Когда ты приходишь домой и видишь в прихожей незнакомые мужские ботинки, ты думаешь о многом. Это может быть любовник жены, или кто-то из «обожаемых» родственников, или даже всего лишь сантехник. Но в жизни Савады Емитсу никогда не было так просто, потому обувь, принадлежащая явно не ему, его очень… напугала.
— Дорогой! — Нана бросилась к мужу, буквально светясь внутренним теплом и источая цветы всех расцветок. — Не поверишь, кто к нам пришел! У Тсуны теперь будет репетитор!
— Какой репетитор? — ужаснулся Савада. Супруга с лучезарной улыбкой указала на кухню. За столом пил кофе темноволосый мужчина в черной шляпе, таком же плаще и строгих смокинговых брюках. Заметив главу семейства, он отставил кружку в сторону и слегка склонился в приветствии.
— Хаос, Емитсу, — поздоровался он. И, заметив салют эмоций на лице старого знакомого, расплылся в улыбке. — Слышал, мой ученик — интересный малый.
— Что ты здесь делаешь? — чуть ли не загробным голосом спросил советник.
— Пришел посмотреть на мальчика, — невозмутимо ответил гость, тут же заметно опечалившись. — Но, к сожалению, его еще нет.
Емитсу покосился на настенные часы, краем разума отмечая, что Тсунаеши должен вернуться через час. Когда Нана засуетилась с посудой, он убедился, что она их не слушает, и посмотрел на неожиданного посетителя.
— Чем обязан простой внешний советник лучшему киллеру Вонголы? А, Реборн? — негромко, стараясь не привлечь внимания супруги, поинтересовался он, садясь рядом.
— Я ведь, кажется, тебе уже ответил, — Реборн лукаво улыбнулся, почти сразу скрывая улыбку за чашкой кофе.
Емитсу не врал, в Вонголе он действительно лучший киллер. Но также он является и самым таинственным человеком во всем альянсе, ведь даже имя, под которым он работает, ненастоящее. Единственный, кто знает его истинную личность, — это конструктор оружия Колонелло. Но он уже давно ушел из Вонголы и живет сам по себе на каком-то необитаемом острове, где день и ночь оттачивает свои навыки. А также испытывает всякие кортики, эспадоны*, револьверы, винтовки, пулеметы и даже военные пушки, которые сам же и создает. Колонелло был лучшим военным инженером семьи, ведь об оружии он знает все, но, видимо, что-то не понравилось ему в местных уставах. Вонголе, конечно, жаль терять такого способного союзника, но Девятый слишком горд, чтобы упрашивать кого-то вернуться, а Колонелло всегда придерживается своих решений до конца.
С тех самых пор он больше не связывался с альянсом. Хотя Лар Милч, работающая в отряде Емитсу, время от времени все-таки навещает его. И снова и снова возвращается на остров, с каким бы усердием он ее ни выставлял. За последние пять лет она и Реборн являлись единственными посетителями Колонелло.
— Тебе лучше уйти, — беззлобно сказал Савада, сбрасывая с плеч форменный пиджак и вешая его на спинку стула. — Тебя ведь Девятый подослал? Тсуна не станет Небом Вонголы. Никогда.
— Увы, Емитсу, это зависит не от тебя, — деликатно заметил Реборн, потянувшись к своей чашке уже остывшего кофе. — Девятый решил официально утвердить Саваду Тсунаеши своим преемником и поручил мне его обучение, — он прервался на глоток. — Фактически Тсунаеши еще не является главой, но для этих ребят он
уже Небо.
Нана пришла отдать мужу кружку травяного чая, приготовленного специально для него, и поставить на стол вазочку печенья, поэтому мужчинам пришлось на время смолкнуть. Едва она вернулась к своим домохозяйским делам, разговор возобновился.
— Ты о хранителях? — Емитсу неодобрительно свел брови к переносице, разглядывая свое неровное отражение на дне чашки. Такой поворот диалога ему явно не нравился.
