Семь небес Рая

Вопреки всеобщему убеждению в том, что все члены Тени — исключительно поломанное жизнью отребье общества — Аки себя таковым не считал. Но и громогласно утверждать обратное не торопился. Слишком большая ответственность. За здравомыслие в нынешние времена можно было заплатить даже большую цену, чем за безумие. Порой парень ловил на себе подозрительные взгляды членов Тени. Они чувствовали, что с ним что-то не так. Точнее, на его фоне они могли во всей красе разглядеть тот факт, что что-то не так с ними. А многим ли это нравилось? Конечно нет. Потому Аки старательно сторонился «коллег», соприкасаясь с ними только по действительно веским причинам (например, из-за шоколадного печенья). И всё же… Аки отличался от других людей, входивших в группировку, непрошибаемым здравомыслием. Ничто не смогло бы пошатнуть его стойкую психику. Причина его абсолютной нормальности, как казалось ему самому, крылась в отсутствии причин, по которым он бы мог слегка поехать крышей. Например, Аки не мог «похвастать» плохими родителями, потому что его мама и папа были и оставались по сей день замечательными людьми. Ни алкоголя или наркотиков, ни проблем с гневом, ни равнодушия. Они делали все для того, чтобы их сын ни в чем не нуждался, хотя Аки нуждался все равно, но причина тому — не родители. Не «похвалился» бы Аки и растлением, похищением, избиением и другими преступными действиями по отношению к себе сторонних лиц или банд, так как парень всегда был достаточно осмотрителен и не показывал носа дальше той территории, которую родители обозначили безопасной. Не получилось бы у Аки даже поделиться воспоминаниями о ненастных школьных буднях, потому что он всегда и со всеми находил общий язык и с виртуозностью фокусника избегал бессмысленных конфликтов. То есть, Аки являлся абсолютно нормальным человеком. Ни психических травм, ни тайных страхов, ни захороненных глубоко в подсознании скелетов в шкафу, ни подавляемой агрессии. Кристально чистый от ненужных страстей разум. Возникает вопрос, что же в таком случае в свои неполные двадцать Аки делал в Тени, группировке, которая на данный момент вела холодную войну чуть ли не с половиной Тосама? Это никак не вязалось с хваленым здравомыслием. Зато вязалось с положением дел, в которых парень оказался благодаря обстоятельствам, от него независящим. Аки являлся нормальным человеком, но это не значит, что у него не было проблем. Точнее проблема была только одна. Деньги. Он родился в небогатой семье. Даже нищей. Жил на окраине Тосама между бедным классом и трущобами. Родители вложились в ипотеку, чтобы купить миниатюрную квартиру с великолепным видом на обшарпанную стену соседнего дома. Сейчас, вспоминая те двадцать три квадрата жилплощади, Аки всегда улыбался. Любимый дом пусть и нищего, но все равно прекрасного детства. Плесневелый потолок. Перебои с водой и электричеством. И шумные соседи, любившие выяснять отношения исключительно ночью. Все это, всплывая в памяти, дарило странное, иррациональное тепло на душе. А затем произошла трагедия. Хлипкий дом, при постройке которого строители умудрились сэкономить на всех материалах, на которых только получилось, ожидаемо рухнул. От миниатюрной квартирки не осталось камня на камне, как и от хранившегося в ней имущества. Единственное, что оказалось неизменным — выплаты по ипотеке. Многие говорили, что Аки и его родителям здорово повезло, что их не было дома и никто не пострадал, ведь в тот день погибло около тысячи жителей. И парень с этим соглашался. Повезло, верно. Повезло, что отец с матерью впахивали на трех работах, а Аки до позднего вечера сидел в бесплатной продленке в школе. И все же общая картина вырисовывалась не слишком оптимистичной. Да, город заплатил их семье компенсацию, равную половине ипотечного платежа за один месяц. На этом помощь со стороны закончилась. Мама к тому времени оказалась беременна. Отец вкалывал, как проклятый. Мама вышла на подработку через две недели после родов. Аки пришлось бросить школу, потому что с маленькой сестрой сидеть было больше некому. Им не хватало на еду, о няне не приходилось даже мечтать. Когда же младшая отправилась в государственный детский сад, Аки, которому на тот момент уже стукнуло тринадцать, решил, что чем нагонять сверстников по школьной программе, куда разумнее взять подработку, чтобы помочь родителям. Мама его отговаривала. Плакала. Просила прощения за то, что его детство кончилось так рано. Уговаривала вернуться в школу. Уверяла, что они справятся. Даже хотела взять еще одну подработку. Аки стоял на своем. Он хотел работать. Он хотел денег. Вот только официально ребенка на работу никто бы не взял, а неофициальная деятельность не изобиловала законными профессиями. Проституцию и распространение наркотиков Аки отмел в первую очередь. Проработал пару недель курьером, пока его чуть не пристрелили за сомнительное содержимое одной из посылок. Пару месяцев вертелся в маленьком ресторанчике в роли посудомойки, а потом увидел, как шеф-повар у черного входа продавал подросткам булочки с кокаином, и решил уйти и из этого места. Аки всегда казалось, что в каком бы отчаянии он ни был, это ещё не означало, что он не может позволить себе выбирать. Он и выбирал, пока не забрел на Улицу Зелёного Смога. Услышал от одного из друзей по денежному несчастью, что есть место, где можно записаться в качестве подопытного. На людях проверяли все от «безопасной» косметики, от которой кожа