Семь небес Рая

Никогда не любил больницы. Не потому что в них всегда пахнет хлоркой с запахом леса и болезнью с ароматом пластика. Хотя и к больничным запахам у меня имеется небольшой список претензий на четыреста двадцать девять страниц. Запах смерти? А быть может лучше запах дешевого моющего средства с цветочными нотками, вдохнув который, кажется, что эти самые цветы разве что не растут у тебя из зада? Цветы из задницы — немного не те фантазии, на которые я рассчитывал, со скуки обнюхивая стены палаты. Не потому что у меня о больницах на подкорке подсознания сохранились плохие воспоминания. Впрочем, и здесь есть из чего развивать тему бесконечной ненависти к этому месту. Каша с комочками, которой меня кормили, пока я лежал на больничной койке, до сих пор ночами приходит ко мне в кошмарах и третирует меня, запихивая эти самые комочки мне в ноздри. Если вы любите пытать людей, но никогда не мучали их комочками манной каши, рекомендую. Подействует безотказно! Дело даже не в туалетах, которые мало чем отличаются от «тайной комнаты» в заведении, где полгода назад меня наградили «божественным поцелуем». Этот пункт, пожалуй, наоборот таит определенное очарование. Меня бесило освещение. Холодный режущий глаза свет, который делал все вокруг невыносимо четким и ясным. Аж слезы наворачивались. Будь моя воля, я бы бросал вызов каждой лампе, которая источала потустороннюю лучистую энергию. Вызывал бы их на дуэль, грациозно кидая в стеклянные колбы синтетические перчатки, которые бы вспыхивали и плавились. Дрался бы с лампочками, не жалея кулаков. За себя! За родину! Развернул бы полномасштабную агитацию. Запретил бы их на законодательном уровне. Устроил бы лампочный геноцид, с высокой трибуны призывая людей уничтожать их без раздумий и жалости. Подпольных производителей отправлял бы на пару месяцев в места не столь отдаленные и заставлял бы жить в камерах, освещенных холодным светом и день и ночь. Распространителей штрафовал и записывал на исправительные работы в Тосамскую канализацию, собственноручно вставляя в их фонарики ненавистные лампы. А тех, кто продолжал бы их использовать, я бы заставлял вкручивать в светильники лампочки с теплым светом насильно. В конце концов, религию же людям навязывали. Значит можно навязать и теплый свет! Брат на брата. Холодный свет на теплый. Война, жестокость которой взбудоражит мир и изменит его так, как ни одна предыдущая! Хуже описанного выше только лампы холодного света, которые моргают. Это уже не просто кошмар. Это уже сложно кошмар. Пытка. Издевательство. Беспрецедентное давление на психику. Я поднял голову к моргающей у потолка лампе и, психанув, погрозил ей кулаком. Не знаю, какие у тебя проблемы, но лучше бы тебе их решить к моему следующему приходу, понятно? Не слышу ответа! Лампа молчала, продолжая назойливо мерцать с той же частотой, с которой иногда пульсируют светодиоды в ночных клубах. Только там под наркотическим трипом да под громкую музыку людей из-за подобного накрывало волной бессознательного, а здесь, в больнице, единственным эффектом оказалось стойкое желание выцарапать себе глазные яблоки. Потрясания кулаком в сторону потолка не возымели хоть какого-то эффекта. Лишь в глазах зарябило больше прежнего от того, что из-за еле уловимой ряби мои движения казались резкими и неестественными. Ничего-ничего, я тебе еще покажу! Всем покажу! Еще не решил, что именно, но как решу, так сразу покажу. Пообещаю только одно: вам не понравится. Мне, возможно, тоже. Сестру мама отправила домой еще до моего прихода. Сама она уже не в первый раз отлучилась для разговора с врачом, а я остался стоять в одноместной палате и рассматривать отца под чертовым холодным мерцающим светом. За время пребывания в больнице, подключенный к медицинским аппаратам, он явно потерял в весе. Лицо осунулось, а кожа из-за недостатка солнца приобрела землистый цвет. Сейчас он мне скорее напоминал восковую фигуру, нежели живого человека. Казалось, если посильнее надавить пальцем на глубокие мимические морщины у рта отца, можно проткнуть его лицо насквозь. Отлипнув от стены рядом с дверью, я с опаской приблизился к родителю, ненароком задержав дыхание. Казалось, выдохни я, и он рассыплется прямо здесь, на кровати. А я и так слишком сильно перед ним виноват, чтобы еще, ко всему прочему, превращать его в пыль своим неосторожным дыханием. Конечно, родители на то и родители, чтобы прикрывать тылы своих детей. Но в исключительных случаях лучше бы наблюдать за происходящим со стороны. Меня однозначно следовало оставить разруливать проблемы с ПКО-вирусом самостоятельно. Долго смотреть на отца у меня, как обычно, не хватило силы духа, потому я стыдливо отвернулся, невольно концентрируя внимание на чем угодно, только бы не на доказательстве моего абсолютного бессилия. Все эти полгода отец не расставался с вирту-очками, которые прикрывали верхнюю часть его лица и сейчас, упрямо навевая мне воспоминания, от которых я с таким усердием закрывался последние месяцы. В тот злополучный день именно мне следовало остаться с детьми, являвшимися частью ПКО-вируса. При таком сценарии все оказалось бы намного проще и, возможно, менее мучительно. И сейчас именно я лежал бы на больничной койке с вирту-очками, разве что не вросшими в лицо, и бед бы не знал. Сидел бы в белом кубе. Разговаривал сам с собой. Строил бы теории о том, как решить все проблемы мирового масштаба с помощью зубочистки и катышков, что иногда выковыриваю из пупка. А все бы вокруг бегали и думали, как мне помочь. Или не бегали. И не думали. Это уже значения не имеет, потому что в коме пребывал