Семь небес Рая

Неспешные размеренные диссонансные движения. Постоянно сбивающийся ритм. Тихие, подавляемые сладкие стоны. Спирающее дыхание. Дразнящие прикосновения сразу четырех рук. Это был не первый подобный опыт в жизни Ника, но, однозначно, самый странный, несуразный и спонтанный. Кто же знал, что Райн, блядь, согласится, а Эол в последний момент не даст заднюю. Что ж, Ник, твои потуги поставить всех в неловкое положение обратились против тебя. И если твое собственное положение теперь не неловкое, то, как минимум, неудобное. Радовало хотя бы то, что Райн, в отличие от Эола, хоть немного смыслил в минете. Не радовало, что Нику хватило мозгов огласить это наблюдение вслух, что обрекло его оказаться между двух огней практически в буквальном смысле. Секс втроем обычно подразумевал более или менее равноправные взаимоотношения между всеми участниками акта и не подразумевал наличия конкуренции. Эол же с Райном очень некстати решили помериться силами. А Ник в данном противостоянии все больше ощущал себя подопытной крысой. И виноват в этом был он сам. За что боролся, на то и… Ник, не желая лишний раз соприкасаться с внешним миром, часто оставался ночевать в лаборатории. Для спокойного сна он отвел себе местечко за одним из до отвала забитых различным железом стеллажей. Ничего особенного. Широкий матрас, кинутый прямо на пол, смятые простыни да давно потерявшая форму подушка. Ник даже не понял, когда с середины лаборатории их спонтанно выстроенное трио переместилось в скрытый от лишних глаз закуток. Но инициатором однозначно оказался Райн. Он, в отличие от Эола, знал лабораторию Ника как свои пять пальцев и быстро сориентировался. Даже слишком быстро. Будто действия его были распланированы заранее. Да нет. Глупость. Выключи паранойю, Дайси. Даже ты сам еще час назад не думал о подобном итоге этого однозначно богатого на события дня. Ох, и пожалеешь ты об этом решении. Потом. Не сейчас. От смазки с перцем внутри все горело огнем. Каждое движение Эола несло за собой целую гамму весьма неоднозначных ощущений от острого неприятного зуда до колкого наслаждения, своей внезапностью выбивавшего из легких весь кислород. Каждый раз, когда Ник, испытывая дискомфорт, инстинктивно пытался отстраниться от заполняющих рваных проникновений, он невольно глубже толкался в рот стоявшего перед ним на коленях Райна. И без того жгучая смесь ощущений утопала в оглушительно резких вспышках удовольствия, разжигающих в Нике желания продолжать балансировать между болью и тягучим наслаждением, в шаге от удовлетворения, но без возможности дойти до конца. Ника заводило осязание пересохших губ на своей шее, пальцев, скользящих по обнажённой коже и задевающих вставшие соски, пальцев, оставляющих красные царапины на животе, пальцев, впивающихся в бедра и ползущих вниз к сгибу колен. Слишком много пальцев. Игра в четыре руки, в которой Нику отводилась роль фортепьяно, клавиши которого мучали сразу два музыканта. С губ то и дело срывались ноты разной тональности в зависимости от того, к какой октаве обращались нерадивые пианисты. Очередной толчок, выжигающий изнутри и заставляющий колени подкоситься. Очередное движение горячим языком, вытягивающее из Ника тихий сдавленный скулеж. В игре в четыре руки главное определиться с мелодией и аккомпанементом и решить, кто за какую партию возьмется. Чтобы музыка текла гармонично, мелодия должна звучать немного громче аккомпанемента. Но ни Райна, ни Эола роль аккомпаниатора не устраивала. Каждый из них пытался перетянуть внимание Ника на себя, сыграть свое собственное произведение, истязая неподготовленное к такой палитре ощущений тело и пытая его дисгармонией действий относительно друг друга. Как результат: вместо яркого быстрого окончания они добивались обратного, смазывая старания друг друга, грубо перебивая и придерживаясь каждый собственного ритма. А Дайси при всем при этом еще и приходилось стоять на своих двоих. Он и с одним партнёром секс стоя не очень любил. Особенно, если отсутствовала дополнительная опора. Но балансировать между двумя парнями оказалось еще сложнее. Под