ID работы: 6377016

Семь небес Рая

Слэш
NC-17
В процессе
5749
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
планируется Макси, написано 1 268 страниц, 95 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
5749 Нравится 4151 Отзывы 2076 В сборник Скачать

Четвертые небеса Рая: 42. Старая жирная сука

Настройки текста
Примечания:
Эксклюзивный поварской кухонный шеф-нож Nesmuk Mecca M0. Углеродистая сталь в обкладках из дамасской стали. Двусторонняя симметричная лазерная заточка на молекулярном уровне. Рукоять из древесины тика. Нож режет даже самое жесткое мясо, будто талое масло. Ром Bacardi UR-1 с выдержкой больше полусотни лет. Таких бутылок в мире осталось не больше нескольких тысяч. Пьют его лишь истинные ценители. Или очень богатые люди. А еще этот ром придает мясу ни с чем несравнимый аромат и чарующее послевкусие. Лимитированная пьезозажигалка Valentina D3E от самого известного шеф-повара Тосама — Трувера Вюрвигэла. Стальной корпус с фурнитурой из белого золота и натуральной кожи. Регулировка пламени. Батарея рассчитана на десять лет непрерывной работы. Незаменима в случае, если необходимо опалить мясо сверху для хрустящей корочки. Восьмилитровый контейнер Glasslock R100-7 из закалённого, термостойкого и ударопрочного стекла. Герметичность и встроенная регулировка температуры позволяют вывозить мясо на пикник даже в самый зной без угрозы порчи угощения. Но ты предпочитаешь использовать его для маринада. Сегодняшний ужин однозначно войдёт в десятку твоих лучших кулинарных творений. Тебе пришлось встать по будильнику в четыре утра, чтобы подготовить шикарный стол для всей семьи. И спустя тринадцать часов почти все блюда завершены. Осталось лишь главное, но готовить его заранее нельзя, так как ты хочешь подать его на стол с пылу с жару. С голографического экрана телевизора, который ты включаешь для фона, статная женщина в строгом костюме и с прилизанными к голове волосами вещает про далеко не первую и, безусловно, не последнюю пандемию XXIII века — депрессию. Кажется, ранее телезрителям программы дама была представлена, как какой-то там доктор каких-то там психологических наук. Приглашённый гость. Важная птица. Звучит нелепо. — Знаете ли вы, — говорит она, поправляя очки, делающие ее похожей на кошку, — что на данный момент по статистике девять из десяти жителей Тосама страдали от депрессии в прошлом или страдают ею на данный момент? Ты лишь улыбаешься. Если это действительно так, то ты одна из тех жительниц города, которые значатся под номером десять. Ты обожаешь свою жизнь во всех ее проявлениях. У тебя потрясающий муж, взрослеющая и невероятно талантливая дочь, большая уютная квартира на верхнем этаже одного из самых красивых небоскребов города. И каждый день ты занимаешься любимым делом: готовишь разнообразные блюда для своей семьи. А что может быть приятнее этого? И ты искренне не понимаешь, почему же так не могут жить остальные тосамцы? Просто заниматься тем, что им нравится? Что им мешает? Нет, правда, что? Зачем уборщику мыть полы, если он хочет попасть в музыкальную индустрию? Зачем студенту жарить бургеры, когда он может найти стажировку по специальности? Зачем старикам вообще работать, когда мировое государство делает отчисления по возрасту? Почему-то когда подобные темы затрагиваются тобой при разговоре с дочерью, она лишь закатывает глаза и утверждает, что ты совершенно не понимаешь жизни, потому что никогда не испытывала ее тягостей. Быть может, она и права. Но и себя ты правой считаешь тоже. Ты уверена, что каждый человек может делать, что ему заблагорассудится. И если он живет не так, как хочет, это исключительно его вина. — Знаете ли вы, — продолжает женщина в телевизоре, — что по статистике, шесть из десяти жителей Тосама хотя бы раз думали о суициде, еще не достигнув шестнадцати лет? А суицид в наше время важная социальная проблема мирового масштаба. Ты не знаешь ни единой причины, по которой ребенок захотел бы умереть. Вспоминаешь свои шестнадцать лет, и тебя переполняет счастье. Любящие родители души в тебе не чаяли и исполняли любую твою прихоть. Они были щедры и понимающи, добры и заботливы. Иной жизни ты не знала, а очень трудно понять и принять то, что тебя никогда не касалось. Ты, если говорить начистоту, и не пытаешься. Все это для тебя блажь. Фальшивка. Нагнетание обстановки ради получения выгоды. Да-да, все эти люди в телеэкране просто хотят высосать из тебя побольше денег, и ради достижения цели стремятся тебя запугать, фальсифицируя данные. — Знаете ли вы, — женщина с прилизанными волосами все никак не замолкает, — что даже если вы считаете, что никогда не страдали от депрессии, — она накаляет атмосферу, с явным намереньем увеличить свою клиентуру, — вероятность того, что вы столкнетесь с ней в будущем, составляет девяносто шесть процентов?! Подобный факт ничуточки тебя не пугает. Как пить дать, вранье. Как и психотерапия в общем и целом. Она кажется тебе чем-то эфемерным. Абсолютно бесполезная штуковина. И все эти психологические болячки — сплошные оправдания. Что значит «Я не счастлив»? Возьми, и будь счастлив. Разве это так сложно? Что значит «У меня нет денег»? Пойди и заработай. Все работают и зарабатывают. Ты чем такой особенный? Что значит «Я не хочу жить?». Если бы ты не хотел жить, ты бы уже умер. Взял бы и умер. Скинулся со здания. Перерезал вены, лежа в горячей ванне. Выстрелил бы себе в висок. Но ты жив. Значит не так уж и хочешь умирать. И не надо всех этих пустых отговорок. — Умеют же люди делать деньги из воздуха, — вздыхаешь ты, выуживая из стеклянного контейнера нарезанное на тонкие ломтики мясо, которое мариновала в безумно дорогом роме больше суток. Ты аккуратно размещаешь мясо на противне и щелкаешь пьезозажигалкой. По мясу пробегают голубоватые языки пламени, образуя на его поверхности хрустящую корочку. Когда пламя исчезает, ты загружаешь противень в духовку, выставляешь необходимое время и берешься за приготовление гарнира. — Следует понимать, что депрессию нельзя игнорировать. При малейшем подозрении на данное заболевание следует обратиться к специалисту, — слышится со стороны телевизора. Ну да, ну да. Чуть взгрустнулось, и сразу беги отстегивать денежки? — Если вы пораните ногу, вы направитесь к врачу до того, как подцепите инфекцию и ваше положение усугубится. С душевным здоровьем следует вести себя точно так же. Ну вот, как ты и думала. Набирает клиентов. Строгая женщина продолжает рассказывать про опасность затяжной депрессии, доводящей людей до суицида, когда по квартире пролетает приятная трель входящего звонка. В нынешнее время домашние телефоны вышли из моды. В них нет нужды, когда у каждого человека с собой сразу по несколько гаджетов, позволяющих им связываться с собеседниками из любого уголка мира. Но ты с самого детства, насмотревшись старых черно-белых фильмов, мечтала о домашнем телефоне. Мечтала о крепкой веселой семье, как из ситкомов. Мечтала носить пышные юбки и блузы с рюшами. И цокать по квартире каблучками. Очень устаревшие мечты, но исполнимые. Тебе тридцать восемь лет и ты получила все, чего хотела. И семью. И дом. И пышную юбку. И каблучки. Единственное, что не вписывается в идеальную картину — твоя фигура. Ведь в фильмах прошлого зачастую главные героини были худышками, будто тростинки. Фарфоровые куколки с блондинистыми волосами, вишневыми губами и длиннющими ресницами. Белое облако волос в наличии. Как и вишневые губы. И ресницы ты наращиваешь с пятнадцати лет. Но вот фигура… Ты относишь себя к категории аппетитных дамочек. И это тебя даже радует. Ты никогда не была худой и никогда к этому не стремилась. Родители говорили, что хорошего человека должно быть много. Их самих было достаточно много. И они были очень хорошими! — Марко! — звенящим голосом зовёшь ты мужа, что внимательно изучает какие-то рабочие документы на планшете. Твой настоящий голос по воле генетики очень низкий, по телефону тебя часто путают с мужчиной, поэтому на шее ты носишь тонкий золотой ремешок с штуковиной, которая делает его куда выше и мелодичнее. Женственней. А смех заразительней и кокетливее. — М-м-м? — слышится с его стороны. — Телефон, дорогой! Возьми трубку! На самом деле нет никакой трубки. И домашнего телефона тоже нет. Просто ты подключила умный дом к своему КПК, чтобы появилась возможность принимать звонки посредством голосовых команд. Команду ты также можешь выкрикнуть сама. Но в нарисованной тобой сказке муж — глава семьи. И если дома он, телефонные разговоры — исключительно его прерогатива. — Да, конечно, дорогая! Марко — мужчина твоей мечты. Далеко не каждый стал бы мириться с твоими фантазиями, но он всегда и во всем тебя поддерживает! Когда вы с ним познакомились, он был обычным (но весьма привлекательным) парнем из небогатой семьи, который подрабатывал курьером и раз в пару дней привозил в ваш дом букеты свежих цветов, которыми мама украшала многочисленные комнаты. Он любит рассказывать, как увидел тебя в первый раз и тут же без памяти влюбился. Тебе на тот момент было шестнадцать, а ему двадцать один. О, сколько терзаний он пережил, прежде чем пригласить тебя на свидание. И как он был галантен и внимателен. А как боялся, что твои родители его не одобрят, потому что он не богат?! Вы даже думали сбежать вместе! Он не знал, что твои мама и папа всегда потакали твоим желаниям, и выбор мужчины не стал исключением. — Я слушаю, — доносится голос мужа из комнаты. Слова адресованы звонящему. — Добрый вечер. Вас беспокоит полиция. Отдел по расследованию преступлений. Это телефон миссис Крэйн? — Именно так. — Я детектив Баттэн. Могу я узнать, с кем говорю? — Я Марко Крэйн, её муж, — отвечает он. Голос его становится напряжённым, но ты не беспокоишься. Нет ни единой причины, по которой тебе могли бы звонить из полиции. Наверняка это какая-то ошибка. — Марко Крэйн, с глубочайшим сожалением сообщаем вам, что несколько часов назад было обнаружено тело. У нас есть основания полагать, что это ваша дочь Кассандра Крэйн. Вам необходимо в ближайшее время подъехать в городской морг по адресу Скаэр-стрит, дом восемнадцать для ее опознания. Мужской хриплый голос по ту сторону связи замолкает. Молчит муж. Молчишь ты, замерев с эксклюзивным поварским кухонным шеф-ножом Nesmuk Mecca M0 в руках. — Клиническая депрессия нуждается как в медикаментозном, так и психотерапевтическом лечении. Если вам кажется, что ваша жизнь разрушена… Твоя идеальная жизнь рассыпается в пыль. В мгновение Ока. Как по щелчку пальцев. — …если вы уверены, что ваше существование лишено смысла… Лишено. Потому что вся твоя жизнь была в дочери. В веселой пухленькой девочке, которой только исполнилось шестнадцать лет. — …возможно, проблема заключается в том, что у вас депрессия. Нет. Проблема заключается в том, что это жизнь. Дрянная, внезапная и не поддающаяся контролю. Происходящее после для тебя будто страшный сон, от которого ты никак не можешь очнуться. — Суицид, — сообщает тебе помятый судмедэксперт. Рядом с ним топчется не менее помятый детектив. Тот самый, который вам позвонил. — Невозможно, — качаешь ты головой. — Моя дочка счастлива. У нее нет причин кончать с собой. — Такое часто случается среди наркоманов, которые не могут найти дозу, — продолжает скучающе судмедэксперт. — Невозможно, — повторяешь ты отрешенно. — Моя девочка не употребляет наркотики. — Ее нашли неподалеку от клуба «Эден». Говорят, она часто там бывала, — вступает в разговор Баттэн. Выглядит он как человек, который спал в последний раз еще в прошлом веке. В его трехдневной щетине блестит седина. — Невозможно, — говоришь ты в третий раз. — Она не любит клубы. И вообще сейчас не в городе. Она уехала неделю назад на экскурсию в новое поселение в двухстах километрах от Тосама. Эклипс. Там выращивают экологически чистые продукты. Она хочет написать об этом доклад. — Суицид — обычное явление среди молодых проституток, которых подсадили на некачественную дрянь. От нее у подростков плавятся мозги, — продолжает бубнить судмедэксперт. — Проституция? — ты хочешь кричать, но вырывающиеся из тебя слова еле слышны. — Что за глупость? Невозможно, — все, что ты можешь обессиленно повторять раз за разом. — На запястье вашей дочери нашли свежее клеймо Амуров, так что, боюсь, возможно, — парирует детектив. Судмедэксперт при этом будто бы ухмыляется. Кажется, ему доставляет удовольствие то, как меняется твое лицо каждый раз, когда