отец, а я топтался на месте, всматриваясь в медицинские показатели, в которых ни черта не смыслил. Тихий скрип двери заставил меня вздрогнуть и обернуться к выходу. Мама осторожно, будто боясь разбудить отца, проникла в больничную палату и аккуратно притворила за собой дверь. — Что они говорят? Почему сбоят системы? — проигнорировав читавшуюся на лице матери тревогу, набросился я на нее с расспросами. Система глючила уже который раз, то есть и отец на границе между жизнью и смертью балансировал далеко не впервые. Психовал я только первые несколько месяцев, а потом привык, и на первый план вместо беспокойства за родителя вылезли вполне логичные вопросы. Кто? Как? А главное, зачем?! — Они и сами не знают, — пожала мама плечами, облокачиваясь на бортик кровати и всматриваясь в отца так внимательно, как я бы не посмел. — Больничные системы защищены. Оборудование новое. Единственная лазейка, это… — мама кивнула в сторону вирту-очков, — виртуалия, от которой нельзя отключить твоего отца. Возможно, кто-то пытается взломать локальную больничную сеть, используя вирту-соединение с людьми, лежащими здесь в виртуальной коме. — Невозможно, — нахмурился я, а затем, поняв, что заявил об этом слишком уверенно, добавил, — на черта кому-то так запариваться из-за сраной государственной больницы? На самом деле больница — отличная мишень для виртуальных террористов. Перспективы от удачного взлома очень и очень хороши. Один только рынок паленых рецептов чего стоит. Продажа медикаментозных препаратов с наркотической составляющей. Списание оборудования, стоившего солидных сумм денег. О трансплантации вне очереди и говорить нечего. Но, конечно, имелись и идиоты, которые взламывали больничные системы так сказать «по приколу», мешали больничные карточки и записывали людей на операции, в которых те не нуждались, химичили с дозировками лекарств или игрались со светом. Я невольно вновь уставился на мерцающую лампочку. «Приколы» стоили тысяч жизней и кучи денег на установку больничных серверов и настройку локальных сетей. И все же полностью от подключения к виртуалии избавиться было нельзя из-за людей, подобных моему отцу. Лазейка действительно так и просилась на то, чтобы ею воспользовались, так как больничные файерволы оставляли желать лучшего, а безопасники больницы походили на сонных мух, большую часть времени предпочитавших распивать невкусный кофе из дешевых автоматов. Вот только я о дырах в защите системы подумал еще шесть месяцев назад. Классическую DDOS-атаку система бы, может, и выдержала, но на большее рассчитывать не приходилось. Благо, файерволы оказались с открытой архитектурой и поддержкой встраиваемых модулей, дав мне возможность втихомолку расширить их функциональность. Но и этого мне показалось мало, тем более, что не существует универсального инструмента, который защитил бы от всех видов атак, а ленивые безопасники больницы не обнаружили бы и простенький кейлоггер. Кейлоггеры, кстати, моя личная маленькая страсть. Мне в свое время потребовалась куча времени и сил, дабы намеренно поймать на старый ноутбук сестры шпиона, фиксировавшего нажатие каждой клавиши на сенсорной клавиатуре. Сделал я это для того, чтобы затем установить программу, которая каждый день по восемь часов кряду набивала одно единственное слово. Вы бы видели рожу хакера, потратившего неделю на расшифровку битых файлов с «добычей» и понявшего, что пользователь просто три миллиона раз набивал слово «жопа». Вот я видел, взломав его вирту-очки и пронаблюдав за всеми его действиями с подсунутой мной информацией. Такое развлечение стоило моих усилий и часа времени для создания уникальной программы, с усердием набивавшей четыре злосчастные буквы! Мое лучшее детище! Короче, безопасность больницы можно назвать сносной, но и только. Так что я сделал все для того, чтобы ее повысить до пределов, преодолеть которые смогли бы единицы. Но… если взлом действительно имел место быть, значит, везение, как обычно, подкачало и кому-то из именитых хакеров Тосама приспичило поразвлечься за счет моего отца. Или же… Я нахмурился, пытаясь тщательно проанализировать всплывшую в голове догадку. Людей, которые бы преодолели мою защиту, действительно существовало немного. И один из них лежал сейчас на больничной кровати передо мной. Следует ли сей факт принять в качестве совпадения? И не окажется ли, что данным решением я недооценю способности своего родителя? Поддавшись порыву, я присел на кровать к отцу и вгляделся в его закрытые глаза сквозь полупрозрачное стекло виртуочков. Веки его едва заметно дрожали. — Ловко, — выдохнул я тихо и тут же взглянул на показатели, что выдавало медицинское оборудование. Они не изменились. Хм… Мои подозрения безосновательны? — Что-что? — вяло переспросила мама, решив, что я обращаюсь к ней. Мне не нравились метаморфозы, которые происходили с ней в момент, когда она переступала порог отцовской палаты. Даже зная, что большую часть времени она притворяется, мне было куда проще верить в то, что она за отца переживает не больше, чем за сломанную микроволновку. Всегда бодрая, с наставлением в кармане и дозой иронии в каждой фразе. Но здесь и сейчас она не выглядела бодрой или ироничной. На лице ее запечатлелась маска невыносимой усталости и горя. Думаю, она скучала по папе, потому что по нему скучал даже я, а моя чувствительность куда ниже, чем у большинства окружающих меня людей. Знаю, что и Эллити, днями играя роль занозы в заднице, ночами всхлипывала в подушку или просыпалась после кошмаров, зовя на помощь отца. Странно все это, ведь он часто пропадал на работе. И мне всегда