шквалом ощущений тело норовило расслабиться, ноги становились ватными, а удерживать равновесие получалось все хуже. Когда колени Ника подкосились в очередной раз, Эол подхватил его за торс, а Райн не придумал ничего лучше, чем закинуть одну его ногу себе на плечо. Дайси понятия не имел, на что тот рассчитывал, ведь стоять в этой позе Нику, безусловно, оказалось еще тяжелее. Пытаясь хоть как-то держаться прямо, он невольно вцепился Райну в его огненно-красные волосы, сплетенные сейчас в толстую косу и обернутые вокруг головы. Киллер, видимо, решил, что это намек на более активные действия с его стороны и взял глубже. По невероятному совпадению именно в этот момент Эол с особым чувством толкнулся в Ника, и от зубодробительности последовавшего за этим ощущения Дайси невольно захлебнулся воздухом и согнулся пополам. Всё. Стоять он больше не мог. Сил не осталось. Райн отстранился от Ника и, проведя языком по нижней покрасневшей губе, кивнул Эолу на матрас. Поразительно, как быстро эти два придурка научились понимать друг друга без слов, предпочитая вести диалог друг между другом посредством мимолетных взглядов и еле заметных кивков. Ника в этот бессловесный диалог не приглашали. Ника просто трахали. Эол, отыгрываясь за задетое Эго, грубо швырнул Дайси на матрас, и тот неуклюже плюхнулся на колени. Резкое требовательное давление на затылок заставило его выгнуть спину и прижаться щекой к мягкой поверхности, невольно задрав задницу кверху. Эол не церемонился. Проникновение под новым углом вызвало очередной взрыв впечатлений. Дайси замычал в матрас, невольно закусив нижнюю губу. Пальцы Эола поползли от бедер по позвоночнику к шее. Ник, упершись взглядом в забитую барахлом полку, пытался устоять на коленях под напором дикой долбежки. Дайси еще пытался мыслить трезво и не растворяться в происходящем, но выходило плохо. Физические ощущения поглощали все вокруг, создавая вокруг Ника эмоциональный вакуум, при котором трезвость мысли теряла актуальность. На полке перед Ником стояла коробка с выгоревшей уже не читаемой надписью. Возможно, эти вещи принадлежали еще отцу. Дайси попытался сосредоточиться на коробке, но его обзор почти тут же закрыл ботинок на толстой шипованной подошве с металлическим носком. Ник как-то наблюдал, как Райн этим носком свернул неприятелю челюсть. Мог бы, мать его, и разуться! Впрочем, о таких мелочах сейчас думали в последнюю очередь. И одежду предпочитали срывать с одного лишь Ника. Райн. Ему тоже следовало уделить внимание. И ни у кого, включая самого Дайси, не оставалось сомнений насчет того, каким именно способом. Из одежды на Нике осталась лишь футболка. Райн схватил ее за горловину со спины и оторвал лицо нанита от матраса. Дайси поднялся на руки и кинул невольный взгляд на киллера, смотревшего на него сверху вниз. Наблюдая за тем, как парень опускается перед ним на колени, Ник думал, будто точно знает, что последует после, оттого неожиданный поцелуй его слегка дезориентировал. В конце концов, их трио занималось сексом ради секса, и нежности здесь места не было. Так считал Дайси. Эол однозначно придерживался этой же стратегии, трахая Ника в свое удовольствие. Райн же оказался заинтересован и в отдаче иного рода. Долгий глубокий чувственный поцелуй не вязался с острыми проникающими ощущениями, следовавшими за грубыми толчками. Дикая смесь из холодной отстраненности и обескураживающей теплоты кружила голову, прерывая поток сознания и концентрируя все внимание Ника лишь на двух людях и четырех руках, гулявших по его телу и касавшихся его где-то грубо и болезненно, а где-то лишь едва, почти мимолетно, но от того не менее дразняще. Кровь закипала. Сердцебиение заглушало все посторонние звуки, будь то пошлые шлепки, сдавленный рык, тяжелое дыхание или вульгарные невнятные всхлипы. Ник задыхался. От поцелуя Райна. От давления на живот. От цепких объятий. Он вновь и вновь пытался поймать губами воздух, но вместо этого ловил язык Райна и новую волну сносящих крыши ощущений позабытой близости и разъедающего до костей человеческого жара. В нос бил запах пороха, оставшегося