It will not end

Его потащили к столу – но он даже не пытался вырваться. Может, не хотел демонстрировать слабости, может, понимал, что сопротивление бесполезно. Хотя, конечно, шанс на успех был – если бы он освободил силу Феникса. Но этого он делать не собирался. Поэтому не проронил ни звука, когда его вдавили в холодный стальной стол. Лицо безучастно, губы сжаты. Лишь укор в глазах, но кому есть до этого дело? Ремни на липучках плотно обхватили тело, царапая запястья и лодыжки. Он не сводил взгляда с белого потолка. Сердце трепетало в груди, в ушах гудело, во рту пересохло. Он понятия не имел, что они собираются с ним сделать – и подумать боялся, на что были способны. Страйкер и пухловатый доктор склонились над Чарльзом. Боковым зрением он видел, что по комнате ходил кто-то еще. Послышался шум, будто кто-то передвигал коробки или тащил что-то металлическое. – Последний раз спрашиваю, – сказал Страйкер. Членораздельно, будто Чарльз слабо его понимал. Это раздражало. – Где ваши подопечные? Мутант с вызовом улыбнулся и ответил с неизменным спокойствием и уверенностью: – Я абсолютно не понимаю, о чем Вы говорите, сэр. Думаю, произошло большое недоразумение, – надо продолжать говорить: может, это их остановит. Он знал, что едва ли, но попробовать стоило. Он не терял надежды, что в Страйкере есть что-то человечное. – Что бы вы ни собирались сделать, – он слегка вздрогнул, когда на его виски поместили электроды, но, не поддавшись волнению, продолжил, – я не сомневаюсь, что мы можем все обговорить. В более… – он хотел поднять руку, чтобы дополнить слова жестом, но в запястье впился острый край ремня, – спокойной обстановке. Страйкер нахмурился, а после его губы дернулись в ухмылке, от которой в животе у Чарльза похолодело. – Мне жаль, – сказал он почти сочувствующе, – но вы упустили свой шанс со мной пообщаться, – он наклонился так близко, что телепат едва мог разглядеть его лицо – лишь нос и массивный подбородок, едва отделимый от шеи. – В любом случае, переговоры с мутантами я не веду. Чарльз прикусил губу. Внутри поднималась ярость, заполняя жаром легкие, не давая дышать. Где-то на границе сознания звучала песнь Феникса, напоминая, что он в силах положить этому конец одним мановением кисти. Но Чарльз не поддастся, никому из них. – Это бесчестно, – лишь вздохнул он, не отрывая взгляда от потолка, будто интереснее ничего в мире не было. – И несправедливо, – прошептал он едва уловимо, но Страйкер услышал. – Мир никогда не был справедливым. Чарльз сухо усмехнулся, но промолчал. Что он мог сказать? До Страйкера не достучаться, а его подчиненные вряд ли проникнутся сочувствием и придут на помощь. – Что вы со мной сделаете? – спросил он бесстрастно, продолжая смотреть в потолок. Монотонный, скучный – глазу не за что зацепиться. Впрочем, чего еще ожидать от лаборатории? Мутант поймал себя на том, что размышляет, был ли таким же тоскливым и унылым потолок в его лаборатории. Он никогда его не разглядывал, но смутно помнил, что тот был деревянным. Да, в его особняке было много деревянных стен и потолков… – Я не намерен вам докладываться. О моих планах не нужно знать ни вам, ни вашим одаренным деткам. Чарльз устремил взгляд на собеседника. Откуда в его голосе столько ненависти и отторжения? – Вы завидуете? – спросил Чарльз резко, пронзая Страйкера взглядом разноцветных глаз. Тот посмотрел на него так, будто тот неудачно пошутил. – Или боитесь? Страйкер фыркнул и стремился наклонился к пленнику, так низко, что их лица разделяли