на тебя вываливают новый жуткий факт. Один хуже другого. — Не верю, — шепчешь ты, теребя в руках лямку дорогой сумочки. — Зачем девушке из обеспеченной семьи заниматься подобным?! Глупости! — твой голос с каждым словом становится тверже. Верно. Все так и есть. Это не Кассандра! — Ради интереса, — пожимает плечами судмедэксперт, за что получает неодобрительный взгляд со стороны детектива. А ты промакиваешь влажные от слез глаза платком, который стоит больше, чем вся одежда, в которую облачены оба собеседника. Марко все это время молчит. Почему он ничего не говорит? Почему не защищает вашу дочь? Почему принимает каждое сказанное этим противным судмедэкспертом слово как непререкаемую истину?! Это же чушь! — Марко, скажи хоть что-нибудь! — восклицаешь ты, а он переводит на тебя взгляд потухших глаз, но так и не произносит ни слова. Вас ведут по пустому коридору морга. Каждый шаг отдается громовым стуком твоих каблуков. Серые стены, холодный, режущий глаза свет и химический запах, который ты никогда не забудешь. Вы заходите в вытянутую комнату, в которой параллельно стенам стоят два стеллажа с квадратными дверьми от пола и до потолка. Это место похоже на картотеку в библиотеке. Вот только за этими дверцами хранятся далеко не читательские билеты. Судмедэксперт проходит к одной из дальних дверец, сжимает пальцы на облупившейся ручке и дёргает ее на себя. Дверь с неприятным лязгом выкатывается вперёд, выволакивая за собой из морозильной камеры металлическую полку, на которой лежит мертвое тело. Оно покрыто белой плотной тканью. «Это не Кассандра! — уверена ты. — Это не может быть моя девочка!» Судмедэксперт без церемоний скидывает покров с лица мертвого человека, и ты, вскрикнув и выронив сумочку, закрываешь рот рукой, дабы заглушить рвущийся из тебя душераздирающий вопль. Из глаз брызгают слезы, а руки дрожат. Это она. Детектив наблюдает за твоей реакцией и приходит к неутешительным выводам. Но ему все равно приходится спрашивать, чтобы получить внятное подтверждение: — Это ваша дочь? — Да, — бросает сухо Марко. — Нет! — вскрикиваешь ты сквозь рыдания. — Нет-нет-нет! Это невозможно! НЕТ! — ноги тебя не держат, и ты падаешь на колени на грязный холодный пол. — Нет, — повторяешь и повторяешь ты. — Когда мы сможем забрать ее, чтобы похоронить? — продолжает муж с ужасающим хладнокровием. Будто ему плевать. Будто мертвое тело дочери нисколько его не поразило. — Увы, прямо сейчас я не смогу однозначно ответить на данный вопрос. Мы ведем расследование, — вздыхает детектив. Тебе кажется, что эта ситуация даже его трогает больше, чем Марко. — Но вы же сами сказали, что это суицид, — замечает муж без единой эмоции. — Верно. Однако сейчас моими коллегами ведется дело, связанное с новым синтетическим наркотиком, который употребляла… — Который нашли в теле моей дочери, — не дав ему договорить, поправляешь ты детектива, громко всхлипывая. То, что Кассандра принимала этот наркотик добровольно, не доказано! Это не неопровержимый факт, черт бы их всех побрал! — Как вам будет угодно, — кивает мужчина. — Мы вас поняли, — сухо отвечает Марко и поворачивается к тебе. — Идем домой, тебе нужно отдохнуть, — холодно говорит он, взяв тебя под руку и пытаясь поднять с пола. — Нет, — пытаешься ты вырваться. — Нет, постой! Я не оставлю свою дочь! Не оставлю! «Мама?» — неожиданно слышится приглушенное со стороны полки. — Кассандра? — вздрагиваешь ты. — Вы слышали? Вы это слышали?! Она меня позвала! Только что! Ее голос! Она жива! — ты вскакиваешь с пола и кидаешься к телу. — А ну-ка прекрати! — муж крепко хватает тебя за локоть и силком оттаскивает от трупа. — Она не может звать тебя. Она мертва! — говорит Марко настолько зло, что ты теряешь всякие силы и безвольно следуешь за ним обратно через чертов коридор с серыми стенами, холодным светом и отвратительным химическим запахом, который ты никогда не забудешь. Проходит день. Проходит месяц. Проходит полгода. Жизнь твоя меняется кардинально, сбив с тебя спесь богатой беспечности и вседозволенности. Эксклюзивный поварской кухонный шеф-нож Nesmuk Mecca M0 валяется в раковине, испачканный чем-то на вид омерзительным, давно покрывшимся вонючей плесенью. Ром Bacardi UR-1 с выдержкой больше полусотни лет на дне грязной чашки, к которой ты периодически прикладываешься. Из нее же ты пьешь кофе и чай. Молоко и воду. Заливаешь один напиток другим не в силах взять ни другую кружку, ни помыть эту. Вкус отвратный. Запах отвратный. Но тебе все равно. Потому что вся твоя жизнь куда более отвратна гремучей смеси в чашке. Лимитированная пьезозажигалка Valentina D3E от самого известного шеф-повара Тосама — Трувера Вюрвигэла используется теперь исключительно для поджога самокруток с опиумом. Они должны приносить блаженство и покой, но в твоем случае блаженством и не пахнет, а боль не уходит. Просто тебе становится на нее плевать. Увы, на очень короткое время и с каждой выкуренной самокруткой эффект все слабее. Восьмилитровый контейнер Glasslock R100-7 из закалённого, термостойкого и ударопрочного стекла ты приспособила в качестве пепельницы. Контейнер заполнился окурками уже доверху и когда ты отправляешь в него очередную докуренную самокрутку, собравшаяся сверху горка обваливается на дорогущий паркет, с которого ты раньше стирала пылинки. Теперь ты не обращаешь на грязь никакого внимания. Эта горка далеко не первая. Ходишь ты по дому теперь не на каблуках, а исключительно босиком, потому твои ступни покрывает грязная корка из пепла и крови. Ты разносишь окурки по всей своей шикарной квартире, и тебе нет до этого никакого дела. Марко уходит от тебя через два месяца после смерти Кассандры. Говорит, что ты спятила и он больше не может находиться с тобой в одном доме. Сперва, он пытается оформить над тобой опекунство. Видите ли, ты невменяема. Разговариваешь с дочерью, которой больше нет в живых. Да, разговариваешь. Но опекунство Марко хочет оформить не ради твоего блага. Твои адвокаты быстро находят корень зла. Оказывается, твой любимый, идеальный муж уже несколько лет крутит роман с молоденькой помощницей. А до нее подобных романов насчитывается не меньше десятка. К тому же его компания на грани банкротства, и он остро нуждается в твоих унаследованных после смерти родителей деньгах. Когда ты вываливаешь на него всю эту информацию, он не просит прощения, не кидается тебе в ноги и не пытается загладить вину. Отчего-то он считает тебя виновной во всех его проблемах. Закидывая в сумку все без разбора дорогие вещи, которые попадаются ему на пути, Марко стремительно двигается к выходу из квартиры, крича, что ты никогда не была ему нужна. То, что он испытал, увидев тебя впервые, была далеко не любовь, как он рассказывал раньше. Он лишь решил, что жирная богатенькая сучка наверняка на него клюнет и он с нее поимеет кучу денег. Золотой билет из нищей жизни. И если ради этого придется трахать человекоподобную свинью, что ж. Плата невелика. Когда Марко основал на деньги твоих родителей свою компанию, он собирался развестись с тобой. Но ты, как назло, забеременела! И как бы он тебя ни презирал, но дочь он свою любил. И оставался с тобой только ради Кассандры. А теперь ее нет. И чья это, по-твоему, вина?! Марко считает, что твоя. Это ты отпустила ее на ту экскурсию. Это ты поддерживала ее идиотские увлечения. Ты настояла на том, чтобы она сама выбирала, как ей жить. Ты. Отвратительная мать, которая сама подтолкнула дочь к смерти. А как результат: теперь жизнь стала абсолютно бессмысленной. С последним утверждением ты спорить не станешь, так как ощущаешь ровно то же самое. Вот только убегаешь от действительности иным нежели муж способом. Пока Марко в постели с другой, ты поедаешь пирожные с фисташками, кремовое печенье и сладкие пироги. Пока Марко думает о том, как заполучить твои деньги, ты ешь пиццу и бургеры, блины и запечённые каштаны. Пока Марко приглушенно рыдает в душе, ты заказываешь свадебный трехэтажный торт. Ешь его на кухне ложкой, не отрезая отдельного куска. А после ухода мужа заказываешь пасту. Заказываешь лобстеров. Заказываешь натуральных гусей с яблоками. Пытаешься заполнить пустоту внутри себя. Но ничего из этого не помогает. Лишь твоя аппетитная пышность превращается в болезненную. Двигаться становится все тяжелее. Тебя мучает одышка и изжога. Болят суставы и спина. Постоянно кружится голова, а во рту появляется странный гнилостный привкус. Любое действие превращается в пытку. Уход Марко усугубляет твое положение, так как ты вообще перестаешь выходить из дома. Перестаешь убираться. Мыться. Стирать. Все, что ты делаешь, это тратишь свое наследство на еду, опиумные самокрутки и дорогой алкоголь. Да здравствует XXIII век — век, в который все можно заказать в онлайн магазине (даже наркотики) и прожить в своей квартире до самой смерти, ни разу не высунув носа за дверь. Наверное, для того все это и создавалось, чтобы каждый сидел в своей коробке, блуждая по виртуальным улицам, но не ступая на настоящие. Чтобы убегал от реальности все дальше и дальше, отрываясь от мира, а значит, превращаясь в пешку, которой легко управлять. Если ты не ешь, не пьешь и не куришь, ты плачешь, снова и снова разглядывая фотографии Кассандры. Плачешь навзрыд. Долго и громко, пока полностью не обессилишь. Плачешь по любимой дочери. По своей прошлой жизни, которая теперь кажется сладким сном, пробуждение от которого несет за собой разочарование и всеобъемлющую печаль. Плачешь по Марко, который пусть и в маске лжи был идеальным мужчиной. А теперь ничего этого нет. Превратилось в шмат грязи как по щелчку пальцев жестокого фокусника. Был кролик, и нет кролика. Была идеальная жизнь. И ее не стало. Если же ты не плачешь и не ешь, ты просто лежишь в постели. Иногда ты можешь не вставать с нее по несколько суток, не притрагиваясь к еде и воде, а нужду справляя прямо в штаны. Тебе все равно. Ничего не имеет значения. Плевать. Смотришь в голографический экран и бесцельно щелкаешь с канала на канал. — Знаете ли вы, что на данный момент по статистике девять из десяти жителей Тосама страдали от депрессии в прошлом или страдают ею на данный момент? — натыкаешься ты на повтор уже знакомого психологического шоу. А ведь когда-то ты считала, что десятая. Какой же наивной дурой ты была.  — Знаете ли вы, что по статистике, шесть из десяти жителей Тосама хотя бы раз думали о суициде, еще не достигнув шестнадцати лет? Ты думаешь о суициде, давно достигнув шестнадцати лет. Взять бы нож, полоснуть себе по горлу и закончить эти мучения. Или забраться в ванну и бросить в воду включенный фен. Или наесться горсти гвоздей. Еще полгода назад ты была уверена, что если человек действительно хочет умереть, он умрет. Какой же дурой ты была. Ни черта ты не понимала. Как бы паршива ни была жизнь, умирать страшно. Решиться на это не так просто. Ты уже предпринимала несколько попыток, но каждый раз в последний момент шла на попятную. Животный страх останавливает тебя. Страх и ответственность, ведь сперва следует похоронить Кассандру. А ее тело все ещё в морге. И каждый раз, когда ты хочешь его забрать, судмедэксперт находит все новые причины, по которым ты этого сделать не можешь. Будто бы они не хотят отдавать ее тебе. Будто бы на это есть основания. Будто бы они что-то знают о ее смерти, чего не знаешь ты. И боятся, что ты раскроешь их тайну. Эта мысль всплывает в твоей голове в один из тех дней, когда ты, бесцельно блуждая взглядом по экрану телевизора, мочишься в постель. Всплывает резко в середине процесса мочеиспускания и подобна слепящему свету фонарика в кромешной темноте. Не «будто». Они не хотят ее отдавать. Почему? Что они скрывают? Кассандра не была проституткой. Кассандра не принимала наркотиков. Кассандра не ходила по сомнительным клубам. Кассандра была хорошей девочкой. Смелой. Амбициозной. Она собиралась стать журналистом. Тебя передёргивает, и ты резко садишься на кровати. Горячая влага стекает по икрам на пол. Вот оно. И почему ты не подумала об этом раньше? Кассандру убили, потому что она что-то разузнала. — Мама, — твоя дочь сидит рядом с тобой на кровати. Она поправляет пышное облако из волос, выкрашенных в розовый. Ты понимаешь, что девочка — лишь плод твоей фантазии. На самом деле ее здесь нет. На самом деле она в чертовом морге. Давно мертва. Но лучше беседовать с плодом фантазии, чем не беседовать ни с кем вообще. — Хватит себя жалеть, — произносит она стальным