Семь небес Рая

— Вы же его не убили? Помнится, он нам нужен живым. — Живой он. Я лишь слегка погладил его по затылку. — А это не опасно? Гладить по затылку человека, ценность которого заключена в его мозгах? — Поменьше умничай, Лэка. Никто тебя твоей работы не лишит. Погладил по затылку, говоришь? Чем? Арматурой? К привычной острой головной боли, планомерно пульсировавшей в висках вот уже тысячу лет моей агонии, прибавилась тупая боль в затылочной части. Благодаря «Светлячку» я повысил свой болевой порог, и прямо сейчас это играло со мной злую шутку. Лучше бы мне вновь отключиться, чем терпеть жуткую боль, которая лишь обострялась при любом громком звуке. В данном случае громкими звуками являлся даже тихий разговор двух неизвестных. Будто зная о том, как мне будет неприятно, они стояли где-то поблизости от меня. И каждое произнесенное ими слово било по моей несчастной головушке, как молот по наковальне. Замолчите хотя бы на пару секунд, умоляю! Дайте выдохнуть! Ладно, Тери, попробуй абстрагироваться. Лучше постарайся вспомнить, что произошло. Ты лежал в гробу. Так. Начало неплохое. Что же могло пойти не так? Тебя неправильно закопали? Тебя вообще не закопали? Кошмар какой-то. Кощунство! Даже упокоиться спокойно не дадут. После лежания в гробу ты еще и сидел. Ага-ага, неплохо так посидел. Была б моя воля, я бы в гробу устроил и пижамную вечеринку. Вот что следовало сделать. Так зачем же ты из него вылез? Это и стало твоей фатальной ошибкой, Тери! Никогда не вылезайте из гробов, если вы там уже обустроились. Мир вокруг жесток и несправедлив, а в гробу даже без обивки тепло и уютно! Я вылез и посмотрите, что из этого вышло! Тюкнули по голове, и поминай как звали. Но кто? И зачем? Думай, Тери, думай. Божечки, как же раскалывается голова. И тошнит. Неужели Зуо настиг меня, дабы вручить приз главного грешника Тосама? Нет, у Шаркиса голос куда приятнее. Низкий и даже бархатистый. Таким бы голосом колыбельные петь, а не матом орать. Впрочем, всегда можно объединить приятное с полезным и записать целый альбом матных песенок на ночь. Для взрослых. Нам ведь тоже иногда хочется уснуть под успокаивающее аудио. Что-нибудь вроде: Закончен ещё один день, Какая же он поебень. А завтра на работу опять, Блядь. Я представил, как Зуо, вооружённый красной, как его глаза, укулеле, сидит у моей кровати и, перебирая струны длинными пальцами с разбитыми костяшками, заводит песнь о жестокости бытия. Но о каких бы кошмарах он ни пел, в конце все должно закончиться хорошо. Например, концом света. И накрыла волна Большие города. И ты мертв, и я, Лепота! Нет, Зуо не подходит слово «лепота». Лепота вообще никому не подходит. Что это за слово такое странное? С него так и хочется сдуть вековую пыль. Как оно появилось на свет? Кто его придумал? Кто-то сидел у жерла вулкана, чесал задницу и неожиданно подумал: «Нам однозначно необходимо необычное слово, означающее что-то хорошее и красивое. Но не «хорошее». И не «красивое». Как насчет лепоты!»? Так получается? Но лепота звучит как-то нелепо. Может потому оно и является частью этого самого «нелепо»? Этот мир для меня слишком загадочен. Но другим он быть и не может, ведь в нем создали лепоту. Слова — это вообще очень странная штука. Ставлю левую почку (а она у меня самая любимая) на то, что вы хоть раз держали в руках какой-то предмет или просто вспоминали конкретное слово и внезапно задавались вопросом, почему же его обозначает именно этот набор букв. Я такой словесный приход однажды поймал, вертя в руках синтетический огурец. Огурец. Почему огурец? Почему не шмагулец? Не таргулец? Не брандулец? Почему не джоди-мать-ее-фикс? Мне бы понравился салат с Джоди-фикс. У меня так одноклассницу зовут. Можно было бы кричать через весь класс: Джоди Фикс, не хочешь ли моих Джоди-фикс?! Никто бы не смеялся, потому что шутка убогая. Никто, кроме меня, потому что я люблю все убогое, ибо и сам убогий. Но нет никаких Джоди-фикс. Есть огурцы. Виртуалия сообщила, что слово «огурец» пришло к нам от греков, у которых agourus означало «незрелый», так как огурцы едятся незрелыми. Эта информация вызвала массу новых вопросов. В СМЫСЛЕ незрелыми?! И правда незрелыми. Не знаю, следует ли мне сейчас думать о незрелости огурцов, учитывая мое положение. Меня ведь стукнули по голове и похитили, да? Или это вечеринка-сюрприз. Часто ли пытаются проломить череп ради вечеринки? Наверное, не очень часто. Но не бывало ли этого в принципе? Такого я тоже утверждать не возьмусь. И все же для вечеринки еще рановато. Вечеринку же нельзя проводить утром? Утром утренники. Бывают ли утренники-сюрпризы? Сомнительно, но опять же… Или это утренняя вечеринка?! Так. Звучит, как что-то от лукавого. Вряд ли меня саданули по голове, чтобы чем-то порадовать. Это понимаю даже я. Потому и не открываю глаза. Продолжаю делать вид, что без сознания, потому что мне это ещё при просмотре фильмов про похищения казалось рабочим вариантом. Просто делаешь вид, что в коме! Никто не станет приставать к человеку в коме. Ну… Почти никто. На любое спящее тело найдется ценитель, пожелающий его поиметь. Я — почти исключение. Во мне нет ничего привлекательного. Я — персона, предназначенная для человека с исключительными предпочтениями. Скорее всего, такой чудик на этой планете имеется в количестве всего лишь одной штуки, потому что природа не позволила бы себе так ошибиться дважды. И фамилия этого чудика — Шаркис, а мы уже пришли к выводу, что его здесь нет. Он где-то в другом месте. С укулеле. Поет песни, пока я здесь страдаю. Поэтому меня-то поиметь никто не захочет. Однозначно. Или все же… Да нет, есть ведь тела и посимпатичнее. И помертвее! Опыт, конечно же, был бы весьма интересным. Но я сегодня не в настроении. У меня (и это даже не враки) голова болит. Еще и холодно. Почему так холодно? — Меня беспокоит то, что он все еще не пришел в себя, — вновь послышался низкий женский голос. — Зная этого мальчишку… Откуда бы тебе меня знать? — …уверен, что он притворяется. Давай проверим? Забей ему в колено гвоздь. Вот черт. Почему, чуть