покрывалась фурункулами, до питательных добавок, истощавших организм. За каждый эксперимент платили отдельно. Лёгкие деньги с непредсказуемыми последствиями. Надолго обычно в таких местах никто не задерживался. На момент, когда Аки, подписав соглашение, пришел в экспериментальный изолятор, среди многочисленных желающих нашлось всего три завсегдатая, и каждый выглядел так, будто стоял на волоске от смерти. Но волосок этот, судя по всему, был крепким, так как в подписанном соглашении указывалось, что если ты слишком истощен и во время эксперимента есть вероятность того, что твой организм не справится, тебя к нему не подпустят. То ли это правило обозначалось лишь на бумаге, то ли завсегдатаи были куда здоровее, чем казались. Аки плевал на последствия. Аки хотел денег, и он намеревался заработать их во что бы то ни стало. Без сомнений, абсолютно все препараты, предметы одежды, игрушки и украшения, выдаваемые подопытным, несли в себе опасность для здоровья человека. Эксперименты нацеливались не на то, чтобы оценить, вредны они или нет. Все и без проверок знали, что ничего полезного в представленных продуктах не найти. С помощью экспериментов лишь просчитывали уровень их вредности. Аки оказался не только нормальным и адекватным человеком, но и физически здоровым. Отсутствие аллергий, отличные физические данные и сильный иммунитет дали ему возможность долгое время участвовать в экспериментах, при этом отделываясь незначительными повреждениями. Но ничто не вечно. — Новое шоколадное печенье от Нью-Компани! — оповестила испытующих Сара — работник экспериментального изолятора, которая в любых обстоятельствах не теряла оптимизма. Даже если кто-то падал на пол и начинал пачкать его кровавой рвотой, она лишь удручённо качала головой и бежала помогать. Аки нравилась Сара. Она чем-то напоминала ему маму. Шоколадное печенье от Нью-Компани в составе своем имело сплошную химию. Но Аки съел его не задумываясь, потому что оно было далеко не первым в его жизни и, как ему тогда казалось, не последним. И за его употребление неплохо платили. Такие деньги стоили побочных эффектов. Но организм Аки посчитал иначе. Несколько лет постоянных истязаний и травли не могли не отразиться даже на юном здоровом теле. Острое отравление. Неожиданно сильная аллергическая реакция. Температура под сорок. И полная пропажа чувства вкуса. Вот чем закончился совершенно обычный, казавшийся неотличимым от остальных, экспериментальный день. Аки проторчал в больнице на Улице Зелёного Смога почти неделю, по окончании которой врач сообщил ему сразу две плохие новости и ни единой хорошей. Первая новость заключалась в том, что Аки больше не мог участвовать в экспериментах. Еще одного такого раза он мог не пережить, а экспериментаторам не хотелось заморачиваться с похоронами. Второй плохой новостью оказалось то, что парень потерял способность чувствовать все вкусы, кроме одного: шоколада. Остальная пища теперь ничем не отличалась от земли или пепла. К счастью для Аки, к тому времени, когда он потерял возможность зарабатывать деньги на экспериментах над своим телом, он уже познакомился с Джу. Их жизненные позиции оказались схожи с одним лишь нюансом: Аки ратовал за свою семью, а у Джу ее не было, потому она впрягалась сразу за все человечество. Благородные порывы побудили ее организовывать одиночные пикеты в защиту всего, начиная от растений и животных, заканчивая бомжами и… Людьми, которые продавались на эксперименты. Так они и познакомились: Аки выходил с очередной процедуры, когда Джу подлетела к нему и начала с жаром рассказывать, как ценна его жизнь и что ради денег убивать свое здоровье бесчеловечно по отношению к себе. Аки впервые повстречал незнакомого человека, который бы так искренне о нем беспокоился, потому не смог пройти мимо и проигнорировать слова девушки. Джу и до печенья Нью-Компани предлагала Аки поменять сферу деятельности. Звала помощником в свою школу самообороны для жертв насилия. Но деньги, которые она предлагала, не соизмерялись с суммами, которые парню платили за эксперименты. Когда же дорогу к легкому заработку перекрыли, Аки решил принять предложение подруги. Он подозревал, что и здесь таятся свои подводные камни, но и подумать не мог, какие именно. Джу, как оказалось, не просто учила людей самообороне. Ко всему прочему она ловко вытягивала из них информацию об их обидчиках, находила ушедших от правосудия преступников и… беспощадно карала. — Мое маленькое хобби! — посмеивалась над этим Джу, но взгляд ее при этом пустел, будто она тут же вспоминала нечто ужасающее. Аки никогда не спрашивал, зачем она это делает, но предполагал, что причина крылась в очевидном: Джульетта в свое время сама оказалась жертвой. Но она, в отличие от себе подобных, не старалась забыть произошедшее, а будто бы наоборот всеми силами пыталась сохранить это в памяти четко и ясно. Потому и носила на обоих запястьях браслеты наручников. Говорила, они ее мотивируют. Аки не хотелось думать о том, как старые наручники могут подталкивать к действиям. Еще меньше хотелось размышлять о том, как они поучаствовали в моменте, который изменил жизнь Джу. Хотя ответы были очевидны, Аки старательно обходил их стороной. Он не желал ворошить прошлое. Главное, что теперь Джу стала пугающе сильной девушкой. Доброй. Понимающей. Неравнодушной. И своих противников, которые зачастую оказывались выше ее на голову и сильнее втрое, она приковывала к кровати этими самыми наручниками