Семь небес Рая

Месяц назад… — «Немыслимо», «радикально», «приемлемо», «разумно», «стандартно», «действующая норма» — составляющие шкалы Окна Овертона. — Ага. — Невероятная методика, демонстрирующая процесс принятия или отторжения обществом спорных аспектов социальной жизни. Первостепенно создавалась, дабы показать влияние общества на политику. — Здорово. — Затем была представлена еще и в роли теории заговора, которая состояла в утверждении, что именно через Окно Овертона государство внедряет в общество нечто привычно людьми порицаемое или же, напротив, заставляет их противиться тому, что изначально считалось нормой. — Очень интересно, но… — Проще говоря, Окно Овертона представили концепцией полномасштабной промывки мозгов. В руках знающего она действительно могла бы стать таковой. — И все же… — Только вдумайся, столько лет существует технология, с помощью которой возможно легализовать абсолютно любую идею! Но если ее и используют, то лишь единицы и в локальных системах. Конечно, она гипотетическая и, как и с любой другой теорией, считается спорной: одни представляют Окно Овертона как истину в первой инстанции, вторые — вымыслом шизофреника. Но это не умаляет того факта, что владей я необходимыми рычагами давления на общество, и концепция в моих руках могла бы стать рабочей. — Тери! — воскликнула Джин-Хо, изрядно запыхавшись. Дорога до нефтяного озера оказалась тяжелее, чем она предполагала. Городской транспорт до него не шел, а самый короткий путь через руины опустевшего квартала, что отделял озеро от жилой части Тосама, перекрыли после очередного самоубийства. Кроме того, охрану прилагаемой к озеру территории в последние месяцы усилили втрое, так что полицейские дроны то и дело сновали в небесах, сканируя близлежащую поверхность на наличие новоявленных суицидников или ушлых индивидов, решивших похоронить в озере свои грязные тайны. Джин-Хо и Тери они не страшили, но действовали на нервы. Сколько бы девушка ни убеждала себя в том, что дроны, благодаря изобретению Тери, её не засекут, при приближении очередного железного охранника она инстинктивно затаивала дыхание. — Не понимаю, какое отношение всё тобою сказанное имеет к моей ситуации? — нахмурилась Джин-Хо, уверенная, что Фелини по своему обыкновению углубился в информационные дебри и пытался утопить в них и ее, отвлекая от первостепенной темы разговора. — Самое прямое! — заверил ее седой парень, поправляя сползшую с плеча лямку рюкзака. Из-за перекрытия основной дороги Фелини с Джин-Хо пришлось пробираться к озеру через старые опустевшие дома. Девушке казалось, что самым сложным в их маленьком приключении окажется прохудившийся пол, дыры в котором пришлось бы обходить по ненадежной кромке. Или осыпающийся потолок, то и дело норовивший рухнуть на голову. На худой конец — острые осколки стекла, торчащие из рамы ветхих окон, через которые периодически приходилось перелезать из-за заваленных проходов. И все это на самом деле повстречалось на их пути, но не впечатлило даже наполовину так же сильно, как представшая перед глазами Джин-Хо картина всепоглощающей пустоты и разрухи. Отпечаток былой жизни в мертвых стенах. Домашний уют, погребенный под сгнившими балками. На одном из косяков дверного прохода очередной квартиры девушка обнаружила старые отметки с датами — так раньше отслеживали рост детей и по новым, высившимся над предыдущими зарубкам можно было проследить этакую скорость взросления. В следующей квартире под слоем пыли и пожелтевшей штукатурки обнаружилась фотография в покрытой паутиной трещин рамке: две женщины — явно женатая пара — и маленькая девочка между ними — их дочка. Через пару зданий Джин-Хо с Тери и вовсе забрели в любительский театр с небольшим залом для немногочисленной публики. Его стены все еще украшали старые голографические постеры, бледно светившиеся во мраке. Постеры то становились ярче, то начинали ходить рябью или угасали, создавая впечатление, будто Джин-Хо попала в локацию одной из так сейчас популярных игр жанра хоррор. Фелини все эти мелочи будто бы не замечал, двигаясь напролом и наступая на останки прошлого, будто на мусор. Топтал кости чужих воспоминаний безжалостно и без намека на сожаления. Внимание свое он заострил лишь на театре и только потому, что там осталось несколько целых кресел. Неплохое место, чтобы перевести дух. Джин-Хо разместилась сразу на двух креслах, а Тери, будто не чувствуя усталости, теперь расхаживал по маленькой пыльной сцене и вещал про какие-то там окна. Не то чтобы сильно интересно. Не то чтобы все это имело значение. Не то чтобы в этом крылся хоть какой-то здравый смысл. Все как обычно. — Окно Овертона держится на распространении информации, а также на скорости и глубине ее обработки обществом, — принялся Фелини объяснять. — Выходит, наше время идеально подходит для реализации подобного проекта. Мы в буквальном смысле находимся в непрерывном информационном потоке. И количество информации настолько велико, что большую ее часть мы за неимением достаточного времени просто принимаем как данность. Без критической обработки. В канализации нашли крокодилов? Ну, нашли так нашли. В недрах земли обнаружен новый источник энергии, который, скорее всего, принадлежит иной цивилизации? Ну, новый так новый… Ни требований пруфов, ни постановки сказанного и прочитанного под сомнение. Мы информационные потребители, впитывающие в себя все без разбора и серьезного анализа. Этакие информационные свиньи. Понимаешь, о чем я? — Типа того, — пробормотала Джин-Хо без энтузиазма. Ее куда больше интересовал срок годности шоколадки, что она приобрела в убитом временем автомате. Батончик оказался просроченным на полгода. Девушка повертела