что, и сразу хватаются за гвозди? Почему бы не сделать мне шикарный массаж спины? При нем я бы так же подал голос, уверяю. Или педикюр. Никогда не делал педикюр. А ведь я бы не удержался и обязательно открыл глаза, чтобы посмотреть, что там с моими ноготочками на ногах. Но нет, креативностью мои похитители не отличаются. Гвозди им подавай. Банальщина. Лучше принесите мне молочный коктейль! Именно это я попытался выкрикнуть, но вышло у меня: «Ммммм ммммммммм ммм мммммммм мммммммм!» Я распахнул глаза и уставился на своих похитителей. Самых умных похитителей из всех, что выпадали на мою долю, потому что они догадались засунуть мне в рот кляп. Вот хитрюшки! Я бы поаплодировал, да руки привязаны к подлокотникам старого кресла. — Смотри-ка, сразу очнулся, — протянул Вульф, наклоняясь ко мне совсем близко. Точно. Вульф. Тот самый противнющий мужик с ринга. Какими судьбами? Как сам? Как родня? Но главный вопрос на повестке дня: откуда ты взял настолько ядрёный лук, которым от тебя теперь разит за километр?! Господи боже! У меня начинает разъедать глаза. Вонь невероятная! А я-то был уверен, что меня уже ничем не удивить. Я будто бы попал в луковую преисподнюю. Как с тобой только разговаривают люди? Кожа у них с лиц от твоих паров не слезает? Нет? — Ну-ну, зачем же сразу в слезы, — протянул Вульф, широко улыбаясь. Да это все твой лук! Просто убей меня, умоляю. Убей, только не дыши в мою сторону. За подобное зловоние должны приговаривать к смерти. Или, как минимум, вызывать бригаду экологов и вирусологов и еще кого-нибудь. — Наверняка ты уже понял, что мне от тебя надо? На самом деле меня сейчас интересует только одно: как скоро ты от меня отойдешь. Нельзя начинать пытать человека вот так сразу! Могли бы сперва и предупредить, чтобы я морально подготовился! А лучше выслать уведомление за неделю. Я бы собрал вещи, погладил трусы, надел новые носки. Погоди-погоди, что это у тебя там между зубов? Что между зубов, я тебя спрашиваю?! Кусок сои? Матерь божья, у него еще и соя застряла между передних зубов. Давай! Забивай гвоздь. Два гвоздя. Три. МНЕ В ГЛАЗА! СКОРЕЕ! Или выковырни шмат сои и прополощи рот! Молю! — Мир слухами полнится, а сеть коварна. Если несколько часов назад Виртуалию взломал неизвестный, то теперь имя виновника произошедшего ни для кого не секрет. Как думаешь, стоило ли оставлять свой автограф в виде лисьей лапы? Неужели ты не смог не потешить свой эгоцентризм? Не смог, ну и что? Мой эгоцентризм, хочу — тешу его, хочу — нет. Ещё мне кто-то не диктовал, как мне с ним поступать. Я может, хочу быть знаменитым на весь мир! Или не хочу. Я еще не решил. — Мм мммм ммм, — промычал я. «Не твое дело». — Конечно, на тот момент ты ещё не знал, что Яказаки за твою лисью шкуру сулит хорошенькую сумму денег. Яказаки? За меня. Нифига себе поворот. Когда я успел стать таким популярным среди брутальных мафиозных мужчин?! Даже немножко приятно. Наверное, когда я назвал Зуо единственным чудиком, который бы меня предпочел, я погорячился. — Точнее ему нужен Лис. А вот сейчас стало обидно! Можно подумать, кроме хакерского амплуа во мне нет ничего интересного. Я вообще-то умею печь блинчики. И заведую фермой тараканов. И могу языком завязать хвостик вишни в узелок. В теории. А как я смешно чихаю! Видел кто-нибудь, как я чихаю? Слышал? Звук, подобный раскату грома. Я вас уверяю, услышали бы — влюбились! — И я, безусловно, воспользуюсь такой возможностью и продам тебя Яказаки с потрохами, но сперва… — Вульф наконец отошёл от меня, и луковое облако поплыло за ним, позволив мне прийти в себя и оглядеться. Так-так-так, комната без окон. Не очень многообещающе. Но слева от меня расположился стол с компьютером и голографическим монитором — это радует. Рядом ещё один стол с разложенными на нем загадочными приборами, похожими на пыточные. Сделаю вид, что не заметил их, может и пронесет. По правую мою руку пусто. Что за спиной, увидеть я не мог, так как шею мою стягивал ремень, плотно прижимающий меня к спинке кресла. Зато впереди дверь, явно ведущая к моему спасению. Жаль ее помимо Вульфа закрывала еще и высокая широкоплечая женщина. Как там Вульф к ней обращался? Лэка, кажется. Она выглядела достаточно… безобидной и даже растерянной. Круглое лицо с застывшим на нем выражением смятения. Прилизанные к голове грязные светло-русые волосы, собранные на макушке в жалкий пучок. Лицо ее закрывал прозрачный щиток. Такой я не единожды видел у врачей в сериалах. Поверх белоснежного халата она накинула кожаный черный фартук. Похож он был на мясницкий. И мне это не понравилось. Что-то не внушает она мне доверия. Даже не знаю, почему. Глаза у нее вроде бы добрые. Но дрель в руке выглядит подозрительной. Надеюсь, вы не собираетесь пытать меня звуками ремонта? Четыре часа сверления стен, и я выдам все даже самые страшные тайны. — …но сперва ты дашь мне неограниченный доступ к Виртуалии, — закончил фразу Вульф, вертя у меня перед носом блокнотом и ручкой. Мы что, в средневековье? Может быть, принесешь мне сразу египетские скрижали? Камень и колышек, пожалуйста. Пара месяцев моей усердной работы и дело в шляпе. — Не кукси такое лицо. Я и не подумаю преподнести тебе что-то технологичнее бумаги и ручки. Даже твой убогий телефон… — Вульф выудил из кармана старого пиджака мой телефон и повертел им перед моим носом, — больше тебе не понадобится, — заявил он и отправил рухлядь в сторону мусорного ведра. Но промахнулся. Телефон ударился о ребро ведерка, упал на пол и рассыпался на несколько частей. Что ж… Ты пытался. — Ммм м мммм мммммм м мммммммммм ммммм? «Как я буду писать с завязанной рукой?» — И даже не надейся, что я уберу кляп. — ММММ ММММММ!!! «РУКУ ОТВЯЖИ!!!» — Занервничал? Что, без тупорылых разговорчиков ты уже не так уверен в себе? — Ммммм… «Идиот…» — Мне кажется, он просит отвязать руку, — пробасила женщина. Спасибо, Лэка. Хоть один лучик разума в этом мрачном царстве беспросветного идиотизма. Вульф кинул на нее раздраженный взгляд, затем перевел его на запястье, которым я конвульсивно дёргал последние пару минут. — Я отвяжу