на пальцах после выстрелов, стали ножей, все еще висевших на бедрах Райна, смазки, которая продолжала холодить бедра Ника, запах пота и грязного секса. Душащий поцелуй наконец-то завершился. Райн выпрямился и, облизнувшись, подцепил пальцем металлическую пряжку ремня. Эол, тем временем, выдохся. Заметно замедлившись, он стянул с себя толстовку, а вслед за ней и футболку. Ник этого не видел, лишь слышал шелест одежды. Взгляд его упирался в расстёгивающуюся ширинку Райна. Какого, мать его, черта ты делаешь? Какого хуя именно с ними?! Вопросы риторические. Райн смахнул со лба Ника прилипшую к нему челку, а затем провел большим пальцем по влажным губам нанита, давая понять, чего от него хочет. Эол в это же время неожиданно решил уделить Дайси чуть больше своего ценного внимания. Рука его от живота спустилась ниже к паху Ника. Цепкие пальцы сжались на эрегированном члене. Дайси невольно свел колени, дрожа от ощущений, вспыхивающих между ног и мерно распространяющихся по всему телу вплоть до кончиков пальцев. Черт. Это слишком… Райн провел указательным пальцем от основания своего члена до розовой головки, а затем кинул на Ника призывный взгляд. На губах его заиграла одна из тех фальшивых миролюбивых улыбок, после которых могла последовать пуля в лоб. Райн всегда пытался казаться милым и внимательным. Но ключевым словом в данном предложении являлось «казаться». «Казаться» это далеко не то же самое, что и «быть». Перекинув вес тела на левую руку, правой Ник коснулся члена Райна, но почти тут же потерял равновесие. Он шлепнулся бы обратно лицом в матрас, если бы вовремя не вернул себе опору. Нет, в таком положении у него точно ничего не выйдет. Может, попросить Эола остановиться, убрать руку с паха и прекратить, как заведенному, облизывать спину Ника? Глупости. Продолжай. Дайси остановился на другом варианте. Вновь подняв к Райну лицо, он облизнулся и открыл рот. Возможно кого-то другого это действие могло слегка смутить. Райна — нет. От резкого толчка в рот Ник чуть не подавился. Он было закашлялся, но киллер все с той же милейшей улыбкой на губах неожиданно сильно вцепился Дайси в челку, не позволяя ему спрятать лицо. В теплом взгляде прочитались шальные огоньки. Потому что «казаться» не то же самое, что и «быть». Райн не церемонился, быстро набирая экстремальные обороты. Эол, передохнув, решил так же не падать в грязь лицом. Ник был обречен балансировать между двух огней, хотя вернее было бы сказать между двух чл… Все ниже пупка превратилось в сплошную эрогенную зону. Каждый толчок, будь он спереди или сзади, рябью прокатывался по телу. В редкие случаи они происходили синхронно, и тогда две ряби сталкивались где-то в районе грудной клетки, заставляя Ника приглушённо вскрикивать, невольно насаживаясь на член либо задницей, либо ртом. И попробуй выйти из подобной ситуации. Зато Райн и Эол через Ника медленно познавали друг друга и неосознанно мимикрировали друг под друга, наконец-то начиная двигаться к балансу. До профессионального дуэта им еще, конечно, было далеко, но общую тональность поймать им удалось. Их движения больше не сквозили той разрозненностью, которая присутствовала в самом начале. Увы, в эту игру плохо вписывался Ник. От общего ритма тело его окончательно перестало слушаться своего хозяина, и от особенно глубоко толчка Дайси ощутил, что руки больше не могут удерживать его вес. Выпустив член изо рта, он обессиленно бухнулся на матрас, тяжело дыша и не в силах пошевелить и пальцем. Черт… Почему так тяжело? Виновато воздержание в полгода? Или отсутствие в теле нано? Ник не понял, Эол кончил или просто над ним сжалился, но лишь давление внизу живота ушло, нанит и вовсе как подкошенный завалился на бок и какое-то время пытался совладать со сбившимся дыханием. Сам он завершения так и не достиг, но и уже полученных эмоций ему было более чем достаточно. Неплохой результат для спонтанного опыта черти с кем. Так он решил, уверенный, что на этом глупый эксперимент закончился. Но Райну и Эолу, судя по всему, впечатлений оказалось недостаточно. Не успел Ник очухаться, как