его в руках, будто проверяя, не взорвется ли он, а затем надорвала выцветшую на солнце обертку и принялась за сомнительное угощение. Сегодня она была намерена так же как и большая часть общества, потреблять, не анализируя. В конце концов, терять ей было уже нечего. — Оттого, если ранее Окно Овертона походило на сказочку на ночь, теперь оно может быть успешно воплощено в реальность почти без преград, — заверил девушку Тери с таким видом, будто они находились не среди руин, освещенных одними лишь старыми постерами любительского театра. Нет, он выступал перед воображаемой публикой. Перед сотнями, если не тысячами несуществующих людей. — Я фше ешо не вижу ни ежиной швяжи с тем, о шом мы говожили, — напомнила Джин-Хо с набитым ртом. Иногда она завидовала познаниям Тери. Столько всего о самых разных аспектах жизни хранилось в этой не совсем здоровой головушке. Немыслимо! Фелини мог бы быть исключительно интересным собеседником. Только во всем этом крылся один маленький минус. Систематизацией знаний там и не пахло. Фелини просто ударяло очередным фактом в голову, и он начинал изливать это на неподготовленных окружающих. Везло тем, кто к концу понимал, к чему все велось. Но большинству грозила информационная агония, если не кома. — Ты ведь сказала, что твои предки и то сословие, к которому они себя причисляют, настолько зациклены на чистоте крови, что уже не первое поколение практикуют исключительно договорные браки. И хотя подобные взаимоотношения — прошлое тысячелетие, они ни в какую от них не откажутся, — напомнил Тери, отыскав в углу сцены смятую банку и теперь гоняя ее по потрескавшейся поверхности. — Ну и? — протянула Джин-Хо без интереса. Доесть шоколадку ей так и не удалось. Слишком сильным оказался привкус пепла. — Так я веду к тому, что все не так плачевно, как тебе кажется! Ситуацию можно изменить! С помощью Окна Овертона, — пояснил он. — И сколько это займет времени? — скептически протянула Джин-Хо, знавшая Фелини уже достаточно хорошо, чтобы понимать: любой изначально заманчивый проект, срывавшийся с его губ, требовал ресурсов, которыми они оба не обладали, а значит, вопреки убеждениям Тери, не имел ни единой возможности быть реализованным. — Не знаю, — пожал парень плечами, оставляя в покое банку и усаживаясь на пыльную сцену. — Быть может лет пятьдесят, — протянул он с задумчивым видом. — Плюс-минус десять лет. Смотря как быстро запустится процесс и какую форму огласки получит. Для более точных цифр необходим тщательный анализ с изучением всех известных и просчетом неизвестных переменных. — У меня нет столько времени, — нахмурилась Джин-Хо, давая понять, что в анализе нет никакого смысла. — А речь и не о тебе, — заметил парень, улыбнувшись. — Ты станешь отправной точкой, — заявил он и в ответ на недоуменный взгляд подруги продолжил: — Сейчас предположение, что ты или тебе подобные получат право подбирать себе пару согласно своим чувствам, а не на основе правил, навязанных вам вашим сегментом общества, на шкале Окна Овертона стоит в позиции «Невозможно», — вдохновленно огласил Тери. — Я приведу пример! — Нет, только не пример! — захныкала Джин-Хо. — Работу Окна Овертона раньше демонстрировали на гипотетической легализации каннибализма! — не обращая внимания на предсмертные стоны подруги, продолжил Фелини. — Но я, если ты позволишь… — Я НЕ ПОЗВОЛЯЮ! — …слегка видоизменю пример! Привнесу в него, так сказать, изюминку! — Знаю я твои изюминки! Из отборных видов дерь… — …Обычный каннибализм не так уж и интересен. — Действительно… — Потому давай для примера возьмем сексуальный каннибализм?! — предложил Тери и расплылся в улыбке. — Даже знать не хочу, что… — Сексуальный каннибализм встречается в природе куда чаще, чем тебе может показаться! — Мне вообще ничего не кажется… — Богомолы — самый известный пример. У членистоногих это явление вообще в порядке вещей! В основном, у пауков. Так же этим иногда грешат змеи. В общем, очень популярная штука! — Я знала, что не люблю пауков и змей не просто так… — Еще у моллюсков. — Больше никогда не стану есть моллюсков, — проворчала Джин-Хо, передернув плечами. — Казалось бы, эволюция создает самцов, чтобы они оплодотворили как можно больше самок. Так на черта же жрать бедолаг, спросишь ты? — Фелини завелся, и сейчас бы его не остановил и конец света, что уж говорить о собеседнице. — Не спрошу. — И почему они идут на спаривание, зная, что это может оказаться для них смертельным? Ответ прост. В игру вступает естественный отбор. Ты должен выжить. Но еще ты должен спариться. Но круче всего будет, если ты и спаришься, и выживешь! Риск стоит свеч! Понимаешь? — Не очень… — Еще, кстати, иногда практикуют поедание потомства. Подумай, как бы это помогло людям! Твой ребенок громко орет или ковыряется в носу? Сожри, чтобы этот ген не распространился по планете. — Кошмар какой-то. — В народе этот кошмар называется эволюцией, — напомнил Фелини. — Коварная сука… — Так вот как насчет того, чтобы легализовать сексуальный каннибализм? Как думаешь, возможно ли это? — продолжил сыпать наводящими вопросами Тери. — Конечно нет, — уверенно заявила Джин-Хо. — Так же невозможно, как отказ твоего сословия от чистоты крови? — как бы между прочим спросил Фелини. — Именно, — с готовностью кивнула девушка. — А вот и нет! — ликующе оповестил ее Тери. — Гипотетически шанс есть! Для того чтобы Окно Овертона сдвинулось с точки «Невозможно», нам для начала необходимо поднять интересующую нас тематику. Но действовать надо осторожно. Заговори сейчас с бухты-барахты про сексуальный каннибализм, и тебя закроют в психиатрической больнице. — И правильно сделают, — фыркнула Джин-Хо. — Сперва табуированную тему необходимо вытащить