лишь несколько сантиметров. – Ничего подобного, – холодно ответил он. Телепат надеялся, что агент скажет что-нибудь еще, тем самым давая шанс втянуть его в разговор и, может быть, отвлечь и успокоить. Но Страйкер выпрямился и отошел на несколько шагов. Черт возьми. Надо остановить его, предотвратить нечто ужасно неправильное, что тот задумал – а он лежит на проклятом стальном столе под взглядами этих белых халатов. – Доктор Тид? – позвал кого-то один из них. Мутант не видел говорившего, но его слова звучали нетерпеливо. – Приготовьтесь вводить сыворотку правды. Взгляд разноцветных глаз Чарльза устремился в сторону голоса, все тело напряглось. Сыворотка правды? Это, должно быть, шутка? – Сейчас, сейчас, – невыносимо скрипучим голосом отозвался доктор Тид. – Эй-эй-эй, – Чарльз попытался высвободиться от пут – конечно, безуспешно. – Вы не посмеете! – он осознавал, что этот возглас выдает его отчаяние и ужас – но кто на его месте не испугался бы? – Это запрещено! Страйкер, стоявший где-то недалеко от его головы, усмехнулся. – Кем? – Запрещено… – Чарльз пытался подобрать слова, найти ответ, но осекся. Страйкер был прав: у них было на это право. – Это же бред! – пробормотал он, пытаясь сохранить спокойствие и уверенность, хотя и понимал, что выглядит как напуганный ребенок. Признаться, чувствовал он себя именно так. – Почему же? Вам есть что скрывать? – Нет, – прошипел пленник сквозь зубы. – Ничего. Страйкер снова рассмеялся. Что-то холодное коснулось внутренней стороны руки Чарльза у локтя. Он сжал зубы и кулаки. «Успокойся, успокойся, УСПОКОЙСЯ!». Его сердце бешено билось в груди. Он понимал, что признается им во всем. Расскажет, где прячутся его подопечные, расскажет о Фениксе, об Эрике… Нет, нет! Ни за что! Он, черт возьми, телепат! Он сможет защитить свои воспоминания, закрыть свой разум, и ничего они не выяснят, как бы ни пытались. Чарльз сделал глубокий вдох и закрыл глаза. «Сосредоточься, погрузись в свое сознание…». Он едва почувствовал укол , уже утонув в себе. Темнота расступилась перед мысленным взором. Деревянная комната карамельного цвета с зеленым ковром на полу, напоминавшая одновременно его особняк и квартиру в Оксфорде. Чарльз старался успокоить дыхание, его глаза шевелились под опущенными веками. Ему пришлось восстанавливать свои чертоги разума после разрушительного вторжения Феникса. Здесь и там валялись осколки, чернели трещины, зияли дыры. Цвета приглушенные и слегка размытые, словно все нарисовано акварелью. Он чинил все в спешке, стремясь скорее вернуться в настоящий мир, и даже не думал, что стоило бы довести дело до конца. Но ему придется сделать это. Прямо сейчас. Взгляд Чарльза упал на большое окно – такое же, как в библиотеке. Снаружи все заволокло туманом. Это сыворотка опутывает сознание, стремясь проникнуть в его комнатку. Он почувствовал холод и обнаружил, что дверь сломана и туман уже просачивается внутрь. Скоро он заполнит весь зал, охватит Чарльза и его сознание. Бежать некуда – другие комнаты уже покрыла сумеречная завеса, и лишь присутствие телепата хоть как-то ее удерживало. Но мутант прекрасно знал, что это ненадолго. Надо поторопиться. Он спешно стал осматривать комнату, ища фрагменты воспоминаний о Рейвен и остальных. «Скорее, скорее, где же вы…». Чарльз шарил взглядом вокруг, растирая предплечья ладонями, чтобы согреться, пока его взгляд не упал на стол. «Ах, вот вы где». Улыбка скользнула по его губам, когда он увидел стоявшие там фигурки. Он устремился к столу и схватил