— О ком же еще? Смотри, как они тянутся к твоему сыну, хотя он еще даже не до конца пробудился, — хмыкнул Реборн, указывая на пиджак советника. Тот покосился на свою одежду и невольно вздохнул. Шкатулка с кольцами снова светилась, ее сияния не могла затмить даже толстая ткань пиджака. Емитсу бегло глянул на свой пышущий радугой карман и неохотно достал шкатулку. Тсунаеши снова столкнулся с кем-то из хранителей? Вот же неугомонный ребенок. Зачем Нана и Дино вообще его отправили в школу? А если Тсуна снова на кого-нибудь нападет? — Я ведь правильно понимаю, ты не собираешься отдавать им кольца? — Реборн пытливо склонил голову набок.
— Не сейчас.
Отдать кольца хранителям означало принять их в семью официально, а эти дети своим Небом призна́ют лишь Тсуну, с которым связаны этими чертовыми узами прошлого. Емитсу твердо считал, что его сын не должен становиться частью мафии, вселенной кровопролития и нескончаемых убийств. Тсунаеши и так не от мира сего, а делать его еще и главой целого мафиозного клана… С таким «главой» Вонголе точно придет конец.
Звонок домашнего телефона нарушил его поток мыслей, неосознанно заставляя вслушаться в голос Наны. Но супруга говорила в веселых тонах, так что Савада быстро успокоился и вновь вернулся к чаепитию и их не самой приятной беседе.
— В общем, как я уже сказал, Тсунаеши не станет Небом Вонголы, поэтому ты свободен, — не колеблясь заявил он. — Так и передай Девятому.
— А что насчет небесного пламени? — киллер не отступался. — Ты планируешь его сдерживать катализаторами, созданными Шамалом?
— Откуда ты…
— Ты ведь сам говорил: я лучший киллер Вонголы. Я знаю многое, — Реборн улыбнулся краешком губ, затем оперся подбородком на свои руки, сложив их в замок. На одном из пальцев сверкнуло кольцо с гербом семьи, какие выдают только лучшим из лучших. — Тебе не удастся сдерживать Тсунаеши постоянно. Связь-то с хранителями у него все равно останется, не думаешь?
— Я разрушу ее, — заверил его Емитсу.
— О, и как же, интересно?
— Еще не придумал, но точно разрушу, — советник вдумчиво уставился в потолок, добавляя: — А пока что нужно попробовать держать его подальше от хранителей, — не успел он договорить, как между ними вклинилась счастливая Нана.
— Тсуна звонил! — полным радости тоном оповестила она мужчин. Емитсу так и подавился вдыхаемым воздухом. У Тсунаеши не было мобильника за ненадобностью. Да и сломал бы он его, едва заметив на экране свое отражение, — такое уже было однажды с телефоном самого Емитсу. Поэтому эта совершенно обыкновенная новость о звонке в их случае не предвещала ничего хорошего. — Он сейчас дома у Ямамото-куна, правда, здорово? — улыбнулась Нана, даже не заметив, что Реборн попытался не прыснуть со смеху, а супруг от шока выронил какой-то ящичек, который держал в руках.
— Держать подальше, говоришь? — все еще давясь хохотом, спросил Реборн. — Ну, удачи, — подобрав с пола шкатулку с реликвиями семьи, он поставил ее на стол. После чего, под бурчания Емитсу, попрощался с Наной, умолявшей его остаться еще хоть на немного, и ушел. Раз Тсунаеши придет не скоро, то и ему тут нечего засиживаться.
— Какой приятный человек, — с мягко-рассеянной улыбкой проговорила Нана, когда Реборн все же исчез за воротами. — Интересно, понравится ли он Тсуне?
«Не дай бог», — подумал Савада. И, со вздохом подняв шкатулку, зашагал в свой кабинет. Неразобранная стопка папок, расстеленная на столе, тут же бросилась в глаза и охотно поведала, что эта ночь будет очень даже рабочей. Опустившись в кресло, мужчина коснулся было этих самых папок, но в следующую секунду убрал руку. Рядом с документами, аккуратно устроившись среди ценных бумаг, лежало оригами. Синий журавлик размером с детскую ладошку мирно покоился поверх каких-то листовок о доходах; его правое крыло слегка неровное, но в остальном он прекрасен. С каким-то трепетом в груди и смятенной осторожностью мужчина взял это хрупкое создание в руки и лишь тогда увидел надпись на том самом искривленном крылышке.
