Семь небес Рая

Нэйс предупреждала, что искусственное сердце не способно остановиться в один миг. Имплантационные внутренние органы все без исключений оснащены резервами на случай связанного с форс-мажором сбоя, пусть промежуток автономной работы не так уж и велик. Благодаря накопительной системе сердце будет биться по инерции еще несколько минут. Потому и называются эти удары инерционными. Но их частота при таком режиме резко упадет. Кислород прекратит поступать в кровь в нужном количестве. И прежде чем отсутствие эффективного кровообращения отправит тебя бороздить просторы бессознательного, ты каждой клеточкой своего тела будешь чувствовать, как умираешь. Инерционные удары незначительно продлят тебе жизнь, при этом превратив последние минуты в наполненную агонией вечность. Уверен, что готов пройти через это? Будто у меня есть выбор. «Справлюсь», — отвечаешь ты тогда с непререкаемой уверенностью. «Справлюсь?» — задаешься вопросом теперь, чувствуя, как искры разума теплятся в одеревеневшем теле, контроль над которым утрачен. Так вот как ощущают себя паралитики? Твое собственное тело превращается в темницу, из которой нет выхода. А что, если ты выживешь, но из этого состояния выйти тебе уже не удастся? Это ведь куда страшнее смерти. Взгляд твой устремлен вперед на отца, прячущегося за толстым стеклом убежища. Он до глупости наивно полагает, что неприкасаемый. Сказываются годы безнаказанности. Люди, подобные ему, всегда, в конце концов, обречены на бесславный конец, потому что в какой-то момент начинают свято верить в свою неуязвимость и забывают о том, что они всего лишь люди. Слабые места меж тем найдутся у каждого. На губах отца играет самодовольная ухмылка. Будто убийство сына — достижение, достойное недельного пиршества. В руке он держит маленький пульт: безделушку, решающую, жить тебе или умереть. Либо у тебя предсмертные галлюцинации, либо мозг, не понимая, что происходит, берется поглощать энергетические резервы угасающего организма и ускоряет свою работу. Время для тебя будто бы замедляется. Каждое движение отца кажется плавным и заторможенным. Искаженный голос воспринимается чередой тягучих звуков, которые не без усилий ты собираешь в едкую фразу: «Не ожидал?». Вообще-то, ожидал. Дайси заходит в твой кабинет еще в начале недели после того, как вы любезно помогаете друг другу избавиться от агрессивных нано-колоний в ваших телах. — Мне удалось выловить из своей крови парочку случайно у меня затесавшихся и не до конца уничтоженных нано-роботов, что циркулировали по твоей кровеносной системе последние полгода, — сообщает он, слегка хмурясь. — Все то время, пока нано были частью тебя, они собирали информацию. Мне удалось ее извлечь и проанализировать. Чисто из любопытства. Хотел проверить, насколько хорошо работает стоковый функционал, — добавляет он, давая понять, что не пытался за тобой шпионить. Ты не нуждаешься в объяснениях, и без лишних слов зная, каким Дайси становится фанатично-любознательным, лишь дело касается подобных технологий. — И? — скептически хмыкаешь ты. Очень любопытно, что же такого Ник обнаружил в твоем теле, из-за чего теперь выглядит настолько сконфуженным. — Я заметил нечто странное, — осторожно произносит он, переминаясь с ноги на ногу. — Интригуешь. — У тебя что-то с сердцем. — Я в курсе, — киваешь ты. — Оно искусственное. — Это-то понятно, — отмахивается от тебя Дайси, будто ты сообщил ему очевидную вещь, которую знает и пятилетка. — Проблема в другом, — заверяет Ник, после чего раскрывает перед тобой схематическое изображение мотора, гоняющего кровь по твоему телу. Голографическая модель пульсирует, имитируя биение сердца. Ник переворачивает изображение вверх ногами, давая тебе возможность полюбоваться, что красуется на дне искусственного органа. Узкая пластинка выбивается из общей картины. Ее Ник и выделяет. — Это чип, — объясняет он. — И что с того? — искусственные внутренние органы — не та тема, при поднятии которой ты бы мог прослыть эрудированным собеседником. Ты об этом не знаешь ровным счетом ничего. — То, что его здесь быть не должно, — хмыкает Дайси. — Ты теперь еще и во врачи заделался? — язвишь ты. — Я конструирую андроидов, так что прекрасно осведомлен, как должны выглядеть искусственные органы, предназначенные для человека. Они мало чем отличаются от таких же органов для роботов. Да будет тебе известно, все человеческие импланты создавались на основе роботизированных, которые являлись прототипами. Думаешь, роботам создавали почки, легкие и сердце просто по приколу? Таким образом проводились испытания: ученые оценивали бесперебойность работы подобных механизмов; устойчивость к высоким нагрузкам и изменению кровеносного давления; рассчитывали масштабы износа. И я готов дать руку на отсечение, что этот чип в подобной конструкции — инородный элемент. Ему здесь не место. — Хорошо, предположим, — выдыхаешь ты, теряя всякий скепсис. — Для чего он? — Понятия не имею, — пожимает Ник плечами. — Нано-роботы были заточены на сбор первичной информации. Для углубленного осмотра необходимо ввести в кровь нано-контраст. Если ты согласен, пойдем. — Прямо сейчас? — Нет, что ты. Столько лет проходил с потенциальной бомбой в груди, значит, можешь погулять с ней и еще пару дней! — с наигранной веселостью сообщает Ник. — Конечно, сейчас! — А это может быть взрывчаткой? — недоверчиво протягиваешь ты. — Сомнительно, — вздыхает Ник. — Но возможен вариант и похуже, — с этими словами он направляется к выходу из твоего кабинета, жестом давая понять, чтобы ты следовал за ним. Надо будет позже рассказать Дайси и парочке других теней о таком интересном явлении, как субординация, а также подробно разъяснить, почему ее следует соблюдать. Поручишь Яну сделать презентацию слайдов на сто пятьдесят. Но это потом. Сейчас перед тобой стоит куда более важная задача. — Быть может, это маячок слежения? — предполагаешь ты, пока вы пересекаете особняк и сворачиваете в коридор к лаборатории Ника. — Не думаю. Бесперебойный навигационный сигнал негативно бы сказался на работе сердца. Этот чип никаких сигналов не издает, так что, предполагаю, на данный момент он в спящем режиме. — Тогда, вероятно… — Давай не будем гадать, — хмурится Ник. Он и без того разнервничался из-за чипа, а твои рассуждения тревожат его лишь сильнее. Кто бы мог подумать, что Дайси будет так о тебе переживать. Даже смешно. Вы проходите в лабораторию, где обнаруживаете Фейерверка, корпящего над очередной непонятной хреновиной. На просьбу удалиться с глаз долой из сердца вон, подрывник сперва заверяет, что не будет мешать, затем жалуется, что ему следует готовиться к какому-то там ДаркАтому и он не может терять времени. Оставшись неуслышанным и под прицелом твоего максимально недовольного взгляда, Джек-таки понуро удаляется, обещая тебе и Нику страшную месть в случае, если благодаря вам он не успеет закончить проект. Плюс одна персона на презентацию о субординации. Ник вводит тебе в вену нано-контраст и долго с хмурым видом изучает информацию, поступающую на голографический экран компьютера. — Что