твою руку, но смотри без фокусов. Досадно. Я как раз почувствовал непреодолимое желание вытащить кролика из шляпы или верёвку связанных между собой разноцветных платочков — из ноздри. Вульф ослабил ремень, прижимавший мое запястье к подлокотнику кресла, поднял его мне почти до локтя, а затем вновь затянул. А рука-то голая. Где моя толстовка? Где моя футболка? А штаны куда подевались?! Почему я в одних трусах?! В чужих?! А, нет. Постойте. Обознался. Мои. Отбой. — Не обольщайся. Мы раздели тебя, чтобы не заляпать кровью одежду, — заметив мое недоумение, пояснил Вульф. Ах, ты ж старый грязный извращенец! Кого ты пытаешься обмануть?! Теперь мое запястье ничего не сковывало, а значит, я мог написать Вульфу все крутящиеся у меня в голове идеи. На этом, правда, мои возможности и заканчивались. Я сжал пальцами подсунутую Вульфом ручку и упёрся ею в блокнот. С чего бы начать? Конечно же, не с доступа к виртуалии. Не совсем же я дурачок. Хотя подождите. Дурачок я как раз совсем. Но с секретиком. «Я давно хотел тебе признаться», — вычертил я на бумаге кривые буквы и изобразил на лице страдание. Надеюсь, с кляпом во рту у меня это получилось душещипательно, тем более что на моем лице и без дополнительных усилий наверняка страдания цвели и пахли благодаря головной боли. — Пиши пароль, — прорычал Вульф, вырывая из блокнота первую страницу с моими каракулями и комкая ее в шарик. Я тяжело вздохнул и на чистом листе написал то же самое. — Может, это такой логин? — предположила женщина. — Лэка, будь добра, помолчи! — огрызнулся Вульф. — Он над нами издевается! — Пусть закончит предложение. Что нам с того? Не воспламенится же бумага от его слов. И правда не воспламенится. Очень жаль. Вульф клацнул зубами, а я начал выводить второе предложение: «Вульф, я заразил тебя сифилисом». Трагизма на моем лице стало больше. По крайней мере, я на это очень надеялся. Вульф пару секунд гипнотизировал блокнот, а затем одним хлестким ударом отправил его к дальней стене комнаты. Второй его жертвой после канцелярии стал я. Мне даровали хлесткую пощечину, от которой слегка зазвенело в ушах. Вот как ты себя ведешь со своими новоявленными любовниками, да?! Попробуй только после этого сделать мне предложение руки и сердца. Откажусь не задумываясь! — Шутить со мной вздумал?! — прошипел Вульф мне в лицо. Господи Иисусе, опять лук! — Думаешь, раз стал подстилкой Шаркиса, так теперь неуязвим?! Эй! Я, между прочим, и без статуса подстилки чувствовал себя всегда достаточно неуязвимым. Но подстилка — звучит гордо. Мне нравится. Териал-Подстилка-Шаркиса-Фелини. ТПШФ. Куда таинственней, чем какой-то там Лис. И оригинальнее. Лисов-то вагон и тележка, а вот ТПШФ был бы одним на миллион. Как жаль, что подстилкой я стал много-много позже того момента, когда впервые зашел в сеть. — Вот только что-то он не бежит спасать тебя после твоего финта с виртуалией, — ехидно продолжил Вульф. Откуда ты знаешь? Может, и бежит. Если до него дойдет слушок, что кто-то решил меня прибить раньше него, он наверняка распереживается. — Я не собираюсь тратить на тебя время. Не хочешь по-хорошему… — ой, то есть мое сотрясение мозга с твоей легкой руки — это еще по-хорошему? — будет по-плохому. Лэка, — позвал Вульф женщину. Та подошла ближе и смерила меня жалостливым взглядом. — Делай что хочешь, но чтобы через час доступ к виртуалии лежал на моем столе. — Совсем еще ребенок… — пробормотала женщина, явно не радуясь перспективе пытать подростка. — Лэка, ты меня поняла? — прикрикнул на нее Вульф. Женщина вздрогнула и кивнула. — Думаешь, ты был в Аду? Я покажу тебе, что такое Ад! Эта фразочка прозвучала очень уж наигранно. По-киношному. Будто ее заготовили заранее. Долго ты ее придумывал? Небось, еще и перед зеркалом тренировался? Вульф-Вульф-Вульф, тебе бы взять мастер-класс по театральному искусству. Угнетает одно, его угрозы — не пустой звук. Я действительно в аду. Из-за лукового кошмара, угнездившегося в его пасти. Неужели вы не могли впихнуть мне кляпы еще и в ноздри? За что мне такие страдания?! Вульф, прочитав в моем взгляде нечеловеческие мучения, довольно осклабился. — Лэка, скотч, — потребовал он, и женщина тут же вложила ему в руку упаковку клейкой ленты. Вульф подобрал с пола помятый блокнот и примотал его к подлокотнику кресла. Вслед за тем та же участь настигла и ручку. Только ее примотали к моим пальцам. Дьявольски хитроумно! — Наслаждайся, — отправил Вульф в мою сторону контрольное луковое облако и направился к выходу. За ним еще не захлопнулась дверь, а весь мой обзор уже полностью перекрыла вставшая передо мной Лэка. — Извини, мальчик. Но приказ есть приказ, — тяжело вздохнула она и поплелась к тому самому столу с теми самыми орудиями пыток. Окей. Хорошо. Что дальше? Думать больно. Дышать больно. Жить тоже больно. Но приходится делать и первое, и второе, и третье. В чем-то Вульф прав. С кляпом во рту шансы на то, чтобы выкрутиться, весьма мимолетны. Но в чем-то и не прав. Полностью без доступа к технологиям я не остался. Я вообще-то хитренький. У меня всегда имеется подстраховочка. Пользоваться, правда, ей не очень хочется. Мое состояние и так балансирует на грани между сумасшествием и смертью. Еще капелька боли в море боли либо окажется незначительной, либо последней… При втором варианте я благополучно отправлюсь в интереснейшее умирательное путешествие. А я ещё повтор «Сопливых дрязг» не досмотрел! В некоторых сериях обещали показать дополнительный отснятый материал! Я успел заметить уже три такие сцены! На первой показали носок туфельки главной героини. На второй — восьмиминутный полет комара (думаю, в этой сцене скрыли какое-то сакральное значение, над которым еще стоит поразмышлять). На третьей — зубы незначительного персонажа крупным планом. Я насчитал четыре импланта. Интересно, жуть! И сколько еще таких сцен впереди?! Я не имею права пропустить ни одну из них, так что немедленно отказывайтесь от идеи пытать меня! Немедленно! Лэка взяла со стола инструмент, очень похожий на щипцы и еще какую-то странную штуку. Вернувшись ко мне, она