на поверхность. Например, посредством какого-нибудь научного симпозиума. Напишем доклад про сексуальный каннибализм среди насекомых и его плюсы и минусы, а также сделаем эволюционную проекцию, которая бы показала, как сексуальный каннибализм повлиял бы на развитие человечества, если бы имел место быть. Насколько бы люди оказались генетически чище, сильнее и умнее, если бы из уравнения развития выбывали бы слабые особи. Этакая теоретическая фантасмагория! — А может, обойдемся без вот этих вот твоих фантасмагорий, которые и в страшном сне нормальным людям не приснятся? — спросила Джин-Хо со слабой надеждой. — Нет, не обойдемся! — ожидаемо отреагировал Фелини. — В конце концов, насекомым же можно жрать своих партнёров во время или после спаривания. И их за это жуки-полицейские в тюрьму не сажают. Чем люди хуже? — развел Тери руками. — Люди не хуже, а разумнее, — фыркнула Джин-Хо. — Спорное утверждение, — поморщился Фелини. — Но мы не о том, — торопливо добавил он, будто бы почувствовав нарастающее напряжение. — Я предлагаю тебе гипотетическую ситуацию, а не лично свое мнение, — пояснил он, поднимаясь со сцены и двигаясь в сторону выхода. «И я этому рада. Лично твоего мнения я знать не хочу тем более!» — подумала Джин-Хо, почувствовав, как по спине от этой мысли пробегают мурашки. Человек без границ — так назвала бы девушка своего друга, если бы ее попросили дать ему краткую характеристику. Без границ. Сперва ее это завораживало и вызывало уважение, но спустя время она поняла, что отсутствие границ дозволенного означало вовсе не свободу. Нет, свободным Фелини не был ни на йоту. Связанный по рукам и ногам проводами мыслей. Замурованный в собственноручно сколоченном гробу из заразительного безумия, первыми симптомами которого оказывались разложение морали, атрофирование сочувствия, непробиваемая антиэмпатия и безграничная ненависть ко всему от пыли на полках, до незнакомца в метро. Конечно, твои границы размываются, когда ты заточен в тюрьму строгого режима под названием Териал Фелини. Без права на амнистию. Пожизненно. — Лично я не вижу ничего интересного в сексуальном каннибализме. Вот ты бы стала есть то, что трахала? — развел Фелини руками. — Очень сомневаюсь. Вот и я бы отказался, — признался он со странной улыбкой на губах. — Мы и так задержались. Следует двигаться дальше, — кинул он, поглядывая на часы. Джин-Хо, вздохнув, поднялась с кресел и побрела за другом. — Обсуждение на симпозиуме темы сексуального каннибализма не останется незамеченным СМИ. Каждый канал и каждая виртуальная газетенка, решившая поднять свои рейтинги, в обязательном порядке вырвет из контекста отдельно сказанные фразы докладчиков и процитирует их. И звучать эти слова будут куда более шокирующе, чем даже на самом мероприятии, — продолжил развивать тему Фелини. — «Если бы женщины ели своих партнёров после секса, воздух бы очистился, радиация выветрилась, а на месте пустыни расцвели бы леса!» Или что-то вроде того. Вместе с тем обязательно появится какое-нибудь радикальное сообщество, которое с пеной у рта начнет доказывать, что сексуальный каннибализм — это не просто норма, но необходимость и единственный способ выживания. Ты ведь знаешь, что любую даже самую благую тему радикалы доводят до абсурда? Превращают в фарс, из-за которого благая цель начинает восприниматься большинством как несусветная чушь, даже если на самом деле имеет все основания быть развитой. А до чего же они доведут тему изначально абсурдную? До абсурдного абсурда? Наверняка! Но это уже не важно, ведь Окно Овертона сдвинется с места и перейдет к шкале «Радикально». Тема все еще останется табуированной, но окажется на слуху и начнет обсуждаться каждым подзаборным пьянчугой. Однозначность проблемы даст трещину. И от ситуации «сексуальный каннибализм — это плохо» мы мягко перейдем к ситуации «сексуальный каннибализм — это плохо, НО…». Понимаешь, в чем разница? — Допустим, — кивнула Джин-Хо, незаметно для себя начиная вливаться в обсуждение. — Но я все еще не понимаю, как же это применить в моей ситуации? Конкретно вопросом сословия не заинтересуется ни единое СМИ. Да и вряд ли найдется хоть одно авторитетное лицо, которое захочет рассказать моим родственничкам, что сохранение чистоты крови ведет к вырождению, а смешение пойдет генам только на пользу, пусть это и общеизвестный факт, — заметила она. Тери и Джин-Хо успели выйти из театра и пробрались в новое здание. Прямо у входа сгрудили несколько куч с мусором. И только лестница сюрреалистичного вида призывно вела вверх. Когда-то она наверняка была самой обычной. Но теперь с половиной разрушенных ступенек лестница походила на строительную эпатажную насмешку. Фелини, впрочем, отсутствие половины ступенек, как и общая ненадежность конструкции, не смутила. Он начал решительно подниматься вверх, а Джин-Хо ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру. Возможно, их разговор был не так уж и бесполезен. Как минимум, он отвлекал от мыслей о возможной неожиданной гибели под старыми завалами забытого миром квартала. — Вот именно, — с готовностью согласился Тери. — Потому я и говорю, что в твоем случае отправной точкой станешь ты. Твой поступок… Да-да, я сейчас про то, что мы сегодня совершим. Он взбудоражит общественность. Или даже скорее не он, а то, Как это произойдет. Твое сословие будет в ужасе, и игнорировать ситуацию у него не получится. Не все, но некоторые начнут задаваться вопросом, а стоят ли их усилия подобных последствий? Готовы ли они рисковать своим потомством? — Фелини утверждал, что никогда раньше не бывал на нефтяном озере, но при этом шел вперед настолько уверенно, будто гулял в этой местности по десять раз на дню. — Кроме