их, сметая бумаги. Синяя Рейвен из мрамора, выглядящая живой в отблесках камина. Маленькая зеленая фигурка из дерева – Банши. Пускай не очень похоже, но Чарльз знал, что это он. Рядом – желтый лев из стекла, и еще одна, из красного мрамора. Чарльз улыбнулся фигуркам – и вздрогнул, заметив, что туман уже окутал его ботинки. «Быстрее!» – прозвенело в его голове. Телепат начал вертеть головой, пытаясь придумать, куда убрать фигурки. «Куда же, куда? Не паникуй, хватит!». Чарльз бросился к книжным полкам. Здесь сотни томов, спрячь за одним из них – и никто не найдет! Но вдруг все же?.. Нет, недостаточно надежно! Он подбежал к столу и стал копаться в ящиках, пока не извлек металлический коробок, куда могли уместиться все четыре фигурки. Он положил их внутрь и стал озираться в поисках подходящего укрытия. «Куда же, куда…». Стоп, это же его сознание! Если ничего подходящего не находится – можно просто это придумать! Чарльз подошел к какому-то безвкусному пейзажу – и что он только забыл в его сознании? Телепат коснулся ладонью деревянной стены. «Мое сознание – мои правила», – пробормотал он себе под нос, наверное, чтобы разбавить тишину. Он сконцентрировался, нахмурился и уставился на стену. «Гнись, гнись, ты – масло под моими пальцами», – но ничего не изменилось. «Давай же!». Не получалось – стена оставалась такой же твердой и безучастной. Тогда Чарльз вызвал из памяти образ Эрика. Эрик подчиняет себе металл, металл гнется, течет… Стена начала дрожать и колебаться под его пальцами – и словно растаяла. Рука телепата оказалась внутри. «Да!» – его охватила радость победы. Надо будет поблагодарить Эрика. Туман уже добрался до уровня пояса. Чарльз вдавил коробок в податливую, как слизь, стену – и она исчезла. «Отлично». Мужчина опустил руку. «Никто не узнает, где вы, никто не узнает, никто…». Он тоже о них забудет – но не до конца. Образы его друзей останутся глубоко в его подсознании. Теперь ему надо создать новые воспоминания – если он скажет, что не помнит абсолютно ничего, они точно что-то заподозрят. Стена вновь затвердела, и телепат почувствовал странное покалывание в голове. Он попробовал вспомнить, где ребята были той ночью и куда исчезли – пустота. Он облизал пересохшие губы и спешно вернулся к столу. Туман становился все гуще и уже добрался до уровня груди. Уже нет времени, чтобы спрятать воспоминания о Фениксе и чувства к Эрику, он едва успеет придумать новое воспоминание. «Бумага, бумага, где же бумага…», – суетливо шептал телепат, скользя руками по столу. Он схватил блокнот и ручку и поднял их наверх, чтобы хоть что-то разглядеть сквозь туман. Инструкция, ему нужна простая инструкция, которая сообщит его сознанию, что делать… Чарльз вытянул шею, чтобы не утонуть в серой дымке. «Я не знаю, – нацарапал он на бумаге. – Я не знаю, где они и куда могли направиться. Я сказал им укрыться. С тех пор я их не видел». Наверное, стоило еще дописать какое-нибудь место, где, по его мнению, они могли быть, чтобы пустить ЦРУ по ложному следу, но Чарльз не успел. Он вырвал листок из блокнота и смачным шлепком поместил на стол. Едва успел. Туман уже лез в рот, плотный и леденящий. «Это твое сознание, – сказал он себе уверено. – Здесь ты способен на все». Он вскочил на стул, вытянул руки и плотно закрыл глаза. «Ты легче перышка, ты взлетаешь и паришь…» Легкий ветер поднял его вверх. Ему было непросто держаться в воздухе – он все еще не привык летать. Он знал, что уже скоро туман заполнит всю комнату, и даже если он внушит себе, что