протянула руку к моему рту и стянула с него кляп. Это мой шанс! Что бы такого сказать, чтобы она перехотела пытать меня?! Обычно-то своими словами и поведением я людей скорее подталкиваю к желанию меня помучить, нежели наоборот. Что же сделать, дабы все изменить? — Я же вижу, что ты не хочешь делать то, что тебе приказал Вульф, — выпалил я. — А я вот считаю, что человек должен делать только то, что ему хочется?! Не лежит душа к пыткам подростка?! Ну и фиг с ним! Я понимаю и уважаю твое решение! Поверь, я переживу. Только бы тебе было комфортно! — заверил я ее. Лэка смерила меня тяжелым взглядом. — Вульф прав, ты тот еще пустозвон, — пробормотала она спокойно. — За дуру меня держишь? — Тебе нужен честный ответ? — деловито осведомился я. — Мне вообще ответ не нужен, — выдохнула она меланхолично. — Только дура связалась бы с таким мутным типом как Вульф и выполняла бы его приказы, — поделился я своими выводами. Лэка наклонилась ко мне ближе, вертя в руках ту самую странную штуковину. — Твой благоверный, если мне не изменяет память, тоже работал с Вульфом, — напомнила она. — То-то и оно! — с готовностью подтвердил я. — Шаркис тупой как дубовый желудь! Но мы-то с тобой, Лэка, люди иного сорта! Совсем не пвфив… — конец предложения выговорить не вышло, потому что таинственная штуковина в руках женщины оказалась стоматологической распоркой, которая лишила меня возможности закрыть рот или хотя бы сомкнуть зубы. Я попробовал выговорить что-нибудь еще, будучи уже в таком положении, но ничего кроме невнятного мычания у меня не вышло. Сегодня явно не мой день. Что ж… Придется обращаться к тяжелой артиллерии и надеяться, что отдача от ее использования не добьет меня. Вульф оказался достаточно умным для того, чтобы порыться в моих карманах и наверняка ощупать мое тело. Уверен, он бы не смог не ощупать, потому что кто ж откажется от такого лакомого кусочка, больше похожего на суповой набор для нищих. Надеюсь, он не засовывал мне пальцы в задницу? Нет же? Если засовывал, я об этом знать не хочу. Но вот хохма, единственное место, куда он не заглянул, и таило в себе главную опасность. И нет, я не про зад. Он не осмотрел мои глаза. На вирту-линзы я обратил внимание еще полгода назад, когда столкнулся с создателем ПКО-вируса. Кори. У него такие были, и уже тогда я задался вопросом, зачем? Линзы для виртуалии — изначально это звучало как нечто прогрессивное и сверхтехнологичное. Так оно и было. Но абсолютно любая прогрессивная и сверхтехнологичная штука в Тосаме таила в себе парочку «нюансов». Были они и у линз. Они стоили кучу денег — это раз. Они моментально перегружали глаза — это два. Требовали постоянного технического обслуживания. Это три. От них шли кровавые слезы — это четыре. Но самое ужасное, как мне кажется, заключалось в том, что от них нельзя было помереть. Да, вы не ослышались. Нельзя! Поймите правильно. Что нас в окружающих реалиях убить не может?! Люди — создания хрупкие. Подавился зефиркой? Посинел. Задохнулся. Умер. Поскользнулся на мокром полу. Упал. Разбил череп. Умер. Сел в автобус? Попал в аварию. Истек кровью. Умер. Поэтому что-то, не способное нас умертвить, и внимания нашего не заслуживает. Мы должны устроить подобным предметам бойкот, ибо каждый день нам необходимо балансировать на границе между жизнью и смертью, а иначе начерта все это? Даже тампонами можно убиться, если сожрать штук сорок! А линзы… Перегреются и «умрут» первыми. Максимум ослепнешь. Но продолжишь дышать. Нечестно. Ладно, хорошо, дело не в смертях или скорее их отсутствии. На первых презентациях вирту-линз, они показали себя достаточно перспективно. Проблемы начались позже, потому что это проблемы, они предпочитают опаздывать, чтобы ты сперва немножечко порадовался своим достижениям, а затем рыдал в самом темном углу, заедая горе собственными соплями. Конструкторы линз лелеяли надежду на то, что управление их детищем будет держаться на одной лишь фокусировке взгляда. Вот ты уставился на стол, и сразу же перед твоими глазами развернулась памятка о том, где и кем он сконструирован, из какого материала и каков его реальный ценник. Удобно? Удобно. Но что-то пошло не так. Операционка требовала слишком много ресурсов, из-за чего линзы в глазах пользователей быстро перегревались. К тому же система нуждалась в туче информационных фильтров, настраивать которые пользователю следовало бы под себя. Но конструкторы линз на фильтры решили забить. Выпустили товар, как он есть, с операционной системой сырой, как мои ноги после пары минут в дешевых кедах. Система работала, и работала она хорошо в рамках поставленной перед ней задачи. Вот только люди под нее приспособиться не смогли. Представьте, что смотрите на этот самый стол. Вы ведь видите не только его, верно? В поле вашего зрения попадают и шляпки гвоздей в нем. Не остается незамеченным его цвет. И пол, на котором он стоит. И пыль, блестящая в солнечном луче, что падает на его край. Да, информация о столе всплывет перед вашими глазами, но без упомянутых мною фильтров, вместе с тем вы увидите и историю его цвета, и время выкладки пола, и предполагаемый состав пылинок в солнечном луче. То есть на вас вывалится гора бесполезной информации, которая полностью закроет собой обзор. Вы спросите: «Неужели эту функцию нельзя отключить?» Можно, конечно, только на черта тогда эти линзы нужны? Все остальное можно сделать и через голографический экран телефона. Или вирту-очки, у которых априори шире функционал. Наш мир перенасыщен технологиями не меньше, чем информацией. Каждый пытается придумать что-то новое и оригинальное, но по факту пережёвывает старые идеи, выдавая их за ноу-хау. Так что меня, как и большинство пользователей, вирту-линзы не интересовали… До тех самых пор, пока я не увидел их у злодейского злодея. Увидел и тут же их возжелал. Конечно, мне потребовалось время для их настройки, перепрошивки и внедрения тех самых фильтров. И еще какое-то время я к ним привыкал, потому что меня в них почему-то жутко укачивало. Четыре месяца пыток над собой и дело в шляпе! Постоянно