продолжение не заставило себя ждать. Обняв Ника со спины, Райн вошел в него настолько внезапно, что Дайси разве что не взвизгнул. Киллер оказался больше Эола, и Дайси ощутил это во всей блядской красе. — Твою мать. Полегче! — процедил Ник сквозь плотно стиснутые зубы. Он собирался кинуть в адрес Райна еще пару не самых лестных эпитетов, но его возмущение заглушил сухой поцелуй теперь уже со стороны Эола. Да какого черта они оба лезут ко мне целоваться?! Придурки! Райн взялся набирать темп. Эол, не отлипая от губ Ника, прижался своим стояком к его и начал мучительно медленно надрачивать им обоим. Ник лениво отвечал на поцелуи, разрываясь между разрозненно вспыхивающими эпицентрами ощущений. Его сознание плавало где-то на поверхности заполняющей его эйфории между двух разгоряченных тел. Частое дыхание опаляло шею, губы саднило от все новых поцелуев, влажная от пота кожа липла к смятым простыням. — Что за… — из бесконечной неги Ника вырвало новое ощущение, заставив его резко оттолкнуть от себя Эола. — Что ты делаешь?! — вопрос был адресован Райну, который при новом толчке какого-то черта решил пропихнуть в Ника еще и пальцы. — Готовлю тебя, естественно, — послышалось хриплое, после чего последовал несильный укус в шею. — Готовишь к ч?.. Райн сжал Нику грудную клетку и неожиданно перевернулся на спину, потянув Дайси за собой. Нанит невольно распластался прямо на киллере и неуклюже затрепыхался, пытаясь поменять свое положение или хотя бы свести бесстыдно раздвинутые ноги. Ничего не вышло. Причин тому нашлось сразу несколько. Член, на который его все еще насаживали. Пальцы, которые, мать их, долбились туда же, куда и член. И эйфорийный дурман, от которого тело слушаться не желало, предпочитая плыть по течению в сторону желанной разрядки. Но проблески разума все еще тормозили Ника от того, чтобы окончательно пуститься во все тяжкие. — Даже не думайте… уф… ебать меня… сука… одновременно! — запинаясь, выговорил Ник заплетающимся языком, лишь заметив, как Эол норовит разместиться между его ног. — Да ладно, Дайси, одного члена тебе явно маловато, — послышалось ехидное со стороны Эола. — Мы трахаем тебя уже час, а ты ни разу не кончил. Что? Сколько? Когда? Блядство, я завтра не разогнусь! — Сука, если мне будет больно, я вас обоих… м-ф-ф… урою! — пообещал Ник в запале, чувствуя, как Райн сжимает его шею под челюстью, заставляя закинуть голову назад. Если его угрозу и услышали, то особого значения ей не придали. Игра в четыре руки продолжилась. Скользкие влажные смачные шлепки оглушали. Пульс беспощадно молотил по вискам. Новое проникающее ощущение заставляло стонать в голос. Но все трое резко смолкли, лишь до их ушей донесся тихий скрип двери. Райн замер, все еще держа Ника за шею, Эол — не войдя и наполовину, Ник — между двух горячих тел в сводящем с ума предэкстазном состоянии. — Да блядь… — раздался знакомый голос. — Куда все запропастились?! — возмущенно выдал Аки, не подозревая, что происходит в нескольких метрах от него за пыльным стеллажом. И Эолу именно в этот момент стукнуло в голову продолжить. Райн лишь каким-то чудом успел в последний момент зажать Нику рот рукой. Из глаз Дайси брызнули слезы. Эол навалился на него всем весом и уткнулся Нику в шею. — Твою мать, слишком узко. — Да что ты, мать твою, говоришь?! — зашипел Ник, вцепившись в плечи Эола, тем самым пытаясь его притормозить. Скрип двери повторился. Аки ушел. Нику дали еще пару секунд на передышку, прежде чем Эол приподнялся на руках, скользнул взглядом по распластанному под ним Дайси, наклонился к нему ближе и… Звук поцелуя, наверное, удивил бы Ника. Наверное, он бы посчитал апогеем безумия момент, когда Эол впился в губы Райна. Наверное. Но Райн толкнулся в Ника, и все остальные мысли ушли на второй план. А затем двигаться взялся еще и Эол. И Дайси окончательно потерял связь с реальностью. **** Цирк, как и любой другой вид зрелищного и не только искусства, после Третьей Мировой претерпел несущественные изменения. Можно было бы удивиться тому, что после такой трагедии мирового масштаба люди нашли в себе силы возродить подобные элементы культуры. Я скажу так: вино и зрелища будут актуальны всегда! Даже если на планете останется один-единственный человек, он найдет, чем себя развлечь. Я бы точно нашел! Выстроил бы на пепелище прошлого новое государство имени меня! Раздал бы гражданство медоедам (Ну или кто там помимо меня выжил бы? Кто-то выжил бы однозначно!)