голосом. — И начинай задавать вопросы. Она всегда была строга к тебе. Порой тебе даже казалось, что не она твоя дочь, а как раз наоборот. — Ты живёшь в придуманном мире, — еще при жизни часто обвиняла тебя Кассандра. — Жизнь далеко не так хороша, как тебе кажется. — А может, это ты смотришь на все вокруг слишком мрачно? — смеялась ты в ответ. Тебя никогда не обижали слова дочери, наверное, потому, что ты всегда знала, что она куда умнее тебя. И гордилась ею. — Ты любишь жизнь, потому что ничего о ней не знаешь. Но что хуже, ты и не стремишься узнать. Ты не задаешь вопросы. Вот именно. Не задаешь. А что произойдет, если начнёшь? И ты начинаешь звонить в морг и задавать вопросы. Начинаешь звонить в полицию и задавать вопросы. Начинаешь звонить в клуб, рядом с которым нашли Кассандру, и снова и снова задаешь вопросы. — Ты так говоришь, будто задай я вопрос, и мне тут же ответят, — смеялась ты раньше. — Молчание иногда самый красноречивый ответ, — парировала Кассандра. И это так. Все твои собеседники переключают тебя на других собеседников. Другие собеседники на третьих. Третьи не берут трубку или просят перезвонить позже. Тьма собеседников и ни единого внятного слова. Вот он. Красноречивый ответ, о котором говорила твоя дочь. Их переключения и переподключения лишь подтверждают твои подозрения. Кассандру убили, и все, кому ты звонишь, прекрасно об этом знают. И в клубе. И в морге. И в полиции. Ублюдки. Но через неделю на пороге твоего дома появляется мужчина с усталым лицом. Трехдневная щетина. Мятая рубашка. Замызганный плащ. Преждевременная седина на висках. Выразительная залысина на макушке. Тот самый детектив, которого ты видела в день опознания Кассандры. На фоне неприятного судмедэксперта он казался истинным джентльменом. — Миссис Крэйн? — спрашивает он, пожевывая фильтр недокуренной сигареты. Кажется, он не сразу тебя узнает. За эти полгода ты поправилась на пару килограммов. Пару десятков. И возможно не пару. Пышное белое облако волос превратилось в грязные сосульки с отросшими темно-каштановыми корнями. Дорогущие платья заменил замызганный спортивный костюм. — Мисс, — поправляешь его, стирая с брендовой спортивной толстовки от компании Дэнор фисташковое мороженое от компании Стэлла. И толстовка, и мороженое стоят больших денег, но в сочетании друг с другом превращаются в тряпку и грязь. И как только дорогие вещи могли тебе раньше приносить столько радости? Как тебе могло приносить радость хоть что-то? Что значит «Я не счастлив»? Возьми, и будь счастлив. Так ты раньше думала, верно? Да какой же непрошибаемой дурой ты тогда была? И неужели только смерть дочери могла поставить твой мозг на место? — Я детектив Томас Баттэн, возможно, вы меня помните. Расследую убийство вашей дочери. Убийство. Впервые за полгода, что нет Кассандры, кто-то произносит это слово вслух. — Говорили же, что суицид, — плаксиво шепчешь ты. Твой голос без золотого ремешка на шее низкий и походит на рык. — Но мы же с вами понимаем, что это чушь, — вздыхает детектив. Верно. Ты это прекрасно понимаешь, но удивлена, что это понимает кто-то еще помимо тебя. — Могу я зайти? — спрашивает детектив, все еще топчась на пороге. — Наш разговор должен остаться между нами. Ты киваешь и отходишь от двери, которую до того закрывала собой от косяка до косяка. Мужчина проникает внутрь, порывается было разуться, но ты советуешь этого не делать и провожаешь его на ужасно грязную кухню. Но ужасно грязная кухня куда лучше кошмарно грязного зала и отвратительно грязных спальни и гостиной. А комната Кассандры под замком. В нее ты зайти никому не позволишь. — Мне передали, что вы несколько раз звонили в полицейский участок, — продолжает разговор мужчина, стряхнув со стула гору крошек и присев за заляпанный подгнивающей едой стол. Звонила ты пятьдесят девять раз, если быть точной. — Но вас по какой-то причине ни разу не соединили со мной, — говорит он. — Хотя… мы с вами прекрасно понимаем причину и этого. — У вас безалаберные работники, — предполагаешь ты, пытаясь прикрыть разошедшийся сбоку шов на толстовке, которая стала тебе мала на несколько размеров. — Скорее, жадные, — устало улыбается детектив. — Все, что я вам сейчас расскажу, не должно уйти за стены этой квартиры. Иначе наше знакомство будет недолгим. Вам не следует никому доверять. — А вам? Вам я доверять могу? «Задавай вопросы, мама. Задавай». — Только на девяносто девять процентов, — отвечает детектив. — Только? — переспрашиваешь ты растерянно. — Один процент иногда перевешивает девяносто девять, — вздыхает Баттэн. — Не верьте даже мне. Меня в любой момент могут поставить перед выбором: лгать и жить или говорить правду и умереть. Не уверен, что я откажусь от своей жизни. Ну, а пока… — детектив извлекает из потертого портфеля папку с документами и бросает ее на стол. — Не люблю хранить документы на электронных носителях, — объясняет он, поймав твой недоуменный взгляд. Кипа бумаги — это даже не прошлый век. Позапрошлый. Он выкладывает перед тобой несколько фотографий. — Узнаете кого-нибудь? Двоих ты видишь впервые, но третий человек тебе действительно знаком. — Ее, — показываешь ты на фото девушки с черными-зелеными дредами. Большие карие глаза, пухлые губы, загорелая кожа. Пирсинг обеих ноздрей. — Она была подругой моей дочери. — Памела Уотсон. Член банды Амуров. Отвечает за «вербовку», — произносит детектив спокойно. — Вербовку кого? — вздрагиваешь ты. — Подростков в проституцию. Приводит в клуб. Подсаживает на наркотики. Ставит клеймо и выставляет в качестве продукта на торгах. Виртуальная панель куда удобнее реальной. Сердце будто ухает в район желудка и начинает там болезненно пульсировать. Когда ты впервые увидела Памелу, она тебе не понравилась. Это ощущение показалось тебе странным, потому что до этого не было ни единого знакомого Кассандры, который вызывал бы у тебя подобное неприятие. Но что-то во взгляде этой девушки вызвало в тебе тревогу. Даже страх. Верно. Она тебя напугала. Но тогда ты проигнорировала это чувство. Не задала вопрос. И вот что из этого вышло. — Но ведь она сама ещё так юна, — шепчешь ты, не веря своим ушам. Девушка на фотографии — ровесница твоей дочери. Быть может, старше на год, но не более. — Совсем ещё ребенок! — Мама, — наваждение в виде Кассандры сидит перед тобой рядом с усталым детективом, сложив руки на столе поверх фотографий. — Я ведь говорила, что ты слишком доверчивая и наивная. Почему тебе кажется, что если перед тобой подросток, то он не способен на преступление? Дети — идеальная боевая единица. Ими проще манипулировать. Их проще запугать и использовать. И намного легче направить на путь насилия. — Кассандра была умной девочкой. И постоянно указывала тебе на вещи, на которые стоит обратить внимание. Но ты не обращала, думая, что это лишь детская прихоть. Ведь на сайтах «Мамы и дети» черным по белому написано, что ребенок всегда останется ребенком и не надо его слушать. Юношеский максимализм не даёт им мыслить трезво. Но, кажется, только Кассандра в вашей семье трезво и мыслила. — Ей восемнадцать. И можете мне поверить, она давно уже не ребенок, — парирует детектив, будто подтверждая слова наваждения. — Полагаете, она может быть замешана в убийстве моей дочки? — спрашиваешь ты тихо. — Уверен. Почему Кассандра связалась с этой девицей? Что между ними общего?! — Ничего, — спокойно отвечает девочка, сидящая за столом. — Не было у нас с ней ничего общего. Так какова причина того, что я начала с ней общаться? Голова трещит от перебивающих друг друга мыслей. — Моя теория такова, — продолжает мужчина. — Памела клеймила вашу дочь и выставила ее на торги, но Кассандра попыталась сбежать. Возможно, она застигла Уотсон врасплох. Она боролась до последнего вздоха. Вот почему ее тело нашли неподалеку от клуба. Вот почему ее тело вообще нашли, ведь Амуры давно уже таких ошибок не совершают. Но Кассандра сделала все для того, чтобы оставить нам улики. Вероятно, вам не рассказали, по какой причине ее тело было найдено так быстро? Ты отрицательно качаешь головой. — Ваша дочь была необычайно умна и сильна духом. Кассандра умудрилась раздобыть телефон, но позвонила она не в полицию, не в пожарную, не в больницу и не родителям. Она позвонила на вирту-радио в прямой эфир. И там громогласно сообщила, где найти ее тело. Она была под наркотиками. Говорить ей было тяжело. Речь путаная. Слова невнятные. И все же полиция не смогла бы замять это, ведь ее сообщение, пусть и сумбурное, слышали миллионы. Увы, она успела сказать не так уж и много, потому ее послание решили представить в качестве предсмертной «записки» суицидника. Но у меня нет сомнений, что Кассандра все это сделала, зная, что ее убьют. Убьет Памела. — В таком случае, почему вы не арестуете эту сучку?! — восклицаешь ты, вскакивая со своего места. Твой стул с грохотом падает на пол. — Потому что все мои знания держатся на чутье и косвенных уликах. Ни один судья не подпишет мне ордер, — хмурится мужчина. — К тому же у Амуров в полиции большие связи. Мои руки связаны. — Для этого вы ко мне пришли? — срываешься ты на крик. — Сказать, что ваши руки связаны?! — воешь ты, начиная рыдать. Бессилие, которое ты испытываешь вот уже полгода, сейчас достигает своего апогея. — Нет, — качает детектив головой. — Я пришел для того, чтобы предупредить: если вы не прекратите звонить, вы сделаете только хуже. И себе. И мне. — Я все это так просто не оставлю! — продолжая плакать, ударяешь ты кулаком по столу. — И не надо, — поспешно отвечает детектив. — Но будьте хитрее. Осторожнее. И быть может, мы сможем добиться справедливости, — выдыхает мужчина, выразительно взирая на тебя. — Сколько? — вздрагиваешь ты. — Что «сколько»? — не понимает детектив. — Сколько вам нужно денег? Я богата. Любая сумма! — Нет, — качает мужчина головой. — Мне нужны не деньги, а союзник. — Союзник? Я? — удивлённо хлопаешь ты полными слез глазами, вытирая сопли рукавом. Тебе казалось, что ты уже никогда никому не понадобишься. Детектив молча кивает. — Но что я могу? — было возникшая радость быстро сменяется паникой. — Я за всю жизнь ни дня не работала! Типичная домохозяйка из дурацких реклам моющих средств. Единственное, что я умею, это готовить еду! — Но вы начали задавать вопросы. Значит, вам не все равно. Значит, вы не хотите мириться с произошедшим, — спокойно отвечает мужчина. — А раз так, спрашивайте не меня, а себя, что же вы можете сделать. Все-таки вы богаты, получается, имеете доступ в тот круг людей, к которым меня не подпустят и на милю. Подумайте, как этим можно воспользоваться. Я, увы, не лучший советчик и не смогу вас направлять. Признаюсь честно, я в тупике. Мне нужна помощь. И единственная, кто мне может ее предоставить, это вы. Ещё неделю ты очухиваешься от этого разговора, а затем решаешь действовать. Единственная идея, которая приходит тебе в голову, это попытка вывести Памелу на разговор. Прикинуться дурочкой, заявив, что просто хочешь побеседовать с подружкой мертвой дочери. Этакая материнская сентиментальность! А там уже припереть ее к стенке и вытрясти признание. Подобный план кажется тебе реализуемым. Вот только у тебя нет контактов убийцы твоей дочери, а значит, придется идти в клуб. Как бы тяжело тебе ни было выходить в свет, какие бы рвотные позывы ни вызывала одна лишь мысль о том, что необходимо общаться с людьми, ты берешь себя в руки. У тебя есть цель, и ты ее добьешься. И личный дискомфорт, страхи и неуверенность тебя не остановят! Покупаешь новое дорогое платье по размеру. Высокие каблуки. Сумочку. Тратишь пять часов в парикмахерской. Ещё три — один из лучших визажистов Тосама рисует тебе новое свежее лицо поверх старого, потрепанного горем, алкоголем и опиумом. Ты во всей красе. Во всеоружии. Выглядишь, как тебе кажется, лучше, чем когда-либо. Ты великолепна. Чарующа. Прекрасна. Подъезжаешь к «Эдену» на лимузине, всем своим видом демонстрируя количество денег на твоем банковском счету. Быть может, ты бы и не прошла фейсконтроль лишь благодаря платью, причёске и макияжу. Но деньги должны сделать свое грязное дело. Игнорируя огромную очередь в клуб, ты твердой походкой направляешься прямо к охраннику. Молодой мужчина окидывает тебя оценивающим взглядом. На губах его появляется ухмылка. — Не заблудилась, мамуля? — кидает он, осклабившись. — Не заблудилась, — делаешь вид, будто тебя не задевают его слова. — Я хочу увидеться с Памелой. — Ха! — выдает