того, последует общественное порицание, которое так же даст толчок для формирования необходимых сомнений. Можно сколько угодно рассуждать про бесполезность серой массы. Бить себе в грудь кулаком, уверяя, что мнение окружающих людей тебя не волнует. Но общество, люди, толпа — это страшная неконтролируемая сила. И если масса захочет быть услышанной, она будет услышана. — Чем взбудораженней становилась речь Тери, тем больше ускорялся его шаг. — Ты слишком высокого мнения о людях из моей семьи, — качнула головой девушка. — И недооцениваешь уровень их «глухоты». — Дело не в том, каково мое мнение. Психология и не более. Нам будет достаточно сомнений со стороны одного-единственного представителя сословия, а дальше уже дело времени. Адская машина начнет движение, и остановить процесс будет уже невозможно, — заверил ее Фелини. После жуткой лестницы и еще нескольких не внушающих доверия переходов друзья вышли из ветхого здания на широкую площадку, и Джин-Хо замерла. Руины закончились. В ста метрах впереди не оказалось ни единого дома. Лишь высокий железный забор из сетки Рабица, вершину которого украшала колючая проволока. А за ним — огромная черная лужа. Их цель. — Ты так и не сказал, как мы преодолеем забор. Ведь он под напряжением, — вернулась Джин-Хо из мира угнетающих фантазий к не менее угнетающим насущным проблемам. — Должен быть, — кивнул Фелини. — Но не сегодня, — парень уверенно подошел к забору и, прежде чем Джин-Хо успела его остановить, коснулся сетки голыми руками. Ничего не произошло. Ни вспышки. Ни криков. И Тери остался стоять на ногах. А вот колени Джин-Хо чуть не подкосились. — Видишь? — улыбнулся он, обернувшись к подруге. — Ты сдурел?! Проверить наличие электричества можно было бы и с помощью кинутого в забор камня! — вспыхнула девушка, пытаясь справиться с резко подскочившим пульсом. Фелини на это лишь пожал плечами и взялся рыться в своем рюкзаке. Через мгновение он вручил девушке лазерные кусачки. Вторыми вооружился сам и сразу взялся резать отдельные сегменты сетки. — Поторапливайся. Пусть дроны нас и не видят, но разрушение целостности забора заметят, — бросил он, и Джин-Хо, проглотив гневную тираду о безалаберности Фелини, присоединилась к другу. — И что дальше? — не выдержала она и минуты напряженного молчания. — Ты о чем? — Тери то ли действительно уже успел свернуть к другим дебрям своего подсознания, то ли, что вероятнее, издевался. — Я про Окно. Что дальше? СМИ поднимают тему, радикалы уверяют, что сексуальный каннибализм — великолепная процедура, что разглаживает морщины, лечит все болезни и вообще классная штука. Но дальше то что? — Следующая шкала, которую мы рассмотрим, «Приемлемо», — с готовностью продолжил рассуждения Тери. — Тема на слуху. Обсуждается бурно и уже не сильно табуировано. Из грязной канавы обязательно вылезет какое-нибудь сопливое научное сообщество, которое, дабы повысить интерес к себе и своим проектам и привлечь спонсоров, начнет уверять, что согласно научным расчетам, сексуальный каннибализм имеет основание. Ого, подумает среднестатистический потребитель информации. Наука говорит, что это нормально. Ну, нормально, так нормально! Наука же! Фиг против нее попрешь! А ученые никогда фигни не скажут, правда же? — забормотал Тери, лихо орудуя кусачками. — Так же сексуальному каннибализму необходимо придумать новое название. Например, окрестим его сексантропофагией. Это для того, чтобы отойти от термина «сексуальный каннибализм», который так или иначе будет внушать обществу опасения. Нас ведь поколениями уверяли, что каннибализм в любых своих проявлениях — Не Очень. А уж в сексе — тем более. Но вот про сексантропофагию такого не говорил никто! С ней все ок! Да, суть одна, но перемена термина играет роль еще одной психологической уловки. Вместе с названием обязательно обзаведемся оправдательным фундаментом. Чередой историй, не обязательно достоверных, при которых сексантропофагия будет выставлена с позитивной точки зрения. Например, кто-нибудь расскажет, что женщина с диагнозом «бесплодие» в процессе сексуального контакта с согласия партнера пила его кровь или во время оргазма случайно откусила кончик его пальца, а после забеременела сразу двойней. Или еще лучше — раскрутим тему того, что поедание спермы так же является актом каннибализма, а значит, сексуальный каннибализм практиковался издревле! И мы на коне! — Так это же бред! — усмехнулась Джин-Хо. — Не важно. Мы бредом окружены двадцать четыре на семь. И верить в большую его часть нам никто не мешает. Суть в том, что мы утверждаем, что сексантропофагия давно существует и имеет позитивный окрас. Задача состоит в том, чтобы хотя бы частично вывести сексуальный каннибализм из-под эгиды непростительного преступления. Таким образом, Окно Овертона от шкалы «Приемлемо» двинется к следующему этапу — «Разумно». Готово, — прервал свои рассуждения Фелини, убирая кусачки обратно в рюкзак и отодвигая часть покалеченной проволоки. Образовавшегося прохода оказалось достаточно для того, чтобы проползти на закрытую территорию. Теперь до озера оставалось рукой подать. — Как будем действовать дальше? Мне необходимо зайти в воду? — поинтересовалась Джин-Хо, к своему недовольству замечая, что нервничает. Они ведь просчитали все варианты, и выбранный ими казался единственно верным. Она понимала это как никто другой. Так почему же так дрожали руки? — Нет, это будет выглядеть не так драматично, — покачал головой Тери, не разделяя беспокойств подруги. — Нужна пристань. Судя по инфе из виртуалии, она здесь имеется. В паре километров от нашего нынешнего местоположения, — пробормотал он, взирая в пустоту и будто бы видя то, чего не могли увидеть