! Воевал бы с песчинками, залетавшими на мою территорию! В исключительно ультимативной форме беседовал бы со всеми неодушевленными предметами, чтобы каждый пластиковый пакет знал, кто на этой планете хозяин! Цирк из Парадигмы обустроился на южной окраине Тосама на огромном пустыре, окруженном старыми кладбищами. Иронично. Лучшего места для городской ярмарки и праздных развлечений найти было бы сложно. Огромный ярмарочный шатер из тонкой светопоглощающей ткани растянули на километры вокруг. У каждого из восьми входов толпились люди, потому что, повторюсь, ни сбои виртуалии, ни землетрясения, ни сжигание моего чучела посреди города киберанархистами, ни любые другие катаклизмы, что случались в Тосаме с завидным постоянством, не удержали бы людей от просмотра высококлассного шоу! Трагедии трагедиями, а хлеб и зрелища по расписанию! Мы с Зуо остановились у самого дальнего относительно города входа, оставили мотоцикл Шаркиса на наспех обустроенной парковке и ринулись пробиваться сквозь шумную толпу. Наши потуги обогнуть очередь были встречены всеобъемлющим возмущением со стороны жаждущих поскорее попасть внутрь шатра людей. Правда, дальше криков скандалисты не пошли: то ли оказались очарованы моей счастливой лыбой из-за предстоящего похода в цирк, то ли напуганы максимально недовольной рожей Шаркиса, на которой черном по белому читалось: «Я ебанутый, и это заразно». Но я бы поставил на свою улыбку. Разве можно бить такого красавчика (кому-то кроме Шаркиса, естественно, потому что он ебанутый и потому на него моя харизма действует искаженно)?! Зуо показал охране черный билет, одному из них что-то эротично шепнул на ушко и лишь затем двинулся в шатер, не забыв прихватить меня с собой. Оказавшись внутри, я разве что не взвизгнул от радости. Под покровом огромного шатра нашелся еще один. В самом центре оккупированной артистами Парадигмы территории возвели еще одну постройку поменьше. Там, как понимаю, и давали основное цирковое представление. Все остальное место вокруг занимала ярмарка: аттракционы, развлекательное оборудование, конкурсы, громкие зазывалы, тиры, комнаты смеха и страха, комнаты поцелуев и релакса, комнаты прошлого и будущего. Большой шатер натянули, скорее всего, для того, чтобы погрузить ярмарку в вечную ночь. В темноте миллионы ярких разноцветных фонариков, усыпанные лампочками карусели, вьющиеся гирлянды, сверкающие игровые автоматы и светодиодные паровозы смотрелись в тысячу раз эффектнее. Шаркис остановился неподалеку от входа и взялся перекидываться сообщениями с Яном, пока я как заведенный озирался по сторонам, пытаясь понять, куда же хочу пойти в первую очередь. — Я… — открыл я рот, лишь Зуо закончил разговор с Яном. — Нет, — оборвал меня Шаркис. — Я еще ничего не сказал. — Иду на опережение: отказываю заранее, — бросил Зуо, поглядывая на наручные часы. Как понимаю, мы приехали раньше назначенного времени и нам следовало подождать Яна. Что ж… не будем терять время зря! — Я! — произвел я вторую попытку. — Нет. — Хочу! — Нет! — На карусель! — На какую еще, мать твою, карусель? Желательно на все. Но зная, что Шаркиса такой ответ не устроит, я пошел на компромисс и огляделся по сторонам, выбирая самую крутую. В поле моего зрения попали сразу три желанных объекта: с классическими сиденьями, сделанными в виде лошадей, с сиденьями в виде дельфинов и бриллиант этой коллекции — карусель с сиденьями в виде крылатых свиней в солнечных очках. Выбор очевиден. — Вон на ту! — ткнул я пальцем на карусель, усеянную розовыми лампочками. — Ну конечно, блядь. Ну конечно, — зло зарычал Шаркис. — Чего тебе стоит? Я ведь не тащу тебя за собой, — заметил я, хотя был и не против пронаблюдать, как Шаркис седлает крылатую свинюшку. У Тени, между