у нее на запястьях. И то, что она делала потом, описать не повернулся бы язык. Ее поступки казались страшными, но в исковерканном представлении девушки — неоспоримо справедливыми. Аки и сам не заметил, как сперва начал посещать занятия Джу, а затем стал и постоянным участником ее маленькой игры в мстителей. Тогда Аки и открылась ужасающая правда: …Убивать человека даже в первый раз не очень страшно, если до этого ты выволок из-под него едва дышащего ребенка… …И чувство вины тебя не мучает, когда знаешь, сколько еще подобных моментов ты предотвратил парой ударов монтировкой по затылку… О Джу ходило много слухов: одни называли ее психованной шлюхой, другие — больной на голову защитницей всего живого. Аки не знал, о какой из сторон жизни Джульетты прознал Шаркис. Наверное, обо всех и сразу. Главное, что именно благодаря желанию Джу изменить окружающий ее мир в лучшую сторону и вместе с тем граничащей с безумием храбрости, она и привлекла внимание босса Тени. И когда он позвал ее в свои ряды, она согласилась без раздумий, но с одним условием: Аки должны были принять в Тень вместе с ней. Объяснила она это тем, что ее друг — истинный глас разума: — Абсолютно здоровая психика, адекватная оценка ситуации, объективные советы, — перечислила она тогда качества Аки, которые ему самому казались бесполезными. Но, как ни странно, Шаркис не вступил в спор. Лишь кивнул, соглашаясь: — Будет хоть один нормальный человек в нашем зоопарке, — вот что он сказал. Тогда Аки решил, что Шаркис шутит. Или преувеличивает. Он и подумать не мог, насколько в Тени все плачевно. И запись, что он смотрел сейчас на планшете, лишь в очередной раз это подтверждала: — Ну, дела, — протянула Джу, разминая спину. — А я его хотела забрать на тренировку. Теперь не получится. Сконцентрироваться на уроке он точно не сможет, — фыркнула она, поднимаясь с дивана, опираясь на стол и грациозно вставая на руки. — Один дурей другого, — согласился Аки. — Грензентуру не следовало лезть к Фелини с обвинениями, здесь он перегнул палку, — протянул он, кликая по другим записям камер дома, доступных всем членам Тени. Камеры фиксировали все, что происходило в коридорах особняка. — Но и Тери своим поведением лишь продемонстрировал, что полагаться на него сейчас нельзя. — Его тоже можно понять, — Джу имела дурную привычку защищать всех и вся. — Он ведь прав. Его бросили. — Его бросил только один человек, — парировал Аки. — Мнением остальных Шаркис не интересовался. Можно сколько угодно кричать про то, что действие каждого человека — его собственный выбор. Но есть одно НО. Последствия. Предположим, Грензентур или любой другой хакер взял и пошел против воли Зуо. Шаркис бы об этом узнал. Не мог не узнать. И мы оба прекрасно знаем, что бы произошло потом, — проговорил Аки, вновь запуская уже изученную запись, после чего откладывая планшет и начиная рыться в карманах. — Убить бы не убил. Но переломать хакеру пальцы — вполне возможный исход. Для того чтобы человек пошел ради тебя на такие риски, ты должен для него что-то значить. — Каждый человек что-то да значит! — заметила Джу. — А Фелини в особенности. Он ведь дал отпор ПКО-вирусу! — напомнила она, а затем сделала сальто и красиво приземлилась на ноги. — Во-первых, с ПКО разобрался не он, а его отец. Во-вторых, данный довод имел бы значение, если бы этот вирус изначально не имел к Фелини никакого отношения. Но в этом случае, не слишком ли хорошо его знал Создатель ПКО? — поморщился Аки. — Он не приходил решать мировую проблему, последствия которой ударили по нему. Он пришел решить свою проблему, которая ко всему прочему ударила по миру. Надеюсь, ты понимаешь, в чем заключается разница? Нет, я его не обвиняю, но факт остается факто… — Эй, малышня, Яна не видели? — неожиданно ворвался в зал Фейерверк. К груди он прижимал два чехла, которые обычно использовали для хранения костюмов. — Я уже сорок минут не могу его нигде найти! — пожаловался он. Аки и Джу переглянулись. Судя по видео с камер, Ян все эти сорок минут сидел в кабинете Шаркиса и вышел из него совсем недавно. — Понятия не имеем, — пожала плечами Джу и встала на мостик. — И мы не малышня. Мы с тобой, считай, ровесники, — нахмурился Аки. — Да-да, было очень интересно с вами болтать, но у меня есть дела поважнее, — проворчал подрывник, проходя через зал и скрываясь за противоположной дверью. — Жалко Грейзи, — проводив Фейя взглядом, вновь обратила свой взор на планшет Джу. Запись стычки между Грензентуром, Фелини и, вслед за тем, Шаркисом пошла по третьему кругу. — Не надо было бросаться на малознакомых людей с требованиями, — пожал Аки плечами, закидывая в рот шоколадную конфету. — Его на это толкнула любовь! — заметила девушка, улыбаясь. — Да хоть сам Господь Бог, — парировал Аки. — Не понимаю, на чьей ты стороне, — призналась Джу. — Ты ведь только что сам сказал, что… — Я на стороне разума, — вздохнул Аки, запихивая в рот вслед за первой конфетой сразу же и вторую. — Нельзя требовать помощи, можно только попросить. Грензентур повел себя неверно. Нельзя кидаться на людей, не разобравшись в ситуации. Шаркис повел себя неправильно. Нельзя, располагая возможностью помочь людям, не делать этого из-за незрелой обиды. Это бесчеловечно. Фелини ведёт себя хуже всех. Да и мы не лу… Аки вновь пришлось прерваться, так как теперь в зале появился разыскиваемый подрывником Ян. — Тебя искал Фейерверк, — не преминула ему сообщить Джу. — Он пошел туда, — кивнула