же это такое? — бормочет Дайси себе под нос, нервно потирая подбородок. И в его глазах ты замечаешь тот блеск заинтересованности, который в подобной ситуации может возникнуть только у слегка сумасшедшего ученого вроде доктора Франкенштейна. Это тебе в Нике и нравится — любопытство в нем зачастую превалирует над эмоциями. Жаль, сам ты подобной чертой похвастать не можешь. Потому сейчас, лежа на холодном полу с почти небьющимся сердцем в груди и не зная, получится ли то, что вы распланировали, ты неожиданно испытываешь удушающий страх перед неизбежностью смерти. Нет. Неправда. Ты боишься не смерти. Ты боишься не сделать всего, что запланировал. «Столько усилий, чтобы проиграть?» — пробивается бледная мысль сквозь стену агонии. Ты слышишь возглас Нэйс и какое-то шуршание неподалеку от тебя. По помещению разносится лающий смех отца. Вслед за тем, откуда-то с потолка долетает режущий ухо скрежет. Но ты не в состоянии объединить поступающие визуальную и слуховую информации в единую картинку. Ты умираешь. Медленно. Секунда за секундой. Как-то уж слишком хорошо чувствуя предсмертные удары затухающего сердца. И мозг, будто бы пытаясь отвлечь тебя от неизбежного, вновь выкидывает тебя в прошлое, в ночь, когда ты принимаешь теперь уже кажущееся безрассудным решение. — Чип допотопный, — сообщает Ник. Ну а каким еще он должен быть? Тебе сделали операцию на сердце еще в детстве. — И, похоже, одноразовый, — продолжает рассуждать Дайси. — Одноразовый, в каком смысле? — В том, что может выполнить единственную команду и лишь раз. Что ж… Такие ограничения сильно сужают способы применения чипа. — Значит, выключатель? — предполагаешь ты без энтузиазма. — Скорее всего, — к сожалению, не опровергает догадку Ник. — Интересно, почему отец не воспользовался им раньше? — задаешься ты вопросом, не рассчитывая услышать ответ. Но он тем не менее поступает. — Расстояние. Для того чтобы чип поймал сигнал, твоему отцу следует либо подойти к тебе вплотную, либо держаться на небольшом расстоянии, но в месте, не заполненном создающими помехи сторонними сигналами. Ха… Получается, на улицах Тосама ты в безопасности. Они исполосованы сетями Wi-Fi-VirtU, GPSprO и 10G вдоль и поперек. Если бы эти сети кто-нибудь визуализировал в виде нитей, они бы заняли собой каждый сантиметр свободного пространства. Не подойдут и квартиры или пустынные здания на окраине города по той же самой причине. Где же тебя можно подловить? В пустыне? В банковской комнате-сейфе? Или… в бункере. Да, подходящее место для того, чтобы расстаться с жизнью. Вот теперь даже интересно, когда отец давал взятку врачам, чтобы те установили на твое сердце такой аксессуар, он уже подозревал о том, что когда-нибудь вы схлестнетесь в бункере Миротворцев за право владения (с его стороны) и право консервации (с твоей) оружия Квартовой элиты? Нет. Это уже попахивает конспирологией. Скорее Шин Шаркис закрепил страховочный трос, гарантировавший его защищенность в случае, если ты подойдешь к нему слишком близко. — Его можно извлечь? — спрашиваешь ты, слишком привыкший к плохим новостям и потому не рассчитывающий на заветное «да». — Да, — все же кивает Ник. — Но… Вот бы это чертово «но» убрать из всех словарей мира раз и навсегда. — Необходима операция на открытом сердце. Сейчас, как ты понимаешь, для подобных развлечений время не самое подходящее. Да уж… Вечеринка с хирургами в ближайшие планы не входит. После операции потребуется реабилитация длиной минимум в три месяца. У тебя таких временных ресурсов нет. — Имеется ли альтернативный вариант? — спрашиваешь ты, пока Ник берется через магнитные трубки откачивать из тебя нано-контраст. Дайси садится на высокий стул подобно «Мыслителю» Огюста Родена и некоторое время молчит. Лабораторию наполняет тихое жужжание оборудования, откачивающего из твоего тела инородную жидкость. Жаль, таким же способом нельзя было избавиться от колонии нано-машин, что превращали твою жизнь в ад последние полгода. Впрочем, что иронично, они же стали твоими спасительницами уже во второй раз. — Есть вариант, — наконец подает голос Дайси. — Но он временный. И болезненный. В будущем все равно потребуется пересадка. — Мне подходит. Выиграть немного времени — именно то, что тебе сейчас нужно. Нэйс переворачивает тебя на спину. Несмотря на то что она также подвергается твоему искаженному восприятию и ее движения кажутся тебе ужасающе медленными, они, однако, воспринимаются отточенными и четко выверенными. Девушка расстегивает защищающий твою грудь бронежилет, ставит у твоей головы дефибриллятор, вздергивает к шее твою водолазку. Ты лишь наблюдаешь за ее движениями, но ничего не чувствуешь. И, кажется, начинаешь терять сознание… — Это не поможет запустить сердце! — звучит деформированное дребезжание отцовского голоса. — Это не поможет запустить сердце, — несколькими днями ранее заверяет тебя в том же самом Дайси в ответ на твой кивок на дефибриллятор. Ты предполагаешь, что им можно перезагрузить орган, но Ник спешит спустить тебя с небес на землю. — Мы же говорим об искусственном сердце. Принцип его работы немного отличается от принципа работы настоящего, — объясняет он. — Разряд тока не перезапустит его. Мы подойдем к вопросу с другой стороны. Но вариант рискованный. — Риск — это ведь лучше, чем смирение, — пожимаешь ты плечами. — В таком случае обратимся к тому, в чем я хорош, — подмигивает тебе нанит и идет к огромному холодильнику. Там у Ника хранится бесчисленное количество пробирок, содержимое которых известно только ему. Он долго гипнотизирует ряды неподписанных стеклянных сосудов, пока не извлекает на свет мерцающую красным пробирку. Ее содержимое переливается перламутром. — Опять нано? — тяжело вздыхаешь ты. Только избавился от одной колонии железного дерьма, и вот тебе уже другая. Вселенная над тобой насмехается. — Ты все еще можешь позвонить Нэйс и узнать, к какому врачу лучше обратиться для подпольной операции на сердце. Ну, опоздаем на парочку месяцев. Что может случиться за это время? — саркастически протягивает нанит. Всё. Решено. Лекция по субординации займет не меньше трех часов и должна проводиться повторно в течение следующих пяти лет. Такие индивиды, как Дайси, с первого раза однозначно ничего не поймут. Со второго, тем более. На третий — возьмутся спорить. — Как они работают? — вместо ответной язвительной реплики, спрашиваешь ты. Прямо сейчас слишком расточительно тратить время на бесплодные споры. — Это регенераторы. Самого примитивного класса. Но что-то мощнее я вкалывать тебе не стану сразу по двум причинам: первая заключается в том, что твой организм долгое время был перенасыщен нано. Если за одной агрессивной колонией вколоть другую, у тебя может развиться аллергия. В этом случае тебе пиздец. Вдохновляюще. — Вторая же причина, — продолжает разглагольствовать Дайси, — в том, что если мы возьмем сильные регенераторы, то в момент подачи сигнала на чип, при его влиянии на внутренний алгоритм работы сердца нано отреагируют незамедлительно. Они попытаются остановить губительный процесс. В таком