прочим, нет символики. Шаркис на летающей свинье стал бы бомбическим лейблом! Можно было бы продавать футболки и кепки! Сшить огромный флаг с таким экстравагантным логотипом! Напечатать нашивки, которые бы клеились на рюкзаки и одежду. Но Зуо не смыслил в дизайне и пиаре, с этим я смирился и настаивать не рискну. Во всяком случае, прямо сейчас. Так как Шаркис кроме мучительного восклицания больше ничего не выдал, я это интерпретировал как согласие на авантюру и решительно ринулся к карусели. Правда, на полпути я притормозил у будки, где продавалась сахарная вата. Грузный мужчина с обветренным лицом создавал из сахарной паутины настоящие съестные шедевры. На стойке перед ним красовались угощения в виде голов популярных мультяшных персонажей. Там же нашлась небольшая табличка, на которой указали, что за отдельную плату мужчина мог сотворить вообще что угодно, не ограничиваясь выставленными им же персонажами. Я кинул на Шаркиса умоляющий взгляд. Зуо в ответ процедил сквозь зубы очередное ругательство, вытаскивая из кармана черную кредитку. Вот и чудненько! Я шепнул на ухо сахарному мастеру свое пожелание и уже через минуту бодро вышагивал к желанной карусели, вооруженный огромным сахарным членом. Шаркис шел за мной с таким выражением лица, будто перед его глазами пролетала вся жизнь, и в приступе ностальгии он пытался сообразить, где же успел свернуть не туда. А я тебе подскажу, милый! Там, где втемяшил себе в голову, будто подставлять меня — хорошая идея! Такая же хорошая, как взлом браслетов для «Отбора». Вот не подставлял бы да не взламывал, жил бы, может, сейчас не тужил! Был бы у тебя красивущий парень! Или красивущая девушка! И вы бы вместе сидели в каком-нибудь шикарном ресторане. Пили дорогущее вино. Ты в одном из своих крутых костюмов. Она в невероятном облегающем красном платье. Или он. Или они. И вы бы были всеми из себя такими важными, статными, пафосными. И ни одной крылатой свиньи на километры вокруг. Скука смертная. Я резко остановился и повернулся к Шаркису. Демонстративно откусив у сахарного члена его головку, я начал активно жевать, буравя Шаркиса взглядом. Зуо не выдержал и минуты моего молчаливого недовольства. — Что, мать твою? — выдохнул он сквозь зубы. — Цирк лучше ресторана. — Какого еще ресторана? — И еще не факт, что на мне платье не смотрелось бы так же хорошо. — Так же хорошо, как, блядь, на ком? — Ой, всё, — выдохнул я и с гордо поднятой головой продолжил путь к карусели. — Чего, блядь? — послышалось искреннее непонимание. Знаешь, Шаркис, надо уже что-то делать для отношений в конце-то концов. Например, развить экстрасенсорные способности. Не так уж это и сложно, если любишь человека! А раз ты такой лентяй, и учиться читать мои мысли не собираешься, тебе же хуже! Зуо пришлось купить мне билет на карусель и доплатить за возможность прокатиться на ней в обнимку со сладкой ватой, расставаться с которой я ни в какую не желал. Единственный, кому бы я доверил это сокровище, был Шаркис. Но он отчего-то заявил, что не хочет стоять с метровым членом из розовой ваты посреди людной ярмарки. Думаю, здесь за Зуо говорили его скрытые комплексы. — И обязательно сфотографируй меня! — наставлял я Шаркиса, примериваясь, на какой свинье желаю разместиться: на желтой в розовый горох или в красно-синюю полоску. — Зачем? — В смысле, зачем? Чтобы осталось воспоминание. — У меня и так с памятью все в порядке. Захочу, не забуду, — фыркнул Зуо, кривя свое красивое лицо. — Скажи это моему папочке, который чистил твои файлы памяти несколько месяцев подряд, — напомнил я. — Вдруг завтра он или кто-то еще решит стереть все твои воспоминания обо мне?! — Не уверен, что в этом мире есть хоть кто-то, кто так бы меня любил, — огрызнулся Зуо. — Пообещай, что сфотографируешь, — заныл я, пытаясь изобразить плаксивую мину. — Фелини, не работает. — Я сейчас расплачусь. — Плачь. — Я передумал. — Кто бы сомневался. — Это все из-за ревности, да? Не беспокойся. ДА, ТВОЙ ЧЛЕН НЕ ТАКОЙ БОЛЬШОЙ, КАК ЭТА САХАРНАЯ ВАТА, НО… — заорал я на всю ярмарку. Остановила меня лишь рука Шаркиса, зажавшая мне рот. Зуо