остальные. «Странно, — подумала Джин-Хо, — экран телефона не развернут. Куда же он смотрит?» — Нам туда, — кивнул Фелини левее и, не дожидаясь реакции подруги, все с той же уверенностью ринулся в нужном направлении. — Так вот на этапе «Разумно» формируются уже две радикальные противоборствующие группы. Те, кто всеми руками за людоедство в процессе или после секса, и те, кто против. Казалось бы, те, кто против — здравомыслящие люди. Но не забывай, они радикалы, а это значит, что их лозунги так или иначе также будут приводить общество в ужас. «Всех людоедов надо сжечь!» или вроде того. Хотя, будь я из радикалов, выступающих против людоедства, предложил бы иной вариант действий. Хочешь знать какой? — поинтересовался он, не поворачиваясь к Джин-Хо. — Даже если я скажу «нет», тебя ведь это не остановит, — поморщилась девушка. — Я бы собрал всех людоедов и разделил на две группы. Одна группа должна была бы съесть вторую. — О как. — Оставшуюся группу я бы снова разделил надвое и повторил бы условие. Делал бы так до тех пор, пока бы не остался один-единственный людоед! — Это чудовищно, — заметила Джин-Хо. — Спасибо, — кивнул Фелини, почему-то восприняв слова девушки как комплимент. — Ну да черт бы с ними… Пока две радикальные группы выясняли бы отношения между собой, мерились письками и являлись для основного общества одинаково неприемлемыми, ученые и журналисты бы уже вовсю трубили, что сексантропофагия — нормальный виток эволюции и тяга к подобному заложена в нас природой. Так что время от времени трахать кого-то, а потом его жрать — это абсолютно нормально. — Не хотелось бы мне жить в таком обществе, — пробормотала Джин-Хо. — О, мы ведь оба знаем, что тебе такая возможность уже не представится, — весело кинул Фелини, и девушку невольно передернуло. А что, если решение не такое уж и единственное? Быть может, все это лишь игра? Его игра? Мероприятие ради забавы? А Джин-Хо все это время лишь плясала под дудку Тери, как общество, которому бы внушили правильность сексуального каннибализма? — И вот мы плавно перешли к «Стандартному»! — ликующе провозгласил Фелини, не подозревая о закрадывающихся подозрениях подруги. — Моя любимая часть! Телешоу, посвященные сексантропофагии: «Она съела жену, потому что хотела стать к ней ближе! Вот что значит настоящая любовь!» Фильмы, в которых трахают и едят людей. Песни: «Я так хотел быть съеденным тобой, но ты зажарила другого!». Видеоклипы. Театральные постановки. И везде трахаются и жрут друг друга, жрут друг друга и трахаются. Ну не сказка ли! Насилие и секс — два столпа, на которых держалась индустрия развлечений издавна! Но теперь в более пикантной обертке! Да еще и каждое третье популярное лицо оказывается практикующим сексантропофилом! «Слышали? Да-да, этот актер всю жизнь ел проституток, но ему приходилось скрывать свои наклонности, потому что общество не могло принять его таким, каков он есть! Но мы-то не такое общество! Другое! Новое! Развитое! Мы все понимаем и принимаем! Мы общество будущего!» Ну не великолепно ли?! — Жутко. — И сегодня на повестке дня невероятная история любви! Он съел сердце своего возлюбленного, чтобы продемонстрировать всю силу своих чувств! Можно ли его осуждать? Вправе ли мы? Стоит ли нам лезть в чужую постель и тарелку? Ведь все произошло без принуждений! Человек вправе сам решать, с кем спать и кем быть съеденным! — Давай прекратим этот разговор, мне что-то нехорошо, — призналась Джин-Хо, ощущая подкатывающий к горлу рвотный комок. Она не знала, что тому виной: ярко описываемая картина Фелини, сумасшедшая, но при этом неприятно перекликавшаяся со вполне реальными общественными изменениями. Или предстоящее «приключение». — Подожди. Было бы обидно заканчивать у последней ступени. «Действующая норма» цветет и пахнет. Промывка мозгов удалась. Отныне запрещается запрещать поедать людей во время или после секса. Данное условие закрепляется законодательно. Люди начинают друг друга жрать. И все. Happy end. — Так человечество же вымрет, где же здесь хороший конец? — возмутилась Джин-Хо. Фелини с широкой улыбкой уже явно хотел возразить, но резко остановился. — Пристань, — произнес он, кивая чуть правее. Джин-Хо прищурилась и действительно разглядела небольшую деревянную пристань у берега озера. Скорее всего, ее построили еще в те времена, когда нефтяная лужа была рекой, по которой плавали лодки. — Ты уверена? — наконец-то с лица Фелини исчез отпечаток таящегося в нем безумия. — Да, — кивнула Джин-Хо с заминкой. Прочь сомнения. — Хорошо. Действуем по плану. Как только увидишь дрона, срываешь со лба пластырь и идешь к пристани. Я за тобой, — пообещал Фелини, выуживая из рюкзака детский пластиковый пистолет. — Думаешь, сработает? — Конечно. — И никто не поймет, что… — Не беспокойся. Все получится, — пообещал Фелини. — О, на ловца и зверь бежит! Полицейский дрон! — поднял он глаза к небесам. — Ох, секундочку! — воскликнула девушка, начиная лихорадочно рыться в карманах. — Совсем забыла! — она вытащила две золотые монетки и показала их Тери. — Плата Харону. Уверена, мне хватит и одной, — произнесла она, пряча верхнюю монету обратно в карман. — А вторая пусть будет у тебя. На память, — выдохнула она дрожащим голосом. Тери забрал монету с ладони подруги, секунду потратил на ее разглядывание, а затем сунул ее в задний карман джинсов. — Дрон близко, — выдохнул он вместо благодарности. Кажется, в прощании Фелини был не так хорош, как в описании легализации сексуального каннибализма. — Прощай, Тери, — произнесла Джин-Хо, срывая пластырь со лба и становясь видимой для дрона. — И спасибо тебе за все, что ты для меня сделал… и сделаешь, — выдохнула она, уверенно шагая к пристани. — Ты ведь