девушка в сторону двери, за которой скрылся Фей. — О, спасибо, что предупредила, — поблагодарил Ян, резко разворачиваясь и уходя в противоположную от возможного расположения подрывника сторону. — Самое неприятное в этой ситуации то, что Фелини явно что-то задумал, — выразил Аки свое беспокойство. — Да ладно. Что он может сделать? Да ты на него посмотри, — рассмеялась Джу, кивая в сторону планшета. — Почему-то мне кажется, что человек, способный одним словом остановить Шаркиса, сделать может все что угодно. **** Осознать услышанное и увиденное Яну ещё только предстояло. Пока же он находился в культурном шоке, двигаясь по особняку Дайси на автомате. Ему бы разглядывать безвкусные картины и кичеватую мебель, но перед глазами все ещё стояли голографические чертежи, которые Аш и Лео привезли из Спэрктаса. С одной стороны Ян искренне радовался тому, что Зуо таки решил приподнять завесу таинственности, позвав его на переговоры. С другой — Шаркис ему ничего не объяснил! И отвечать на вопросы не намеревался! Понимай, мол, сам, как хочешь! Потому за завесой тайн не нашлось ничего, кроме еще пары таких же завес. — Удивительно, — вот что сказал Шаркис, взирая на развернувшиеся перед его глазами голографические чертежи, датированные прошлым столетием. — Это превосходит даже самые смелые ожидания, — признался он. Аш и Лео молча закивали, подтверждая, что и сами до сих пор под впечатлением. А чему впечатлились, пояснять не стали. — А что это? — спросил Ян, недоуменно разглядывая чертежи старой и весьма сложной технологии. — Как понимаю, раздобыть их оказалось не так-то просто? — проигнорировав вопрос Яна, обратился Зуо к парочке. Те лишь пожали плечами. Судя по их помятому виду, поездка оказалась не из приятных. — Найти, если знаешь, что ищешь, и знаешь, где это искать, не так уж и сложно, — ответил Лео, вертя в руках чашку с кофе и то и дело втягивая носом аромат свежезаваренного напитка. — А вот проникнуть в охраняемый бункер — задачка не из простых. — Значит, захват уже произошел? — нахмурился Шаркис. — Полагаю, охранная система стояла там с самого сотворения, — подала голос Аш. — Но применять это в ближайшее время не собирались, — заметила она, ухмыльнувшись. — Скорее делали все, чтобы никто этим не воспользовался. — Подключение? — продолжил допрос Зуо. — Настроили, — кивнул Лео, протягивая Шаркису вирту-очки, дабы он убедился. Пока Зуо сидел в виртуалии, что-то перепроверяя, Ян решил поинтересоваться, о чем собственно идет речь. Аш и Лео молча переглянулись и проигнорировали его. И Ян не мог их винить, учитывая в каком состоянии находился в последние месяцы. Чего он не понимал, так это то, что он здесь делает. Зачем Зуо позвал его и чего этим добивался? — Отлично. Система не сбоит? — снимая очки, продолжил Зуо диалог с Аш и Лео. — Сбоит, естественно, — признался Лео с явной опаской. — Но между городами десятки тысяч километров. Локальная сеть подобных масштабов — почти немыслимый проект, я тебя об этом предупреждал еще несколько месяцев назад. Стоп. Локальная сеть?! Да какого черта здесь происходит?! — Да объясните вы, наконец, о чем речь?! — вспыхнул Ян, чувствуя себя в этой беседе пятым колесом. — Ты бы знал, не обрати несколько месяцев назад свое пристальное внимание на алкоголь, — фыркнул Зуо. — Сейчас-то я трезв, — напомнил Ян мрачно. — Надолго ли, — кинул Шаркис с таким сомнением в голосе, что Ян уже было открыл рот, чтобы возразить, но так ничего и не сказал. Он и сам не мог быть уверен, что, даже учитывая угрозы Ника, не сорвется, скажем, этим вечером. — Но если ты действительно хочешь понять суть нашего разговора, советую тебе в ближайшее время прогуляться в библиотеку и ознакомиться со всеми книгами с красными стикерами. «А что, объяснить мне всё здесь и сейчас ты не в состоянии?!» Ян честно планировал задать этот вопрос вслух, когда за дверьми в кабинет Шаркиса началась какая-то вакханалия. Лео и Аш, решив, что они всю необходимую информацию боссу уже передали, ретировались. Ян же, сперва пожелавший было остаться и попробовать поподробнее расспросить Шаркиса о происходящем, быстро смекнул, что сейчас ответы на свои вопросы он не получит. У Шаркиса и без него было чем заняться. Следовало набраться терпения. Но мыслительный процесс, находившийся в алкогольном анабиозе несколько месяцев, запустился и останавливаться не собирался. Что изображено на чертежах? Зачем это Шаркису? При чем здесь Спэрктас? На черта настраивать локальную сеть? Кто поставил охранную систему, и что эта система охраняла? В конце концов, о каком подключении велась речь? К чему это дрянное подключение?! И самый животрепещущий вопрос: зачем, а главное нахуя? — Нахуя?! — воскликнул Ян на всю просторную домашнюю библиотеку Дайси. Вообще-то он собирался пойти в свою комнату и несколько часов потратиться на вопли в подушку, но так как, по словам Аки и Джу, проход в комнату Яна перекрыла сомнительная возможность повстречать Фейерверка, парню ничего не оставалось, кроме как прийти в библиотеку. Пытаясь привести мысли в порядок и заставить мозг, привыкший к алкогольному катализатору, работать без него, парень прохаживался параллельно высоким стеллажам, битком набитым книгами. Но какой бы масштабной ни была библиотека, Ян не смог про себя не заметить, что все ее содержимое уместилось бы на единственном жестком диске вместе с порно, парой сотен компьютерных игр и коллекцией гифок с котятами. Некоторые книги были совсем старые, другие