ими пользоваться я не рисковал. Уже через десять минут начиналось терпимое, но неприятное жжение в глазах, которое со временем лишь нарастало. Линзы я использовал в качестве эксперимента в ту ночь, когда мы с Джин-Хо шли к нефтяному озеру. Здорово видеть необходимый тебе маршрут, не отходя от кассы. А еще они мне помогли в тот день, когда Зуо попросил меня устроить допрос с пристрастием. Я всегда придерживался мнения, что самое правдоподобное вранье — это то, в котором девяносто пять процентов информации — правда. И линзы помогли мне эту правду отыскать, сидя напротив допрашиваемого и выплетая вокруг него гнездо из чистого сюрреализма. Почему бы не понадеяться, что линзы помогут мне спастись прямо сейчас? Говорить я не могу, а вот установить связь с компьютером на столе получится. План прост: найду слабое место Лэки, свяжу его с Вульфом и стравлю их друг с другом. Звучит легко, а вот в реализации наверняка возникнут сложности. Но будем решать проблемы по мере их поступления. Сначала найдем, за что можно зацепиться! Лэка, даже не подозревая, какие активные мыслительные процессы происходят в моей гудящей головушке, внимательно осматривала мои зубы. — Ты еще не надумал поделиться с нами доступом в виртуалию? — спросила она сухо. Я отрицательно покачал головой. Только через мой хладный труп! Такая власть не должна быть сконцентрирована в одних руках. Даже если это мои руки. Потому, шепну вам по секрету, долго она у меня и не задержится. — Что ж… — тяжело вздохнула женщина. — Надеюсь, ты передумаешь до того, как я доберусь до передних зубов. Не хотелось бы тебя сильно уродовать. Ты и так не то чтобы красавчик. Эй! Ты меня пытать собираешься или унижать?! Чем тебе мое лицо не приглянулось! Отличное, между прочим, лико! Оба глаза на месте. Нос прямой. Губы тоже имеются. Вот без губ я бы, наверное, выглядел странновато. Или без ноздрей. Или без щек. Но даже это не давало бы тебе право… Мысль прервалась от резкой боли. Лэка, сжав щипцы на левом дальнем нижнем зубе, с силой потянула его вверх. Ощущения… Интересные. Каждый раз, когда мне кажется, что больнее быть уже не может, вселенная спешит меня в этом переубедить. Ликуй, сволочина, ты опять победила! Невероятно острая боль пронзила всю мою челюсть, мгновенно затмив собой следующую по моим пятам многомесячную мигрень вкупе с ноющим затылком. Меня замутило сильнее. Все тело затрясло от мелкого озноба. Я так сильно вспотел, что ткань трусов промокла насквозь и начала противно прилипать к коже. Это ведь пот? Пожалуйста, скажите, что это пот. Я закричал. Завопил. Застонал. Попросил бы о помощи, но чёртова распорка такой возможности меня лишила. Все мои планы затмило единственное желание — чтобы все это прекратилось. Я дергал руками и ногами, пытаясь вырваться. Кричал снова и снова, пока не засаднило горло. Зуо, самое время ворваться в эту комнату и добить меня. Лэка не спешила. Или же только мне показалось, будто она выдирала мне зуб целую вечность? Мне кажется, ей потребовалось на это минимум час. Час боли, которая слегка утихла, когда зуб, наконец, оказался в щипцах женщины. Она поднесла его к своему лицу, чтобы разглядеть повнимательнее, а я, тем временем, с шумом в ушах и мушками перед глазами наконец-то начал отключаться. Желанное забытье. — Э-э-э, нет, братец. А ну-ка приходи в себя. Терять сознание никак нельзя, — проговорила Лэка, пихая мне под нос ватку с вонючей смесью. Я резко вздрогнул, и уплывшее было сознание, к сожалению, взялось возвращаться. Рот мерно наполнялся кровью. Челюсть пульсировала от боли. Лэка стояла передо мной, любуясь моим зубом. Действительно красивый. Жаль, не на своем законном месте. Нет-нет-нет. Не отвлекайся. Нельзя. Одного зуба ты уже лишился. Тебе мало? Хочешь еще? Нет, не хочу. О красоте порассуждаю позже. Из-за боли прорыдаюсь когда-нибудь потом, уже после того, как выберусь отсюда. Но прямо сейчас мне следует что-то сделать! Соберись-соберись-соберись. Я бы и рад, да сознание превратилось в сплошное кровавое месиво подобное тому, что осталось на месте здорового благополучно выдранного зуба. Красно-серые провода, вспоров мою грудь, влажными клубками вываливались мне на живот, походя на кишки. Вываливались и медленно расползались по онемевшему от боли телу. Из отверстия, оставшегося в десне после экзекуции, тоже что-то рвалось наружу вместе с кровью. Что-то склизкое, мерзкое, длинное и отдающее дешевой пластмассой. Токопроводящие черви, находившиеся в постоянном движении. Сосредоточься, тебе говорят! Все против тебя. Тело против тебя, потому что смеет отвлекать от происходящего слепящей болью. Мозг против тебя, потому что имеет наглость подбрасывать тебе галлюцинации в совершенно неподходящий момент. И, конечно же, психика. Психика против тебя в первую очередь. Она во главе всей этой вакханалии, ведущей к торжеству пропитавшей тебя болезни. И как, скажите на милость, спасать себя, когда все в тебе желает обратного?! Молча, Тери. Желательно без нытья. Легко сказать! Меня тут, между прочим, пытают! ПЫТАЮТ! Давай же. Соберись. Помочь себе можешь только ты сам. А зубов не так уж и много. Ты не посмеешь отдать им виртуалию. «Ты ведь все сделал грамотно. Власть Вульфа продлится недолго. Так может и черт с ним?» — тихо зашептал предательский внутренний голос. Ой, ты-то хоть заткнись! Минута виртуального господства жадного тупого идиота приведет к краху всего и вся. Экономика, политика, транспорт, любая маломальская система так или иначе завязана на виртуалии. Единственное неверное движение со стороны Вульфа, и наш мир изменится до неузнаваемости. И откатить систему уже не получится. Сосредоточься. Давай. Линзы. Я моргнул четыре раза, потом подождал секунду и моргнул еще дважды, пробуждая их ото сна. — Ну что? Не надумал поделиться со мной информацией? — поинтересовалась Лэка, стуча пальцем по блокноту. Выкуси! Единственное, о чем я думаю, так это как надрать твою задницу! И задницу Вульфа! Вы еще не знаете, с кем связались! Я навел взгляд на женщину, и подкорректированная мной кривая операционка (с моей легкой