противостоянии сложно предугадать, кто окажется победителем: нано или чип. Я бы поставил на чип. Но даже при положительном результате вряд ли ты сможешь тут же подскочить на ноги и продолжить руководить операцией. Ты ведь на своей шкуре ощутил, что бывает, когда нано разворачивают полномасштабную войну в твоем собственном теле. Да уж. Опыт интересный. Повторять его не хочется. — Если нечто подобное произойдёт в сердце, реабилитация потребуется даже длиннее, чем после операции. А ты не должен выпадать из строя. Сделаем следующим образом: я введу тебе этот раствор прямо в сердце. Регенераторы запомнят, по какому принципу оно работает прямо сейчас, и возьмут это за константу. На данный момент их аккумуляторы почти разряжены. Это нам на руку. Они соберут данные и за неимением заряда уйдут в спящий режим. А уже после того, как чип сработает и сердце превратится в бесполезный кусок железа, мы их разбудим дефибриллятором. Несколько коротких высоковольтных импульсов хорошенько перезарядят их аккумуляторы, — заверяет Ник. — В теории… — добавляет он чуть тише. Что ж… пора бы проверить, насколько теория отличается от реального положения дел. Нэйс лепит к твоей груди силиконовые электроды. На дисплее дефибриллятора появляется украшенная редкими импульсами полоса, указывающая на всё угасающий сердечный ритм. — Бесполезно! — слышится растянутое со стороны отца. Нэйс, не обращая на него никакого внимания, нажимает на кнопку «Разряд», и твое тело пронизывает острая колючая боль. **** Слишком много плохих новостей разом для моего воспаленного мозга. Я запоздало осознал, что задержал дыхание, будто бы таким образом мог замедлить шквал валящейся на меня обезоруживающей информации. Знаю, сейчас не лучшее время для того, чтобы думать о состоянии отца и о его мотивах. Не стоило думать вообще ни о чем, что напрямую не относилось к выполнению поставленной задачи. Но я растерялся… В какой-то момент я поймал себя на мысли, что вообще не понимаю, почему здесь нахожусь. Что я здесь делаю, серьезно? Мне семнадцать лет. Я должен отдыхать последнюю неделю лета перед учебой. Сидеть в виртуалии. Есть мороженое. Или до ночи резаться в какую-нибудь игрушку. Мне здесь не место. Как, мать вашу, я вообще влез во все это дерьмо? Неужели я не мог родиться нормальным человеком в нормальной семье, чтобы прожить нормальную жизнь? Люди недооценивают нормальность. Думают, что это тривиально и не имеет смысла. А я бы сейчас за такую нормальность и душу бы продал. И тогда кто-то другой пытался бы спасти остатки нашего ущербного мирка, пока я, сидя в своей комнате, волновался бы лишь о том, что девочка или мальчик, который мне нравится, не отвечает на мои сообщения вот уже десять минут. Но я не в своей комнате, а в сраном подземном бункере. И в руке моей не джойстик, а пистолет. А мальчик, который мне нравится, не отвечает на мои сообщения, потому что лежит на полу и почти не дышит. Нэйс бросается к Зуо с дефибриллятором, а я не двигаюсь с места, потому что не знаю, что мне делать. Комнату заполняет смех. Шин Шаркис от души веселится. А я не знаю, что мне делать. Сквозь смех в спину Нэйс он кричит: «Бесполезно!». А я не знаю, что мне делать. В стене над окном, за которым прячется Шин, приподнимаются железные ставни, и вперед на нас выдвигаются автоматические установки. Такие же загородки приходят в движение и под потолком на противоположной стене. Оружия нацеливаются на нас. А я, блядь, господи боже, не знаю, что мне делать! Ненавижу свое бессилие. — Это не поможет запустить сердце! — надрывается Шин. Вот же конченый ублюдок! Так. Всё. Хватит. Успокойся. Пожалеешь себя как-нибудь потом. И об отце подумаешь потом. И даже о Зуо. Сейчас тебе следует сосредоточиться на конкретной задаче, а именно: Диспатере. Спрятав пистолет Шаркиса за пояс джинсов, я поднял руки над головой, давая Шину понять, чтобы он не торопился стрелять. Я готов к диалогу. — Погодите, — выдохнул я и сам удивился, насколько мой голос ровный. Будто бы внутренняя дрожь не заставляла меня стучать зубами. Ничего себе я крутой, да? — Я готов сотрудничать, но при условии, что вы не станете убивать всех присутствующих в этом помещении. Нэйс колдовала над Зуо. Дефибриллятор жужжал, перезаряжаясь после первого разряда. Я почувствовал на себе испепеляющий взгляд Кары. Она как бы говорила: «Ты правда веришь, что Шин исполнит свое обещание?» Глупости. Конечно, нет. Как только я покину эту комнату, вы все отправитесь на тот свет. Простите. Но в данном случае я не смогу спасти каждого. Но лично мне (еще раз простите, правда) будет достаточно и одной нетронутой жизни. — Без проблем, — с готовностью кивнул Шин Шаркис. — Когда оружие Квартовой элиты окажется под моим управлением, все мои враги станут подобны назойливым мухам. И уже не будет иметь значения, живы они или мертвы. Пиздит как дышит. — Я бы хотел попрощаться, — попросил я, с легкой улыбкой кивая на Зуо. Шин пожал плечами, мол «мне все равно». Нэйс пустила второй разряд в грудь Зуо. На экране ее дефибриллятора шкала сердцебиения взметнулась вверх. Так и думал. К подобному повороту событий Шаркис подготовился. Прискорбно, что не подготовил он к нему еще и меня. Впрочем, плевать. Из-за чего бы его сердце ни остановилось, и могло ли оно завестись вновь или нет, все это ничего не значило, если уже через мгновение всех нас расстреляют из крупнокалиберных пулеметов. Я подошел к Шаркису с противоположной относительно Нэйс стороны. Присев перед ним на корточки, я коснулся его запястья и наклонился к нему ближе. — Ну… — выдохнул я, нервно облизывая пересохшие губы. — На случай если больше не увидимся… Было приятно… познакомиться, — выдавил я. Глаза Зуо расширились. Губы пришли в движение. Он хотел что-то мне сказать, но сквозь плотно сжатые зубы лишь судорожно втягивал в себя все новые порции воздуха. На глазах его от напряжения выступили слезы. Было приятно познакомиться? Черт. На подобный случай следовало подготовить фразу позабористее. Чтоб потом еще сотни лет люди передавали ее из уст в уста! Но придумать что-то задорное у меня не получилось. Я поднялся с пола и направился к широким железным воротам, которые вели в комнату за большим окном. — Не… смей! — послышалось сдавленное. — НЕ СМЕЙ! — взревел Шаркис. Пф. Че хочу, то и ворочу. Если в этой ситуации можно спасти хотя бы одну жизнь, так я и сделаю. Выбираю, так сказать, путь наибольшего сопротивления. Обычно-то люди стараются выбирать наименьшее сопротивление. Но я не такой. Я особенный. Альтернативно одаренный, если вам такая оценка покажется наиболее справедливой. Всегда держите это в голове. Лишь я подошел ближе к воротам, как сработали автоматические замки, впуская меня внутрь. При ближайшем рассмотрении Шин Шаркис производил еще более отталкивающее впечатление, чем издали. Кожа на его лице шелушилась, белки глаз разукрасила сетка полопавшихся капилляров. М-да… Ты себя не пожалел. Ты вообще никого не жалеешь, да? Я кинул последний тоскливый взгляд на пытающегося подняться с пола Шаркиса, прежде чем замки заблокировали мне единственный путь к