поновее и ещё не сильно потрёпанные временем, но все они навевали на Яна какое-то странное тревожное настроение. Парень заметил на одной из книг красный стикер, о котором упоминал Шаркис, не без усилий вытянул толстый том с полки стеллажа и прочитал название: «Девять сценариев конца света». Здравствуйте, приехали. Конца света для полного счастья Яну и не хватало. Пробежав взглядом по содержанию, парень вернул книгу на место и продолжил с задумчивым видом прогуливаться между стеллажами. Если подумать, он сюда заходил во второй раз в своей жизни. Первое «знакомство» с этим помещением произошло ещё шесть месяцев назад, когда необъяснимый интерес к библиотеке внезапно проявил Шаркис. Он здесь практически жил. А Ян пришел сюда лишь для того, чтобы узнать, что же такого Зуо выискивает. В тот вечер он был благополучно послан на хуй и больше в эту тему не лез. Его мысли занимали куда более насущные проблемы. Например, Глоу. Очередной корешок книги, отмеченный красным стикером, бросился в глаза, и Ян, выудив томик, прочитал: «Часы судного дня». Парень открыл книгу на первой странице и пробежался взглядом по расшифровке. Вопреки ожиданиям, он увидел не фантастический рассказ с пафосным названием, а вполне реальные данные. Часы судного дня — проект, начатый в ХХ веке создателями американской атомной бомбы. Часовой механизм с часовой и минутной стрелками, указывающими без нескольких минут полночь, символизировал напряжённость международной обстановки и прогресс в развитии ядерного вооружения. Чем хуже становилась ситуация, тем ближе минутная стрелка приближалась к полночи. На момент, когда стрелка бы достигла цели, планету бы сотряс ядерный катаклизм. После истории часов шла череда колебаний минутных стрелок. Список тянулся вплоть до XXII века, в котором ввели еще одну стрелку. Секундную. Последняя запись указывала на новое оружие, которое должно было изменить весь мир до неузнаваемости. Часы в этот момент показывали 23:59:10. Эта книга также вернулась на место. Ян же огляделся по сторонам и, все ещё не понимая, что в нем вызвало такую тревогу, решил поискать библиотечную книгу в виртуалии, чтобы понять ее назначение и вычитать в комментариях, что ее содержимое — научный бред и не более. «Этот контент ещё не существует», — отобразилось на развернувшемся перед левым глазом Яна экране телефона, через который была доступна лёгкая версия сети. Парень скептически хмыкнул. В виртуалии хранилось всё без исключений. Не всегда бесплатно, но всё! Что ещё за несуществующий контент, когда эти книги стояли у Яна перед глазами? Тогда он взялся искать в сети все книги, что пылились на полках, без разбора одну за другой. Поисковая система каждый раз выдавало неизменное: «контент ещё не существует». — Что за бред, — пробормотал Ян. Одно дело не найти в виртуалии какие-нибудь древние не приспособленные к оцифровке апокрифы или камни с клинописью. Но книгу про часы судного дня написали в XXII веке, когда бумажные варианты как таковые и печатали-то в одном случае из тысячи. Большинство литературных опусов изначально издавались уже в электронном формате. Тогда почему этих конкретных книг в сети не существовало? Что в них такого особенного? И почему Яна это так напрягало? Парень прошел к широкому столу библиотеки и взглянул на стеллаж напротив него. Зуо, помнится, изучал здоровенную толстую книгу с темно-бордовым корешком и черными буквами. Ян запомнил эти подробности, потому что Шаркис тогда нарядился в бордовую рубашку и черный галстук, что Яну показалось весьма забавным. «Подбираешь книги под шмот?!» — помнится, пошутил тогда парень, за что и был послан в эротическое турне. В тот вечер этот комментарий казался забавным. Но сейчас Яна веселиться не тянуло. Желаемая книга нашлась быстро. Она выразительно выделялась среди других томов не только своими размерами, но и неизменным красным стикером. Яну пришлось воспользоваться лестницей, чтобы спустить ее с верхней полки и с грохотом уложить на стол. «23:59:59». В значении череды цифр на обложке книги не стоило и сомневаться. Ян заметил, что между страницами толстого тома зажата закладка, скорее всего оставленная Шаркисом. Открыв книгу на отмеченных страницах, Ян попытался вчитаться в текст, но ничего не понял. Без контекста содержимое походило на рассказ о каком-то глуповатом всемирном заговоре. Ян пролистал на пару страниц назад и наткнулся на небольшие пометки, оставленные ровным почерком Шаркиса. С этими пометками все становилось куда яснее. Чертежи. Прогнозы. Результат. Ян невольно отпрянул от книги, испугавшись возникшего в голове прозрения. Так вот зачем… — Быть не может, — выдохнул Ян, кажется, впервые за недолгое время трезвости искренне жалея, что эти месяцы беспробудно пил. Будь парень в нормальном состоянии, и он бы отговорил Шаркиса от столь безумной идеи. Или хотя бы попытался отговорить. Но сейчас было уже слишком поздно. Судя по чертежам, предоставленным Аш и Лео, план давно начали претворять в реальность и остановить происходящее не представлялось возможным. — Так вот ты где! Неожиданный возглас заставил Яна с грохотом захлопнуть книгу и зачем-то ещё и навалиться на нее сверху. Кто бы мог подумать, что подобная информация преспокойно пылилась на книжных полках. Фейерверк с подозрительно довольным лицом стремительно приближался к Яну, волоча за собой чехлы для одежды. — Я решил не рисковать и нашел нам костюмы на ДаркАтом! — заявил он, не обращая внимания ни на