руки ставшая еще кривее) тут же вывела мне всю информацию, которую система смогла отыскать на просторах даже самых злачных закоулков виртуалии. Фамилия? Мне не нужна фамилия. Дата рождения. Мимо. Так-так. Школа. Университет. А, так она медсестра. Медсестер тоже учат драть зубы? Странно. Впрочем, эта информация так же бесполезна. Что еще? Великолепный послужной список. Добрая, внимательная, заботливая. Отлично. А теперь расскажи-ка мне, как ты дошла до жизни такой? Так, а это что? Целая череда статей. Что? Нет. Не может быть. Накачивала пациентов сильными седативными и делала с ними что? А затем вводила смертельные дозы адреналина. О господи. За четыре года около четырехсот жертв. Ангел смерти. В розыске. Черт. Я надеялся разузнать о какой-то трагедии, которая бы подтолкнула ее к работе на Вульфа. Потеря близких. Насилие в юном возрасте. Ужасающее зверство. Лэка вновь засунула мне в рот щипцы. Следующим она решила вырвать нижний дальний зуб с правой стороны. Давить не на что. Женщина передо мной, несмотря на свой уязвимый вид, ничего подобного не переживала. Мать и отец живы. Просто с ней не общаются. Муж — убит. Ею же. Двое детей. Убиты. Ею же. Мотивы? Всем бы нам подавай веские мотивы, роспись психологического портрета и подноготной. А меж тем… Чем мотивировали убийства четыре медсестры в больнице Лейнц в Вене в восьмидесятые годы двадцатого века? Они убивали пожилых людей восемь лет, прежде чем их поймали. Причина? Якобы жалость. Ну да, конечно. А какой мотив прятала медсестра Кристен Гилберт? Она вообще не взялась объяснять. Таких примеров в истории тысячи. Люди, которым просто нравится убивать или причинять другим боль. Мотив? Прост до безобразия. Удовольствие. Лэка — из таких. Мои мучения приносили ей кайф, потому что она была садисткой. Милой, неказистой серийной убийцей. — Лучше напиши то, что от тебя требуется, иначе мне придется продолжить, — произнесла она с почти страдальческим выражением лица. Но на фоне новой информации я неожиданно понял, что все это блеф. Она просто играла. Делала вид, будто бы действия ее вынужденные. Зачем? Забавы ради. Действительно ли она хотела, чтобы я поскорее раскололся? Конечно, нет. Она надеялась, что успеет всласть со мной наиграться. Что ж… Я понял. Ситуация так себе. Может я бы и придумал что-то хитрое. Что-то мерзкое и злое под стать персоне передо мной. Но резкая боль, вновь пронзившая мою челюсть, дала мне понять, что у меня просто не осталось ни физических, ни моральных сил для того, чтобы нормально мыслить в этом мареве боли. И я вновь хрипло закричал, четко и ясно поняв, что мне пришел конец. И помощи ждать действительно неоткуда. **** — Ян, какого хуя ты выключил тел?.. — ты замираешь на пороге комнаты друга и смотришь в сторону постели. Ян спит на животе, положив голову на колени Джека. Его наготу скрывает лишь небольшой кусок одеяла, покоящийся на пояснице. Фейерверк, слава Вселенной, хотя бы в штанах. Увидев тебя, он вздрагивает и лихорадочно прикладывает указательный палец к губам, давая понять, чтобы ты говорил тише. Еле сдерживаешься, чтобы не заорать матом. — Вот это сейчас охуеть как вовремя, блять, — шипишь ты. — Вы не могли подождать с еблей до момента, когда мы все разрулим? — А когда мы все разрулим? — задает Джек справедливый вопрос. Ты устало трешь глаза. Ты бы и сам не отказался узнать ответ на этот вопрос. От жуткой усталости гудит голова. Бессонная ночь дает о себе знать. Но ты не сомкнешь глаз, пока не найдешь Фелини. — Я доверил ему контролировать поиск… — Я собираю отчеты каждые десять минут, — тут же реагирует Фейерверк. — Пока никаких результатов. Фелини будто сквозь землю провалился. Не тот ответ, на который ты рассчитывал. — Блядство, — рычишь ты и уже было выходишь из комнаты, но останавливаешься. Оборачиваешься на Джека и смериваешь его тяжелым взглядом. — Разобьешь ему сердце, и я убью тебя, — произносишь ты спокойно. Джек смеется. Ты — нет. Через пару секунд улыбка подрывника увядает. — О… — выдыхает он тихо. — Так ты не шутишь. — Не шучу. — Почему же в таком случае Глоу жив и здоров? — Потому что он изначально ничего от Яна не хотел. А вот ты хотел, добился своего, и твои мотивы мне все еще не ясны. — Мотив прост — он мне нравится. — Хорошо, если это действительно так. Потому что если окажется, что ты играешь с чувствами Яна, я живьем тебя закопаю, — произносишь ты холодно и выходишь из комнаты, не намеренный продолжать диалог. Ты свою позицию высказал, и Джек не посмеет оставаться глухим относительно твоего предупреждения. Сейчас же куда больше тебя волнует отсутствие Фелини. Куда он запропастился, и как у него это, мать его, вышло?! Спускаешься на кухню и буквально падаешь на софу. В нос ударяет запах кофе. Тебе бы сейчас не помешала еще одна порция, но ты остаешься на месте, нервно барабаня пальцами по колену. Бездействие выматывает. Незнание сводит с ума. Стрелки древних часов, висящих на одной из стен, отсчитывают безвозвратно утекающее время. Где он? Где он — где он — где он?! Где и в какое дерьмо он вляпался на этот раз?! Неожиданно перед твоим левым глазом раскрывается голографический экран и указывает на входящий вызов. Номер и имя звонящего зашифрованы. Фелини? — Утро доброе, дорогуша, — слышится ехидное, и тебя передергивает. — Не стану спрашивать, откуда у тебя мой номер, — выдыхаешь ты, не скрывая разочарования. — Что тебе нужно, Томо? — Кажется, ты потерял свою рыжую зверушку, — раздается из динамика, и вслед за тем слышится надсадный смешок. Ты сжимаешь зубы с такой силой, что, кажется, они вот-вот начнут крошиться. — Где он? — цедишь ты. — Если с ним что-то случится, ты труп. — Не спеши, — прерывает твои угрозы Яказаки-младший. — Мальчишка не у меня. Я тут, если тебе угодно, звоню, чтобы помочь. — Не за спасибо, как я понимаю. — Понимаешь ты правильно. — И что же тебе от меня надо? — Вольготное место в стенах твоей будущей империи. Ты невольно усмехаешься. Томо, который бы признавал твое превосходство и желавший встать под твое начало? Свежо предание. — У меня встречное предложение: ты