мужчина. — Все хотят. — У меня есть деньги. Много денег, — говоришь ты уверенно. — Да. У всех подобных вам дамочек они есть, иначе, на что вам покупать товар, — хихикает охранник. — Но в этом клубе никаких сделок не проходит. И сколько бы у тебя ни было денег, мамочка, старухам вход сюда строго воспрещен. Старуха? Тебе всего тридцать девять! Его слова подобны мощной пощечине. Ты смотришь на охранника ещё пару секунд, будто надеясь, что он обращается не к тебе, но: — Не расслышала меня, старая жирная сука? Гуляй, — гаркает охранник и несильно толкает тебя в плечо. Старая жирная сука. Вот кто ты теперь. Ты пыталась быть сильной. Уверяла себя, что справишься. Но от одной лишь несправедливой фразы в твой адрес ты тут же теряешь почву под ногами, от уверенности не остается и следа, а из глаз брызгают слезы. Охранник это замечает и смеется. Он кричит тебе в спину еще пару обидных слов, пока ты на негнущихся ногах не обходишь здание, чтобы спрятаться от десятков направленных на тебя глаз из очереди в клуб. А затем даешь волю чувствам и сотрясаешься от безутешных рыданий. Старая жирная сука. Старая жирная сука. Старая жирная сука. Старая! Жирная! Сука!!! — Мам, — грустно улыбается наваждение, стоя рядом с тобой. — Я ведь не раз говорила тебе о том, что ты придаешь мнению окружающих людей слишком большое значение. Мнению людей, которые не представляют собой ровным счётом ничего, — даже будучи мертвой, дочка все еще пытается тебя приободрить. — Но они правы, — шмыгаешь ты носом. — Я ведь и правда старая и жирная! — Верно, — кивает наваждение. — Именно это тебе и внушает общество всю твою жизнь. Отвратительный культ успешной молодости. Подумай сама: фильмы и сериалы только про молодых. Молодые красавицы и красавцы ведут прогнозы погоды, новости, телешоу, рекламируют все вплоть до таблеток. Молодые блистают на сценах. Вершат великие дела. Поднимаются на горы. Борются за права. Сверкают в социальных сетях. Но только твой возраст переваливает за тридцать, и ты начинаешь блекнуть. А после сорока и вовсе превращаешься в невидимку. Становишься нежелательным гостем в местах, вроде этого клуба. Молодые смотрят на тебя со смешком. Они, а не ты, почему-то решают, что ты больше не имеешь право быть в их клубе, больше не смеешь быть Молодой. Они внушают, что ты не можешь любить то же, что любят они. Не можешь носить то же, что носят они. Не можешь делать то же, что делают они. Тебя хоронят живьем, уверяя, что лучшую часть своей жизни ты уже отжила. А теперь тебе надо посторониться. Ты обязана дать дорогу молодым, отойти в сторону, в тень и тихо сгинуть. Чем скорее, тем лучше. Я права? — Да, все так! — восклицаешь ты, рыдая. — И тебя это устраивает? Ты опустишь руки, потому что какой-то недалёкий амбал назвал тебя старой жирной сукой? Потому что какая-то школьница считает, что ты не имеешь права любить те же фильмы, что и она? Потому что какой-то студент посмеется, если ты наденешь брендовые джинсы для «Молодежи»? Ты вытираешь слезы и стараешься взять себя в руки. — Нет, не опущу, — качаешь ты головой. — Вот только что я могу? Я ведь не так умна, как ты! Не такая дерзкая! И совсем не пробивная! Всю жизнь только и делала, что сидела на кулинарных каналах или выбирала себе новые туфли! — всхлипываешь ты. — Разве только это? — качает головой Кассандра. — А как же я? Разве мной ты не занималась? Разве я не твоя заслуга? Не твое детище? Не результат твоих усилий? — Я посвящала тебе каждую свободную минуту! — Вот именно, — кивает призрак дочери. — И когда мне была нужна помощь в уроках, тебе хватало ума объяснить мне любой предмет, будь то физика, химия или история. Ты училась, чтобы затем научить меня. Каждый раз. А ведь ты так и не получила высшее образование. А когда у меня в школе начались проблемы с учителем, тебе хватило дерзости прийти и высказать все свое недовольство ему в лицо. И разве не была ты пробивной, настаивая на исключении из школы старшеклассника, который приставал к ученикам первых классов? А ведь у его родителей и денег, и связей было побольше, чем у тебя. Но ты добилась своего. Ты смогла. И когда отец говорил, что мои увлечения не имеют смысла, и я, как его наследница, должна интересоваться иным, не ты ли каждый раз вставала на мою защиту? Все это действительно имело место быть. — Но это я делала ради тебя, — шепчешь ты. — А теперь тебя нет. — Это правда, — соглашается наваждение. — Пришло время все те качества, которые ты показывала мне, применить на себе. Защищать себя. Добиваться своего. Получать все, чего хочешь ты и только ты. Во имя себя. Во благо себя. — Но я не могу. Не умею! — упорствуешь ты, вновь начиная рыдать. — Это не в моем характере! — Не в твоем, значит? — хмурится Кассандра, садясь перед тобой на корточки. — Тогда меняйся. — В тридцать девять лет?! — Да. В тридцать девять лет. В сорок лет. В пятьдесят. Меняйся, а не жалей себя. Ещё какое-то время ты сидишь в грязной подворотне, пытаясь успокоиться. Этот переулок всего в паре десятков метров от клуба. Пара десятков разделяют блеск роскоши, пьяное веселье и пачки денег от грязной замусоренной улочки, посреди которой старая облезлая бродячая собака глодает кость. Увидь ты эту картину полгода назад, и она не показалась бы тебе хоть сколько нибудь странной. Но ты научилась задавать вопросы. И первый вопрос, машинально возникающий в голове сейчас: «Откуда кость?» Натуральное мясо очень дорогое, да и кости стоят денег. Никто не выкинет бродячему псу на растерзание лакомство, которое можно продать. Ты поднимаешься с грязного асфальта. Отряхиваешь платье. Поправляешь прическу. И делаешь шаг в сторону собаки. Псина, заметив движение, рычит и лает на тебя. Ты испуганно вздрагиваешь, потому что всегда до чертиков боялась собак. Но делаешь еще один шаг к животному. Не потому что тебе так уж любопытно, что же она там ест. Нет. Но вопросы не должны оставаться без ответов. Это раньше ты предпочла бы убежать, а не узнать истину. Но больше ты себе этого не позволишь. Подходишь совсем близко к собаке, всматриваешся в кость и замечаешь, что одна ее часть заканчивается ботинком. Вот она, оборотная сторона Тосама. — Я пыталась попасть в «Эден», думала найти Памелу и вывести ее на чистую воду, — оповещаешь ты детектива на следующий день и слышишь, как он давится сигаретным дымом. — Вы сделали что?! — сипит он. — С ума сошли?! — Вы ведь сами говорили, что вам нужна помощь, — сдержанно напоминаешь ты. — А еще я говорил быть хитрее! Чего вы надеялись добиться лобовой атакой?! — Правды, — бросаешь ты сухо. Теперь эта затея кажется глупой и тебе. И почему еще вчера ты свято верила в гениальность этого идиотского плана? — Хорошо, что вас не впустили в клуб. Иначе вы могли не вернуться! — продолжает возмущаться детектив. «Хорошо, что я старая жирная сука», — думаешь ты и чувствуешь, как в горле образуется очередной ком. — Зато я узнала о том, что туда периодически захаживают подобные мне люди и так же, как и я, ищут Памелу. Только им от нее нужен… «товар», — продолжаешь ты. — Да. Не зря же я упоминал определенные круги общества, в которые мне нет дороги, а вот вам… — Нет, — вздыхаешь ты. — После смерти Кассандры и попытки мужа упечь меня в психиатрическую больницу, все мои подруги от меня отвернулись, не отвечают на звонки и заблокировали в виртуалии. Марко всем и каждому рассказывает, что я довела дочь до суицида. Что я обобрала его как липку. Что я спятила и опасна для общества. Так что я все еще при деньгах, но связей у меня не осталось. Я такая же персона нон грата, как и вы, детектив. — Скверно, — вздыхает мужчина. — Тогда единственный способ добраться до Памелы — внедриться в теневую часть города. В те его переулки, к тем его жителям, о которых большая часть населения Тосама даже не подозревает. Туда, где Уотсон проводит свободное время. — И какие есть варианты? — спрашиваешь ты, затаив дыхание. — Известный мне вариант только один. Но он и вам, и мне, не по зубам, — вздыхает мужчина. — Мне надо подумать. Быть может, я найду иную лазейку. — Нет, — настаиваешь ты. — Мне все по зубам! Говорите! Что за вариант? — ты сама удивляешься своей решимости. Детектив лишь тяжело вздыхает. — Есть у Памелы одно увлечение, через которое ее было бы возможно достать. Бои без правил, — отвечает он с неохотой. — Вот только попасть туда легко лишь в качестве бойца. Берут-то любого. Попасть легко, выжить сложно. Еще сложнее вырваться. Оттуда пути назад не будет. Я бы предложил вам стать «зрителем», но как вы сами упоминали, в высшем обществе друзей у вас не осталось. А без связей спонсором вам не стать, не пройдете проверку. — Бои без правил, — повторяешь ты завороженно. — Даже не думайте, — слышится голос детектива. — Не хочу давить на больное, но вы не в том возрасте и не в той, кхм… физической форме, чтобы пытаться туда пробиться. Скорее всего, вас отправят в бой на разогрев, в котором какой-нибудь психопат разобьет вам голову и будет ради шоу жевать ваши мозги. Поэтому я умоляю вас не делать глупостей. Решимость утекает, как песок сквозь пальцы. Руки опускаются. Он прав. Это действительно тебе не по зубам. Тридцатидевятилетняя женщина с лишним весом на ринге боёв без правил? Даже звучит смешно. И ты вновь погружаешься в густое болото из бессилия и отчаянья. Вновь замыкаешься в себе. Вновь не можешь отвязаться от назойливого чувства бесполезности. И сама не замечаешь, как ноги приводят тебя к моргу. Теперь дорога сюда для тебя привычна. — Могу я увидеть свою дочь? — просишь ты, прекрасно зная ответ помятого работника. Того самого, что показывал тело Кассандры в первый раз. — Извольте, дамочка, но у нас здесь не музей, — морщится он. — Но я ее мать! — восклицаешь ты и начинаешь плакать. — А вы не даёте мне ни похоронить ее, ни увидеть! — Распоряжение сверху. Ничего не знаю, — равнодушно пожимает плечами патологоанатом. И тебе становится невыносимо обидно. Не за Кассандру. За себя. Как он смеет с тобой так разговаривать? С чего он взял, что имеет право так поступать с чувствами матери, потерявшей ребенка? Что он о себе возомнил?! — Я хочу увидеть дочь! — требуешь ты сквозь слезы и ударяешь каблуком о пол. Работник даже глаз на тебя не поднимает. — Много хочешь, мало получишь, — бормочет он себе под нос, и это становится последней каплей. Ты резко подаешься вперед и толкаешь мужчину на пол, а сама стремительно идёшь в ту самую комнату, где полгода назад тебе показали тело дочери. Серые стены. Холодный, режущий глаза свет. Химический запах, который ты никогда не забудешь. Стук каблуков громче гневных воплей растерявшегося работника. Врываешься в знакомую комнату, цепляешься за ручку двери и вытягиваешь полку с телом наружу. Скидываешь специальную ткань с лица и вздыхаешь с облегчением. Ты не ошиблась. Кассандра. Это она. Вот только белый покров неестественно проваливается в районе ее грудной клетки и живота. Работник, спотыкаясь, бежит в твою сторону. Хочет тебя остановить. Но ты оказываешься быстрее. Скидываешь ткань с обнаженного тела и замираешь. Ты даже не знаешь, что тебя поражает больше. Переломанные ребра, торчащие наружу? Пустота вместо внутренних органов? Надпись маркером «Грязная дохлая шлюха!» на холодных белых бедрах. Или следы от зубов в промежности. Патологоанатом с воем отталкивает тебя от тела, поспешно закрывает его тканью и пинком захлопывает морозильный ящик. Но картинка все ещё стоит перед твоими глазами. — Что вы сделали с моей дочкой?! — шепчешь ты, глядя в одну точку. Ты больше не в силах плакать. В тебе не остается и миллиграмма слез. Каждый раз, когда ты думаешь, что хуже быть уже не может, жизнь доказывает тебе обратное. Скорби и боли в тебе накопилось так много, что и дальше держать их в себе ты не способна. Они смешиваются внутри тебя в ядовитый коктейль неконтролируемой ярости. Пока ты жалела себя, заливаясь слезами, твою дочь потрошили. Пока ты, запершись дома, поглощала еду и ссала в штаны, твою дочь насиловали. — Что вы сделали?! — набрасываешься ты на мужчину с кулаками. — Я вызову полицию! — Это я вызову полицию! — грозит в ответ работник, легко уклоняясь от твоих неуклюжих ударов. — Старая жирная сука! — взбешенно шипит он. — Вон отсюда! И можете больше не приходить! Дочь вы свою не получите. Прах вам пришлют по почте! Ты производишь ещё одну попытку ударить мерзавца, но тело тебя не слушается. Оно тебя подводит. Это не тело бойца. Это тело слабой женщины, не