отступлению. Передумать уже не получится. Интересно, правильно ли я все рассчитал? Или вновь обосрался? Шин схватил меня за шкирку и прижал дуло выхваченного из-за пояса пистолета к моему левому боку. Сразу видно, что мы теперь союзники! Сначала дуло в бок, а там, глядишь, и пижамную вечеринку устроим! Я глупо усмехнулся собственной шутке, смиренно подчиняясь Шаркису-старшему. Он указал мне двигаться к выходу из комнаты. За распахнутой дверью обнаружился очередной темный коридор. Обещаю, если выживу после всего этого, подозрительные коридоры буду обходить за километр. Шин толкнул меня внутрь, и лишь дверь за нами захлопнулась, он прикоснулся к левому уху и отдал тихий приказ «Огонь». И до ушей моих донесся оглушительный рокот автоматических очередей. **** Вот же… придурок! Что он задумал на этот раз?! Фелини подходит к тебе вплотную и разглядывает твое лицо этими его невозможными черными дырами расширенных зрачков, гравитационное притяжение которых настолько велико, что покинуть их не могут ни объекты, движущиеся со скоростью света, ни ты. На лбу у него выступает испарина. Руки слегка подрагивают. И ты сквозь вызванную током боль чувствуешь глухую безысходность, что источает его тело вместе с потом. А до такого состояния мальчишку доводить нельзя. У него в голове тут же начинает твориться черт-те что! — Ну… — срывается с его губ сиплое, пока он незаметно от остальных вкладывает тебе в руку твой Зиг Зауэр. — На случай если больше не увидимся… — часы Яказаки соскальзывают с его запястья и перекочевывают на твое. Черт! Нет! Стой! Все не так плохо! Не совершай необдуманных… — Было приятно… познакомиться, — выдыхает он, и ты слышишь еле различимое «дзинь». Это Фелини что-то отцепляет от твоего пояса. Невелик список того, что он может у тебя одолжить. И какой бы выбор он ни сделал, тебе в любом случае вариант не по вкусу. — Не… смей! — выдыхаешь ты заплетающимся языком. Чувствуешь, как в груди нарастает давление, от которого за эти полторы минуты ты успел отвыкнуть. Заряженные регенераторы заставляют сердце вернуться к привычному ритму. Первые удары пронизывают болью всю грудную клетку. Но агония начинает потихоньку стихать. Кислородное голодание заканчивается. Ты делаешь глубокий вдох, чтобы насытить кровь кислородом, и лишь затем находишь в себе силы выкрикнуть громче: — НЕ СМЕЙ! Что бы ты ни задумал, не смей, мать твою! Фелини даже не оборачивается. Он уже все для себя решил. Ебучий страдалец обожает творить всякую хуйню в полном одиночестве. Вот и что прикажете делать с этим дебилом?! — Останови… его, — выдавливаешь ты в сторону Кары, но силы вновь покидают тебя и голос звучит слишком тихо. Ты пытаешься подняться, наблюдая, как отец, подмигнув тебе и осклабившись, выволакивает мальчишку из комнаты. Автоматы, размещенные над потолком, приходят в движение. Громкие выстрелы разлетаются по павильону, ударяя по барабанным перепонкам. Одна очередь приходится на толстое стекло, за которым прятался Шин. Десятки пуль застревают в нем подобно замороженным каплям воды, от которых по поверхности окна разбегаются морозные узоры — трещины. Но стекло все равно выдерживает натиск. А вот ворота, ведущие в комнату — нет. И железная преграда, закрывавшая проход в тоннель, из которого вы попали в павильон, тоже. — Твою мать… — шипишь ты, со второй попытки все же поднимаясь на ноги. — Какого хрена ты не выходил на связь?! — нервно орешь ты в ответ на проявившийся в ухе треск помех. — Повредилась мобильная точка связи, — раздается в ответ далекий голос Яна, прерываемый действующим на нервы шипением. — Уж слишком мощный снаряд они отправили навстречу крысам. Из-за силы взрыва, наш тоннель тоже частично обрушился. — Погибшие? — Нет… Вроде… Если честно, у меня не было времени пересчитывать всех до одного, — вздыхает Ян горестно. — Но раненые имеются. Часть людей пришлось оставить в тоннеле дожидаться нас. — Понятно, — киваешь ты, наблюдая, как Фарнуш в компании десятка артистов и теней переступает через железную преграду и заходит в павильон. Половина ее лица залита кровью, но на губах играет торжествующая улыбка. Но радость ее длится недолго. Не успеваете вы перевести дух, как из двери, через которую ушел отец, к вам начинают высыпать вооруженные до зубов наемники Шаркиса. Они очень глупо целятся в вас через пуленепробиваемое покрытое трещинами стекло. — Эй… Почему бы вам не подойти чуть ближе, — выкрикивает одна из теней, оценив комичность ситуации. — А то вдруг не попадете. Один из нервных наемников, не оценив шутки, жмет на курок. Если крупный калибр в стекле застревает, то пули поменьше просто рикошетят от него. Двое наемников падают замертво, убитые шальными пулями сослуживца. Какой-то испанский стыд. Павильон меж тем продолжает заполняться людьми. Агата очень некрасиво подволакивает правую ногу. Идти ей помогает один из близнецов. Второй близнец оказывает посильную помощь тени, из бедра которого торчит рукоять ножа. Нет ни единого человека, который бы избежал ранений. Но выглядят все присутствующие при этом весьма воинственно. На фоне вылизанных наемников Шина они похожи на детей подземелья, впервые за десятки лет выбравшихся из тоннелей на белый свет. Кажется, ты видел ужастик с подобным сюжетом. Сумасшедшие озлобленные бродяги, помнится, в конце фильма разорвали военный отряд на части. — Ты сейчас где? — продолжаешь ты разговор с Яном, проверяя, что же именно исчезло с твоего пояса. И нервно сглатываешь. Нет, все же Фелини не тот человек, с которым можно ссориться. Блядь. Следует остановить его раньше, чем он совершит фатальную ошибку. — В импровизированном центре управления бункером. Один талантливый хакер с удовольствием перешел на нашу сторону, — заявляет Ян бодро. — Мы успели проверить и зачистить большую часть подземных помещений. Обнаружили несколько команд программистов. Яказаки с Глоу наткнулись на человека, который утверждает, что раньше работал на Дэвида Фелини, прикинь? Пообещал, что он и его люди помогут нам, чем смогут. Учитывая их вид, склонен верить его словам. Хрен знает, что твой папочка с ними делал, но ничего хорошего точно. Конечно, мы на всякий случай все равно держим их под прицелом. Тех же, кто пытался сбежать, мы связали и заперли в дальнем павильоне. Жертвы минимальны. Что еще — что еще… Несколько отрядов боевиков разбежались по тоннелям. Еще один забаррикадировался в одном из помещений. Три отряда обезоружены. Кстати, Джек обнаружил подрывные устройства в нескольких рандомных помещениях. Установили их совсем недавно. Даже пыль не успела лечь. Думаю, это страховка Шина из разряда «Да не доставайся же ты никому». Джек их обезвредил, но сколько еще таких зарядов в бункере, даже представить страшно. Я отправил несколько небольших отрядов прочесывать закоулки, но надеюсь, что активировать их Шин не успеет, так что его необходимо… — Отец ушел. С ним Фелини, — прерываешь ты долгий отчет Яна. — Скорее всего, старый хуй направится прямиком к главному компьютеру Квартовой элиты. Забаррикадируется, и уже оттуда будет ожидать перезагрузки этого ебаного спутника. Вот