здесь нет потолка, этот туман все равно его настигнет. «Я… просто надеюсь, что это сработает…». Внезапно его голову пронзила острая боль, заставляющая его распластанное и опутанное ремнями тело извиваться. Ему едва хватило воли, чтобы не потерять концентрацию. Снаружи раздался гром, комнату озарили молнии, пламя в камине начало зловеще мигать. Буря? Без дождя? Такого в его сознании не случалось ни разу, кроме… Стены задрожали, и Чарльз сжал зубы, стараясь подавить вопль, готовый сорваться с его губ, когда его вновь накрыло волной боли. «Электроды», – мрачно подумал он. Он чувствовал металлический вкус крови, комната начала мерцать и таять, и его выкинуло обратно в лабораторию. «Нет, нет, нет, только не сейчас!» – Еще раз спрашиваю, Ксавьер: где они? Глаза Чарльза распахнулись, он дышал прерывисто и часто в такт боли, пульсировавшей где-то за глазными яблоками. – О ч-чем в-в-вы? – пробормотал он неразборчиво. Все плыло, перед глазами плясали огоньки… Он изогнулся и попытался вырваться, когда новый разряд прошел сквозь его тело. Сердце колотилось, в голове помутнело… Он не видел лиц склонившихся над ним людей, они призрачно мерцали и кружились в ярко бившем в глаза свете. – Я… Я не знаю, – прохрипел он. – Я не знаю, где они… Я… Я не видел их той ночью, – он вскрикнул от нового разряда, превосходившего по силе предыдущий. – Пожалуйста! – взмолился он, почти срываясь на крик. – Я не знаю! Это было правдой: он действительно не знал, где они, и даже если напрягал память – была лишь пустота. Его трясло и подташнивало, во рту был вкус крови. Все мерцало яркими цветами, смешиваясь перед его глазами, как краска на палитре. Голова просто раскалывалась. Его крик заполнял все вокруг, пальцы царапали металл стола, он вертел головой из стороны в сторону в смутной надежде избавиться от электродов и боли. Его мутило, сердце билось о грудную клетку так, словно хотело вырваться наружу, свет резал глаза. – Пожалуйста, – повторил он, рыдая и трясясь от не отступающей боли. – Я не знаю, куда они делись. Я просто вышел из моей комнаты и спустился в зал… Я…я сказал им с-спрятаться. Его знобило, он сжимал губы и кулаки. Дыхание срывалось, волосы прилипли к потному лбу и шее, кожа покрылась мурашками. Это стол шевелится – или вся комната ходит ходуном? – Не пытайтесь нас одурачить, Ксавьер, – огрызнулся кто-то сверху. Если бы он мог вернуться назад, в чертоги разума… Все эти тянущиеся к нему тени… И голоса в голове, он мог поклясться, голоса, бубнящие, бормочущие, недобро нашептывающие, все эти голоса внутри… Но он не мог вступить с ними в контакт. Его способности ослабли из-за сыворотки. Свет его дара едва теплился голубым огоньком на задворках сознания, охваченного туманом. Голоса были недосягаемы. Более мощный разряд – его буквально разрывает изнутри, он кричит на пределе сил, тело сотрясают спазмы, глаза закатились. – Я НЕ ЗНАЮ! – орет он срывающимся голосом. – Не знаю, не знаю, я не знаю, где они, прошу… Он закашлялся, его руки и ноги беспомощно дергаются. Сердце бьется медленнее и медленнее… Кажется, что все вокруг замедлилось, даже речь склонившегося над ним палача. Это звучит так забавно, что он даже ухмыльнулся. Вокруг боль и только лишь боль. – Он говорит правду, сэр. – Он просто играет с нами, – прорычали в ответ. – Он просто спрятал нужные воспоминания перед тем, как мы ввели сыворотку. Я знал, что нам придется действовать жестче. Обрывки слов вертелись в сознании Чарльза, от чего голова кружилась еще сильней. О чем они? Кто-то