обескураженный вид Яна, ни на то, с каким усердием он пытался спрятать под собой книгу. — Какие ещё, мать его, костюмы?! — вообще-то Ян собирался по-быстрому согласиться со всем, что бы ни предложил Фейерверк, только бы поскорее от него избавиться. Но от вопроса сдержаться не смог. — Это выставка оружия или ебучий детский утренник? — добавил он, не скрывая раздражения. — Одно другому не мешает. И нормальные люди называют это дресс-кодом, — деловито поправил Яна Фейерверк. — В любом случае я ни на что не соглашался! — напомнил Ян. — Если проведешь со мной этот вечер, я обещаю оставить тебя в покое на целых три дня! — пообещал Джек. — Месяц! — встрепенувшись, воскликнул Ян. — Четыре дня. — Три недели. — Пять дней. — Две недели. — Шесть дней. — Неделя, и это мое последнее слово! — заявил Ян, на подсознательном уровне понимая, что, кажется, дал маху. — Договорились, — кивнул Фей. — Но лишь в случае, если тебе не понравится, — подмигнул он игриво. — А теперь самый важный вопрос! Кем хочешь быть: Нацистом Третьего рейха из Второй Мировой? — Фейерверк вытянул вперёд первый из двух чехлов. — Или Миротворцем Ядерной коалиции из Третьей Мировой? — кивнул он на второй. Считалось, что Третья Мировая Война разворачивалась по принципу Все против Всех. Но это было правдой лишь отчасти. Многие историки, позже изучавшие чудом сохранившиеся документы, приходили к неутешительным выводам. Войну спровоцировали намеренно и, судя по всему, провокаторами являлись те, кто в течение всей войны брали на себя непростую роль дружественных послов. Миротворцы Ядерной коалиции — сторонняя организация, существовавшая вне стран, рас, полов и каких-либо традиций. Они ратовали за мир и толерантность и изначально создавались с исключительно мирным посылом. Вот только любое даже самое благостное направление, перешедшее в радикализм, превращалось в то, во что превратились и Миротворцы. Что бы ни послужило толчком, но в какой-то момент они пришли к выводу, что единственный способ уничтожить негативные установки, придуманные людьми и мучавшие их — это полное истребление человечества. И у них почти получилось. — Ни тем, ни другим, — нахмурился Ян. — Тогда Миротворцем, — подытожил Фейерверк. — Всегда мечтал погулять в форме СС! — заявил он. — С твоей-то смуглой кожей и черной кудрявой шевелюрой? — невесело усмехнулся Ян. — Чистый ариец. — То-то и оно! — воскликнул Фей, обрадовавшись возможности объяснить. — Я на четверть цыган! Нацисты ведь устраивали геноцид цыган! По-моему будет весьма иронично! — заявил он. — Кроме того, мне очень хочется увидеть тебя в белой форме Миротворца! Уверен, будет чистый секс! — О да, они-то были теми еще секси, ведь планировали геноцид всего человечества, — буркнул Ян. — И весьма эффективно! Им даже не пришлось сильно напрягаться. Раздали воюющим странам ядерное оружие нового поколения и наблюдали со стороны. Коварно. Коварней только ты украл мое трепетное сердечко! — Фейерверк изобразил, будто хватается за сердце. — Был ещё вариант формы французского солдата армии Бонапарта. Но я решил, что ты откажешься надевать обтягивающие белые штаны, хотя сам бы не отказался увидеть тебя в них. И снять. — В жопу иди, — беззлобно огрызнулся Ян, забирая из рук Фейерверка чехол с белой формой Миротворца. На правом рукаве мундира выше локтя красовался синий символ нового мира: пацифик, давно переставший ассоциироваться у тщательно изучавших историю людей со своим истинным значением, равно как в свое время потеряла свое изначальное значение и свастика нацистов, до Второй Мировой символизировавшая добро и благо. — Ты ещё не знаешь, но вечером у Тени запланирован выход в виртуалию. Так что иди на свой ДаркАтом один. А я останусь и помогу Зуо и остальным, — с этими словами Ян аккуратно повесил чехол с костюмом на спинку стула перед собой. — Хорошо, — неожиданно легко согласился Фейерверк. — Я отпрошу тебя у папочки, раз ты сам сделать этого не в состоянии! — заявил он с вызовом. — Дело не в Зуо! Это важно! — нахмурился Ян. — Кого ты обманываешь? Ты шаришь в компьютерном железе, а не в кодах. Тебе на их вечеринке делать нечего! — развел Фейерверк руками. — Мне и на твоей вечеринке делать нечего! — огрызнулся Ян. — Неправда. На моей вечеринке ты будешь играть роль центра моего внимания! — воскликнул Фей, после чего подмигнул недовольному Яну и поспешно покинул библиотеку. — Блять! — в сердцах выругался парень, сперва разглядывая форму Миротворцев, а затем переводя взгляд на книгу, по сути посвященную их свершениям. — Очень смешно, вселенная, — фыркнул он, усаживаясь за стол в намерении изучить книгу тщательней. **** Слухов о Шаркисе ходило достаточно много начиная от откровенно смехотворных и заканчивая жутко бредовыми. Люцифер прекрасно понимал, что верить им смысла не было, но почему-то все равно ощущал себя как загнанный в угол зверь под прицелом взгляда человека вполовину младше его самого. Возраст Шаркиса, между прочим, являлся отдельной темой для зубоскалов. В сторону Зуо любили кидать фразы вроде «молоко на губах не обсохло», но с таким подходом Люцифер в корне не соглашался. Он как-то наблюдал протеже одного из знакомых наемников — девочку тринадцати лет, которая расстреливала людей не моргнув и глазом. А двадцатилетнего и ребенком-то уже не назовешь. Особенно если у него настолько тяжёлый взгляд, насколько сейчас терпел на себе Люцифер. — Так говоришь, ты специально наблюдал за нами, желая привлечь внимание и попасть