что сжирает время. Старый спутник миротворцев, о чьей перезагрузке гремят СМИ всю последнюю неделю, забивая эфир, казалось бы, бесполезной новостью в попытке отвлечь людей от реальных проблем. И никому невдомек, что эта сраная перезагрузка и является корнем зла! — Знал? — неожиданно вспоминаешь ты вопрос Фелини в вечер после его посещения полицейского участка. Подойдя к тебе, он задает один-единственный вопрос, при этом устремив взгляд в небеса и пытаясь выискать взглядом чертову древнюю железяку, курсирующую по орбите планеты. — Знал. При перезагрузке спутник снимет все ограничители для того, чтобы связаться с Землей. В плановом режиме его система проверит корректность работы программных обеспечений законсервированных древних орудий и почистит баги, накопление которых могло бы привести к перегрузкам и последующей катастрофе. Изначально спутник создавался чисто для мониторинга систем. Но миротворцы столкнулись с неразрешимой проблемой: созданный ими Диспатер начал выходить за рамки прописанных в нем задач. Отметив его быструю обучаемость и прогнозируя скорую потерю контроля над цифровым чудовищем, миротворцы загнали Диспатера на спутник. Поставленная на Квартовую элиту цифровая печать защищала людей от возвращения программы на Землю. Позже планировалось уничтожить спутник вместе с оружием. Но прошло время, и о нем просто забыли. Будто бы никто не думал или просто плевал на тот факт, что любую цифровую печать рано или поздно может кто-нибудь сорвать. Ну упс. А теперь свихнувшийся старикашка по имени Шин Шаркис хочет использовать перезагрузку системы, чтобы расконсервировать оружие, не предполагая, что из-за отсутствия печати его кое-кто опередит. Вряд ли Диспатер за время пребывания вне планеты развил в себе милосердие и человеколюбие. Скорее уж наоборот. И как только он загрузится на контрольный компьютер, вернуть его на спутник уже не удастся. Второй раз на глупые уловки он не клюнет. — Нам следует перехватить его и Фелини раньше, — заканчиваешь ты мысль. — В бункере есть камеры? — Естественно. — Найди моего отца и просчитай кратчайший путь до него, — выдыхаешь ты, меланхолично отклоняясь от попытки одного из боевиков напасть на тебя. Его сбивает с ног Кара. Вокруг тебя разворачивается новая кровопролитная битва, в которой тени и люди Шина сталкиваются в жестоком противостоянии, борясь не за свое личное будущее, а за общее. Но ты к этому моменту будто бы перегораешь. Яркие эмоции, что ты испытывал, пока вы пробивались к этому месту, меркнут на фоне иной тревожной мысли: «Фелини взял гранату-камикадзе. И ничего хорошего это не сулит». **** Хорошо, что я не какой-нибудь там протагонист, потому что очень уж плохо подхожу на роль главного героя эпического романа. Основная цель придуманных историй, будь то литература, кинематограф, комиксы, пьесы или театральные постановки — это в развлекательной форме рассказать человеку о таких высоких материях, как добро и зло, мораль и аморальность, смысл жизни, любовь, жертвенность и так далее и тому подобное. По сути, все это направлено на то, чтобы взрастить в человеке нечто доброе и светлое: силу духа, чувство справедливости, ценность жизни, принципы. И тут я. Прикиньте? Я. Очень, блин, скверный кандидат на то, чтобы демонстрировать хоть что-то из перечисленного. Жалкий я человек. А ведь мне даже восемнадцати нет. Дальше было бы только хуже. Хотя, признаюсь, за последнее время я чуточку изменился. Наверное. В конце концов, еще полгода назад до знакомства с Шаркисом, я бы точно не пошел на такую глупость, на которую решился сейчас. Впрочем, и здесь имеется толика прагматичности. Я решил поставить на кон свою жизнь не ради всеобщего блага. Не надо обманываться. Это даже звучит смешно. Меня никогда не беспокоила судьба всего человечества. Как и большую часть этого, блядь, человечества. Всегда так было. И всегда так будет. Не каждому дано родиться героем. Таких, как Зуо, единицы. И даже он далек от образа идеала. Наверное, прошлые поколения были лучше, проще и искренней, потому что теперь, читая старые книги и смотря старые фильмы, персонажи прошлого кажутся современному обывателю до глупого наивными. Не это ли главный признак того, насколько мы ожесточились и деградировали. Можно было бы попробовать оправдаться, якобы на нашу долю выпало слишком много трагедий, и потому мы стали такими, какие есть. Но, мне кажется, все куда проще. Вы вот когда-нибудь задумывались о том, что невозможно быть идеальным во всем, зато очень просто быть во всем неидеальным? Почему так? Потому что добро и все, что с ним связано, это сложная материя. А зло — очень простая. Все мы рождаемся с бесплатным красным билетом во тьму. А золотой к свету приходится зарабатывать потом и кровью. Злым быть просто. Просто быть жестоким. И жить беспринципно — как два пальца обоссать. Дело не в том, что все мы злые. Дело в том, что многие просто не хотят лишний раз напрягаться. Я, например. Стыдно ли мне? Нет, это обычный процесс. Так что то, что я хочу сделать прямо сейчас, я требую называть чем угодно, но не героизмом. Это будет нечестно. Просто пораскинув мозгами, я решил, что мне в любом случае не выжить. Пара часов, дней или недель ничего не решат. Если Шин не избавится от меня сейчас, значит, сделает это чуточку позже. Мне же хотелось бы уйти на своих условиях. Тут лишь вопрос, смогу ли я провернуть это до того, как остановлю Диспатера, или уже после. Мою жажду перекрыть кислород миротворческому чудовищу я также героизмом не назову. Я это делаю не ради людей. Ради конкретного человека. Для Зуо это важно. Значит, это будет важно и для меня. С другой стороны, если так получится, что я погибну раньше, значит, половина мира ринется вслед за мной. Ух и устроим мы с вами вечеринку в аду! Сатана охереет! Так что умирать молодым даже не обидно. Хотя нет… Все же чуточку обидно. Столько еще интересного я бы мог пережить, посмотреть, попробовать… Уф, кажется, прямо сейчас я как никогда раньше понимаю Вайлин с этим ее списком желаний. — Пошевеливайся, — грубо толкнул меня вперед Шаркис-старший, прервав мое мысленное нытье. Нет, ну что ты будешь делать. Даже псевдофилософом побыть не дают. Интересно, сработали ли часы Яказаки, или для них подобная нагрузка оказалась слишком высока? У меня перед глазами встало обезображенное крупнокалиберными пулями тело Зуо, и по коже пробежал мороз. Бр-р-р… Нет. Шаркис не мог умереть вот так. После всего, что он сделал, столь глупый уход из жизни нелогичен. Хотя вся наша жизнь достаточно нелогичная, и смерти бывают самые разные и самые глупые. Я вот читал про парня, который использовал против храпа тампоны. Он засунул их в нос, прямо как я, когда пытался остановить носовое кровотечение. Только я-то вовремя их вытащил. А этот бедолага задохнулся во сне. У этого парня была семья. Работа. Интересное прошлое. Целая история побед и поражений. И он умер из-за тампонов. Это было бы очень смешно, если бы не было так грустно. Если человек в нашем мире может умереть от тампонов, то уж тем более он может умереть от пули. Но может и