знаешь, — произнес Фелини, сперва касаясь пластыря на лбу и меняя настройки, а затем поудобнее беря в руки пистолет. — На меня всегда можно положиться. Ныне… Что-то в складывающейся ситуации Мифи не нравилось. Слишком Ник рьяно заверял ее в том, что все прошло великолепно. Так настаивал, будто убеждал в этом в первую очередь себя самого, а на самом деле великолепием и не пахло. Пахло наебкой. И выглядел он каким-то… дерганым. Словно загнанный в угол зверь, отчаянно скалящийся в лицо собственной гибели. Хотя в последнее время друг вел себя странно на постоянной основе. Мифи поговорила бы с ним о его проблемах, вот только выдворили ее из лаборатории раньше, чем она даже успела кинуть стандартное «спасибо». По логову Тени ей так же расхаживать не позволили. Упершийся в шею наконечник арбалетной стрелы мягко намекнул Мифи, что ей здесь не рады. Пришлось быстро ретироваться с вражеской территории, и лишь отойдя от особняка Дайси на значительное расстояние, дать себе возможность перевести дух и наконец-то оглядеть обновку. Мифи вытянула руку перед собой и критично оглядела серебристую кожу. Ник обещал, что покрытие даст небольшую защиту, а также отметил, что благодаря нано ее общая физическая сила немного повысится. О большем Мифи и мечтать не могла. Неуверенность в себе таяла на глазах и казалось, будто бы и не было этих нескольких паршивых дней без нано. Будто те дни оказались лишь дурным сном, который хотелось поскорее забыть. Вот только чувства от серебристого покрытия ее слегка беспокоили. Они казались не такими, как раньше. Собственное тело девушке ощущалось невероятно легким, почти невесомым. Раньше действительно было не так или за небольшое время в амплуа самого обычного человека она успела позабыть как это — иметь несколько миллионов циркулирующих по кровеносной системе нано-машин? Не меньший интерес у Мифи вызывали корки засохшей крови, что она счистила с ушей. И полопавшиеся капилляры в глазах, из-за которых она выглядела так, будто накануне выкурила ведро травки. Ник сказал, что это совершенно нормально с такой интонацией, будто было это совершенно НЕнормально. «Не бери в голову», — мотнула Мифи головой, отгоняя от себя скверные мысли. Чем мучиться ненужными беспокойствами, лучше поскорее продемонстрировать друзьям-нанитам, что она снова в строю. Больше нападок наносов она терпеть не собиралась, потому планировала собрать самых смелых нанитов и поутру забить Длику старую-добрую стрелку. Уверенность в собственной победе все еще отсутствовала, но и дальше продолжать холодную войну с наносами Мифи не собиралась. Следовало как можно скорее поставить во всем этом дерьме жирную точку. С этой мыслью она бодро дошла до школы, надеясь отыскать нескольких нанитов на ее территории. Вот только вселенной как обычно построенные Мифи планы не пришлись по вкусу, и она решила внести в них пару незначительных правок. Не успела девушка подойти к воротам школы, как ее окликнули: — Эй, серебряная дрянь! — послышался пронзительный голос, заставивший нанитку поморщиться. — К тебе обращаемся, синяя, — последовал вслед за ним второй, так же девушке знакомый. Мифи была бы и рада проигнорировать неожиданных собеседников, но прекрасно понимала, что попала не в ту ситуацию, когда можно сделать вид, будто тебя поразила глухота. Два враждебных обращения поддержали гоготом еще несколько человек. Мифи мрачно обернулась к незапланированным собеседникам. Говорят, мысль материальна. Но Мифи и не знала, что это может работать настолько эффективно. Не успела она у себя в фантазиях поставить Длика на колени, как он уже, окруженный собственной свитой, направлялся аккурат в ее сторону. «Дура», — мысленно поругала себя Мифи. Не следовало идти к школе. Неужели для нее стало открытием, что после уроков большинство представителей молодежных направлений оставались на ее территории: одни для решения внутренних межсубкультурных перипетий, другие — понаблюдать за этими разборками со стороны. И наносы в последнее время лезли в любую дыру, дабы повысить свой авторитет в глазах окружающих, а заодно набрать к себе побольше новичков. — Глухая, нет? — дребезжащий голос ударил по вискам. Девушку, что горделиво сопровождала Длика, Мифи уже имела нерадость видеть ранее. Та самая девица с зелеными волосами, отхватившая пиздюлей от Зуо. Как там ее звали? Шайна, кажется. Хотелось бы Мифи увидеть ее лицо, окажись Шаркис сейчас неподалеку. Как и лица тех, кто защищал в школе права женщин. Почему-то Мифи была уверена, что Шаркису удалось бы всем растолковать, что его позиция — верхушка равноправия, ведь он разделял людей только на две категории: друзья и враги. Но Шаркиса здесь не было, потому Мифи только и оставалось, что усиленно изображать перед приближающимся Дликом саму невозмутимость. А давалось ей это с большим трудом. По всему телу внезапно пробежала необъяснимая дрожь. На лбу выступила испарина. Во рту пересохло, а в горле образовался ком, который хотелось сглатывать снова и снова. Дыхание само по себе ускорилось, потеряв глубину. И во всех этих симптомах виноваты были воспоминания прошлого дня, что до того Мифи старательно подавляла, а теперь при виде Длика уже не могла справиться с их нахлынывающим потоком. Ей-то казалось, что при встрече с ним у нее перед глазами замелькают картинки, как это обычно показывается в фильмах. Этакие обрывки сцен, будто увиденных ею со стороны. Но вместо картинок в нос ударил запах пыльной стены, к которой Длик прижал Мифи. И какого-то вонючего одеколона, которым лидер наносов будто бы обливался из ведра. Щека загорела от хлесткой пощечины, что Мифи заработала накануне. А на бедрах вспомнились неприятные прикосновения. — Не глухая, — рыкнула