наклонился к нему и заговорил, тихо и вкрадчиво: – Мистер Ксавьер, я уверен, что вы хотите помочь этим детям, не так ли?.. Может, они в беде? Я уверен, Вы бы этого не допустили. Просто скажите нам, где они, и тогда они не пострадают. Даю вам слово. Он знал, что они накачали его сывороткой правды, и знал об их жестокости и злобных намерениях. Он не сказал бы им ничего, даже если бы знал… – Я не… не знаю, где они, – с трудом проговорил он. – Уверен, что вы вспомните, если сильно постараетесь, – голос звучал приторно-сладко. – Где они могли укрыться? Куда вы бы их направили? Чарльз зажмурился, потому что свет становился всё ярче и ярче. По телу пробежал еще один разряд, заставляя руки и ноги натягивать ремни. Он хрипел, еще крепче сжимая губы. Рвотные позывы усиливались. – Я бы направил их… – он порывисто вдохнул через нос, его голова, мотавшаяся из стороны в сторону, замерла, упершись разгоряченным подбородком в левое плечо, – я бы направил их… в свою квартиру… в Оксфорде. Послышались перешептывания, шелест бумаг и скрип ручки. – В Оксфорде? Чарльз слабо кивнул. Голова тягуче болела, его мутило… Все продолжало вращаться, несмотря на то, что он не открывал глаз. – Где именно? – спросили его уже более заинтересованно, без притворно-успокаивающего тона. Чарльз попытался вспомнить. Правда, попытался – но мысли были размытыми, нечеткими. – Я… Я не знаю, – лишь это проступало красными буквами перед его закрытыми глазами. – Не знаю. – Тогда постарайтесь вспомнить! – зарычали сверху, и еще одна волна боли прокатилась по его телу. Он закричал, дернулся наверх, но путы его удержали. – Прошу, – прохрипел он едва различимыми сквозь дрожащие ресницы силуэтам. – Я не могу… Не могу вспомнить! Я не… – еще один мучительный разряд, – я не был там уже много месяцев! Конечно, он не мог не знать, где находится его уютная, милая сердцу квартира в Оксфорде, где он провел не меньше времени, чем в особняке… Но сквозь туман в сознании всплывало лишь одно: «Я не знаю». Это он и отвечал. Он кричал на пределе возможного, легкие полыхали, боль буквально разрывала его. Может, все же рассказать им? Ведь это ничего им не даст – всего лишь квартира в Оксфорде… Но что, если они обнаружат там какую-нибудь зацепку? Найдут его работы по генетике? Разнесут всю квартиру во время обыска? Остатки сознания подсказывают ему молчать. Он не скажет ничего, ни единого слова. Они же не могут пытать его вечно, рано или поздно им придется закончить. Он извивался и дергался под ремнями в бесплотных попытках выпутаться. Боль нарастала, усиливалась, ощущалась каждой клеточкой его тела. Он кричал, вопил, его голова болталась из стороны в сторону, а по щекам текли слезы. Если бы он только мог уйти в свое подсознание и заблокировать происходящее… Но ничего не получалось – боль не давала сосредоточиться, сыворотка затуманивала разум. – Больно? – раздалось откуда-то справа. Голос звучал издевательски, презрительно, с нескрываемым удовольствием. Стало еще больнее. – Больно? «Да, да, невыносимо!» – закричал он мысленно, но вслух ничего не ответил. Может, был слишком горд или слишком упрям, но более вероятно – слишком измучен. Его тело сотрясали рыдания. Ногти впивались в ладони в такт его воплям. – Да! – выдавил он хрипло, рыдая и метаясь по столу. – Да! – Хотите, чтобы мы прекратили? Слезы градом текли по щекам. Непрерывная, бескрайняя, боль пульсировала в его теле и голове. – Д…да! – взмолился он, всхлипывая. – Пожааааа… П-пожалуйста, ХВАТИТ! Одурманенный сывороткой, он