выжить. Наверное, поэтому Шин отправил в павильон отряд боевиков, которые должны были подчистить возможные неровности. Мы же продолжили гнетущий путь по длинному коридору. Мой взгляд блуждал по тянущимся вдоль стен раскаленным трубам и сотням проводов. Когда-то разноцветные, сейчас они, благодаря многолетней пыли, смешались в единую грязную массу. По этому оптоволокну действительно все еще можно передавать какую-то информацию, или это чисто для антуража? А вдруг проводов нет вовсе? Может, у меня обострение? Я уже ничего не понимаю и ничему не верю. Себе, в первую очередь. Шин то раздавал какие-то тихие приказы, то, что чаще, нервно матерился сквозь зубы, не понимая, почему ему не отвечает тот или иной отряд. Что? Связь подводит? Так тебе и надо, ублюдок. — Что ты сказал? — неожиданно громко воскликнул Шин в ответ на шуршание в ухе. — Да как такое вообще… — Возможно? — закончил за него тихий голос сэмпая. Зуо вышел из-за поворота (черт, как ты умудрился оказаться впереди нас?!) и с непроницаемым выражением лица направил дуло Зиг Зауэра на своего отца. Фух! Живой-живехонький! Так неожиданно и приятно! — Нельзя недооценивать противника. Ты сам меня этому учил, — заметил Зуо, криво усмехнувшись и прямо сейчас почему-то до жути напоминая Шина. Гены, как говорится, не просрешь. — Отпусти его. Все кончено. Ты проиграл, — отрывисто отчеканил он. — Ха! Выжил? И все-таки ты Шаркис, — нервно усмехнулся Шин. Вместо того, чтобы бросить меня в объятья сэмпая, он резко приставил дуло пистолета к моему виску. Нет, ну так неинтересно. Это я уже проходил. Висок себе уже чесал. Нельзя было приставить к шее? Или к сердечку? Хотя, согласен, не очень удобно. Тогда надо было сунуть пистолет в подмышечную впадину! Через нее, если постараться, пуля тоже может попасть ровно в сердце! Ну почему каждый раз висок? Это так скучно и избито. Никакой оригинальности. Я отказываюсь умирать не оригинально. — К сожалению, — протянул Зуо, не спуская глаз с отца. — Кажется, мы в патовой ситуации, — продолжил Шин. — Отпусти его, — повторил Зуо с нажимом. — Не могу, — качнул Шин головой. — Думаешь, после всего, что я сделал, после всего, чем пожертвовал, я просто так возьму и отступлю?! — он резко вскинул пистолет и начал как полоумный стрелять по Зуо. Сэмпай, видимо, забыв про часы Яказаки, метнулся за первый же поворот (а может, он побоялся, что пуля отрикошетит в меня). Шаркис-старший же, воспользовавшись заминкой сына, схватил меня за волосы, возвратил горячее дуло к виску и потащил в обратном от Зуо направлении. При этом меня он использовал в качестве щита. — Я, на хер, не сдамся! — заорал он. Я поморщился, потому что мне на лоб попали капли его слюны. Фу. Нажми уже на курок, избавь меня от твоих плевков! — Не для того я… — Тебе все равно не сбежать, — прокатился по коридору голос Зуо. — Сдавайся, и я тебя не убью. Шаркиса-старшего затрясло. Но, к сожалению, не от страха, а от дикого хохота. — Да брось! — простонал он, давая понять, что не верит ни единому слову сэмпая. — Мы оба понимаем, что этим оружием ты завладеешь только через мой труп! — Ошибаешься, я здесь не ради Квартовой элиты. — Тогда ради чего? — Такая мощь не должна оставаться в одних руках. — О, и ты хочешь на блюдечке преподнести ее Мировому Правительству? Слизняк! — Нет, я хочу окончательно законсервировать его, — ответил Зуо, медленно приближаясь к нам. — Законсервировать? — будто не веря, повторил за ним Шин. — Ты хоть понимаешь, чего ты можешь достигнуть, владея подобной технологией?! — Я не собираюсь использовать оружие массового поражения, чтобы потешить свое ЭГО. — Боже мой, что я слышу… — разочарованно выдохнул Шаркис-старший. — Кем ты себя возомнил? Моральным камертоном? Раскрой глаза. В нашем мире власть оправдывает средства. — В твоем, — поправил его Зуо. — В твоем мире. — А ты ведь подавал такие надежды… — вздохнул Шин. И я почувствовал, как дуло мне в висок вжимают сильнее. Боковым зрением я заметил, как палец Шаркиса-старшего едва заметно подрагивает на курке. Черт. Он собирается выстрелить. Прямо сейчас. — Как жаль, что ты… — Нажмешь на курок, и я уйду не один, — выдохнул я, поднимая к лицу гранату-камикадзе. Когда мы только собирались на вылазку, Джек объяснял теням, почему эти гранаты называются именно так. Они не предназначены для дальнего боя. Эта граната — последний привет противнику. Применять ее стоит лишь в случае, если тебя загнали в угол. Внешне боеприпас немного отличался от классической гранаты. Вместо боевого штифта и ударника сверху у нее красовалась красная кнопка. Да-да, та самая, которую всегда так и подмывает нажать! Мечты сбываются! После нажатия на кнопку пути назад уже не было. Граната разрывалась, когда ты отпускал палец. И мощность ее была о-го-го какой. Боюсь, при взрыве перепадет далеко не только нашей сладкой парочке. Эту гранату я и продемонстрировал Шину. Знал, что на него это подействует как ничто другое. За последние минуты я понял, насколько он хочет жить. «Выстрелишь, и тебе конец!» — так выглядело мое послание. Шин ожидаемо шарахнулся от меня, как от прокаженного, а затем развернулся и… побежал вглубь тоннеля. Блин, даже не попрощался! — Не смей отпускать! — приказал мне Зуо, проносясь мимо. Да я и не собирался. Хотя… Так… Я, конечно, молодец, но что теперь? Черт… Слегка недодумал план. Допустил ма-а-а-аленький косячок. Но это же решаемо? Ведь решаемо, да?! **** Вот же сука! Брыкается до последнего! Ты знаешь, что отцу от тебя уже не сбежать. И он тоже прекрасно это осознает, потому и ведет себя, как загнанный в угол дикий зверь. Можно было бы предположить, что Шин попытается подорвать весь бункер, как предположил Ян, но ты в это не веришь. Он не активирует взрывчатку до тех пор, пока не окажется в безопасности. Он никогда и ни при каких обстоятельствах не пожертвует своей жизнью. И ты несешься за ним по чертовым тоннелям, вдыхая пыль и слыша гул искусственного сердца. Тело ломит от усталости. Старые травмы дают о себе знать вслед за новыми. По вискам бьет чистый адреналин. Ты слишком долго к этому шел, чтобы теперь в последний момент так просто его упустить. И даже попытки отца пристрелить тебя во время погони не тормозят тебя даже на секунду. Ты еле вписываешься в очередной поворот и тут же рефлекторно уходишь вниз, так что направленный тебе в лицо нож со свистом рассекает воздух, вместо плоти. Что? Пули закончились? Хреново. Браслет Яказаки от ножевых тебя не спасет. С другой стороны, у тебя, выходит, какое-никакое преимущество… Думаешь ты, пока не понимаешь, что пули закончились и у тебя. Весь магазин ты растратил, пока обходил бункер, чтобы нагнать отца и Фелини. Боевиков там оказалось больше, чем хотелось бы. Применить гранаты? На самом деле использовать их в узком тоннеле — подписывать смертный приговор не только себе, но и всему городу. Если оружие миротворцев или заряды отца где-то рядом, это вызовет цепную реакцию, и вы сровняете с землей не только Квартовую элиту, но и весь Тосам в придачу. Прячешь пустой пистолет за пояс и вытягиваешь из чехла на бедре охотничий нож. Да уж… Почему