подготовленной к войне. Тело человека, всю свою жизнь не знавшего забот и теперь, столкнувшись с истинным ужасом, ломающегося под давлением обстоятельств. — Скажите мне, как попасть на эти ваши бои, — шепчешь ты, лишь детектив берет трубку. — Я же говорю, это дохлый номер. Вас используют для потехи. Вы не переживете и первого боя. А от мертвой вас не будет никакого толка. — От меня живой толка не больше, — рычишь ты, сжимая кулаки до такой степени, что отросшие полуобломанные ногти впиваются в ладони до крови. — Я не намерена становиться для них пушечным мясом. Я подготовлюсь. По ту сторону разговора воцаряется мучительно долгое молчание. — Записывайте, — наконец подаёт голос детектив. — Спортивный клуб «Голденфайт». Если вы где-то и сможете найти себе тренера, то только там. Но на многое я бы не рассчитывал. Первичные физические данные у вас… Для боя не подходят. На следующее утро ты мнешься у входа в клуб. Мимо тебя проходит несколько постоянных клиентов. Ты это понимаешь по их идеальной физической форме, сбитым костяшкам и недоуменным взглядам, направленным на тебя. На их лицах так и читается: «Что эта старая жирная сука здесь забыла?» Проходишь вслед за ними в темный холл и останавливаешься у стойки. Мужчина… Нет, скорее, даже дедушка (по виду ему не меньше восьмидесяти, и тебе остаётся только гадать, как он умудрился дожить до таких лет и не спятить) сидит на высоком стуле и разгадывает кроссворд на стареньком планшете. — Чем могу вам помочь? — спрашивает он, не поднимая глаз. — Я хочу тренироваться, — отвечаешь ты твердо. Старик окидывает тебя взглядом, тяжело вздыхает и возвращается к кроссворду. — Финтнес клуб через квартал, — бросает он. — Нет, я хочу сюда. — Зачем? — спрашивает старик. — Хочу стать сильнее, — говоришь ты уверенно, облокачиваясь на стойку. — Зачем? — вторит мужчина. — Чтобы драться, — отвечаешь ты не задумываясь. — Зачем? — продолжает допрос старик. Смотришь на его кроссворд и тычешь в него пальцем: — Четырнадцатое слово по вертикали. Пять букв. Действие в оплату за причиненное зло, — выдыхаешь ты. — Месть. Планшет реагирует на ответ. Буквы появляются в предназначенных им ячейках. Старик поправляет очки, откидывается на спинку высокого стула, продолжая гипнотизировать кроссворд. — Отсутствие результатов. Одиннадцать букв. Двадцать третье по горизонтали, — зачитывает он. — Бесполезность, — новые буквы заполняют пустые ячейки. — Я смогу! Однозначно смогу! — уверяешь его ты. — Отрицательный ответ на вопрос. Три буквы. Второе по горизонтали. Нет, — стоит на своем старик. — У меня есть деньги! — заявляешь ты громогласно. — А у меня репутация, и я ее ни на что не променяю, — заявляет он, откладывая планшет в сторону. — Деньги? — рядом с тобой будто из ниоткуда появляется высокая грузная женщина с лоснящейся кожей цвета шоколада. Длинные черные дреды ее собраны в высокий хвост. Пухлые губы украшает черная перламутровая помада. Незнакомка облокачивается одной рукой на стойку, и ты оцениваешь ее мощный напряжённый бицепс. — Химера, это дохлый номер, — заверяет ее старик. — Ты только глянь на нее! Это же смешно! — Ты ведь, старик, сам прекрасно знаешь, что в нашем деле важна не комплекция, а мотивация, — парирует женщина, скрещивая руки на внушительной груди. — Кроме того… Мне нужны деньги. — Они всегда тебе нужны, — хмурится мужчина, выдергивая из-за уха женщины игральную карту. — И всегда будут нужны, пока ты не прекратишь играть, — заявляет он, сминая туза пик. Женщина в ответ лишь дарит старику белозубую улыбку, а затем переключает внимание на тебя. — Я возьмусь. Но услуги мои стоят дорого, — предупреждает она. — Сколько? — Ты спокойна. Ты собрана. Ты идёшь к цели. Женщина говорит сумму. Большую. Любой человек со средним достатком схватился бы за голову и не задумываясь отказался бы. — Идёт, — киваешь ты и протягиваешь женщине руку. — Черт, — сокрушается она. — Кажется, стоило попросить больше, — с этими словами она сжимает твою ладонь, а затем резко поднимает твою руку и начинает ее прощупывать. — Очень плохо. Ты когда-нибудь вообще занималась спортом? — интересуется она. — Только в школе. Физкультурой, — отвечаешь ты честно. Химера и старик переглядываются и взрываются хохотом. — Нет, — задыхается от смеха женщина. — Так не пойдет, — говорит она, жестом предлагая тебе следовать за ней. Ты заходишь в маленькую комнату, от и до напичканную электроникой. — Раздевайся, — командует Химера. — Что, простите? — Раздевайся и вставай на весы, — указывает женщина на металлическую пластинку. Ты нервно жмешься к стене. Тебе совсем не хочется раздеваться. Не сейчас. Не когда ты в таком виде. — Ну? Мне долго ждать? — поторапливает тебя Химера. И ты, стиснув зубы, пересиливаешь себя, раздеваешься до белья и смущённо ежась, проходишь к весам. Цифра, появившаяся на голографическом экране, вводит тебя в ужас. Ты весишь почти в два раза больше, чем до гибели Кассандры. А ведь уже тогда ты по меркам культа красоты считалась далеко не худышкой. И почему ты родилась в XXIII веке? Веке, когда сочетание молодости, красоты и худобы открывает для тебя любые двери, а отсутствие этих трёх пунктов усложняет жизнь до предела? Вернуться бы в середину XXI. Тогда люди давали этому культу отпор. И почему хорошее всегда уходит, а плохое так и норовит вернуться? — Все хуже, чем я думала, — качает Химера головой. — Тебе необходимо скинуть не меньше ста килограммов. Но лучше больше. Ты лишь шумно сглатываешь. — Это возможно? — спрашиваешь ты, даже не надеясь на положительный ответ. — В этом мире, детка, возможно всё, — подмигивает тебе Химера. — Всё, на что у тебя хватит силы воли. И денег. Мы можем пойти очень длинным и относительно мучительным путем. Либо относительно длинным и очень мучительным. Что выберешь? — интересуется Химера. — Очень длинный — это сколько? — интересуешься ты скромно. Если месяцев шесть, ты согласишься. — Два-три года, — отвечает Химера. Два-три года??! Это непозволительно долго! — А относительно длинный? — выдавливаешь из себя, облизывая пересохшие губы. — От девяти месяцев до года. — Но… Почему так долго?! — не сдержав эмоций, восклицаешь ты. — Детка, а ты предполагаешь, что скинешь сто килограммов, наберёшь массу, прокачаешь мышцы и научишься азам ведения боя за две недели? — смеётся Химера. — Даже год — это слишком мало. Но если ты готова посвящать тренировкам каждую минуту своей жизни, быть может, из этой затеи и выйдет толк. Кроме того, я ведь упоминала, что этот путь относительно длинный и очень мучительный. Нам придется прибегнуть к медикаментам. И лучше бы тебе не знать, что это за препараты. И уж тем более не читать возможные побочки. Пусть они станут для тебя этаким сюрпризом. В качестве спойлера могу лишь уверить, что будет больно. Весьма. — Неужели мне обязательно худеть? — подходишь ты с другой стороны. — Сумоисты вот далеко не худые, но дерутся, — ты сама не знаешь, на что рассчитываешь. — Вот дура! — беззлобно вздыхает Химера. — Сравнила жопу с пальцем! Ты хоть осознаешь, какие сумоисты претерпевают тренировки и насколько развиты у них мышцы. Кроме того, бои без правил — это тебе не сумо. Никто не будет бить тебя ладонью. И победу не заполучить, уронив противника на пол или выкинув за границы круга. Большинство твоих противников будут в иной весовой категории. Большинство твоих противников будут мужчинами. Их удары будут сильнее. И тебе, как абсолютно неопытному бойцу единственный способ выживания на ринге — уклоняться от ударов. Чтобы уклоняться, надо быть быстрой. Чтобы быть быстрой… — Химера выразительно окидывает тебя взглядом, — …надо скинуть балласт, который тебя замедляет. — Но я никогда не была худышкой, — признаешься ты. — Да. Потому что тебе до этого не надо было выходить на ринг и выбивать дерьмо из противников. Но теперь-то, как я понимаю, в этом появилась необходимость? Не буду спрашивать, зачем тебе это. Когда богатенькие дамочки решают, что хотят драться, причин тому может быть тысяча, но я знаю одно: все эти причины весьма веские. Так или нет? — Так. — Значит, для тебя не станет проблемой похудеть. И делать ты это будешь не только ради скорости. Сытое тело — это роскошь, детка. А голод отлично портит характер. И это пригодится в бою. Больше ты не можешь позволить себе быть пухленькой богатенькой избалованной дурочкой. Ты должна стать тощей голодной сукой, которая не только выбьет дерьмо из любого противника, но и будет иметь в своем арсенале звериную сексуальность. Да-да, не удивляйся. Бои без правил — это шоу. И ты в этом шоу будешь шлюхой, которая должна удовлетворить любое желание клиента. Только вот нашей клиентуре интересны далеко не сексуальные утехи. Ну… в основном, — Химера говорит все эти жуткие вещи так хладнокровно, будто в ее словах нет ничего особенного. — Я только сегодня делаю тебе одолжение, объясняя причины своих решений, — предупреждает она. — Это в первый и последний раз. Отныне запомни — я твой тренер и мое слово — закон. Повтори, — требует Химера, постукивая пальцами по бедру. — Вы мой тренер и ваше слово — закон, — проглатывая обиду, шепчешь ты. — И первое неоспоримое правило: никаких «Вы». Со следующего дня начинается твой личный физический ад. Химера вламывается в твою квартиру в четыре утра. Поднимает с кровати и пинками выталкивает из дома. Запланированная пробежка в несколько часов заканчивается через десять минут, когда ты, задыхаясь, сгибаешься пополам. Мышцы ног от неожиданного напряжения дрожат. Лёгкие горят огнем. Голова кружится. Жутко хочется есть. И сердце… Сердце походит на раскаленный булыжник. — Выносливость на нуле, — качает головой Химера. — Впрочем, на большее я и не рассчитывала. Химера выбрасывает из твоего холодильника все, что ты так любишь, и забивает его тем, что захочется есть только под страхом смерти. Также она выдает тебе с десяток пузатых банок с разноцветными таблетками: — Витамины пьешь утром и вечером, — указывает она на первые две банки. Но не говорит, как от них будет болеть желудок и что тошнота станет для тебя самым близким другом. — Энергетик пьешь за полчаса до начала тренировки, — указывает на следующие три, забывая предупредить, что они приведут к хронической бессоннице. — А этот коктейль для эластичности кожи, — еще две банки. — Очень дорогая штука. Делает с кожей нечто невероятное! — Химера не упоминает, что эта невероятность заключается в том, что кожа полностью заменяется. И прежде чем появляется новая, старая слезает кровавыми ошметками, и образовавшиеся раны зверски болят. — Это блокиратор аппетита. Это белок. А это… станет твоим самым любимым! Обезболивающее, — объясняет она. — За всех этих деток, — Химера обнимает банки, — заплатить придется отдельно. Слово тренера закон. Ты платишь. Пьешь все таблетки по строгому графику. Встаёшь каждый день в четыре утра. Давишься гречкой, творогом, синтетической куриной грудкой на завтрак, обед и ужин. Между приемами пищи тоже тренировки. Домой ты возвращаешься поздним вечером. Душ. Сон. И будильник снова поднимает тебя с кровати. Дни сливаются в единый. Первый месяц — минус двадцать килограммов. Второй — минус двадцать пять. Третий — минус одиннадцать. Затем Химера перестает обращать внимание на весы. Тренировки становятся жёстче. Голод невыносимым. В один из поздних вечеров, обессиленно сидя за кухонным столом, на котором появился зримый слой пыли, ты ловишь себя на мысли, что прямо сейчас убила бы за кусок пиццы. На полном серьезе. Старая жирная сука умерла. Да здравствует голодная тощая сука. Дело даже не в еде. Не в ужасающем голоде, терпеть который нет сил и с которым не справляются хваленые таблетки Химеры. Главное, по чему ты скучаешь, это пусть и недолгий, но момент удовольствия от приема пищи. Момент, когда ты чувствуешь себя чуточку лучше. И ты срываешься и заказываешь пиццу. Курьер привозит ее тебе в час ночи. Аппетитный запах кружит голову. Ты ставишь горячую коробку на стол. Открываешь крышку. И смотришь на пиццу, не смея попробовать и кусочка. Кассандра сидит напротив. — Так между мною и едой, — девушка кивает на заказ. — Ты выберешь ее? Из глаз брызгают слезы. И ты с надрывом рыдаешь над пиццей, избавляясь, таким образом, от накопившегося внутреннего напряжения. Тогда ты ещё не подозреваешь, что это последние твои слезы. Тренировки продолжаются. Каждое утро. Каждый день. Каждый вечер. Силовые упражнения. Кардио-упражнения. Упражнения на растяжку