думалось, что все домочадцы не сильно с ним близки. Но лишь он оказался на больничной койке, и все мы внезапно осознали, что в нашей жизни он играл куда большую роль, чем мы предполагали. — Я говорю, что это, вероятно, правительственный заговор! — заявил я, решив, что маму следует немного отвлечь от непроницаемой печали. — О нет, только не заговор, — простонала мама, прекрасно зная, что будет дальше. — В виртуалии только о них и говорят! — заверил я ее и даже не соврал. Теории заговора хороши во все времена! Только прелесть XXIII века заключалась в том, что всё, что придумали и пережевали до нас, мы возвели в маразматический абсолют! Поколение идиотов! Нация круглых дураков! Люди будущего, сказавшие эволюции громкое «Нет!» и взявшиеся за активный регресс вместо прогресса. Виртуалия пестрила самыми разнообразными историями, теориями, гипотезами относительно всего, до чего дотянулся человек. Но самое смешное заключалось даже не в наличии тех или иных умозаключений, а в том, что как бы дико ни звучала догадка, обязательно находился отдельный контингент пользователей, которые не просто воспринимали все всерьез, но спорили до кровавых соплей об исключительной правдивости обсуждаемой темы. На фоне столь волшебной восприимчивости к бредовой информации месяц назад виртуалия сотряслась из-за одной такой теории. Начиналось все невинно. Пользователь, назвавшийся Господином N, выложил в одном из виртуальных дневников пост о том, что из лотка его кота начали пропадать кошачьи фекалии. При этом он утверждал, что животное совершенно точно справляло свою нужду как надо, потому отсутствие биологического наполнения в лотке с физиологическими отклонениями котика связано не было. Нет. Кот стопроцентно в туалет ходил и ходил куда надо. Но позже фекалии пропадали. Вот такая вот загадка века. Кружащая голову инфляция? Загрязнение очередного источника чистой воды? Кислотные дожди? Давайте лучше обсудим таинственное исчезновение кошачьих какашек. Да, эта тема наиболее актуальна и остра! Заверните две! Не прошло и дня, как под постом, казалось бы, не содержавшим ничего примечательного, появилась череда комментариев с предположениями о том, куда же, матерь божья, пропало говно. В какие такие подпространства оно завалилось? В чьих золоченых сундуках теперь хранилось? И за какую сумму продавалось? Перебрали тысячи вариантов от мистических, до политических. В мой личный топ предположений относительно развития событий вошли три теории. Первая: о взбунтовавшемся домовом. Люди советовали вызвать вирту-экзорциста, тем более что тогда у некоторых искренне сочувствующих пользователей нашлись скидки на подобные услуги. Другие предлагали иной, не менее эффективный способ решения проблемы с домовым — поставить в угол туалета блюдце с синтетическим молоком. Мол, домовой молочко попьет и все говно вернет. Ага. Конечно. Именно так наша вселенная и работает. Вторая: теория появления живой материи из неживой. По-моему, это что-то из алхимии, и я так и не понял, что они имели в виду? Что каждая новая порция говна отращивала ноги и благополучно спасалась бегством? На черта мы вообще эволюционировали? Чтобы в XXIII веке с серьезными минами обсуждать вероятность бегства из лотка кошачьего дерьма? Интересный смысл существования. И вишенка на торте тупорылости, третья: теория о том, что виной всему мировое правительство. Да-да, это заговор правительства и никак иначе. Оно годами разрабатывало биологическое оружие, работающее на кошачьем дерьме. Или химическое оружие. Или ядерное. Ну, короче, какое-нибудь там оружие. Интересней всего, что после этого умозаключения тут же из всех дыр полезли такие же пострадавшие, как и Господин N, которые в один голос утверждали, что и у их кошек воруют какашки из лотков. А у некоторых и того хуже — телепортируют дорогое топливо прямо из прямых кишок. Проблема обострялась. Ситуация накалялась. Народ начинал нервничать. Еще бы. Тут ядерное оружие на говне, попробуй оставаться невозмутимым. Все больше пользователей из виртуалии стекались к посту и оставляли свои комментарии. Да, появлялись среди них и гласы разума, писавшие о том, что всё это — бред сивой кобылы, а каждый, кто в эту чушь верит — больной на голову. Но они терялись в шквале общей фекальной истерии. Наконец, один из умников предложил Господину N расставить камеры у туалета и посмотреть, что будет, когда его кот в очередной раз решит справить нужду. Господин N прислушался к совету и действительно поставил какую-то допотопщину напротив двери в туалет. Почему камеру не поставили в сам туалет, никто не спрашивал. Пользователи бездумно, но с жадностью поглощали любую новую информацию, связанную со столь серьёзными обстоятельствами. Уже на следующий день Господин N выставил жутко замыленное абсолютно непонятное видео, в котором кто-то углядел правительственный спецназ, другие — инопланетные формы жизни, третьи — вытащили из закромов истории про восстание машин и заявили, что человечество с этой его робоинженерией заигралось и теперь обречено хлебать последствия. То есть пользователи разделились на десятки противоборствующих лагерей, которые объединяло только одно — они реально верили, что дерьмо похищают. При этом людей с гласом разума становилось все меньше. Каждый раз, когда кто-то пытался включить в дебаты логику и интеллект, остальные пользователи прибегали, чтобы словесно порвать его на тряпки. Вот вам и яркое подтверждение того, что, если вы окажетесь единственным нормальным человеком среди безумцев, безумцем будут считать именно вас. В общем, закончилось все весьма тривиально. Лагерь, отвечавший