в Тень? — Шаркис заговорил не сразу. Лишь спустя минут десять после того, как дверь в кабинет захлопнулась за спиной Люцифера. Мужчина, успевший углубиться в свои размышления, вздрогнул, и ему пришлось потратить время на то, чтобы переварить услышанное. — Так и есть, — кивнул киллер после незначительной заминки. — Причина? — последовал следующий вопрос. Люцифер замялся, не уверенный, стоит ли говорить правду. — Мой ответ может показаться вам… Дурацким, — признался он тихо. — Ну это уже решать не тебе, — заметил Шаркис, присаживаясь на свой стол напротив Люцифера и вытаскивая из кармана старую бензиновую зажигалку. Сейчас такие стоили уйму денег не столько потому что являлись раритетом (хотя и это имело место быть), сколько из-за того, что их заправку — бензин — найти было практически невозможно. И стоила она не меньше самой зажигалки. Люцифер решил, что Зуо хочет закурить, но сигарет в пальцах Шаркиса так и не появилось. Послышался щелчок откинутой крышки. Вслед за тем лязг, с которым металлическое колёсико потерлось о кремний, высекая искру. — Я внимательно слушаю, — напомнил о себе Шаркис, видимо заметив, что все свое внимание Люцифер переключил на вспыхнувшее пламя. — Ах да… — встрепенулся киллер, с неохотой отводя взгляд от огонька. — Все дело в Смерти. Понимаете, я немного религиозен. — Как и большинство ваших коллег, — кивнул Шаркис, давая понять, что понимает, о чем именно ведет речь Люцифер. Религия киллеров строилась не на существовании Бога в привычном понимании этого слова. Она держалась на вере в материальный образ Смерти. Тем самым, наемные убийцы считали себя ее апостолами. И убивали под ее эгидой. Одним из неоспоримых постулатов являлось то, что если человеку суждено умереть в ближайшее время, он умрет независимо от твоей ли руки, чужой ошибки или несчастного случая. А раз разницы нет, то лучше бы все же благодаря тебе, ведь тебе за это хотя бы заплатят деньги. Символом религии Смерти являлась пуля, которую сперва пускали жертве в самое сердце, а затем вытаскивали ее из остывающего тела и носили на шее в качестве напоминания о содеянном. В случае Люцифера, материалом для создания религиозного символа стал педофил, которого заказали безутешные родители пострадавшего ребенка после того, как поняли, что у полиции связаны руки. Связи могут спасти тебя от тюремной камеры, но от наёмного убийцы — никогда. Люцифер пустил ему в гениталии пять пуль (таковым являлось требование заказчиков). Затем, пока тот мучительно умирал несколько часов, заснял его агонию на камеру (таковым являлось требование заказчиков). Когда же жертва таки отошла в мир иной и запись завершилась, Люцифер пустил контрольную пулю в голову и выбранную в качестве религиозного символа пулю в сердце. Теперь она висела на шее Люцифера. — Так вот… — продолжал мяться киллер. — Полагаю, вы и сами прекрасно знаете, что на вас вчера поступил заказ. Не стану юлить, я являлся одним из тех, кто его принял, — тихо проговорил мужчина и замолчал, ожидая реакции Шаркиса. Зажигалка, сверкая пламенем, пребывала в постоянном движении. Босс Тени так ловко ею жонглировал, то подбрасывая ее в воздух, то вновь ловя, то перекатывая между пальцами, что киллер вновь невольно залип. — Продолжай, — все, что сказал Шаркис в ответ на признание. — И я промахнулся. Вновь возвращаясь к религии смерти киллеров следовало не забыть отметить тот факт, что многие верили — если человека не удалось убить с первого раза, значит, смерть ему не благоволит и следует отступить, иначе она начнет благоволить тебе. Конечно, данное положение являлось весьма утрированным и далеко не все даже сильно религиозные киллеры фанатично следовали спорной установке. Но в случае с Люцифером ситуация складывалась априори иная. Попадал он всегда. Оказывался в нужное время в нужном месте всегда. Убивал первым же выстрелом всегда (кроме случаев, когда заказчики требовали медленной смерти жертвы). Именно эта феноменальная способность не только помогла Люциферу преуспеть на поприще наёмного убийцы и добиться признания среди своих коллег, но также для многих верующих киллеров превратила его в живое подтверждение существования Смерти не как явления, но как осознанного существа. Высшего разума. До вчерашнего дня Люцифер рассматривал все постулаты религии с лёгким скептицизмом. Он и сам не знал, зачем сделал себе кулон из пули и состоял в верующем сообществе. Наверное, ему просто нравилось находиться в центре внимания людей, считавших его особенным. Но вчерашний выстрел. Вчерашний промах будто бы что-то в нем всколыхнул. — Если тебя это успокоит, я сделал все для того, чтобы оказаться не самой лёгкой мишенью, — заметил Шаркис с усмешкой, и Люцифер не стал его поправлять. Ведь стрелял-то он не в Шаркиса, а в того самого мальчишку, из-за которого двадцать минут назад Зуо чуть не придушил одного из членов своей группировки. Нет, некоторая информация существовала для того, чтобы никогда не быть произнесенной вслух. — Поверьте мне, у меня колоссальный опыт. Я никогда не промахиваюсь, — ответил Люцифер без тени пафоса. Его слова были чистой правдой. — А вот с этим не все так просто, — произнес Шаркис, прекращая жонглировать зажигалкой и теперь просто зажимая ее между пальцев. Пламя еле заметно трепыхалось. — Доверие ещё нужно заслужить, — пояснил Зуо, поднимая на Люцифера красные глаза. — Ты правша? — неожиданно поинтересовался он. — Д…да, — ответил Люцифер с запинкой. — Протяни левую