мышц. Диета. Гречка. Куриная грудка. Творог. Прием таблеток. Витамины. Белок. Обезболивающие. Никаких желаний. Никаких потребностей. Никакого свободного времени. С каждым днем в тебе растет лишь уверенность в том, что твои усилия не напрасны и обязательно дадут плоды. И Химера это подтверждает, когда приводит тебя в спортивный клуб на тренировочный ринг. — С этого момента станет сложнее, — предупреждает она. — Куда уж сложнее?! — воскликнула бы ты полугодовой давности. — Справлюсь, — выдыхаешь ты теперешняя. Ты планомерно перерабатываешь скорбь в ярость. Перерабатываешь жалость к себе в ярость. Перерабатываешь «старую жирную суку» в непроницаемую, непрошибаемую, неконтролируемую ярость. — Злость — это хорошо, — кивает Химера. — Но она должна быть холодной. Расчётливой. В бою нельзя терять голову. Иначе ты рискуешь потерять ее в буквальном смысле. Внемлешь каждому ее слову. Прошлая жизнь теперь кажется нереальной. Пышное белое облако над головой превращается в туго затянутый каштановый конский хвост. Милые пухлые щёчки становятся впалыми. Счастливый искрящийся взгляд — тяжёлым и враждебным. А выражение лица едва ли излучает счастье. Ты стоишь на весах. Цифра на них давно перестала быть трехзначной. Смотришь в зеркало сбоку. Проводишь рукой по абсолютно плоскому рельефному животу. По гладким бёдрам. По прокачанным рукам. По подтянутой груди, которая стала таковой благодаря жутко дорогой и явно незаконной мази (кажется, эта мазь при длительном применении вызывает рак). И не чувствуешь и толики удовлетворения. За десять месяцев тебе становится плевать, как ты выглядишь, потому что куда важнее преобразования иного рода. Ты сильнее. Ты быстрее и проворнее. На тренировочных боях ты начинаешь побеждать выставляемых Химерой противников. И тебе нравится это чувство. Чувство, что ты, наконец, не беспомощна. Чувство, что ты, наконец, на что-то способна. — Ликуй! — восклицает Химера, кидая на старый пластиковый стол портативный голографический проектор. Этот стол остался от прошлого хозяина квартиры, которую ты покупаешь взамен тех хором, в которых жила до того. Тебе больше не нужно жилье на верхнем этаже небоскрёба. Не нужен тот квартал и люди, что в нем проживают. Новая квартира в одном из тех районов Тосама, в которые после захода солнца старается не заглядывать даже полиция. Все барахло из прошлой жизни ты распродаешь. Оставляешь лишь вещи Кассандры. И… Эксклюзивный поварской кухонный шеф-нож Nesmuk Mecca M0. Ром Bacardi UR-1 с выдержкой больше полусотни лет. Лимитированную пьезозажигалку Valentina D3E от самого известного шеф-повара Тосама — Трувера Вюрвигэла. Восьмилитровый контейнер Glasslock R100-7 из закалённого, термостойкого и ударопрочного стекла. Эти предметы ассоциируются у тебя с тем днем, когда жизнь твоя пошла под откос. Ты оставляешь их в качестве напоминания о том, что если ты уверена в завтрашнем дне, это совсем не значит, что он наступит. Ударившись об стол, проектор Химеры выходит из спящего режима, и перед твоими глазами разворачивается полупрозрачная неоновая реклама. На ней значится «Клуб любителей отбивных приглашает всех желающих понаблюдать за процессом отбивания воочию!» — Что это? — хмуришься ты, давясь куриной грудкой. Ты уже и не помнишь, что такое отбивные. — Кулинарное шоу? — тусклые отголоски прошлого. — Ха! — смеётся Химера. — Приглашение на бои без правил, детка! — ликует она. — Посмотри, что написано внизу. — «Вонючее козлиное мясо против старой тощей суки! Что лучше?» — читаешь ты вслух. «Что», а не «кто». Потому что для зрителей вы не люди.  — Старая тощая сука? — ты годовой давности если не расплакалась, то, как минимум, расстроилась бы. Но сейчас ты лишь приподнимаешь левую бровь, выказывая легкое удивление. — При заполнении заявки необходимо указывать возраст бойца и его параметры. То, что они считают тебя старой, даже хорошо. Пусть противник и зрители недооценивают тебя. Тем проще будет их удивить. Покажи им, как ты хороша, — кладет Химера руку тебе на плечо. — Когда мы только начинали, я не была уверена в успехе. Но теперь могу со всей ответственностью заявить, что ты прирождённый боец. Толпа ревет. В полуподвальном плохо проветриваемом помещении душно и жарко. А завеса из сигаретного и кальянного дыма настолько плотная, что стоя у одной стены большого помещения за молочной дымкой невозможно разглядеть людей, разместившихся на противоположной стороне. Но никто не жалуется. Никто не обращает на это внимание. В самом центре зала ринг, окружённый со всех сторон сеткой Рабица, которая сверху «украшена» колючей проволокой. Прямо перед сеткой выставлены грязные скамейки, на которых сидят люди, абсолютно не вписывающиеся в общий антураж маргинальной разрухи. Женщины в натуральных мехах и с брильянтовыми колье на шеях, мужчины в пошитых на заказ костюмах и с золотыми перстнями на пальцах. Лоск общества. Грязь общества. И среди этих холеных лиц ты безошибочно узнаешь своих бывших подруг и приятелей, людей, которые приходили к тебе на званые ужины, играли с твоим бывшим мужем в теннис и являли собой, как тебе тогда казалось, живое воплощение истинной добродетели и филантропии. Вот блондинка с идеальной укладкой, что два года назад впихивала тебе в руки рекламу нового благотворительного фонда «Спасем наше будущее». Деньги должны были пойти в малоимущие многодетные семьи для обеспечения детей хорошим образованием и всем необходимым для жизни. Эта же блондинка пожирает взглядом нескольких подростков, которые сегодня выйдут на ринг и, возможно, погибнут на нем. Мужчина в пиджаке из золотой нити — политик, агитировавший голосовать за него. Он обещал, что покончит с теневой частью Тосама, как только попадет в мировое правительство. Жизнь положит, но своего добьется! В мировое правительство попал, но с теневой частью города не покончил, а стал ее частью. И теперь с азартом делает ставки на будущих бойцов. Ты проходишь мимо взбудораженных знакомых, и никто из них не обращает на тебя внимание. А если бы и обратили, ни за что бы не узнали. От тебя прошлой не осталось ничего, кроме всеобъемлющей любви к дочери, которую ты потеряла. — Будешь участвовать в открытии. Они любят начинать шоу со столкновения новичков. Обожают смотреть, как те неуклюже пытаются размазать друг друга по рингу, — объясняет Химера. Лишь скептически хмыкаешь в ответ. Ты оцениваешь свои силы трезво и понимаешь, что опыта у тебя маловато, зато ярости хватит с лихвой далеко не на один бой. — Если я и проиграю, то лишь после того, как покалечу противника, — предупреждаешь Химеру. Ты едва дрожишь от нетерпения. То сжимаешь пальцы, то разжимаешь, пытаясь вернуть себе самообладание и не дать азарту вскружить тебе голову. Химера, будучи зависимой от азартных игр, является ярким примером того, что происходит, если вовремя не остановиться. Пусть и платишь ты ей круглые суммы каждую неделю, твой тренер всегда остается в долгах и множит их с ужасающей скоростью. — Другого я от тебя и не ожидала, — смеётся женщина, удовлетворенная твоим ответом. — Вздрючь его так, чтобы затем об этом говорили еще неделю. Я на тебя поставила половину своей зарплаты! Какое доверие. Свет в зале потухает. Ослепительные лучи света софитов направлены на ринг. В его центр выбегает ведущий в нелепом костюме в черно-белую клетку и выдает громкую, харизматичную тираду о том, что каждый в этом зале особенный, потому и развлечения для него приготовили не тривиальные, затем шлифует сказанное утверждением, будто все люди глубоко в душе дикие животные, а затем объявляет первых бойцов: — Вонючее козлиное мясо и старая тощая сука! — кричит он в микрофон и указывает рукой в твою сторону. Толпа взрывается ликованием. Сотни глаз устремлены на тебя. — Так это теперь мой законный псевдоним? — невесело усмехаешься ты. — Псевдоним? Нет, — равнодушно отмахивается Химера. — В этом месте боец не имеет права выбирать себе имя. Его нужно заслужить. Только толпа решает, как ей тебя называть. А ее решение зависит исключительно от тебя, точнее от того, как ты проведешь этот бой. Новичков всегда оскорбляют. Они пытаются выбить тебя из колеи, чтобы бой вышел нелепым. Но не поддавайся на провокации. Ты и не поддаешься. Голый интерес. Ты думала, что в момент, когда ступишь на ринг, твои нервы натянутся, будто струны, дыхание участится, а ладони начнут потеть и чесаться. Раньше ты всегда так себя чувствовала при необходимости выступить даже перед небольшой аудиторией. Но лишь ты оказываешься в клетке из сетки Рабица, и ощущаешь удивительное спокойствие. Будто ты впервые за свою жизнь наконец-то оказалась на своем месте. Под вопли толпы, скандирующей: «Ста-Ра-Я Су-Ка! Ста-Ра-Я Су-Ка!» с интересом разглядываешь зашедшего за тобой противника. Мужчина выше тебя почти на голову. Судя по слегка растерянному взгляду, он, будучи таким же новичком, как и ты, нервничает сильнее. Но увидев тебя, противник явно вздыхает с облегчением. Когда толпа переключается на скандирование его дурацкой клички, он даже позволяет себе порисоваться перед зрителями, начиная победно кричать в ответ. Он уверен, что сегодня удача на его стороне. Ведущий уходит. Твой противник все ещё кричит вместе с толпой. — Первое важное правило в бою без правил, — наставляет тебя Химера за пару недель до происходящего. — Как только ведущий выходит за пределы ринга, бой начался. Благородство в этом месте равносильно смерти. Ты меня поняла? Поняла. Потому, лишь клетка запирается, ты с разворота ударяешь беспечного противника в спину. Мужчина падает на сетку и взбешенно кричит. — Шлюха! Ты его не слышишь. Принимаешь боевую стойку и ждёшь нападения. — Правило второе — следи не только за движениями противника, но и за его реакциями. Психологический анализ зачастую куда важнее физического, — продолжает наставлять Химера. Он вспыльчив. И самоуверен. Даже получив удар, он все ещё не считает тебя опасной. Удар в спину, по его мнению, проявление слабости и страха с твоей стороны. Якобы только исподтишка ты его достать и можешь. Не удивительно, что он выбирает лобовую атаку. Бежит на тебя, собираясь задавить массой и физической силой. Ты должна быть к этому готова, но всего на мгновение замираешь. Мешкаешь. И тут же расплачиваешься за это. Противник хватает тебя за шею обеими руками и поднимает над полом. Толпа возбужденно вопит. Им это по нраву. — Третье правило самое важное, — говорит Химера, вертя в руках покерную фишку. — В самой драке правил нет. Бей в пах. Бей в солнечное сплетение. Бей по глазам. Не стесняйся, дерись в свое удовольствие. Чем омерзительнее будет бой и чем больше крови прольет твой противник, тем быстрее тебя полюбит толпа. Противник жутко силен. От недостатка воздуха мутнеет в глазах. Давление на шею кажется ужасающим. Ты медленно поднимаешь руку к лицу противника, а он даже не обращает на это внимание. Конечно, ведь для удара нужен размах, а ты касаешься его щеки. Что ты можешь ему сделать? Жуткий рев сотрясает ринг, когда ты резко давишь на глаз мужчины. Чувствуешь его мягкость и податливость. Чувствуешь, как глазное яблоко лопается под подушечкой твоего пальца. Давление на шею исчезает. Ты падаешь на пол и за собой вытягиваешь повреждённый глаз из глазницы. Он повисает на нерве, походя на глупый муляж из третьесортного ужастика. Мужчина продолжает вопить. Он дезориентирован. В панике. И ты, конечно же, этим пользуешься. Откашлявшись и набрав в легкие побольше воздуха, поднимаешься с пола, не намеренная и дальше давать противнику фору. Первый удар ноги прямо в челюсть. Он мужчину не сваливает, но одаривает сотрясением мозга. Второй — в грудь. А затем ты подсекаешь бедолагу, ударяя его по ногам. «Вонючее козлиное мясо» падает на ринг. Он ещё в сознании, но… Плачет. И толпа кричит РАЗ! — Я всего лишь хотел подзаработать немного денег. Мне очень нужны деньги, — плачет он. — Моя мать умирает. Мне очень нужны деньги. Толпа кричит ДВА! — Я ведь хороший парень. Я всю жизнь честно работал. Но мама заболела. Толпа кричит ТРИ! И ты бьешь мужчину по голове ногой. Не потому что зла на него. И для победы вполне достаточно предыдущих ударов. Но тебе надо понравиться животным, сидящим по ту сторону сетки Рабица. Нужно заставить их заметить тебя. Полюбить тебя. Захотеть тебя. Каждый второй на этом ринге «хороший парень» или «хорошая девушка», и что с того? Твоя дочь тоже была хорошей. И где она теперь? В морге. Противник теряет сознание. Даже за проигранный бой