не испытывал стыда или сожаления за эту слабость. Все вращалось, его крутило… Он закашлялся, с уголков губ потекла пена, тело непрерывно дергалось, веки дрожали. «Прошу, хватит, это очень больно!». – Тогда Вам придется рассказать, где находится эта квартира. Чарльз испустил вздох отчаяния и зажмурился. Его губы дрожали, он жадно глотал воздух. Как тяжело дышать… – Я… Я не помню! Он помнил, он знал, где эта квартира, но зачем об этом говорить – все равно они ее найдут… Он сохранял упорство даже в одурманенном состоянии. Он не знал, правильно ли поступает, но был уверен, что усугубляет свое положение. Впрочем, какая разница? Он не сдастся, даже если боль сожжет его изнутри. – Что? – спросили его властно. – Я... Я НЕ ЗНАЮ! – Чарльз кричал, дергался, рыдал. – Я не… АААА! НЕ ЗНАЮ! Господи, это было на грани возможного. «Молю, прекратите, прекратите, это невыносимо!» – Хватит! – приказал холодный голос. – Довольно, у нас есть зацепка. Достаточно. По комнате прокатился ропот несогласия, но пытка прекратилась. – Могу поклясться, что он знает, – пробормотал кто-то. – Надо быть с ним жестче. Обхваченное ремнями тело Чарльза ослабло, сотрясаясь в пост-болевых конвульсиях. Он пытался успокоить прерывистое дыхание, его потные волосы прилипли ко лбу. Он поднял дрожащие веки – все плыло перед глазами. – Я думаю, для начала уже неплохо, – заметил вкрадчивый голос, и чья-то рука пригладила ему волосы. Он бы огрызнулся – но был слишком изнурен пыткой и ослаблен сывороткой. Все размывалось и кружилось, пересохшее горло саднило. Тело чертовски болело, голова готова была взорваться. Едва слышный скрип ручек, шорох бумаг и перешептывания. Все крутилось, вертелось, плыло… Господи. – Что ж, вы нам очень помогли, не так ли? – чей это противный голос? Доктор Тид? Слишком кружится голова, не разобрать. Квартира… Она была арендована на его имя. Они легко ее найдут… Чарльз тяжело вздохнул через нос, воздух обжег легкие. – Что ж… – склонившийся над ним силуэт был едва различим в ослепляющем неоновом свете. Низкорослый, полный – должно быть, доктор Тид. Пухлые пальцы почти заботливо убрали спутавшиеся волосы Чарльзу за уши. – Вы не против немного поговорить? Если бы не измождение и спутанность сознания, Чарльз бы, наверно, рассмеялся. Безжалостно его пытали – а теперь: «Не против поговорить?». Но вместо ненависти и отвращения он испытывал лишь бессилие и жуткую, непроходящую боль. Он чувствовал себя так, будто его предали. Всех их предали… – Я… не знаю… о чем… мы могли бы… поговорить, – пробормотал он. - Ах, а почему бы нам... – прощебетал доктор Тид, – не поговорить о… вас? Чарльз слегка усмехнулся. - Не думаю… что тут есть… о чем разговаривать…. Доктор Тид вздохнул и выпрямился. – А я полагаю, что у вас есть чем поделиться, – от его энтузиазма по спине Чарльза пробежала дрожь. – Почему бы нам не поговорить о ваших… способностях? – По-моему… Вы уже знаете… что я… телепат, – ответил мутант, прерывисто дыша сквозь сжатые зубы. Чарльз понимал, к чему тот клонит – наверняка, он тоже видел ту видеозапись. Тид впился пальцами в плечо пленника и проскрипел: – О нет, я не об этих способностях говорю, мистер Ксавьер. Думаю, вы меня прекрасно понимаете. Он надавил сильнее, заставляя Чарльза резко выдохнуть от боли. – Думаю, вам стоит быть поразговорчивее. Никто из нас не хочет, чтобы вам опять было больно, не так ли? Чарльз слабо усмехнулся и закрыл глаза. – Мне жаль, но… Я не знаю… о чем вы. Крики доносились из лаборатории еще пятнадцать минут.