бы в XXIII веке не завершить дело идиотской поножовщиной. Оцениваешь обстановку. Темный коридор со скудным освещением — так себе локация для боя на ножах. Но ничего. На незаконном ринге ты одерживал победу и в худших условиях. Отец встает в боевую стойку, ожидая нападения. За его спиной тупик. Он сам загнал себя в ловушку. Иронично. Шин ждет первого шага с твоей стороны, но в этом случае ты окажешься в невыгодном положении. Потому ты не двигаешься с места. Слишком хорошо ты знаешь отца, чтобы понимать: он нетерпелив. Пусть нападает первым. Он обязательно ошибется, и ты этим с удовольствием воспользуешься. Отец срывается с места и делает выпад, целясь лезвием ножа тебе в грудь. Ты блокируешь удар и отбрасываешь руку отца в сторону, после чего ударом ноги пытаешься достать до его челюсти. Но Шин, что не удивительно, уклоняется от удара и отходит от тебя на пару шагов. Столкнись вы этим утром, и ты бы справился с ним за секунду. Но прямо сейчас ты безбожно устал. Тело будто вновь возвращается к агонии. — Щенку стоило бы сперва подрасти, прежде чем скалиться на вожака, — самодовольно заявляет отец. — Твое время прошло, старик. Пора бы смириться и отступить, — в тон ему отвечаешь ты. — Отступают только слабаки. Шин вновь подается вперед, но в последний момент уходит влево и хлестко бьет тебя по ногам. Ты падаешь на пыльный пол, а отец, воспользовавшись твоим положением, направляет острие лезвия ножа тебе в переносицу. В последний момент ты выставляешь свой нож перед собой. Скрежет столкнувшейся стали сводит зубы. Отец давит всем весом. Тебе простреливает левое плечо. От напряжения появляется тяжесть в висках. Ты резко отпускаешь нож, при этом отклонившись вправо. Оружие отца пронзает пол. Ты же, извернувшись, ударяешь Шина ногой в живот и вторым мощным пинком сбрасываешь его с себя. Нож отца остается торчать в полу. Твой — холодит своей рукоятью влажную от крови ладонь. — Может, хватит? — выдыхаешь ты устало. — Сколько можно сопротивляться? — До победного, — рычит Шин. И во взгляде его не читается ни грамма осознанности. Он кидается на тебя с голыми руками. Пытается вновь опрокинуть на пол, но в результате сам падает на колени. Ты бьешь его ногой по лицу. О, сколько ночей ты представлял эту сцену. Второй удар приходится на грудную клетку. Мужчина невольно сгибается пополам, и третий удар обрушивается ему на затылок. На пол с губ отца капает кровь. Он обмякает. И тогда ты грубо заворачиваешь ему руки за спину и фиксируешь запястья хомутами. Дело сделано. — Убей меня, — слышится надсадное. — Убей, или я вернусь. — Вряд ли, — качаешь ты головой, хватая отца за волосы и против воли заставляя его выпрямиться. — Не можешь? Ха… ха-ха-ха, — из Шина рвется истерический смех. — Вот поэтому ты всегда и проигрываешь. Тебе недостает яиц, — пытается он говорить сквозь уже откровенный хохот. На губах его выступает кровавая пена. — Дело не в этом, — вздыхаешь ты, приставляя лезвие ножа к его горлу. — Просто мне кажется, что смерть для тебя — это слишком милосердно. После всего, что ты натворил. После всего, что ты сделал с Тосамом и его жителями. После всего, что ты только планировал сделать, так просто тебе не уйти. Я хочу, чтобы ты испытал такие страдания, при которых пожалел бы о каждом своем слове и действии. — О, ну это легко устроить, — раздается холодный голос. Из тени тоннеля к вам выходит невзрачный мужчина с кейсом в руках. И отец тут же перестает смеяться. — Мировой комиссар? — еле слышно выдавливает он. — Ты связался с Мировым Правительством? — говорит он уже громче. — И чем же в таком случае, скажи на милость, ты отличаешься от меня?! Вместо ответа ты ударяешь отца ребром ладони чуть ниже затылка, и он с глухим стуком падает на пол. — Всем, — отвечаешь ты спокойно. — Как и обещал, — разводишь ты руками. Сэм кивает, подходит к Шину вплотную и поверх хомутов фиксирует его руки еще и наручниками. — Что с ним теперь будет? — спрашиваешь ты, давая себе возможность перевести дух. Мужчина с невзрачной внешностью и пивным животиком, устремляет на тебя водянистые глаза: — Страдания, при которых он пожалеет о каждом своем слове и действии, — дарит тебе Мировой комиссар неожиданно кровожадную улыбку. — Как думаете, вам удастся решить вопрос со всем остальным? — спрашивает он как бы между прочим. Тон его будничный, словно вы обсуждаете, в какую кофейню Тосама ему следует заглянуть в первую очередь. Сэм не присоединялся к вашему отряду. И не был в команде Яна. Ты не задаешь вопросов относительно того, как он сюда попал. И не сомневаешься, что он успел увидеть и услышать все, что требуется Мировому Правительству. И, естественно, он осведомлен о Диспатере. Скрывать что-то от него на данный момент — ставить под угрозу собственную жизнь. — Да, — киваешь ты, и не думая юлить или делать вид, что не понимаешь, о чем он говорит. — Тогда оставляю это на вас. По завершении мы свяжемся с вами. Кто знает, вдруг, с учётом ваших нынешних заслуг, вам облегчат государственную епитимию. Ха. Облегчат. О полном отказе от наказания, как ты понимаешь, речи даже не идет? Хоть тысячу раз спаси мир от полномасштабной угрозы, но отвечать перед Мировым Правительством тебе придется все равно. Хорошо, что на иное ты и не рассчитывал. Сэм исчезает в лабиринте тоннелей, волоча за собой когда-то великого и непобедимого Шина Шаркиса, как мешок картошки. Вот и еще один тебе урок: сколько бы власти ни сосредоточилось в твоих руках, Мировое Правительство всегда окажется сильнее. Потому выступать против него вот так в лоб — проект под названием «слабоумие и отвага». А ты-то думал, что под таким девизом предпочитает жить один лишь Фелини. Кстати о Фелини… И о его слабоумии и отваге… **** — Хм… говенно, — сообщил мне Джек, взирая на гранату у меня в руке. Они с Яном подошли ко мне еще минут десять назад и теперь водили вокруг меня хороводы, пытаясь придумать, как же вытащить меня из той жопы, в которую я сам себя с таким энтузиазмом загнал. — Неужели ничего нельзя сделать? — почему-то именно сейчас Ян мне неожиданно начал напоминать курочку-наседку. Он уже и так посмотрел на гранату, и эдак, успел повздыхать, поругаться матом и расстроиться, а затем решил повторить этот круг из эмоций с самого начала. — Прямо сейчас — идей ноль, — развел Джек руками. — Можно было бы примотать его руку к гранате скотчем, чтобы он точно не отпустил кнопку. Но, боюсь, и это его не спасет. Через полчаса после активации взрыв произойдет независимо от того, отпустит он кнопку или нет. Эй! Я, конечно, разглагольствовал о том, что готов к смерти! Но это я просто выпендривался, слышите?! Я врал! Мне хочется пожить еще чуть-чуть! Ну-ка быстро сделайте что-нибудь с этой гранатой! Прошло уже минут двадцать, значит, у меня каких-то десять минут, прежде чем я сам себя распылю?! Я не согласен! Я против! Я буду жаловаться! — О, вы уже здесь? Замечательно, — Шаркис приблизился к нам и судя по его виду, за двадцать минут своего отсутствия он прошел и огонь, и воду, и осмотр уролога. — Что с гранатой? Как ее деактивировать? Лица Джека и Яна