говоришь мне, где Фелини, а я в благодарность не убиваю тебя. Только твоего папочку. Его уже ничто не спасет. — А я за отца и не впрягаюсь. Делай с ним что хочешь, — заверяет тебя Томо. — Сейчас мы ведем речь только о моем успешном будущем. Одного лишь сохранения жизни маловато. И это правда. Жизнь Яказаки-младшего яйца выеденного не стоит. Хорошо, что понимает это даже он сам. — Либо так, либо я раскрошу тебе череп голыми руками. — Но-но-но, переговорщик из тебя так себе. Твой блеф неуместен, — шипит Томо, явно не впечатленный твоим предложением. — А кто сказал, что я блефую, — фыркаешь ты и сбрасываешь звонок. Ты напускаешь на себя видимое спокойствие, и лишь дрожь в руках выдает твои истинные чувства. Вариантов дальнейшего развития событий два: либо Томо перезвонит, либо ты найдешь его и выбьешь из Яказаки-младшего информацию силой. Входящий звонок отображается уже через пару минут. — Мы можем спорить до бесконечности, но я надеюсь, ты понимаешь, что пока ты тянешь резину, ему там совсем не сладко. Сжимаешь зубы сильнее. Срываться нельзя. Прогибаться — ни в коем случае. Фелини твоя слабость, но ни Томо, ни кто-либо другой не должны осознавать ее масштабы. — Я передумал. Проломить тебе череп было бы слишком просто. Давай так: после того, как я добьюсь своего (а я добьюсь), я похороню тебя рядом с Яказаки-старшим. Отца убью первым. А потом насажу тебя на его окоченевший член, пришью твое тело к его трупу и оставлю подыхать посреди белой пустыни. — Невероятно живая фантазия, — слышится тихое после недолгой заминки. — И мне будет глубоко плевать, в каких вы отношениях на самом деле. Ты, как верный сын, ответишь за грехи отца с его членом в своей заднице, — продолжаешь ты холодно. — Как тебе перспектива? Нравится? Томо некоторое время хранит молчание. — Если бы ты не видел во мне достойного противника, ты бы не приставил ко мне свою кошечку, — говорит он, но ты улавливаешь в его голосе неуверенность. — Так почему бы противникам не стать компаньонами. Вместе нам и море будет по колено. — Кошечка следит не за тобой. Конкретно ты — лишь приятный бонус с большим членом. Знаешь ли, подчиненных надо баловать, — возвращаешь ты Томо с небес на землю. Бесполезный кусок дерьма. — Сука, — слышится злое. — Где он? — спрашиваешь ты невозмутимо. — Не забудь, кто тебе помог, — выговаривает Яказаки-младший. Но помогает он не тебе, а себе. Не хочет, чтобы отец нашел лазейку для продления своей жизни. — Не забуду, — уверяешь ты, решив не уточнять, что и про грешки Томо ты забывать не намерен. — Где он? — повторяешь ты, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, который бы выдал всю степень твоего волнения. — Птичка напела, что прямо сейчас он у Вульфа. Замечательно. **** Так больно, что даже не хочется шутить. То ли физические пытки действительно не очень результативные, то ли такой особенный я. Не результативные не в том смысле, что у меня не появилась навязчивая идея написать что угодно, только бы это прекратилось. Я уже готовенький. Весь мой гуманизм и беспокойства о мировой экономике или виртуальном сообществе канули в лету еще со вторым зубом. Вот только боль настолько невыносимая, что я… я просто забыл. Все забыл. Пароли. Явки. Карты сокровищ. Если что-то у меня и хранилось в ячейках моей безграничной памяти, сейчас на их месте найти было можно лишь белый лист с единственным словом «боль». Я что-то пытался говорить Лэке. Но распорки мне этого не позволяли. А рука, к которой примотали ручку, чертила на бумаге какую-то околесицу сама собой. Я перестал понимать, что происходит. Не осознавал, как долго это продолжается. Мне просто хотелось, чтобы все закончилось. Любой ценой. Но мой нестабильный разум счел это время идеальным для того, чтобы закрыться на ремонт, заблокировав от меня всю необходимую информацию. — Все еще упрямишься? — вздохнула Лэка, неодобрительно качая головой. Она продолжала играть роль сердобольной, но краешки ее губ дрожали от явно сдерживаемой улыбки. Женщина с интересом рассматривала на свету мой четвертый зуб. Крови в моем рту собралось столько, что она начала выливаться наружу и сочиться по подбородку и шее мне на грудь. Я не упрямлюсь. Мне просто нечего сказать. — Ты же понимаешь, что зубы рано или поздно кончатся и придется использовать что-нибудь еще? — поинтересовалась Лэка, выбирая, какой бы зуб выдрать следующим. — Паяльник. Или ножи. Или паяльник и ножи. Руки трогать не буду, а вот отсутствие ног программировать тебе не помешает. Надо было научиться печатать ногами. Ха. Смотрите-ка, остался еще порох в пороховнице. Почти горжусь собой. Голос Лэки то стихал, то становился громче. Нет, она оставалась на месте, а вот мое сознание то и дело норовило отъехать. Но лишь перед глазами все мутнело, как мне вновь впихивали под нос пропитанную вонючей жидкостью ватку. Голова раскалывалась. Глаза все еще жгло от линз, оказавшихся бесполезными. В горло периодически стекала часть крови, и я закашливался. Я не сопротивлялся и больше ни на что не надеялся. Просто ждал конца. Своего. Лэка внезапно вздрогнула и обернулась в сторону двери. До ушей моих сквозь оглушительный бой собственного пульса прорвались тусклые звуки приближающейся драки. Треск. Гомон. Выстрелы. Дверь резко распахнулась благодаря Вульфу, кубарем ввалившемуся в комнату и растянувшемуся на полу передо мной. В открывшемся проходе в свете поврежденной мигающей лампы я разглядел тела людей — видимо, прихвостней Вульфа. Правда, через секунду на передний план вышел другой человек. Шаркис. Идеально выглаженная черная рубашка. Черное расстегнутое пальто до середины бедра. Слегка растрепанные волосы. Красные глаза, под которыми залегли тени усталости. И кровавые брызги, окропившие его левую щеку и шею. Зуо с деланным спокойствием поправил кожаные перчатки, костяшки которых испачкались в чьей-то крови, и шагнул в комнату. Люди за ним… нет… Не люди. Тени за его спиной метнулись к Лэке, тут же оттаскивая ее от меня и обездвиживая. Это сейчас на самом деле происходит? Или я вновь галлюцинирую? В прошлом болевом