хотел было что-то сказать… Потом тяжело вздохнул… Потом снова попытался высказаться… Вновь вздохнул. — В пизду, это бесполезно, — наконец выдал он. — Я сделаю одно фото. — Круто! Спасибо! Я побежал на карусель и целых пять минут представлял себя космическим рейнджером, бороздящим вселенную на верной летающей свинье! Сколько планет мы с ней посетили! Сколько государств свергли! Сколько принцев и принцесс спасли! Не счесть! И конечно, не успел я вернуться к Шаркису, как тут же потребовал фотоотчет. Фото Шаркис действительно сделал одно. Невероятно удачное. На нем на месте моей головы красовался член из сахарной ваты. Весьма креативно. — А у тебя глаз-алмаз! Не думал стать фотографом? — Иди нахуй! Но до похода на хуй у меня имелись планы и попроще. Хотел того Шаркис или нет, но ему пришлось сопровождать меня сперва в комнату страха, где Зуо чисто рефлекторно ударил по лицу одного из актеров. Потом я потащил Шаркиса поплавать по искусственному пруду на лодке любви. В ключевом месте, где все влюбленные целовались, я тоже полез к Зуо со слюнявыми, липкими после сахарной ваты поцелуями, за что получил подзатыльник, после которого мы чуть не перевернули лодку. Затем я узрел тир и, к ужасу Шаркиса, обнаружил среди призов желанного гуся. — Да какого хуя?! — никогда еще в голосе Зуо я не слышал столько отчаяния. Он, видимо, посчитал, что я шучу, и гусь — плод моей фантазии. Можно подумать, я не мог заранее открыть фотографии с цирковой ярмарки и не узреть желанную игрушку? Ха. Наивный. Зуо пришлось стрелять. Но ни первая попытка, ни вторая, ни даже третья не увенчались успехом. Для того чтобы заработать гуся, следовало поразить все цели. И Зуо поражал, но… Цирк был бы и не цирком вовсе, если среди его работников не нашлась парочка мелких мошенников. Какие бы цели Шаркис ни подбивал, последние две на его выстрелы не реагировали, а потому попадание не засчитывалось. Психанув, Шаркис решил просто выкупить гуся, но молодой человек из Парадигмы, не зная, с кем связался, заявил, что игрушку можно только выиграть. Это стало последней каплей. Зуо, которого, к слову, на входе на ярмарку охрана не осматривала, выудил из кобуры пистолет и расстрелял мишени боевыми патронами. Ни единый прохожий не обратил на него внимания. Выстрелы потонули в общей цирковой какофонии, сплетенной из играющей отовсюду музыки, смеха, визга, клича зазывал и взрыва хлопушек. Работник цирка и бровью не повел. Но гуся отдал, так что нашу дальнейшую прогулку по ярмарке я вышагивал с подарком подмышкой, чувствуя себя самым счастливым человеком на свете! Ну… Почти. — Комната смеха! — Нет. — Это последняя локация, в которую я тебя тащу. — Ты так и в прошлый раз говорил. И в позапрошлый. — На этот раз точно последняя! — Нет. …Мы зашли в комнату смеха, и я, на всякий случай, тут же начал мерзко похихикивать. Комната смеха же. В ней принято смеяться! Комната по факту оказалась небольшим трейлером, по внутреннему периметру которого развесили пару десятков зеркал. Над каждым зеркалом значилось свое название. Первые несколько зеркал относились к старой школе: их кривая поверхность превратила нас с Зуо в смешных лилипутов. Второе зеркало сделало нас похожими на иссохшие трупики. Третье — напротив прибавило каждому по несколько сотен килограммов. — А ты меня жирным любить будешь? — Нет. Жирным ты будешь меня бесить. Потому что ты и худым меня бесишь, — прошипел Шаркис. — Долго нам еще здесь торчать?! Какой же ты зануда! Мы ведь только зашли! За кривыми зеркалами пошли голографические. Они для современного народа представляли куда больший интерес, ведь эти зеркала накидывали на тебя рандомные забавные фильтры. Например, в зеркале под названием «Рай и Ад» я воззрился на себя, выряженного в белую тогу и с нимбом над головой. Покрутившись вокруг своей оси и обнаружив на спине маленькие крылышки (точь в точь, как у свиньи, на которой я катался), я решил, что меня срочно надо причислить к лику святых, потому что вы только гляньте, какой я симпапулечка. Зуо же зеркало, что вполне логично, наградило дьявольскими рогами, черной мантией и