«Эрик».
Емитсу опустил фигурку на свободную от бумаг часть стола и вернулся к работе. Незаметно для него самого, губ коснулась невесомая улыбка.
***
Всю дорогу домой они молчали. Такеши не знал, что сказать, а Тсунаеши слишком погрузился в свои мысли. Семья Ямамото ему понравилась. В их доме было тепло. И не только из-за отопления и горячей еды. Их всего двое друг у друга — отец и сын, — но, быть может, потому они и ценят один одного так сильно? В его же случае все было совсем не так. Глядя на них, Тсуна просто не мог не сравнивать Тсуеши-сана и своего собственного отца. Они отличались. И эти отличия, к сожалению, были далеко не в хорошую сторону.
— О, смотри! — Такеши вдруг показал на небо, уже начинающее укрываться темнеющим покрывалом и сверкающими звездами. — То облако похоже на кролика!
Тсуна проследил за рукой одноклассника и увидел по-ночному синий сгусток небесной пелерины. Если приглядываться, действительно можно заметить, что край одного облака оттопырился, словно длинное ухо, а плывущее за ним крошечное облачко — совсем как пушистый хвостик.
— Красиво, — выдохнул Савада, остановившийся посмотреть на эту картину. Такеши, также замерший, усмехнулся.
— Ночью всегда красиво, — с печально-вдумчивой улыбкой заметил он. Какое-то время они молча разглядывали небо, не шевелясь и вслушиваясь в дыхание сонного города. — Знаешь, — заговорил Ямамото спустя несколько долгих минут, — отец мне как-то сказал, что все умершие люди после смерти превращаются в звезды. Я ему верю, — его темные глаза скользнули по небосводу с некой томящейся нежностью. — Возможно, вон та звездочка — моя мама… Как думаешь?
Его улыбка была фальшивой насквозь. Тсуна это даже не видел, а чувствовал. И чувство это неприятной волной поднималось откуда-то снизу к самому горлу, подкатывая еле удерживаемым колючим полувздохом-полувсхлипом. И, тем не менее, Ямамото все равно улыбался. Он всегда улыбается. И так добр к кому-то вроде него… Он странный человек. Странный, но приятный.
— Твоя мама умерла? — вопрос вырвался сам собой, болевой догадкой пронзая сердце и заставляя сжать ремень школьной сумки. Возможно, ему не следовало спрашивать, но Тсуне казалось, что, может, хотя бы так на лице Такеши появятся его настоящие эмоции, а не искаженная натянутая маска.
— Десять лет назад, от болезни, — после этих слов, сказанных, скорее, из-за его задумчивости, безмятежно-отрешенный взгляд Ямамото прояснился. — Надеюсь, у тебя никто не умирал и звезды для тебя — просто звезды. Ведь они такие красивые… Не хочется их связывать с чем-то грустным.
— Не хочется, — Тсуна слабо кивнул, не зная, что еще добавить, и продолжил идти. Ямамото последовал за ним, по-прежнему всматриваясь в небесное покрывало.
Если отец Такеши прав, и звезды — действительно души умерших, то лучше бы их не существовало.
Когда они подошли к дому Савады, уже окончательно стемнело. В окнах первого этажа горел свет, комната же Тсунаеши отсюда выглядела пустой и заброшенной.
— Что ж, тогда до завтра, Тсуна, — сказал Такеши, отстраняясь от калитки. Савада машинально подался за ним, и юноша остановился. — Что-то не так?
Тсунаеши закачал головой, говоря, что все в порядке, но при этом старательно не смотрел в глаза. Слишком старательно, поскольку Ямамото это заметил.