вытянулись настолько, что в словесном ответе Шаркис уже не нуждался. — Так я и думал, — устало выдохнул он. — Ты как? — спросил он у меня. — Пальчик устал, — плаксиво пожаловался я. Нет, правда. Очень устал. Вот не судите, пока сами гранату в руках не подержите, окей?! — Да? Ну ничего. Сейчас ты его лишишься. И усталость сразу уйдет, — пообещал мне Шаркис абсолютно спокойно. — Прошу прощения?! Не-не-не, мне очень нужен большой палец! Прям офигеть, как нужен! — взялся было я сопротивляться. Шаркис на мои телодвижения не обратил никакого внимания. Сейчас он выглядел как человек, которого не смог бы выбить из равновесия даже мчащийся в сторону планеты метеорит. Зуо подвел меня к одной из комнат, распахнул дверь, попросил Джека проверить помещение на наличие возможного взрывного устройства, после чего стянул с себя часы Яказаки и нацепил их на мое запястье. — Стой, но в таком положении у меня пострадает не один палец, а сразу все! — сильнее прежнего занервничал я. Зуо планомерно выполнял задуманное. Он зажал мою руку толстой бункерной дверью, и только затем подал голос: — Не уверен, что прокатит, — поделился он со мной. НУ ОХРЕНЕТЬ ТЕПЕРЬ! — Но другого варианта решения проблемы не вижу. Если часы Яказаки выдержат, ты лишишься только пальцев. — И как мне без них программировать?! — взвыл я. — Остальными пятью. Отпускай гранату, — приказал мне Шаркис. — Нет уж. — Она взорвется все равно, — процедил Зуо, быстро теряя терпение. Этот день слишком его измотал. — А ты будешь любить меня без пальцев?! — Отпускай. Ты не ответил «да»! Значит, ответ отрицательный?! Что ж… За свою глупость придется расплачиваться. Я сделал глубокий вдох, задержал дыхание и разжал пальцы. Тут же вздрогнул, предполагая, что раздастся взрыв. И зажмурился, ожидая страшную боль. Странно, но не наступило ни первого, ни второго. Я лишь услышал глухой стук, с которым граната упала на пол и покатилась вглубь комнаты. Шаркис выразительно уставился на меня. Ян выразительно уставился на меня. Джек выразительно уставился на меня. Я на себя выразительно уставиться не смог, так что просто пожал плечами. — Ты не снял ее с предохранителя? — медленно выдохнул Зуо. О, левый глаз задергался. Как в старые добрые! — С какого предохранителя? — пискнул я. Джек с такой силой ударил себя по лбу, что я аж вздрогнул. — А ты почему не заметил, что предохранитель не снят?! — накинулся на Фейерверка Ян. — Так он под его пальцем, — развел подрывник руками. — Ты идиот, — процедил Шаркис, отпуская мою руку, а затем заходя в комнату за гранатой. — Но я впервые этому рад, — добавил он тише. — И это наш гений, — тяжело вздохнула курочка-наседка по имени Ян. Он даже руки в бока упер так, будто изображал крылья. — Я не обязан разбираться во всем, — пробубнил я смущенно. — Да, ты просто решил, что я ношу на поясе гранату, от нажатия на кнопку которой, она сразу подрывается. И делаю это, собственно, без какой-либо защиты, — кивнул Зуо. — Вот имен… То есть… Так, это сейчас был сарказм? — нахмурился я. — Нет, что ты. Констатация факта, не более, — хмыкнул Зуо, цепляя гранату обратно к поясу. — На хуя ты вообще ее взял? — Так это… На всякий случай. — На какой еще всякий случай? — Вдруг ты бы умер! Я бы последовал за тобой! Умереть в один день, это же так романтично! — заявил я, окидывая взглядом Яна и Джека в поисках поддержки. Но оба лишь неодобрительно покачали головой. Вот же зануды! — Добрый вечер, — приветствие прозвучало настолько неестественно в рамках произошедшего, что я аж подпрыгнул на месте. В метре от нас материализовался какой-то тип с глубоким капюшоном на голове. У него в руке блестела монетка, которую он то подкидывал в воздух, то ловил. — АнвуНуар? — нахмурился Джек. — Интересно, кто умер. — Блядь! — с меньшим восторгом отреагировал Шаркис. — Сначала Сэм, потом курьер. Я, на хуй, не понял, мы единственные, для кого попадание в бункер было реальной проблемой, требующей разработки тщательного плана, на что потребовалось несколько месяцев, ёп вашу мать! — эмоционально всплеснул он руками. — Хули здесь все гуляют, как у себя дома?! — Януш Шаркис, для вас послание, — игнорируя Джека и Зуо, сообщил курьер Яну. Погодите, он назвал его Шаркисом? Какого лешего?! — От кого? — удивленно протянул Ян. — От Зуо Шаркиса. В случае его смерти я должен передать вам последнее напутствие. Сэмпай так сильно сжал зубы, что я услышал скрежет. — Вообще-то, я жив, — прорычал он. — Верно, — кивнул курьер. — Но вы были мертвы. Восемь секунд. Видимо, на этот промежуток времени его сердце успело остановиться. — Так сейчас-то я жив! — Но были мертвы, — повторил курьер. — Мы работаем по оферте. С правилами можно ознакомиться на нашем сайте. Так как при заключении сделки вы не уточняли, о какой именно смерти идет речь, временной или же окончательной, был оформлен стандартный договор, при котором временная смерть превалирует над окончательной, — сообщил курьер невозмутимо. — Следует ли мне передать вам информацию в присутствии Зуо Шаркиса и Джека Джонса? — обратил курьер свой взор обратно к Яну, и я только сейчас заметил, что парень слеп. И мне показалось, или мое имя он проигнорировал?! Это из-за гранаты, да? Ой, ну с кем не бывает?! — Нет! — слишком резко отреагировал Зуо. Ян покосился на Шаркиса и расплылся в хитрой улыбке: — Конечно, — кивнул он. — Разве я могу отказаться? — Ян, — тихо прорычал Зуо. — Хуян, — фыркнул шатен. — Забирая письмо, вы подтверждаете выполнение заказа? — Подтверждаю. В ответ парень сперва кинул Яну монетку, и уже после того, как шатен ойкнул от укола в палец, курьер протянул ему черный конверт. Зуо не полез отнимать письмо, но выглядел при этом мрачнее тучи. — Не хотели бы и вы воспользоваться услугами АнвуНуар? — учтиво поинтересовался курьер у Яна. Действительно, если не сейчас время для агрессивного маркетинга, то когда? — Нет, — мотнул Ян головой. — А вы? — перевел курьер взгляд слепых глаз на Зуо. — Обойдусь, — прорычал Шаркис, нервно стуча ногой по полу. — Как же волнительно! — с издевкой в голосе хихикнул Ян. — Надеюсь, это признание в лю… Да блин, — разочарованно протянул он, пробежав взглядом по тексту. — Мог бы и мне пару строчек посвятить. — Что там — что там?! — засуетился я, сгорая от любопытства. — Ничего, — Шаркис резко оттолкнул меня от Яна, после чего выхватил письмо из рук друга и взялся щелкать зажигалкой, чтобы поджечь черную бумагу. Вот зануда. Надеюсь, там не рецепт пирога или вся правда о грибке ногтей? Дай взглянуть хоть одним глазком! **** Ты еще не отошел от одного потрясения, а тебя тут же кидают в другое. Чертовы АнвуНуар. Такие же продажники, как и все остальные. Только подумайте! «Вы были мертвы восемь секунд». Ну охуеть теперь! Это чистое наебалово! Зато оперативно. Позже все же следует обратиться к ним вновь, но при этом уже составив договор получше. Фелини все пытается подлезть и посмотреть, какое же сообщение ты оставил своему близкому другу. Ян недоволен. Джеку плевать. Ты же смотришь, как языки пламени буква за буквой съедают короткое послание, состоящие всего из двух слов: «Береги его».