светящимися красными глазами. — Даже зеркало знает, кто из нас двоих здесь вселенское зло, а кто добро! — заявил я гордо. — Несомненно, — процедил Шаркис сквозь зубы. Зеркальное преображение его не впечатлило. Следующее зеркало превратило Шаркиса в короля в шикарных королевских одеяниях и с золотой короной на голове. Я же с какого-то хрена перевоплотился в чахоточного горбуна в лаптях. Это зеркало мне не понравилось. Затем мы с Шаркисом стали космонавтом и уродливым инопланетянином (я инопланетянин), затем пиратом и утопленником (я утопленник), затем археологом и мумией (я мумия), и в зеркале «Поп-звезды», где Шаркис превратился в актера остросюжетного кинофильма, а я — в уборщика, я начал подозревать, что гладкие поверхности на меня точили зуб. Что я, мать вашу, вам сделал?! Шаркис был прав, комната смеха ни черта не смешная! К последнему зеркалу с подписью «Суженые» я уже плелся без энтузиазма. Но именно оно решило надо мной сжалиться и нарядило в обычный свадебный белый костюм. Без горбов, швабр или щупалец где не надо. А Шаркис предстал в классическом черном костюме. У наших отражений на безымянных пальцах правых рук заблестели золотые кольца. Я, посчитав это лучшей шуткой из всех, рассмеялся в голос. Шаркис меня не поддержал. Он сперва внимательно разглядывал отражения, а затем перевел на меня хмурый взгляд. — Что смешного? — Ты не видишь? — я уже задыхался от смеха. — Мы ж женатики! ЖЕНАТИКИ! — чем больше я смотрел на отражение, тем больше веселился. Я и Зуо женаты — господи, это шедевр! — Не вижу ничего смешного в браке, — заявил Шаркис с до комичного серьезным видом. Это меня рассмешило сильнее прежнего! — Институт брака в XXIII веке — это бесполезная чушь! — прыснул я. — Так ты ведь любитель всего бесполезного, — справедливо заметил Зуо, мрачнея прямо у меня на глазах. Казалось, еще пара секунд, и вокруг Шаркиса начнут сверкать молнии. Я что, задел его за живое? — Окей-окей, уважаешь институт брака — твое право. Ко мне это никакого отношения не имеет, — беспечно отмахнулся я, почему-то решив, что таким образом разрешу глупый конфликт. Но судя по тому, как рожу Шаркиса перекосило, я сделал только хуже. Да что не так? Эй? — Пошли уже отсюда, — рыкнул Зуо и ринулся к выходу, не дожидаясь меня. Нагнал я его лишь в десяти метрах от комнаты смеха. Шаркис, зайдя в тень одного из трейлеров цирка, с задумчивым видом тянул сигарету. — Ты из-за чего-то на меня разозлился? — Я всегда на тебя злюсь. — А вот и не правда! Только когда я делаю какую-нибудь глупость, что… вообще-то происходит каждый день, но… Ты не всегда злишься так явно! Да нет, вообще-то всегда. Но никогда из-за такой глупости. — Если для тебя брак так важен, окей, я не осуждаю! — выпалил я. — И какой в этом толк, если у тебя он вызывает смех? — Чёт я не понял. Я-то здесь причем? — Действительно, блядь, — взвинченно выдохнул Шаркис, с явным психом отправляя окурок в урну. — Ян приехал. Пойду его встречу. Пока делай, что хочешь, — выговорил Зуо, всовывая мне в руку свою кредитку. — А мне с тобой нельзя? — Нельзя. — Почему? — Потому что, блядь, — прорычал Зуо, направляясь к выходу, через который мы проникли под ярмарочный шатер. Боже мой, Шаркис, какое же у тебя неустойчивое настроение. И я так и не понял, с чего это вдруг он так распсиховался. Я повертел в руках карту и огляделся по сторонам. Честно говоря, без Зуо желание что-то делать тут же отпало. И карусели уже не казались такими веселыми, и тир, и даже ловля яблок, плавающих в воде. Отстой. При мне, конечно, оставался гусь, но… гусь — это же не Зуо! Он на меня огрызаться не станет. И в чем тогда веселье? — Одному здесь скучно, — пробормотал я тоскливо, посильнее сжимая в руках плюшевую игрушку. — Так, может, мы составим тебе компанию? Ох, черт… совсем забыл… Я повернулся на голос и столкнулся взглядами с мимом и клоуном, двумя людьми, которые на самом деле ими не являлись. Приехали-приплыли. Здрасте. Главное не паниковать и дышать через нос, а не задницу. Через нос, я тебе сказал! Я тяжело вздохнул и как можно непринужденнее кинул: — Привет, Джон. Привет, Джонни.