— Можно мне… иногда приходить к вам? — его просьба прозвучала настолько умоляюще и грустно, что Такеши даже удивился. Но уже через секунду он снова широко улыбался и хлопал мальчика по спине.
— Разумеется! Ты так понравился папе, что он наверняка бы сам меня заставил тебя привести.
— Правда?!
— Конечно.
— Спасибо, — губ Савады на короткое мгновенье коснулась робкая улыбка.
Попрощавшись с Ямамото, Тсунаеши отпер калитку и, прислонившись к ней с другой стороны, уставился на двери дома. Воспоминания о недавнем, которые в окружении Такеши и Тсуеши-сана отошли в сторону, теперь вновь свалились на него неподъемным грузом. Дышать становилось все тяжелее, а ноги переставали слушаться. Все же добравшись до парадного входа, Тсуна толкнул двери, готовый, если нужно, толкнуть еще раз, но те открылись с легкостью. Его ждали.
— С возвращением, Тсу-кун! — радушно поприветствовала мама, сидевшая перед телевизором, на экране которого мелькала какая-то мелодрама. Кивнув ей и на ходу стянув сумку, Тсунаеши бросил ее где-то на полу и зашаркал к лестнице. — А ужин? — нагнал его вопрос матери на третьей ступеньке.
— Меня угостили.
— Точно?
Тсуна не стал отвечать, а Нана не стала настаивать. Спорить с сыном она никогда не любила.
Только оказавшись в своей комнате, Савада смог полностью отдаться душевной обиде. Дино-сан обманул его. Он должен был догадаться еще тогда, в аэропорту, что просто так с большим количеством людей внешних советников не встречают. Человека Вонголы встречают люди Вонголы. А может, это все-таки какая-то ошибка? Может, если он поговорит с Дино, тот обязательно все объяснит? Он ведь не променяет его на Вонголу, как отец, правда? Или все-таки променяет? Он поэтому не приходит к ним последнее время? Что это вообще за Вонгола такая? Хранители, пламя, Небо… Белиберда какая-то. То, что его волосы время от времени вот так загораются, раздражает. Этот огонь не пугает, но он ему не нравится. Он не жжется, но он и не греет. Что это такое? Очередное безумие?
— Дино-сан, что все это значит? — спросил он пустоту, оседая на пол. И в какой-то момент пустота ответила. Тсунаеши почти застонал, когда в глазах вновь зароились эти тысячи необузданных искр. Но отгонять их уже не было сил. Как же достало. Все эти разговоры о хранителях и прочем запутали его. Он не понимает. Нет, он не хочет понимать. Ему это не нужно. Ему не нужно это чертово пламя. Ему не нужна ложь Дино-сана. И его правда… Наверно, правда ему тоже больше не нужна. Ведь он ее и так уже знает.
Закрыв глаза, Тсуна встретился с более яркой спиломой. Знакомое чувство, знакомые видения. Сейчас все станет более ослепительным, затем более тусклым. Сейчас жалкие кляксы превратятся в фигуры, рисуя квадраты, треугольники, ромбы. А затем…
Тсунаеши.
Да, затем он услышит этот проклятущий голос, поглощающий, пожирающий изнутри. Голос, который стал частью его самого.
Тсунаеши…
— Тсунаеши, ты там? — вопрос отца с корнем вырвал его из внутреннего ада. — Могу я войти?
— Нет, — Тсуна сказал это автоматически, но сейчас ему в самом деле не хочется никого видеть. Хотя… — Дино-сан правда нигде не работает? — как и ожидалось, ему не ответили.
Тсунаеши не помнил, когда именно Емитсу ушел. Не помнил он, и как оказался в кровати, с головой укутанный в одеяло. Но шорохи ночи и опутывавшего его голоса до сих пор звенели в ушах. Он не слышал своего имени, но знал, что зовут именно его. Он не улавливал интонаций, но понимал, что голос немного сердится. От усталости он вскоре не смог понимать даже этого.
«Завтра я… поговорю с Дино-саном…» — было последней мыслью перед тем, как Тсунаеши уснул.
