красив. Всегда приятно посмотреть на красивого человека. Но удовольствие от лицезрения внешней оболочки не связано с общими впечатлениями о человеке. Тебе ли не знать. С одной стороны я понимаю, что нельзя судить детей по родителям, а с другой — по кому же еще судить, как не по ним? А Шин Шаркис — та еще задница. Есть в Зуо нечто, отличающее его от отца. Но много и того, что он почерпнул именно от папочки, — заметила мама, выуживая из вазы конфету в золотистой обертке и начиная вертеть ее в руках, не разворачивая. — Почему тогда ты разрешаешь мне с ним встречаться? — Чтобы кому-то что-то разрешить, сперва необходимо, чтобы это разрешение спросили, — заметила мама. — А о вашей связи я узнала в момент, когда спинка твоей кровати попыталась проломить смежную с кухней стену. Я начал тереть пятно на плитке усиленней, чувствуя, как горят щеки. — Ну… Эм… А если бы я спросил? — пробубнил я себе под нос. — Я бы сказала, что тебе лучше отстать от парня, который нахлебался говна из половника от отца, а тут ты со своими бассейнами. Надеюсь, он осознает, на что подписался. — Эй! — возмутился я. — Ты на чьей стороне?! — На твоей, — не моргнула и глазом мама. — Как мать, я люблю тебя всем сердцем. Но есть и объективная сторона… Ты у нас, сына, мальчик непростой. Нужна закаленная нервная система, чтобы выдерживать твои закидоны, и бесконечный лимит прощения за то, что ты еще можешь натворить. Нервная система у Зуо может и сильная, а вот лимит прощения присутствует и он не велик. — Не собираюсь я чудить, — проворчал я, насупившись. — А ты, дорогой мой, никогда не собираешься. Но чудишь с завидным постоянством, — усмехнулась мама. — Так что не надо врать хотя бы себе. «Врешь». «Себе». Да чтоб вас. **** Инф оттопырил большие и указательные пальцы и соединил их в прямоугольник. В созданную геометрическую фигуру он вписал Зуо, выражение лица у которого было таким, будто он только что узнал, что является собственной бабушкой. — Что делаешь? — отрывисто выдохнул он, заметив незатейливый жест информатора. — Пытаюсь запечатлеть в памяти твое лицо. Момент уникален. Шаркис в растерянности. Подобное необходимо записывать в анналы мировой истории! — заявил он, и не думая прекращать. Он приблизил прямоугольник к глазам, увеличивая обзор в его границах, а затем наоборот вытянул руки, запоминая портрет Зуо. — Убери, — раздраженно прошипел Шаркис, когда Инф подошел совсем близко. — У, как мы сразу разозлились, — рассмеялся информатор, расцепляя прямоугольник. — Что, поджилки-то затряслись? — С чего бы это? — Ну как же. Твой малец фанател, как оказалось, по твоему родному братцу. Сюжет, достойный сериала! А вдруг вся его любовь к тебе — это лишь отражение любви к некоему Джону? — подлил Инф масло в и без того полыхающий костер. — Уверенности в себе не поубавилось?  — Нет, — рыкнул Зуо. — А щечки-то побледнели. — Не доводи меня, — нахмурился Шаркис. — Кто бы и когда бы ни был у насекомого, я лучше, ясно? — прошипел он зло. — Ты меня в этом убедить пытаешься или себя? — парировал Инф. — Потому что… О… Почта, — прервался информатор, заглядывая Зуо за спину. Шаркис, удивленный тем, что не почувствовал чужого присутствия, резко обернулся и увидел в метрах десяти от себя на главной усыпанной гравием дорожке темную фигуру. Высокий парень в черном плаще с глубоким капюшоном, накинутым на голову, то подкидывал в воздух блестящую на солнце монетку, то ловко ее ловил. АнвуНуар даже в теневом мире известны были далеко не каждому. Как заметил Инф, они действительно являлись почтой. С одним лишь нюансом. Обращались в мировую организацию только очень влиятельные личности, далекие от закона и порядка. Почтовая сеть передавала информацию, которую не доверяли ни цифровым носителям, ни ячейкам в банках. Каждый курьер АнвуНуар обладал достаточными навыками если не защитить информацию, то, как минимум, уничтожить ее вместе с собой. Тосамский филиал теневой почты называли Слепыми соколами, так как все их курьеры были исключительно слепыми. Это являлось дополнительной защитой от любопытства курьеров, так как даже им не было чуждо ничто человеческое. Парень взирал на Зуо и Инфа белесыми слепыми глазами, продолжая подкидывать и ловить монетку. Он не выглядел враждебным, но и особого доверия не внушал. — Доброе утро, — произнес он слегка хриплым голосом. — Зуо Шаркис, для вас послание. — От кого? — нахмурился брюнет, невольно сжимая кулаки. — От Оливера Грина. — А самолично он со мной поговорить уже не в состоянии? — Боюсь, что нет. Сегодня утром Оливера Грина убили. В случае его смерти не от вашей руки, я обязан вам передать его последнее послание, — спокойно произнес парень — Смерти? — напрягся Зуо. — Простите, а откуда вы знаете, что убил его не Шаркис? — влез в разговор любопытный Инф, слегка уязвленный тем фактом, что сам о смерти Грина еще не знал. Вопиющий провал. Следовало обновить сетку информаторов. Старые уже не справлялись со своими обязанностями. Курьер не ответил на вопрос Инфа. Вместо этого он в последний раз поймал монетку, убрал ее в карман плаща, выудив оттуда черный конверт без единой надписи. — Следует ли мне передать вам информацию в присутствии Юлия Моро или… — Юлия? — не сразу понял Зуо, а затем перевел взгляд на Инфа. — Серьезно? Юлия? — повторил он, уже осознав. — А о понятии "конфиденциальная информация" вы, мальчики, не слышали? — рыкнул Инф, пунцовея. Его настоящее имя знали единицы, и он не радовался тому, что в команду таковых вписался Шаркис и какой-то слепой почтальон. — Следует или нет? — курьер полностью игнорировал Инфа, не сводя взгляда слепых глаз с Зуо, будто видел его. Причем видел насквозь. — Следует, — разрешил Шаркис, протягивая руку. — Забирая письмо, вы подтверждаете выполнение заказа? — продолжил курьер, не торопясь отдавать конверт. — Подтверждаю. Только не говорите, что мне необходимо где-то расписаться о получении. Золотая монетка, которую, как думал Зуо, курьер убрал в карман, прогулялась по костяшкам парня, а затем полетела в сторону брюнета. Зуо легко поймал ее, но лишь коснулся глади металла, как ощутил легкий укол. Монета с кровавым следом упала на гравий. Курьер абсолютно бесшумно подошел к Шаркису совсем близко, поднял монету с кровавой меткой и только затем протянул Зуо конверт. — Не хотели бы и вы воспользоваться услугами АнвуНуар? — внезапно предложил он. — Мне это ни к чему. — Нет ни единого сообщения, которое вы хотели бы оставить конкретному человеку на случай своей смерти? — Я не собираюсь умирать. Курьер едва заметно улыбнулся. — Грин тоже не собирался.