он получит деньги. Не так много, как за победу. И вряд ли его заработок стоит потерянного глаза. Но это ведь лучше, чем смерть? Толпа довольна. Крови достаточно. А жив участник или нет, проверять никто не станет. Не в бою для разогрева. В данном случае главное нарисовать перед зрителями красивую кровавую картинку. На ринг выскакивает ведущий. — И наш победитель, — кричит он в микрофон, хватая тебя за правую руку и поднимая ее вверх, — кто? — Дикая, — раздается шепот. — Точно! Дикая! — восклицает кто-то громче. И толпа подхватывает новое имя. — Ди-Ка-Я! Ди-Ка-Я! Ди-ка-Я! — нарекают тебя. — Вышло отлично! — хвалит тебя Химера этим же вечером, пересчитывая мятые купюры, которые выиграла, поставив на тебя. Твой заработок так же уходит в ее карман, потому как тебе он не нужен. — Теперь главное не опускать планку, а лишь поднимать ее, — говорит Химера. — Не позволяй себе терять бдительность из-за одной победы. Многие новички, победив однажды, затем терпят поражение за поражением. Ты лишь киваешь, ни на секунду не забывая о первостепенной цели. Ты найдешь виновницу смерти дочери, заставишь ее признаться в своих прегрешениях и отдашь под суд. В этом обещал помочь Баттэн. Остальным полицейским ты не доверяешь. Следующий бой назначают уже через пару дней. Выигрываешь. А за ним ещё один. Выигрываешь. Потом ещё и ещё. Выигрываешь раз за разом. Ты быстро продвигаешься по «карьерной» лестнице бойца без правил. Тебе начинают поступать предложения на частные вечеринки: туда, где бой может закончиться исключительно смертью одного из бойцов. Рядом с тобой начинают мельтешить молоденькие богатенькие детишки, возомнившие себя взрослыми. Они готовы «пожертвовать» солидную сумму для того, чтобы остаться с тобой наедине. Кто-то хочет просто секса, но в основном потребности их куда «экстравагантнее». — Хочу, чтобы ты на меня наступила, — вьётся вокруг тебя один из них. На вид не больше двадцати. Не парень, а куколка. Идеальная кожа. Дорогой пиджак. Лучшие гаджеты. Манеры аристократа и желания конченого извращенца. — Хочу, чтобы ты меня изнасиловала, — шепчет он, ерзая на той самой грязной лавочке, порываясь усесться тебе на колени. — Я подумаю, — сдержанно улыбаешься ты. Прямой отказ здесь воспринимают враждебно, так что над любым предложением ты усиленно «думаешь». Мальчишка, по твоим меркам совсем ещё ребенок, вздрагивает и начинает дышать тяжелее. Для него «Я подумаю» звучит как согласие. Просто произойдет желаемое чуть позже, и он этого будет ждать, как манны небесной. А тренировки продолжаются. Четыре утра. Пробежка. Разминка. Завтрак. Разминка. Оттачивание навыков. Обед. Оттачивание навыков. Силовые. Ужин. Разминка. Силовые. Пробежка. Сон. Каждый день. Каждый божий день. Каждый чертов день. Пока усилия твои, наконец, не дают ощутимые плоды. — У нас в эту пятницу вечеринка, — Памела, которая не пропускает ни один из последних твоих боев, протягивает тебе визитку. — Не подумай, без драк. Уверена, они тебе осточертели, — мурчит она, накручивая на палец дреды. — Просто развеешься. А я позабочусь о том, чтобы исполнили любое твое желание, — подмигивает она. — Как тебе мое предложение? И вместо привычно равнодушного «я подумаю» ты забираешь протянутую тебе голографическую визитку и вертишь ее в руках. — Я приду. Этим же вечером ты звонишь Баттэну. Тебе не терпится поделиться с ним своей маленькой победой. Вы встречаетесь с ним примерно раз в месяц, чтобы поделиться новой информацией, и созваниваетесь раз в две недели. Но сегодня он тебя осекает. Голос детектива приглушенный и тревожный. Он шепчет, что его могут прослушивать и обещает приехать ближе к ночи, если оторвется от хвоста. На пороге твоей новой пошарпанной квартиры мужчина появляется с первыми лучами восходящего солнца. — Тело Кассандры вам так и не отдали? — спрашивает он. Выглядит детектив бледным и осунувшимся. Даже хуже обычного. — Нет. Я отправляю по несколько запросов в неделю, но на каждый получаю отрицательный ответ и очередную идиотскую отговорку, — отвечаешь ты мрачно. Сперва ты посадишь Памелу за решетку, а сразу после ворвешься в морг и, если потребуется, заберешь тело дочери силой. Ты бы сделала это намного раньше, но не хочешь светиться своим «преображением». Узнай Памела кто ты такая, и все твои усилия пойдут прахом. — А как обстоят дела в полицейском участке? — спрашиваешь ты, стараясь не задавать другой, вертящийся на языке вопрос в лоб. — Плохо, — бросает Томас. От него разит перегаром и сигаретами. Под глазами тени от недосыпа. Щеки впалые от недоедания. Запястья расчесаны в кровь. Ногти обгрызены до мяса. — Кажется, меня скоро «уберут», — говорит он с деланным спокойствием. — В нашем участке я, видимо, единственный детектив, не продавшийся ни одной из банд Тосама. Мое начальство не в восторге от моей активности по паре дел, в том числе и по делу вашей дочери. — Уберут, в смысле, уволят? — И зачем только ты задаешь глупые вопросы? Прекрасно же понимаешь, о чем говорит детектив. — Уберут значит убьют, — вздыхает Баттэн с таким видом, будто уже давно смирился со своей смертью. — Но я готов к отпору, — не слишком убедительно уверяет он. — Посадим Уотсон, и залягу на дно, — делится он с тобой планами. — Говоришь, встреча в эту пятницу? — Да. — Свяжусь с другом из департамента. Ему можно доверять. — Уверен? — На девяносто девять процентов, — заверяет тебя детектив. — Один процент иногда перевешивает девяносто девять, — напоминаешь ты. — Обоснованные риски, — парирует Баттэн. — Допрашивать Памелу будем в его участке. На мой — надежды нет. Договариваетесь с детективом встретиться накануне твоей поездки к Памеле. Он обещает раздобыть чертежи клуба, чтобы вы проработали все пути отхода в случае, если что-то пойдет не так. Но Баттэн в назначенное время к тебе не приходит и не отвечает на твои звонки, а текстовые сообщения отправлять ты ему не рискуешь на случай, если его гаджеты действительно прослушивают и просматривают. Решаешь наведаться к нему домой. Вы уже пару раз встречались в его квартире. Подходишь к невзрачному дому на окраине Тосама, мало чем отличающемуся от того, в котором живешь сама. Темный, разрисованный граффити подъезд. Лифт не работает уже пару лет. Потрескавшаяся лестница украшена мятыми банками из-под алкоголя, пустыми шприцами и застарелыми пятнами крови. Поднимаешься на несколько пролетов и впериваешь взгляд в знакомую дверь. Между нею и косяком небольшая щель. Замок выломан. Толкаешь дверь вовнутрь и вглядываешься во мрак коридора. Даже плохое освещение не мешает тебе разглядеть повешенное на люстре тело, мерно раскачивающееся в петле над грудой распечаток. Один процент иногда перевешивает девяносто девять. Ты прошлая не выдержала бы этого зрелища, закричала бы от ужаса и расплакалась. Ты нынешняя проходишь в квартиру и разглядываешь ворох распечаток под ногами повешенного. Это статьи десятилетней давности, посвященные найденному трупу шестнадцатилетней девочки. Заголовок гласит: «Дочь детектива полиции оказалась проституткой». На фото не видно лица. Только запястье с клеймом Амуров. Вот почему Баттэн не отворачивался от тебя. Вот почему помогал до самого конца. Он жаждал своей справедливости. В комнате ещё можно уловить запах сигарет. Детектива несомненно признают самоубийцей. Посчитают, что он начитался старых статей и не вынес горя. Выбитая дверь? Этого даже не заметят. Мало ли когда ее могли выбить, верно? Район-то неспокойный. Однозначно самоубийство. Неоспоримо. Дело закрыто. — Покойся с миром, мой друг, — говоришь ты, зная, что он не услышит. Но это единственное, что ты сейчас можешь для него сделать. Скорбь по Кассандре пропитала тебя насквозь, и для скорби по другому человеку места в тебе не осталось. Но кажется, будто со смертью Баттэна в тебе умирают последние отголоски тебя прошлой. Той самой счастливой пухленькой женщины, что хлопотала на кухне, наряжалась в пышные юбки и просила мужа отвечать на звонки. Томас последний из живых людей, кто помнил тебя слабой, растерянной и беспомощной. Единственный знал, в каком ты была состоянии до того, как впервые пришла в «Голденфайт». И единственный, кто взывал к остаткам твоей человечности. Но его больше нет. Что же делать дальше? Ответ, возникающий в голове, предельно прост. Ответ, о котором ты прошлая никогда бы не помыслила. Ты даже ненароком представляешь, как встречаешься с версией себя полуторагодовой давности. С той женщиной, что плакала в темном переулке неподалеку от клуба, в который ее не пустили. С той, что не верила в возможность поменяться в тридцать девять лет. Интересно, что бы она сказала, узнай, каким чудовищем станет к сорок первому году жизни. — Мама, это не выход, — Кассандре не нравятся твои мысли. — Если ты это сделаешь, чем ты будешь лучше них? — пытается она воззвать к твоему разуму. — А кто сказал, что я хочу быть лучше? Ты уже собираешься уходить, когда замечаешь на письменном столе детектива полуразвёрнутые чертежи. Расправляешь шуршащую бумагу. В левом нижнем углу значится имя чертежника «Селена». Ты о ней уже слышала. Юное дарование Алмазов, которое способно на невозможное: с точностью до миллиметра нарисовать внутреннее устройство здания, побывав там единожды. Невероятное чутье, когда дело касается внутренностей здания. Практически паранормальное. Сворачиваешь чертежи и прячешь их в лежащий рядом тубус. Их оставили, потому что не придали значение бумажной документации, это ведь прошлый век, значит бесполезный хлам. Они не знали, что Томас предпочитал хранить информацию по старинке в рукописном виде и окружающих просил предоставлять ему нужные данные в том же формате и не сметь их оцифровывать. Страшно подумать, какую сумму у детектива запросила Селена за то, чтобы сделать эти чертежи от руки. На следующий вечер ты подходишь к уже знакомому клубу. Перед входом толпится молодежь. Одежда из светоотражающей ткани блестит стразами, бусинами, блестками. Головные уборы и подошвы обуви украшены светодиодами. Браслеты, кольца, колье и пояса — сплошной неон. А обнаженные части тела разукрашены люминесцентной краской. Нет на тебе, как в прошлый раз, ни дорогого платья, ни каблуков. Ни брендовой сумочки, ни походки от бедра. Ни макияжа, на который потрачено три часа, ни прически, на которую потрачено пять. Футболка в облипку поверх обнаженной груди. Комбинезон. Собранные в хвост каштановые волосы. Шрамы на руках, ключицах, шее — подарки от противников. Ты приближаешься, и охранник, что ещё полтора года назад назвал тебя старой жирной сукой, молча отходит в сторону и жестом приглашает тебя внутрь. Когда ты проходишь мимо, он пытается понюхать твои волосы, а когда ему это не удается, поспешно впихивает тебе в руки свою визитку. «Позвони мне», — произносит он одними губами, подносит руку к уху и оттопыривает мизинец и большой палец, изображая телефонную трубку. Даже забавно. Самих трубок нет в помине, а жест все еще существует. В ответ на сомнительное предложение ты лишь окидываешь молодого мужчину хмурым взглядом. Рвешь визитку у него на глазах, бросаешь клочки себе под ноги и наступаешь на них. Больше никаких «я подумаю». Вечер в разгаре. Ты знаешь, что рано или поздно Памела к тебе подойдёт. Главное подождать еще самую малость. Проявишь нетерпение и можешь сдать себя с потрохами. Не хотелось бы опростоволоситься на финишной прямой. Через час, как ты и думала, Памела подсаживается к тебе и завязывает разговор. Она спрашивает про бои. Про ощущения, которые ты испытываешь, когда кому-то ломаешь кости. Про чувства, когда видишь, как потухают глаза жертвы. Расписываешь все подробно, опуская тот факт, что на твоем счету ни одного убийства. Парочку бедолаг отправила в кому, но они уже пришли в себя. Многих покалечила на всю жизнь. Но эта жизнь все ещё может оказаться длинной, если они начнут думать головой, а не задницей. — Есть во всем этом нечто… Сексуальное, — мурчит Памела, поглаживая твое колено. — Вообще я предпочитаю мужчин. И моложе. Но слишком уж ты хороша. Правильно. Любые вкусы и предпочтения человека можно сломать, если бить по его главному увлечению. — Тогда, полагаю, нам стоит найти место с более интимной обстановкой? — спрашиваешь ты, сдержанно улыбаясь. Ты знаешь, куда она тебя поведет. В VIP-комнату на последнем этаже с террасой на крыше. Ты узнала это благодаря чертежам. Благодаря им же пробралась в эту комнату ранним утром и оставила там «осколки» прошлого, которыми