Мифи, следя за своим голосом и специально его занижая. Собеседникам не следовало знать, как она тогда испугалась, и насколько страшно ей было теперь. — А где твой цирковой уродец? — Длик задал вопрос с усмешкой, но наверняка прощупывал почву. Даже учитывая, что он нарисовался в компании четырех человек, удары, полученные от Мишель, явно его беспокоили, потому Мифи предпочла соврать: — Пошла купить воды. Сейчас вернется, — нанитка правда пыталась сохранять самообладание, но заметив, что ее ненавязчиво окружают, запаниковала, и голос ее задрожал, выдавая ложь. — Какая жалость. Придется поздороваться с ней в следующий раз, — наигранно вздохнула Шайна, разводя руками. — И откуда только столько самодовольства в людях, которые постоянно отхватывают пиздюлей? — фыркнула Мифи, намекая на недавние безоговорочные проигрыши Шайны и Длика. Она надеялась, что напоминание об этом собьет с них спесь, но результат оказался ровно противоположным. Шайна внезапно подскочила к Мифи и вцепилась руками в ворот ее водолазки. Нанитка попыталась отстраниться от нападающей, за что получила удар в бок от незнакомого наноса, что стоял по ее левую руку. Визуально удар казался сильным, но по факту не принес сильных болевых ощущений. Возможно, свою роль сыграло защитное нано-покрытие, а может сам по себе парнишка оказался хлипким. «Слабак!» — подумала Мифи, наконец-то избавляясь от хватки Шайны и отталкивая ее от себя. Девушка не удержалась на высоких каблуках и плюхнулась на асфальт. — Вы серьезно собираетесь нападать на меня впятером?! — в отчаянье воскликнула Мифи, понимая, что у нее нет ни единого шанса взять над наносами верх. Ответом Мифи стал удар по затылку. Судя по звону разбитого стекла — бутылкой. Но невероятным для Мифи стало не то, что ее ударили со спины и даже не импровизированное оружие, которое сейчас в век пластика надо было еще постараться отыскать. Мифи поразило, что она осталась стоять на ногах. И боль показалась тупой и не требующей особого внимания, как до того и боль от удара в бок. «Странно… — успела подумать девушка до того, как кто-то дернул ее сзади за водолазку и вместе с тем ударил по сгибам колен. — Это не очень похоже на «небольшую» защиту», — на колени Мифи упала скорее рефлекторно. — А ты крепче, чем кажешься, — усмехнулся Длик, приближаясь к девушке и хватая ее за подбородок. Его неожиданная близость вызвала у Мифи новую волну удушающего страха, и он это заметил. — Но ничего, и таких ломали. Тебе, Лэйри, давно пора показать твое место в этой пищевой цепи, — произнес он и ударил девушку по лицу. И вновь боль отсутствовала. Лишь сильный толчок, опрокинувший Мифи на асфальт, и всепоглощающий ужас, который вызвала близость Длика. Страх скручивал мышцы, путал мысли и подстегивал не к защите, а к бегству. Вот только как убежать, когда ты окружена? Удары градом посыпались сверху. Пятерка противников на внимание к Мифи не поскупилась, от всей души колотя ее ногами. Девушка, сжавшись в позу эмбриона, терпеливо сносила удары, не понимая, почему все еще не чувствует сильной боли. Защитные ресурсы нано уже должны были исчерпаться. «Наверное, адреналин…» — пронеслось у нее в голове. — С нее хватит, — запыхавшись, остановил вошедших во вкус наносов Длик, после чего кто-то из пятерки с особым усердием ударил Мифи ногой в живот в последний раз. — Будь ниже травы, Лэйри. Не вынуждай меня переходить черту. — А до этого я… выходит… вынуждала? — выдохнула Мифи, осторожно разгибаясь и приподнимаясь над асфальтом. — Провоцировала, — усмехнулся Длик и окинул девушку настолько сальным взглядом, что ее передернуло. И оглушительный страх, достигнув пика, неожиданно начал блекнуть. «Если я сейчас все оставлю как есть, это будет концом», — Мифи и сама не знала, откуда у нее появилась эта уверенность, но она будто отрезвила потонувший в страхе разум девушки. Следовало что-то сделать. Не завтра поутру. Не поздним вечером сегодняшнего дня. Прямо сейчас. Нанести хотя бы один удар, пусть он и грозил еще одним градом ответных. Всего один, который бы знаменовал ее непреклонность и бесстрашие. Потому Мифи резко встала на коленях и ударила Длика кулаком в первое, до чего она дотянулась — в левый бок. Странное ощущение. Ни взрыва боли в костяшках. Ни чувства твердой плоти. Неожиданная мягкость и влага в первое мгновение вызвали замешательство. А визг, донёсшийся до ушей нанитки, это замешательство лишь усилил. Мифи вгляделась в место удара, не сразу поверив своим глазам. Часть левого бока Длика отсутствовала. А по все еще вытянутой вперед серебристой руке девушки от кулака к локтю струилась красная кровь. На костяшках налипли куски человеческой плоти. Визжала Шайна. Схватившись за голову, вопила во все горло, не сводя глаз с Длика. Остальные наносы, побледнев, так же наблюдали, как их лидер с тихим охом оседает на асфальт. — Я… — выдохнула Мифи, поднося кулак к лицу и в ужасе разглядывая его. — Я не… «Немного повысится сила, Ник?! Так ты сказал?! Я вырвала из человека кусок плоти! Это нихуя не НЕМНОГО!» Один из наносов сорвался с места. Но не для того, чтобы ответить на нападение Мифи. Он убегал. И убегал в противоположную от нанитки и своего лидера сторону. Его пример оказался заразителен. Остальные члены компании, включая продолжающую вопить Шайну, уносили ноги, то и дело оглядываясь и словно проверяя, не побежит ли Мифи за ними. Но они сейчас были последним, что волновало девушку. — Блять! — выдохнула Мифи в отчаянье, кидаясь к Длику и осматривая рану. — Блять! Блять! Блять! Да как же это… — Мифи дрожащими руками стянула с себя водолазку, скомкала ее и прижала к обильно кровоточащей ране. — Эй! Ты слышишь меня?! — позвала она Длика. Тот, белый как