за теорию заговора мирового правительства, подавил теории конкурентов. Затем его явно обозначившиеся лидеры составили петицию, в которой обращались к мировому правительству с призывом перестать трогать кошачье дерьмо, потому что его владельцем является хозяин животного, а значит, забор фекалий подразумевает проникновение на частную собственность и кражу в особо крупных размерах. Я за этим наблюдал со смехом, пока петиция не набрала семь миллионов подписей. После этого я решил, что слегка заигрался, и удалил созданный мной профиль Господина N и десятки видео, в которых Эллити проникает ночью в туалет. Наблюдая за тем, с какой легкостью люди ведутся на всякую чушь, я начинаю подозревать, что им просто нравится быть обманутыми. — Не уверена, что твоему отцу будут интересны твои теории заговора, — произнесла мама, подходя к двери и маня меня пальцем за собой. — Он меня не слышит, — фыркнул я. — Кто знает, — пожала мама плечами. — Ты ведь любишь теории, а одна из них состоит в том, что люди, находящиеся в коме, способны слышать тех, кто с ними разговаривает. Врешь. Я заметил, как ты украдкой посмотрела на одну из больничных камер. Ты явно знаешь что-то, о чем не знаю я. Провода, что за все время моего пребывания в палате, лениво выползали изо рта отца и скручивали его шею, запястья и щиколотки, подтверждали мои подозрения. Вот где настоящий заговор, который мне только еще предстоит раскрыть. В этой пропахшей хлоркой комнате. Между моими родителями. Я должен чувствовать себя властелином этого мира, в руках которого сконцентрирован весь контроль, но… Прежде чем выйти в коридор я в последний раз взглянул на отца. Его провода были прозрачными. Сквозь изоляцию легко просматривались жилы. Нигде и никогда за время моих «видений» таких проводов я не видел. Мой мозг явно пытался донести до меня информацию, понять которую у меня пока не доставало ресурсов. Что ж… надеюсь, озарение ко мне придет до того, как станет слишком поздно. — Ты ведь помнишь, что у тебя на сегодня запланирована терапия? — поинтересовалась мама, будто бы подозревая, какие мысли вертелись у меня в голове. — Конечно, — кивнул я, бодро приближаясь к ждущему меня неподалеку от отцовской палаты Зуо. — Прямо сейчас мы туда и направимся, правда же? — поинтересовался я, воззрившись на семпая. — Да, — подарил он мне лаконичный ответ, смиренно терпя на себе изучающий взгляд моей матери. — Надеюсь, мне не стоит напоминать, что мой сын вчера неплохо опростоволосился, потому я надеюсь, что ты привезешь его домой как можно скорее, не дав ему возможности насладиться свободой? — обратилась мама напрямую к Шаркису. — Насладиться свободой… — протянул Зуо с задумчивым видом. — Рядом со мной такое проделать невозможно. — Вот и чудно, — кивнула мама, вновь переключая внимание на меня. — Териал — будь добр, не делай глупостей, — подарила она мне странное напутствие. Будто и правда читала все мои мысли. — Так мне добрым быть? Или глупостей не делать? Не уверен, что способен и на то, и на другое одновременно! — натянуто улыбнулся я, почему-то в данный момент желая поскорее скрыться от маминого внимания. Что значит «не делай глупостей»? На кой черт я вообще живу, если не для этого? Подобная просьба равноценна пожеланию перестать думать. Вы вот пробовали не думать? Я пробовал. В результате, все свои мысли я заглушал нескончаемым «ни о чем не думай, ни о чем не думай, ни о чем не думай»! То есть я думал о том, чтобы не думать, и выходит, потерпел в данном случае безоговорочное поражение. Значит и в иных подобного рода действах меня ждал провал. — Я проконтролирую, — пообещал Зуо маме. Поглядите-ка… Проконтролирует он. Да ты, сэмпай, дальше своего носа ничего не видишь! Невозможно контролировать то, о чем ты даже не подозреваешь. Впрочем, маму его слова убедили. Она кивнула, после чего молча развернулась и направилась к выходу из больницы. Мы с сэмпаем остались стоять у палаты. — Напомни адрес твоего психотерапевта, — попросил Шаркис, касаясь телефона в ухе. — Мы не поедем, — качнул я головой. — Ты не из тех людей, кому можно пропускать психотерапию, — заявил сэмпай, хмурясь. — Кто бы говорил! — рассмеялся я. — И у меня, между прочим, намечается прогресс! — Дай догадаюсь: ты нашел самую удобную позу для сидения на кушетке? Или научился пить из кулера, игнорируя стаканчик, чтобы окружающие люди после тебя обходили эту воду стороной? У-у-у, сэмпай, как хорошо ты меня знаешь. Мне это не нравится! — Подобрал отличный корм для золотой рыбки моего врача. — Неоспоримый прогресс. — А то! — Так какой адрес? — Говорю же, не поеду я к психотерапевту! — заявил я настойчивей. — Нам сейчас не до моих маленьких проблем с головой. — Маленьких? — скептически хмыкнул Шаркис. — Одно лишь то, что ты встречаешься со мной, говорит о серьезных проблемах. Зуо, который научился шутить? Кошмар какой-то. — И все же ты не можешь не согласиться с тем, что сейчас у нас есть проблемы поважнее. В первую очередь следует решить хотя бы одну из них! — Моя стратегия изливания неудержимого бреда, рвущегося наружу со скоростью восемь световых в секунду, сейчас бы мне сослужила плохую службу, так что пришлось брать себя в руки, выцарапывать из подсознания зернышки адекватности и беспощадно стрелять ими в сэмпая. — Лаирет — та еще задачка. Не следовало мне с этим тянуть. Необходимо уничтожить ее как можно скорее. — С чего это вдруг такое рвение? — протянул Зуо с подозрением. — Ну… — промямлил я, изобразив тревогу, а затем будто бы неосознанно повернувшись к двери, ведущей в палату отца. — У меня есть подозрения, что сбои в этой больнице — ее рук дело, — убедительно соврал я. — А еще одного перебоя мой отец может и не пережить. Эта причина кажется тебе достаточно мотивирующей? Зуо пару секунд молчал, буравя меня взглядом. Явно подозревал, что если я и говорю правду, то лишь частично, и обдумывал, какие негативные последствия станут результатом моих с виду благородных порывов. — Хорошо, — наконец принял он очередное неверное решение. — Так и быть, сегодня пойду тебе навстречу. А мне большего и не надо! — Но сперва нам необходимо заглянуть в супермаркет, — спохватившись, добавил я. — Мне кое-чего не хватает для реализации задуманного. — А суть твоей идеи ты рассказать мне не хочешь? — Зачем ты, Зуо, задаешь вопросы, на которые и так знаешь ответы? — Нет, — мило, как мне казалось, улыбнулся я сэмпаю и вприпрыжку направился к выходу из больницы. Шаркис с недовольной миной последовал за мной. Я-то думал, что после недавнего нападения на наши великолепные персоны, Зуо побоится вновь брать мотоцикл. Но привез меня в больницу он именно на нем. Правда, ехать нам пришлось под непрекращающееся жужжание снующих вокруг нас дронов Тени. Со стороны они выглядели как мухи, кружащие вокруг свежего дерьма. В роли дерьма выступали мы с сэмпаем. И если на его счет у меня сомнений не оставалось — совершенно точно, дерьмо он отыграет, как надо, и заслужит пару ценных статуэток за невероятное актерское мастерство, то я сам вызывал у себя сомнения. Вы только гляньте на этого щуплого, неприметного мальчика. Ну разве может такая скромняга быть хуевым человеком? Конечно могу. Но это сюрприз! А пока я намеревался по полной программе пользоваться тем, что на фоне Зуо выглядел самим очарованием. Я даже иногда ловил на себе сочувствующие взгляды. Вот идет злыдня, у которого на лбу написано, что характер его не слаще спирта. И я, субтильный подросток, который наверняка пребывает в ужасающих страданиях рядом с этим монстром и не может вырваться из-под его влияния. Невинный добрый мальчик. Солнышко в окошке! Солнышко в окошке, ведущем в Ад! Натянув на себя зеленый шлем с божьими коровками и вцепившись в Зуо так, будто если ослаблю хватку хоть на мгновение, то скоропостижно скончаюсь, я подождал, пока сэмпай найдет на виртуальной карте ближайший к нам супермаркет и ударит по газам. Классических супермаркетов в Тосаме с каждым годом становилось все меньше. Их вытесняли виртуальные бакалеи и магазины, которые доставляли еду и вещи прямо в квартиру покупателя. С одной стороны, услуга удобная, так как экономила время и позволяла не выходить лишний раз на улицу, с другой — процент людей, ведущих затворнический образ жизни, рос не по дням, а по часам. К тому же в супермаркетах лично я всегда видел особую прелесть. Собраться всей семьей для закупок на неделю. Переругаться между полок с хлебом и мясом. Подраться из-за лишнего килограмма сахара. Постоять у холодильника с тухлой рыбой, чтобы запах пропитал всю одежду до трусов. Обязательно вклиниться в какую-нибудь акцию, продукт по которой расхватывают из-за резкого понижения цены, а не потому что он действительно несет хоть какую-то пользу. Потребительская вакханалия во всей своей красе. Быть частью этого — ценный опыт, красноречиво демонстрировавший, что люди способны на убийство и за лишнюю пачку влажных салфеток. О большем не приходилось и мечтать! Супермаркеты — это царство чревоугодия и алчности. Незримый фронт между мясоедами и веганами, между гурманами и всеядными, между любителями чипсов с сыром и любителей чипсов с крабом. Потеря подобного равносильна утрате самой сути нашего общества. Где еще мы сможем отточить навыки хамства и неадекватности, если не в царстве вещей с пометками «все по девятьсот девяносто девять» или «три по цене двух»?! Дорога не заняла у нас много времени. Ближайший супермаркет оказался всего в десяти минутах езды, которые, по обыкновению, стали для моего желудка определенным испытанием. Потому, когда Зуо остановился на парковке, я еле встал на дрожащие ноги, параллельно с тем ведя с желудком мысленные беседы и уверяя его, что избавляться от еды в момент, когда я в шлеме, это худшая из худших его идей! — Так что мы ищем? — спросил сэмпай, убирая шлемовые кольца в небольшой багажник, что располагался в задней части мотоцикла. — Скажу, когда увижу, — пообещал я. — Ты сам не знаешь? — сощурился Зуо, явно готовый за неправильный ответ подарить мне хлёсткий подзатыльник. — Знаю, — торопливо ответил я. — Просто не знаю, как сформулировать. — Ну да, точно, — послышалось недовольное со стороны сэмпая. — Конец света с участием пропитанных глицерином слизней ты у нас описать можешь в опусе на тысячу страниц, а вот предмет из супермаркета — это что-то запредельное. — Вот именно! Рад, что ты меня понимаешь! — довольно закивал я и бодрым шагом направился к автоматическим дверям супермаркета в чертоги потребительского безумия и беспринципности! Благо я не единственный любитель прошвырнуться мимо миллиона заставленных товаром полок и набрать целую гору ненужного барахла, так что народу в магазине находилось достаточно для того, чтобы красиво обозвать его неконтролируемой толпой. Люди с тележками, доверху набитыми водой со вкусом воды. Люди с тележками, с которых то и дело высыпались батоны новой синтетической колбасы с кусочками натурального мяса. Люди с тележками, кренившимися к полу из-за метровых макарон. Люди с тележками. Сотни. Тысячи. Десятки тысяч. Бороздящие километровые продуктовые и вещевые обители подобно кораблям в океане. — Блядь, — послышалось чувственное у меня за спиной. Сэмпай, то и дело оглядываясь по сторонам, пребывал в явном