собираешься вершить настоящее. Вы поднимаетесь по витиеватой железной лестнице. Памела льнет к тебе не хуже голодной кошки. Готовится к бурной ночи. О да. Эту ночь ты сделаешь для нее незабываемой. — Мама, не надо! — кричит Кассандра, пытаясь тебя остановить. — Пожалуйста! Не делай этого! — она дергает тебя за руку. — Если ты пойдешь на это, я больше не приду! — грозится она. — Ты и так не приходишь, — беззвучно шевелишь губами. — Ты лишь мерещишься мне, и я прекрасно это осознаю. Эксклюзивный поварской кухонный шеф-нож Nesmuk Mecca M0. Отлично режет мясо, даже если оно человеческое. Без проблем справляется с костями и сухожилиями. Ром Bacardi UR-1 с выдержкой больше полусотни лет. Рассчитываешь на то, что он станет достойной заменой спиртового раствора. Лимитированная пьезозажигалка Valentina D3E от самого известного шеф-повара Тосама — Трувера Вюрвигэла. Великолепно прижигает плоть. Восьмилитровый контейнер Glasslock R0-7 из закалённого, термостойкого и ударопрочного стекла. Идеально подходит для хранения человеческой головы. Когда ты выходишь из комнаты на террасу и спускаешься вниз по водосточной трубе наперевес со свежезаспиртованной головой, горизонт уже окрашивает алый рассвет. Кто сказал, что месть бессмысленна? Да, легче от нее не становится, но определенный уровень удовлетворения ты получаешь. Не заходя домой сразу идёшь в морг. Патологоанатом в засаленном, давно потерявшем белизну халате смотрит на тебя, а затем переводит взгляд на контейнер с человеческой головой, который ты ставишь на стойку перед ним. — Чем… чем я могу вам помочь? — интересуется он еле слышно. — Мне нужно тело Кассандры Крэйн, — выдыхаешь ты. Работник начинает лихорадочно клацать по старой клавиатуре, затем поднимает на тебя испуганный взгляд и тихо лепечет: — Боюсь, вы опоздали. — В каком это смысле? — рычишь ты, хмурясь. Мужчина дрожит как осиновый лист. — За телом никто не приходил два года, — произносит он, заикаясь. — Потому его по законодательству Тосама сожгли в крематории. Тебе бы выйти из себя. Начать кричать, что ты кидаешь запросы на забор тела каждые две недели. И что все эти два года тебя посылают нахер. Но ты знаешь, яркие эмоции ситуации не помогут. — Где прах? — спрашиваешь ты сухо. — В братской урне, — отвечает работник. — Братской? — ты держишься. Терпишь. Сжав зубы, продолжаешь вытягивать информацию крупица за крупицей. — Ну да, в братской. Ее ведь сожгли с другими телами, за которыми не пришли или родственники которых не были найдены. Читай: бездомные бродяги и наркоманы. Читай: забытые богом проститутки и преступники. Читай: тела, которые так и не смогли опознать, так как им отрубили головы и отрезали запястья. И со всеми этими людьми твоя дочка. Кассандра. Но надо держать себя в руках. Оставаться спокойной. — Богатенькая сучка сгорела дотла в компании пары десятков немытых уродцев! Ха! — раздается из контейнера. Обезображенная голова Памелы смеется в голос. Кажется, теперь твоим собеседником станет она. Кассандра больше не придет, потому что ничего общего с ней у вас не осталось. То ли дело Памела. Теперь ты чудовище под стать ей. — Лучше бы тебе заткнуться, — цедишь ты сквозь зубы. И патологоанатом, приняв это на свой счет, замолкает. Но это не спасает его от твоего холодного, расчетливого гнева. Не выходя за рамки эмоционального приличия, ты спокойно бьешь мужчину по зубам. Ты знаешь, он лишь пешка. Исполнитель. Ответственность лежит не на нем. Но он виноват. Все виноваты. И ты бьешь его, упавшего навзничь, ногой по голове. Удар за ударом. Он что-то кричит. Молит о пощаде. Предлагает деньги. Что-то упоминает про свою жену и ребенка. Да кому какое дело, парень? На пол брызгает кровь. По кафелю скользит выбитый зуб. Ты садишься на бьющегося в конвульсиях мужчину верхом и колотишь его по лицу кулаками до тех пор, пока от тупоголовой башки тупоголового работника морга не остаётся сплошное месиво. Каша из крови, раздробленных костей, полопавшихся глаз и рыхлых мозгов. Спокойно прячешь труп в свободной морозильной ячейке. Спокойно выходишь из морга в обнимку с контейнером, не пытаясь замести за собой следы. Тебя не станут искать. Всем в этом городе насрать на этого парня. Так же, как им было насрать на Кассандру. Возвращаешься домой. Ставишь контейнер с головой на стол и всматриваешься в искаженное от боли лицо Памелы. — Довольна? — ухмыляется голова. — Ты добилась желаемого. И что дальше? Хороший вопрос. Ответа на него ты не знаешь. Ты больше года думала лишь о мести и теперь без понятия, что делать после того, как она исполнена. Смысл жизни потерян. — Новый бой через час, — сообщает Химера на следующий день, даже не подозревая, что необходимость драться у тебя резко отпала. С другой стороны… кроме этого у тебя ничего не осталось. — Тебя хотят поставить в пару с перспективным молокососом, — предупреждает она, нервно ходя из стороны в сторону. У нее подбит глаз. По левому боку расплывается огромный синяк. — У меня будет к тебе просьба, — говорит она с надрывом. Видимо, ситуация с долгами усугубилась. — Какая? — меланхолично интересуешься ты, бинтуя кулаки. — Упади. — Прошу прощения? — поднимаешь ты на тренера глаза, думая, что ослышалась. — Упади, — повторяет Химера. — Проиграй ему. Ставки один к ста. Я задолжала серьезным людям большую сумму денег. Но договорилась, что ты сегодня упадешь. Они на этом поднимут тьму бабла, и мы будем в расчете. — Почему ты не попросила денег у меня? — хмуришься ты. — Не знаю. Запаниковала. Но обещание есть обещание. Отдам я деньги или нет, это уже не важно. Ты должна упасть, — объясняет Химера. — И кто мой противник? — в конце концов, тебе плевать. Можно и упасть. Правда, если организаторы боёв об этом прознают, вам обеим не поздоровится. Впрочем… Разве теперь это имеет хоть какое-то значение? — Какой-то сопливый подросток, — отмахивается женщина. — Детишек редко допускают до боев с противниками высшей лиги вроде тебя. Боятся потерять будущие драгоценные самородки, в которые они могут вырасти. Но этот конкретный случай — исключение из правил. Либо он силен, либо, что куда правдоподобнее, просто кому-то не дал и от него решили избавиться твоими руками. Обычное дело, — вздыхает Химера. — Но какова бы ни была причина его наличия на ринге, ты должна упасть. Толпа гудит. Сетка Рабица ходит ходуном. Зрители ждут, когда ты размажешь по полу мальчишку, который по слухам ровесник твоей дочери. Ты бросаешь взгляд на заходящего вслед за тобой противника и инстинктивно напрягаешься. «Сопливый подросток» не тянет на сопливого. Да, черты лица еще хранят в себе налет детства, вот только взгляд у него бешеной зверюги, в которую лучше бы сперва пару раз выстрелить, а затем только пытаться строить конструктивный диалог. К тому же ринг научил тебя одному простому правилу: далеко не всегда исход боя решает физическая сила. Не всегда интеллект. Не всегда возраст или пол. На ринге люди меряются не навыками, а количеством дерьма, которое смогли пережить. И судя по этому парнишке, за своё недолгое существование он успел пару раз прихлебнуть из выгребной ямы под названием «жизнь». Ты никак не можешь сосредоточиться на бое. Все думаешь об этом взгляде и гадаешь, что мог пережить его обладатель. На автомате уклоняешься от ударов и производишь свои. Техника у парнишки хорошая, но топорная. Видно, что он где-то обучался драться. Но драться по правилам. А на этом ринге их нет, и он иногда явно об этом забывает, тем самым упуская хорошие моменты. Зато он быстрый. Ориентируется мгновенно. И что самое интересное, учится в процессе боя. Лишь ты демонстрируешь один из коронных приемов, а через пару минут он нагло повторяет твои движения так, будто оттачивал их несколько месяцев. Ваш бой не похож на драку в грязном душном помещении. Скорее, напоминает противостояние двух мастеров на спортивных соревнованиях. Ты так увлекаешься, что совсем забываешь о том, что обещала упасть. Благо, этого и не требуется. В какой-то момент один молниеносный удар в скулу валит тебя на пол. Последнее, что ты помнишь об этом бое — рев толпы, слепящий свет софитов, и противника, нависшего над тобой. — Это был хороший бой, — произносит он. — Спасибо. Приходишь в себя ты в своеобразном лазарете. Подпольный врач вручает тебе горсть сомнительных таблеток и стакан с грязной водой, а затем уходит. Спасибо и на этом. В комнату врывается Химера и заключает тебя в крепкие объятья. — Спасибо, детка! — благодарит она. — Ты так хорошо дралась, что на мгновение я испугалась, что ты забыла о нашем уговоре! Так и есть. Забыла. — Это в первый и последний раз, — предупреждаешь ты. — И вообще, тебе давно пора завязывать с азартными играми. — Так я и завязываю! — кивает женщина. — Уже записалась к анонимным, — заверяет она, улыбаясь. Сейчас ей кажется, что все отлично. Она даже не подозревает, что через полгода разгневанный брокер отправит к ней трёх амбалов, которые в процессе выбивания из Химеры очередного долга перестараются. И убьют ее. Но то будет через полгода. А сейчас она уверена, что жизнь, наконец, налаживается. Химера упархивает обратно к рингу. Кажется, она сделала еще пару ставок. Вот тебе и «завязала». Ты же спускаешься вниз и какое-то время стоишь под дырявым козырьком, взирая на льющий стеной типичный для Тосама ядовитый ливень. — Лучше бы тебе сюда больше не приходить, — раздается спокойный голос сбоку. В тени рядом с мусорными баками курит твой молодой противник. — Это угроза? — почему-то смеешься ты. — Предупреждение, — поправляет он. — Амуры подозревают, что Памелу убил кто-то с боёв. Вопрос времени, когда они узнают, что это ты. Они это так не оставят. Тебе следует залечь на дно. Тебе хочется спросить, откуда он сам знает, что виновница именно ты. Но есть ли в этом смысл? — Хорошо. Спасибо, — единственное, что ты говоришь, после чего накидываешь на голову капюшон куртки и шагаешь в ливень. — Постой, — окликает тебя парень, останавливая. — Ещё кое-что, — произносит он, выходя из тени. — Я знаю, почему ты это сделала. Группировки Тосама подмяли под себя полицию и творят все, что им вздумается. Этого нельзя так оставлять, — уверенно говорит он. — И? — Я хочу все изменить. — Удачи, — бросаешь ты и производишь вторую попытку уйти, но парень не отстает. — Я давно за тобой наблюдаю и хочу, чтобы ты стала одним из тех людей, которые мне в этом помогут, — заявляет он, вызывая у тебя приступ смеха. — Выходит, собираешь свою группировку? — шутишь ты. — Клин клином, — абсолютно серьезен парень. — И сколько же, позволь узнать, у тебя соратников на данный момент? — уточняешь ты, даже не пытаясь скрыть сарказма. — Один, — отвечает парень спокойно и без смущения. Боги, как же нелепо все это звучит? На что он рассчитывает? — Весомо. — Все начинается с малого. Я не прошу давать ответ прямо сейчас. Свяжись со мной, когда посчитаешь нужным, — говорит он и протягивает тебе голографическую визитку. Ты засовываешь ее в карман и спешишь домой. Если парень сказал правду, тебе действительно следует уезжать. Сегодня же. С собой в новую жизнь ты берешь всего несколько вещей: шеф-нож, початую бутылку рома, пьезозажигалку, восьмилитровый контейнер с головой Памелы, фото дочери и… визитку. Визитку, которую ты будешь рассматривать не один месяц. Смеяться над ней, искать тысячи причин, по которым идея присоединиться к группировке детишек кажется идиотской. Но она не будет давать тебе покоя. Во всем виноват этот парень. Самоуверенный мальчишка. Такой же самоуверенный, какой была Кассандра, решившая, что ей в ее шестнадцать лет по плечу разоблачить группировку, ответственную за детскую проституцию. И если бы тогда дочка добилась своего, кто знает, быть может, ее следующим шагом стало бы создание группировки? Клин клином, так он сказал? Кассандра не смогла добиться желаемого, но почему ты считаешь, что не сможет и он? На размышления уходит много времени. Несколько лет пролетают, будто их и не было. Тосам начинает дрожать от шепотков по поводу новой группировки. Теневой. Относится ли она к тому парню? Или принадлежит кому-то еще? Жив ли вообще этот самоуверенный ребенок? Или погиб через неделю на проплаченном бою? Получить ответ не так уж и сложно. Визитка все ещё у тебя. На ней есть виртуальная ссылка, пройдя по которой ты попадешь в виртуальную комнату и сможешь поговорить с ее обладателем, если он еще жив. И имя. Зуо Шаркис.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.