мел, стеклянным взглядом уставился в небеса. Дыхание его потяжелело. Мифи он будто не слышал. — Блять! — вновь воскликнула девушка. — П… помогите! Помогите, кто-нибудь! Ответом ей оказалась тишина. Тенистый переулок перед школой пользовался среди учеников популярностью в первую половину дня и превращался в безлюдный пустырь — во вторую. — Кто-нибудь! На помощь! — завопила Мифи что есть мочи. — Помогите! Пожалуйста! Пожалуйста, кто-нибудь! — Эй, что случ… Мифи вздрогнула и оглянулась на голос. Мишель стояла в метре от нее. Сегодня циркачка собрала свои длинные пепельные волосы в высокий хвост на затылке. Белый комбинезон в свете медленно кренящегося в сторону горизонта солнца отливал перламутром, а брови и скулы девушки украшали стразы. — Что произошло? — сперва осекшись, все же поинтересовалась Мишель, подходя к Длику и окидывая его оценивающим взглядом. Мифи стоило задаться вопросом, откуда Мишель взялась? И почему именно она услышала зов о помощи? Но сейчас все внимание нанитки сконцентрировалось на Длике. — Я… я не знаю, как… Я не знаю… Я… Не хотела! — зашептала Мифи, чувствуя, как ее начинает тошнить. — Просто хотела стукнуть его. В ответ… Я не знала… Ник не предупредил… Я думала, что… Я не хотела!!! — по щекам ее градом потекли слезы. — Вызови скорую! Пожалуйста! Позови на помощь! Я… Я не хотела! — Помощь? — Мишель будто удивилась. — Правда хочешь спасти его после всего, что он тебе сделал? После того, что он Хотел сделать? — произнесла она с неестественным холодом в голосе. — Мы ведь можем просто… — Ты спятила?! Я не убийца! — воскликнула в ответ Мифи. — Как бы и чтобы он не… Нет! Я не убийца! — Я тебя поняла, — кивнула Мишель, садясь перед Дликом на корточки. — Но скорую вызывать не стану. Как ты им объяснишь произошедшее? — задала она вопрос. — Это… несчастный случай, — пробормотала Мифи. — Нано. Из-за них… Я не знала! — Они не поверят, — покачала Мишель головой. — Убери руку, — кивнула она на рану Длика. — Н…нет. — Убери. С такой раной долго он не протянет, хоть пятью водолазками ее зажимай. У меня есть кое-что получше, — заверила Мифи циркачка, после чего вытащила из украшенного шестью маленькими крылышками рюкзака прозрачный пакетик с серыми шариками. — Что это? — вздрогнула Мифи. — Доверься мне. — Что это?! — повторила Мифи вопрос с надрывом. Мишель на это лишь тяжело вздохнула: — «Шарики смерти». Слышала о таких? — девушка мягко убрала руку Мифи от раны Длика, а затем размяла в пальцах сразу несколько шариков и посыпала ими кровоточащую рану. Еще один шарик она силком впихнула парню глубоко в рот. — Повышают регенерацию. Заживляют даже самые страшные раны. Детище Серебра. — Наркота? — поморщилась Мифи. — Не совсем. — В чем подвох? — не отставала нанитка от Мишель. — Подвохов несколько, — не стала утаивать циркачка. — Первый: препарат незаконный. Второе: много побочек. Третий: если принять его при каком-нибудь переломе без осмотра и вправления, кость срастется криво. Четвертое: цена. Пятое: если подсядешь на эту дрянь, слезть получится только в гробу. — Что за побочки? — продолжала допрос Мифи. К ее облегчению, кровотечение Длика остановилось. — Да у каждого свое. Может, потошнит пару дней. Может, помрет лет на десять раньше. Но ведь главное, что сейчас выживет, — пожала Мишель плечами. — Ну и подсесть можно. Редко кто становится зависимым от одного раза. Не самая притягательная дрянь. Но бывают и такие индивиды. — Откуда, скажи на милость, это лекарство у тебя? — нахмурилась Мифи, пытаясь за гневом скрыть рвущуюся наружу истерику. — Все акробаты носят с собой «шарики смерти». На всякий случай. Не все трюки выходят с первого раза, — размыто ответила Мишель. — Я не это спрашивала, — нахмурилась Мифи. — Ну и что? — пожала циркачка плечами. — Сейчас куда важнее убраться отсюда до того, как кто-нибудь нас заметит, — проговорила она, касаясь телефонной пластины в левом ухе. — Тайфер! — через мгновение весело воскликнула она. — У нас тут несчастный случай у школы. Поможешь? Ох, спасибо, котенок! Конечно-конечно! Мишель продолжала что-то щебетать, обращаясь к таинственному Тайферу, а Мифи вглядывалась в собственную все еще перепачканную кровью Длика руку. Да, она говорила Нику, что хочет стать сильнее. Но он ничего не упоминал о такой мощи. Глупо было бы в произошедшем винить его. Но раз за разом у Мифи в голове навязчиво всплывал один единственный вопрос: «Какого черта он не предупредил?!» Месяц назад… «…На наш виртуканал поступило шокирующее видео с полицейского дрона, на котором четко видно, как неизвестный стреляет в единственную наследницу корпорации Син — Джин-Хо Син. У совсем еще юной девушки через месяц должна была состояться свадьба. Какая трагедия! Пока мы не можем со всей уверенностью утверждать, что именно там произошло. Но судя по видео, которое вы сможете посмотреть на нашем канале, если оформите платную полугодовую подписку, девушка была знакома с нападавшим и, что куда важнее, знала о его намерениях. Также из надежного источника мы узнали, что со счетов корпорации Син пропала n-ая сумма денег. Повторюсь, делать выводы еще рано, но полиция рассматривает гипотезу, при которой наследница самостоятельно заказала свое убийство. Увы, нападавшего, в отличие от жертвы, на видео разглядеть не удалось. Но если вы прямо сейчас воспользуетесь нашей акцией и оформите полугодовую подписку на наш канал со скидкой в десять процентов, вы не только сможете увидеть видео, но и, возможно, поможете в опознании преступника, тем самым внеся неоценимую лепту в расследование хладнокровного убийства. Киллер пустил девушке три пули в грудь и одну в голову, после чего она упала в нефтяное озеро. Поиски тела пока не дали результатов…»