недовольстве. — Ты что, никогда не бывал в супермаркетах? — уточнил я с легким снисхождением в голосе. — Старательно их избегал, — процедил Зуо в ответ. — Почему? Это же круче любого парка развлечений! — воскликнул я, хватаясь за одну из освободившихся тележек. А оторвать такое чудо еще стоило постараться, потому как сколько бы тележек супермаркеты ни закупали, на всех покупателей их все равно не хватало. Потому не удивительно, что я оказался не единственным, кто заприметил святой Грааль любого большого магазина. Не успел я ухватиться за левую часть ручки, как на ее правой части сомкнул огромную лапищу какой-то мужчина в дурацкой панамке. Учитывая разницу в наших габаритах (мой противник оказался выше меня на голову), будь я один, и в этой битве одержать победу мне бы однозначно не удалось. Благо я пришел с лучшей компанией, на которую только мог рассчитывать в данных обстоятельствах. В любых обстоятельствах. — Я тебе сейчас глаза выгрызу, — пообещал Зуо замогильным голосом, при этом будто пытаясь прожечь в незнакомце дыру. Мужчина тут же чисто инстинктивно отдернул руку от тележки и поспешно ретировался, не забыв при этом кинуть в наш адрес пару не слишком лицеприятных характеристик. — А как бы ты это сделал? — поинтересовался я, заинтригованный. — Что именно? — Выгрыз глаза, — пояснил я. — По-моему, куда проще было бы их выдавить. Или высосать. «Отойди, или я высосу твои глаза!» — звучит же? — Не беси меня, без тебя тошно, — кинул в ответ Зуо, с каждой секундой пребывания в оголтелой толпе раздражаясь все больше. Чтобы подчеркнуть свое плохое настроение, сэмпай пнул добытую с потом и кровью тележку, намекая на то, чтобы я пошевеливался. Покрепче ухватившись за ручку, я начал толкать тележку перед собой, медленно, но неуклонно внедряясь в общую толпу покупателей. Шаркис тихо следовал за мной. Я его не слышал. И не видел. Но всем своим существом ощущал его близость и покоряющее новые пределы раздражение. — Может быть, тебе давно хотелось что-нибудь приобрести? — Нет. — Хочешь, посмотрим прямо сейчас! — Нет. — Смотри, светильник в виде гуся. Хочешь светильник в виде гуся?! — Нет. — Носки из пакетов. Новый тренд! — Нет. — Тут даже есть накладные писюны. Уж от накладного писюна то ты не откажешься?! — И на кой хуй мне накладной писюн?! — На твой, — это ведь очевидно. — Мы, кажется, пропустили твою психотерапию, потому что ты пиздец как спешил решить вопрос с Лаирет, — демонстрируя чудеса терпения, напомнил мне сэмпай с таким выражением лица, будто он в шаге от уничтожения всего живого на планете. — Я и сейчас пиздец как спешу! — Что-то я сомневаюсь, что спешащий человек будет тратить время на разглядывание поролоновых гениталий. — Даже в спешке я никогда не откажу себе в удовольствии помочь моей любимке в поиске вещи, которая бы его украсила! Я продолжал оставаться впереди, но даже не оглядываясь на Зуо, прекрасно знал, какое у него выражение лица после «любимки». — А знаешь, что украсит тебя? — судя по сменившемуся тону, сэмпай явно лыбился одной из тех улыбок, от которых хотелось расплакаться и убежать. — Шапочка из фольги? — Гроб. — А гроб с фольгой? — Ненавижу тебя, — после недолгой заминки послышалось шипение. — В этом и смысл! — звонко рассмеялся я, завернув к стеллажам с непопулярным товаром, к которому покупатели подходили крайне редко. Этакий оазис условной тишины, покоя и свободного пространства, которым следовало незамедлительно воспользоваться. Ухватившись за ручку своего железного коня крепче, я внезапно сорвался с места, разогнал тележку, а затем поднялся на руках, прокатываясь на ней до самого конца стеллажа. Как назло, на моем пути неожиданно нарисовалась женщина с горой генетически модифицированных фруктов. Встав на моем пути, она взялась внимательно изучать весь спектр предлагаемых супермаркетом хлопьев. Осознав, что остановиться у меня не выходит, я попробовал издать что-то вроде воинственного клича, чтобы привлечь к себе внимание. Но женщина на него никак не отреагировала, скорее всего, из-за наушников в ушах. Избежать столкновения мне бы точно не удалось. Адреналин ударил в кровь. Я набрал в легкие побольше воздуха, собираясь страшно травмироваться от встречи с тремя килограммами персиков. Независимо от тяжести гипотетической травмы, после столкновения следовало вопить от боли так, чтобы владельцы супермаркета, боясь судебного иска, вручили бы мне чек на кругленькую сумму здесь и сейчас, игнорируя медицинские заключения. Но план мой КАК ОБЫЧНО провалился. И провалился он КАК ОБЫЧНО благодаря Зуо, что в последнее мгновение схватил меня за шкирку и потянул назад. А я, не успев расцепить пальцы, потащил за собой и тележку. И мы с моим железным конем вместе рухнули на магазинную плитку. Распластавшись на полу, я сперва немного растерялся от удара спиной о твердую поверхность. Но возможность дышать, к моему счастью и к несчастью всех остальных живущих на этой планете людей, вернулась ко мне через пару секунд. Зуо подошел ко мне настолько близко, что носки его ботинок почти коснулись моих ушей. — Наигрался? — спросил он, смотря на меня сверху вниз. — Поможешь? — ответил я вопросом на вопрос, протягивая сэмпаю руки. — Встанешь сам. — Нет, буду лежать. — Ты испытываешь мое терпение. — На этом держатся наши душевные взаимоотношения. Спорим, перестану, и ты сразу заскучаешь? — расплылся я в улыбке. — Да блядь… — выдохнул Зуо сквозь плотно стиснутые зубы, после чего, игнорируя мои руки, схватил меня за ворот футболки и рывком поставил на ноги. — Посчитаю это положительным ответом, — заявил я, отряхиваясь. — Лучше зубы свои посчитай, как