руку, — послышалась тихая просьба, от которой киллеру стало не по себе. С заминкой, но он все же подчинился. — Знаешь, я ведь не контролирую членов Тени. Большую часть времени они предоставлены сами себе, — зачем-то пояснил Шаркис, с лязганьем закрывая зажигалку, а затем открывая ее вновь и резко проводя пальцем по металлическому колёсику. — Да, у вас весьма… Своеобразная группировка, — подтвердил Люцифер, продолжая держать руку в воздухе. — Потому что Тень никакая не группировка. Нас ставят в одну линию с тосамской мафией, вот только мафия — сообщество лиц, объединяющихся для совершения преступлений. А цель Тени вовсе не в этом. И люди, из которых состоит Тень, пришли ко мне не ради власти или наживы, — спокойно поправил Люцифера Шаркис. — Тогда зачем? — задал киллер вопрос, зависший в воздухе. — Затем, — Шаркис отлип от стола и двинулся в сторону Люцифера, не прекращая щёлкать зажигалкой, — что мы хотим кардинальных перемен в сообществах Тосама. В самой политической структуре города, если позволите так выразиться. — Весьма… — Люцифер прикусил язык, чуть не выдав «высокомерно», — смело. — Да, звучит неправдоподобно, — услышав неуверенность в голосе киллера, не смутился Шаркис. — Но я и не нуждаюсь в слепой вере. Достаточно желания что-то изменить, а верят ли они на самом деле в возможность этого или нет — другой вопрос, — Зуо поставил свободный стул напротив Люцифера и сел перед мужчиной. — Поэтому Тень — не группировка. Не банда. Не Мафия, как нас успели наречь в виртуалии. Мы, хм… — Шаркис постучал пальцем по подбородку. — Клуб по интересам, — выговорил он с явной насмешкой. — Революционеры, — одновременно с ним выдохнул Люцифер. Шаркис окинул его оценивающим взглядом и в очередной раз заставил зажигалку извергнуть пламя. — Все в нашем «клубе» держится на доверии. Мы можем спорить, скандалить, драться, презирать друг друга, но… Никто не предаст Тень, потому что цель ее — цель каждого из нас. Есть несколько экземпляров, считающих, что попали сюда по чистой случайности. Но они здесь лишь потому, что я в них разглядел то, чего пока не увидели они сами, — проговорил Шаркис, буравя Люцифера взглядом. — Если ты хочешь стать частью Тени, ты должен доказать, что тебе действительно можно доверять. — И что мне следует для этого сделать? — Руку, — скомандовал Шаркис, и Люцифер, переставший удерживать левую руку перед собой, вновь вытянул ее вперёд. — Я давно заметил, что людям очень сложно врать, когда они испытывают сильную боль. Пламя еле заметно вздрогнуло. Шаркис провел пальцами по пламени, будто не ощущая его жара, а затем приставил ее к развернутой к полу ладони Люцифера на расстоянии в двадцать сантиметров. Киллер почувствовал тепло, но ничего более. Пока. — Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты не должен отводить взгляда. Смотри прямо мне в глаза, это ясно? — Ясно. — Можешь врать, если хочешь, но боль выдаст тебя. Понял? — Понял. — Если ты окажешься крысой, из этого кабинета ты уже не выйдешь. Ты это осознаешь? — Осознаю. — И ни в коем случае не убирай руку. Уберешь, и я посчитаю тебя слабаком. А слабаки в Тени не нужны. Уяснил? — Да. — Замечательно, — Шаркис едва заметно улыбнулся. Зажигалка двинулась вверх, сокращая расстояние между пламенем и ладонью Люцифера. — Так зачем, говоришь, ты хочешь вступить в Тень? **** — Не могу понять, что тебя забавляет больше: издевательство над своей семьёй или издевательство над своим телом? — протянула Джоу Кер, удобно усевшись на подлокотник белого виртуального кресла, стоявшего посреди белого куба. В самом кресле разместился Дэвид, то и дело переключающий видео на экране перед собой. Картинки постоянно менялись, но были явно из одного места. Тосамской больницы. Вот её длинные коридоры. Реанимация. Морг. Палаты для преступников. Подсобка. Лестница. Крыша. Палата Дэвида. Фелини-старший хотел вновь нажать на кнопку переключения, но заметил движение в дверях и замер. В следующее мгновение в помещение зашёл врач, а за ним Элизабет. Выглядела она встревоженной, но собранной. Такое выражение лица появлялось у нее всегда, когда дело пахло керосином. — Она вот-вот разрыдается, — заметила Джоу Кер, с интересом разглядывая жену Фелини. — Не разрыдается, — качнул Дэвид головой. — Не сейчас, так потом, — пожала Джоу Кер плечами. — Когда узнает, что ты намеренно выключал свое оборудование жизнеобеспечения и затем с наслаждением наблюдал за паникой врачей и родственников. — Ты ведь знаешь, я это делаю не забавы ради, — Дэвид даже не попробовал изобразить раскаяние. — Тогда для чего? — Дополнительная мотивация, — заявил мужчина. — Врагу не пожелаю такой мотивации. А ты так изгаляешься над сыном, — покачала Джоу Кер головой, явно не разделяя веры Дэвида в правильности его действий. — Чего ты вообще пытаешься от него добиться? — Секрет, — протянул Дэвид, улыбаясь. — Раз все полгода, что ты торчишь в кубе, ты так толком ничего мне и не рассказал, полагаю, мне твой план не понравится? — со вздохом предположила девушка. — Не могу гарантировать твоей реакции, — ушел Фелини-старший от ответа. — Но я всегда считал, что чем меньше людей знают о плане, тем больше вероятность его исполнения. — И сколько же людей знают твой план? — усмехнулась Джоу Кер, подозревая, каким будет ответ. — Полностью? Только я. Чего и следовало ожидать. — Уже придумал, что скажешь своему сыну, когда твой план воплотится в реальность? — Правду. — А он ее переживет? — Он должен ее пережить.