наваждении Шаркис рассказывал мне, как важно втирать в соски птичий помет. Якобы лучшего увлажнения не найти. Главное брать свежий. О чем поговорим теперь? О чем угодно. Только не о птичьем помете, о нем я от тебя уже наслушался. Шаркис кинул на меня лишь мимолетный взгляд, а затем все свое внимание сфокусировал на Вульфе. Зуо вытащил сигарету. Прикурил от огонька зажигалки. Сделал одну глубокую затяжку. — Как ты его нашел? — выдохнул он дым. Со стороны Вульфа послышалось нечто невнятное. — Как. Ты. Его. Нашел? — процедил Шаркис, вновь затягиваясь. Значит Зуо тоже меня искал. Еще бы. После того, что я натворил… Только вот у него, в отличие от Вульфа, ничего не вышло. Спасибо моим пластырям, блокирующим любую цифровую слежку. А без технологий поиски моей персоны в закоулках огромного города могли затянуться на недели, если не месяцы. Хм… А действительно, как же в таком случае меня нашел Вульф? — С…случайно! Ты же знаешь, у меня по всему городу разбросаны шестер… Вульф не договорил, сложившись пополам от удара в живот. — Хуйни не городи. Случайно, как же. Удивительное везение. Твои обдолбанные вкрай шестерки при свете дня не отличат человека от дерева. Нет. Информацию ты получил не от них. Так от кого? Вульф вновь забормотал какие-то оправдания. Зуо тяжело вздохнул. Затянулся, а затем со всей силы ударил Вульфа под ребра металлическим носком ботинка. Мужчина заскулил. — Кто, — удар, — тебе, — удар, — сказал? — удар. — Я, — удар. — Буду бить тебя, — удар, — пока не получу, — удар, — внятного, — удар, — ответа. Я наблюдал за происходящим сквозь кровавую дымку, то и дело возникавшую перед глазами. Часть слов мое сознание просто не воспринимало. От кресла меня никто не отвязывал. Помогать не бежал. Будто бы Зуо и вовсе было на меня наплевать. Вульф его интересовал куда больше. Знаю, я не имел права надеяться на то, что после моей выходки отношение Зуо ко мне не изменится. Не имел… И все равно… — Инф! — раздался болезненный хрип. — О его местоположении… кхе-кхе… мне сообщил Инф! Сам связался со мной! Зачем? Без… кхе… понятия! Это был Инф! Глупость какая-то. Причем здесь Инф, и какое он имеет отношение к происходящему? Зуо на мгновение замер. Лишь по его кроваво-красным глазам можно было определить уровень бешенства Шаркиса. Выражение же лица оставалось абсолютно нечитаемым. Он сделал очередную затяжку. Медленно выдохнул дым, выглядя так, будто переваривает услышанную информацию. Зажал сигарету между зубов. Молча вытащил из кобуры зиг зауэр и нацелил его на Вульфа. — Ты не убьешь меня, Шаркис! — послышалось шипение. — Кишка тонка! Ты не посм… — выстрел оказался настолько оглушительным, что мне заложило уши. Я… Кажется, я впервые воочию увидел, как Зуо кого-то убивает. Что я при этом почувствовал? То же, что чувствовал и до того, как он нажал на курок: жуткую боль в челюсти. — А с ней что? — подала голос женщина в комбинезоне цвета хаки. — П…пожалуйста. Не убивайте! Он… он заставил меня, — рыдала Лэка. С таким актерским талантом ей следовало поступать в театральный. — У меня дети! — ты их убила. — Я правда не… Зуо перевел на меня тяжелый взгляд и задержал его на мне на пару секунд, а затем не сводя с меня глаз поднял пистолет и выстрелил. Всхлипы прекратились. Шаркис попал Лэке прямиком в лоб. — Агата, будь добра, вызови клининг, — бросил он женщине. Та кивнула. — Только не тех, что ты вызывала в прошлый раз. Они на последнем побоище оставили человеческую кисть в унитазе. Ладно зуб, но просмотреть кисть! Непрофессионально, — забормотала вторая девушка. — Кара, — обратился к ней Зуо. Он все еще продолжал смотреть на меня, — прошу вас обсудить клининг за дверью этой комнаты. Та на слова Шаркиса среагировала абсолютно спокойно. Агата вышла из комнаты первой, Кара — за ней. Дверь захлопнулась. Мы остались в комнате в компании двух свежих трупов. Зуо, опустив руку, все еще сжимал пистолет. Я продолжал сидеть на чертовом кресле. Шаркис протянул ко мне руку и одним резким движением вытащил у меня изо рта распорку. Я и не заметил, как пересохли мои губы. Ощущение мерзкое. — Как сидится на королевском троне? Удобно? — произнес Шаркис холодно, убирая пистолет обратно в кобуру. Наверное, это был сарказм. Или шутка. Или он торжествовал, увидев меня в таком состоянии. И все же отчего-то его слова показались мне невероятно смешными. И истерический смех сорвался с моих губ помимо моей воли. Смеяться было больно, но остановиться не получалось. Я забрызгал своей кровью все вокруг. От боли онемело не только лицо, но и шея, и все же… смех будто разрывал меня на части. Пока я хохотал в голос, Зуо успел расстегнуть все ремни, что стягивали мои руки, ноги и шею. — Можешь… меня просто пристрелить? — выговорил я с усилием, прежде чем снова задрожать от смеха. Если за одной пыткой сразу же последует другая, я без понятия, что со мной будет. — Если бы мог, давно бы это сделал, — произнес в ответ Зуо, срывая с моей руки примотанную к ней скотчем ручку. — Тогда что можешь? — весело воскликнул я, невольно опуская взгляд на свою промежность. И… и все-таки это был не пот. Почему-то этот факт подействовал на меня отрезвляюще. Хохот резко оборвался. Его сменили горькие слезы. Чертовы мокрые трусы! Зуо стянул с себя пальто и накинул его на мои дрожащие от рыданий плечи. Скажи, что можешь меня утопить. Или насадить на нож. Что-то сделать ты ведь можешь?! Зуо молча всмотрелся в мое перепачканное кровью и мокрое от слез лицо. — Ответишь мне что-нибудь? — прошептал я, прежде чем в очередной раз всхлипнуть. Зуо хранил гнетущее молчание еще мгновение, а затем неожиданно подался ко мне и крепко обнял. — Не… не трогай меня, — выдавил я из себя, упираясь дрожащей рукой ему в грудь. — Я весь в крови. И не только в крови. Ты испачкаешь свою одежду. Шаркис лишь прижал меня к себе сильнее. — Она мне вырвала четыре зуба, — оповестил я его. — Так мне и надо. Просто оставь меня здесь гнить. Зуо сгреб меня в охапку и взял на руки. — ОСТАВЬ МЕНЯ ЗДЕСЬ! — завопил я и поморщился от собственного громкого голоса. Но Шаркис мой призыв проигнорировал.