знать, как скоро ты их потеряешь, — бросил Зуо, уходя вперед. Я же не без труда поднял тележку обратно на магнитные колесики и медленно побрел за сэмпаем. Одно из четырех колесиков, видимо повредившись из-за падения, теперь издавало жуткий, сводящий скулы скрип. В этом супермаркете, как и во всех остальных в Тосаме, конечно, в наличии имелись и тележки на магнитных подушках, благодаря которым они слегка левитировали над полом. Но технический прогресс двигался быстрее прогресса человеческого, так что не прошло и недели с ввода таких тележек, как половину из них уже украли и разобрали на шурупы. Так что в супермаркеты вернулись обычные тележки на колесиках, которые, кстати, также воровали с завидным постоянством, но хотя бы не в таких масштабах. А магнитные тележки теперь выдавались только по документам и под залог, так что брали их лишь ради покупательского пафоса или если не оставалось другого выбора. — Так что же мы ищем? — попробовал Зуо пощупать почву повторно, когда я его, наконец, нагнал. — О, глянь! — воскликнул я, тыча пальцем в сторону дальних вешалок. — Трусы с пушапом! — Если ты скажешь, что мы приехали сюда ради нижнего белья, я тебя ударю, — предупредил Зуо. Так ты меня, дурашка, в любом случае ударишь! Рано или поздно. — Не для этого, — успокоил я семпая. — Но можно захватить! Я давно о таких мечтал! — Они тебе ни к чему, — скептически хмыкнул Зуо. — Потому что я и без них идеален? — поинтересовался я, с собачьей преданностью заглядывая Шаркису в глаза. — Тебе нужна объективная оценка? — Пожалуй. — Никакие пушапы твой плоский зад не спасут. — Хорошо, а субъективная оценка как бы прозвучала? — продолжил я допытываться до Зуо. Он на это лишь хмыкнул. — Надеюсь, фонтан дебильных пожеланий иссяк? М-м-м, уходишь от ответа. Знаю-знаю, на самом деле мой тощий зад устраивает тебя таким, каков он есть! Ох ты ж мой стеснительный романтик! — Белизны хочу! — Надеюсь, выпить? — Нет, у меня идея поинтереснее, — протянул я с задумчивым видом. — Вот для прелюдий любят использовать сливки. Или фрукты. Или мед. А я бы хотел слизать белизну с твоего члена. Как тебе задумка? Зуо на это тяжело вздохнул. Вступать со мной в долгоиграющий диалог ему явно не хотелось. — Я тебе сейчас вдарю. — Предупреждаю, я восприму это как флирт. — Ебанутый. — Что-то же в этом мире должно оставаться неизменным! — протянул я. — О! Нашел! Наконец-то! — воскликнул я, увидев впереди то, зачем мы приехали в магазин на самом деле. — Это что-то поможет тебе с фантомом виртуалии? — В некотором роде, — кивнул я, подходя к рекламному стенду, на котором крутились вокруг своей оси пять голографических разноцветных стаканчиков. — «Фруктовый лёд в стакане», — прочитал Зуо вывеску и, не поворачиваясь ко мне, продолжил: — Я точно сейчас тебе вдарю. — Погоди, хоть до дома доедем, шалун, — лишь отмахнулся я, начиная вглядываться в прозрачные стаканы с выпуклой крышкой сверху и толстой запечатанной трубочкой-ложкой. Вкусов у этого льда насчитывалось больше, чем тараканов у меня в голове. И арбуз со сметаной. И персик с вином. И огурец с медом. Но я всегда придерживался классики, потому искал самый обычный банановый. Просмотрев почти все стаканы и уже отчаявшись найти нужный в нескончаемом ряду ледяных десертов, я все же выудил из батареи товара нужный мне стакан кислотно-желтого цвета. — Нашел! — ликующе воскликнул я, показывая Зуо добычу. Сэмпай явно держался из последних сил. Желваки его ходили ходуном. Желто-зеленая радужка начала медленно наливаться кровью. — Просто боюсь, что во время атаки на фантом у меня упадет сахар. Надо подстраховаться, — объяснил я, попытавшись погасить разгорающееся в Зуо пламя лютого бешенства. — И часто у тебя сахарок падает? — поинтересовался он с убийственной интонацией. — Еще ни разу, но всегда может начать! Надо быть готовым ко всему! Зуо в ответ резко оказался рядом со мной и уже замахнулся для хорошенького подзатыльника, но рука его остановилась на полпути к моей глупой головушке, потому что наше пышущее яростью кокетство прервали: — Извините, — обратилась к нам женщина средних лет с невероятной гривой розовых волос. За руку она держала мальчика лет семи, который выглядел чуть ли не таким же недовольным, как и Зуо. — У вас в руках случаем не банановый лед? — спросила она, слегка смущаясь. — Он самый, — кивнул я. — Кажется, это последний стакан, — вздохнула женщина устало. — А мой сын очень хотел именно банановый, — произнесла она с чувством. — Печально, — искренне посочувствовал я женщине. Не каждый день ко мне подходят незнакомки, чтобы рассказать о невзгодах, что попадаются на их жизненном пути. Может быть, ее стоит потрепать по плечу? Или кинуть нечто ободряющее? Сложно представить, что следует говорить бедняге, у которого не вышло отыскать свой любимый фруктовый лед. Это вам не речь к похоронам писать. Здесь думать надо. Странно, но женщина с малышом продолжали стоять рядом со мной, выжидательно на меня пялясь. Правда что ли речь надо толкнуть? — Что ж… — протянул я, присаживаясь на корточки и смотря мальчику в глаза. Тот продолжал выражать крайнюю степень недовольства. Вам бы с Зуо создать свой клуб недовольных людей и рассказывать друг другу лучшие способы, при которых лицо всегда бы оставалось перманентно скукоженным. — Этот мир жесток и несправедлив, малыш, а потому… — Дай, — прервав мою тираду, ткнул мальчик пальцем в мой стакан. — Нет, это мой, — покачал я головой. Малыш воззрился на маму, она воззрилась на меня, я воззрился на Зуо. Наше трио активно воззревалось, пока Шаркис выразительно закатывал глаза. — Отдай ребенку эту ссань и пошли уже отсюда, — процедил он сквозь зубы. — Но это же Моя ссань! — возмутился я. — Дай! — повторил ребенок требовательно. — Нет, — категорично ответил я. — ДАЙ! — завопил мальчик, топнув ногой. — НЕТ! — завопил я в его манере и тоже топнул ногой. — ДА-А-А-А-А-Й! — закатил малец истерику, падая на плитку и начиная валяться по полу. — Дай-дай-дай! — повторял он, колотя по плитке маленькими ручками и ножками. — Ну-ка подержи… — впихнул я свой банановый лед в руки семпая. — Охраняй его, даже если это будет стоить тебе жизни! — Только не это… — услышал я полный отчаянья вздох Зуо за секунду до того, как тоже упал на пол и тоже начал валяться по нему, истерически вопя " Нет! Нет! Нет-нет-нет!». Зуо и мама ребенка молча друг другу посочувствовали. Многочисленные прохожие наперевес с тележками начали активно объезжать два эпицентра истерики сразу за три стеллажа. Первым, безусловно, сдался мальчишка. Опешив от того, что в ответ на свою истерику получил чужую, он прекратил орать и уставился на меня, как на само исчадие Ада. А вот я, если честно, здорово втянулся. Если бы мне раньше сказали, что орать, протирая спиной пол, так круто, я бы делал так каждый день по самым разным причинам. А если это еще в какой-то степени действенно и приводит к необходимому результату, то стратегию поведения я и вовсе начну считать идеальной. Мальчишка поднялся на ноги, деловито отряхнулся и кинул на маму вопросительный взгляд а-ля «И что, со стороны я выгляжу таким же идиотом?». Женщина на это лишь пожала плечами. Я уже размечтался, что победа за мной, а для поддержания эффекта на всякий случай начал орать еще сильнее и буквально кувыркаться по полу. Но мальчишка, заметив, что банановый лед теперь не в моих руках, выбрал новую цель. Подойдя к Зуо, он протянул руку в его сторону и сказал свое коронное «Дай!». Сердце мое ушло в пятки. Сэмпай наверняка хотел как можно скорее покончить с импровизированным цирком, а самый простой способ сделать это — отдать мой лёд ребенку. Но Шаркис, к моему удивлению, поступил иначе. Переведя красные глаза с мальчика на извивающегося на полу меня, он тяжело выдохнул, а затем резко присел на корточки и начал что-то нашептывать ребенку на ухо. Тот в ответ явственно побледнел, а затем, отпрянув от семпая, подбежал к маме, схватил ее за руку и без объяснений поволок ее подальше от нашей сомнительной компании. — Ого, как ты это сделал?! — удивился я, прекратив орать только после того, как мама с ребенком исчезли из поля нашего зрения. — Что ты ему нашептал? — Сказал, что мир взрослых ему ничего не должен, а каждое действие влечет за собой последствия, — пробубнил Зуо, подходя ко мне, хватая за шкирку и поднимая на ноги. — И всё? — не поверил я. — Еще сказал, что, если он от нас не отстанет, я убью его родителей, — как бы невзначай добавил сэмпай, начиная отряхивать мою спину. Я аж воздухом поперхнулся. — Ничего себе, гуру воспитания. У ребенка же теперь будет травма на всю жизнь! — Травма, благодаря которой он будет думать, прежде чем что-то делать? И поймет, что его косяки рано или поздно отразятся на его родных? Полезная травма, — заявил Зуо, возвращая мне банановый лед. — Ты не можешь предугадать, каким образом она отразится на детской хрупкой психике! Если у нас будут дети, я тебе их воспитывать не разрешу! — заявил я, скрестив руки на груди и тем самым изобразив свою маму. По крайней мере, когда так делала она, даже самое сильное желание спорить с ней тут же улетучивалось. — Можно подумать, я у тебя это разрешение буду спрашивать, — фыркнул в ответ сэмпай, направляясь в сторону касс самообслуживания. — Погоди-ка… — встрепенулся я. — ПОСТОЙ! А ты не хочешь сказать что-нибудь вроде: «Дети? Какая гадость!». — Мне нужно наследие, — огорошили меня неожиданной новостью. Не понял сейчас. В смысле? Что? — А я вот детей не хочу! — заявил я громогласно. Мимо проходящее семейство с тремя детьми что-то фыркнули в мою сторону. — Ну мало ли чего ты не хочешь. Не хочешь — захочешь, — продолжал бубнить себе под нос Зуо, отдаляясь от меня все дальше. Мои слова его явно не задели даже на миллиметр. — И как давно… — не без усилий нагнал я сэмпая, — … ты думаешь о таких вещах?! — Я всегда о них думал, — спокойно ответил Шаркис. — О детях? Всегда? — О семье, — поправил меня Зуо, подходя к кассе и сканируя штрих-код бананового льда. — А о том, что людям, подобным нам, лучше не размножаться, ты не думал? — у меня все еще не укладывалось в голове, что мы с Шаркисом обсуждаем детей. — Почему это? — на лице сэмпая отразилось искреннее недоумение. — Так мы же… Мы же больные на голову злобные гниды, — развел я руками. — Нам нельзя… — Каков мир, таковы и люди. В нас развиты те качества, которые помогают нам выживать. По крайней мере… — Зуо глянул на меня и поморщился, — …у меня развиты эти качества. — А как же добро и справедливость?! — XXIII век. Добро и справедливость давно уже стали понятиями взаимоисключающими, — фыркнул сэмпай, оплачивая мой лёд. — Хватит пустой болтовни. Возвращаемся, — произнес он, кивая на выход. — И я предупреждаю: если твои слова по поводу уничтожения фантома антивируса были лишь очередной шуточкой, я советую тебе найти решение за то время, пока мы будем добираться отсюда до особняка Дайси. Иначе твое Нежелание иметь детей превратится в Невозможность их иметь. …И почему, даже зная, что мои слова не являлись враньем, мне все равно кажется, что я в жопе? И жопа эта, к моему глубочайшему сожалению, принадлежит не Шаркису. — И кстати… НАХУЯ ВООБЩЕ МЫ БРАЛИ ТЕЛЕЖКУ, ЕСЛИ ТЫ ИЗНАЧАЛЬНО ПЛАНИРОВАЛ КУПИТЬ ССАНИНУ В СТАКАНЕ?! Попадос.