***
Тсунаеши лежал в кровати, прислушиваясь к собственной слабости, и с подозрением косился на битые окна, заделанные на скорую руку. Еще очнувшись, он обнаружил, что где-то поранил ноги, да и шею, в общем-то. Но вот что именно здесь происходило, из головы будто вылетело. Полное отсутствие в комнате острых и бьющихся вещей настораживало лишь сильнее. Сомнения терзали одно за другим, однако единой версии упорно не находилось. Да и присутствие отца и... — э-эм, а кто это вообще? — безумно отвлекало, сбивая с мысли. Состояние было такое, словно недавно он пробудился от долгого сна. Хотелось пить и тишины, и отец с незнакомцем пока достойно выполняли оба пункта: пластмассовый стакан с водой, оставленный на тумбе, и понимающее молчание приятно щекотали пересохшее горло и затуманенный разум. После нескольких глотков дышать стало легче, но мысли, увы, продолжали упархивать в сито. Еще раз одарив чужака равнодушным взглядом, Тсуна поставил стакан на место и упал на подушку. Тело все еще не держало, охваченное слабостью. — Как ты себя чувствуешь? — участливо спросил отец, отслеживая глазами его каждое движение. Слишком очевидно, если, конечно, он вообще пытался это скрыть. — Нормально, — словно сверяясь со сказанным, Тсуна коснулся собственного лба, будто чьего-то чужого. — Кто это? — ткнул пальцем в мужчину в шляпе. Несмотря на сложившуюся ситуацию, Тсунаеши был предельно спокоен и даже не думал бунтовать. Как если бы в него вкололи тонну усмирительной дряни, но думать об этом совершенно не хотелось. Все равно он сейчас даже разозлиться нормально не сможет. Он и глаза-то держит открытыми с трудом, чего уж говорить про эмоции. — А... Это... — Емитсу неуверенно глядел то на сына, то на своего спутника, очевидно, теряясь с ответом. Впрочем, Тсуна и сам все понял, хоть мозг соображал еще туго. — Он из Вонголы, — прозвучало совсем без вопросительной интонации. — Твой коллега по работе. Да? Врать смысла не было, да и Емитсу не любил это делать. А последнее время лгать приходилось слишком уж часто. И вся эта ложь, каждая из, неприятной и едкой грязью оседала на легких. — Этот человек действительно из Вонголы, — чуть приглушенно ответил Емитсу. — Но мы не совсем коллеги, он... — Меня зовут Реборн, и отныне я твой личный репетитор, — пришел на выручку незнакомец, дружелюбно снимая шляпу в приветствии. — Правда, я стану им, только если ты решишь посвятить свою жизнь Вонголе и станешь новым Не... — Емитсу красноречиво отдавил ему ногу. — Не мчи вперед паровоза, — шикнул он, и мужчина, назвавшийся Реборном, непринужденно улыбнулся и натянул шляпу обратно. Смерив сего странного дядьку не менее странным взглядом, Емитсу вновь повернулся к Тсунаеши. — Ты точно в порядке? — в тусклых глазах четко виднелось беспокойство. — Да. Только слабость в теле и шея болит, — зачем-то честно признался Тсуна. При упоминании шеи отец отвел взгляд. Подозрительно как-то. Но чтоб не забивать мозг бесполезной ерундой, Тсуна решил ее заполнить необходимой информацией. Той самой, что не давала ему покоя уже какое-то время — Тсуна немного потерялся в событиях. — А Дино-сан? — при этом имени отец и вовсе вздрогнул. — Он тоже из Вонголы, как и Реборн-сан? — Не...не совсем, — было заметно, что Емитсу отвечал неохотно. — Он связан с Вонголой, это да, но лично в ней не состоит. Он... Как бы сказать... «Как бы сказать так, чтоб ты к чертям не психанул», — вертелось на языке. Да и Емитсу держался мнения, что Дино сам должен все рассказать, а иначе какой в этом смысл? Очевидно, Реборн так не думал, потому что снова пришел на выручку: — О, Дино — в каком-то роде врач, как и Шамал. Только он лечит пси... — и вновь Емитсу отдавил ему ногу, причем нарочно вторую. — Кого лечит? — увы, Тсуна успел схватиться за недосказанные слова. — Людей из Вонголы, — брякнул Емитсу, частично даже не солгав: таких психов, как у них в клане, нигде больше с огнем не сыщешь. Один спецотряд Варии чего только стоит. — Понятно, — Тсуна уставился в большое окно, единственное целое из трех во всей палате. Для этого ему пришлось повернуть голову, и движение, хоть и максимально осторожное, тут же отозвалось острым жжением в горле. Треклятая шея, где же он так? И как назло ни одного нужного воспоминания. Закрыв глаза, Тсуна, до этого не выразивший ни одной эмоции, поморщился. От боли в шее, или боли в сердце, или просто от солнца. Уже закат... Тсуне впервые все равно на эту яркую красоту, такую красную, как если бы небо перерезало себе глотку. Вокруг клубилась тишина, обволакивающая тело и разум в свои нити, но в какой-то момент прерванная мягким скрипом стула. Ах да, он же не один. Отец и странный Реборн еще здесь. — Сынок... — как-то сдержанно и непривычно серьезно начал отец. — У нас есть к тебе важный разговор. Выслушаешь?***
Лар со смешанными чувствами наблюдала за тем, как радостная Нана с восторгом маленького ребенка играла с Ламбо. Вполне естественно, что ей, как и любой нормальной матери, хотелось опекать кого-то, дарить кому-то свое внимание и тепло. Но Тсунаеши внимание нужно немного другое, а мужа вечно не было рядом: если он не на работе, то за запертыми дверьми кабинета. Такой уж он человек, Лар Милч прекрасно это понимала. И все равно видеть Нану в подобном состоянии оказалось неприятно. «Этот малыш, наверно, тоже страдает, — думала Лар, разглядывая юного Грозу, убегающего от щекотки, — все же являться хранителем босса мафии в столь раннем возрасте — уже само по себе звучит жутко. А тут еще и босс немного...» — Как тут ваши дела? — за мыслями Милч пропустила тот миг, когда в палате появился Шамал, случайно сбив Ламбо и тут же подобрав его. Улыбаясь им как ни в чем не бывало, он, может, и разряжал обстановку для Наны и Ламбо, но не для Лар. Ведь, возможно, в этой комнате больше всего о ситуации известно именно ей. Во всяком случае, этот врач-извращенец, не пропускающий ни одной юбки, доверия внушал примерно никакого и серьезным был примерно никогда. Рядом с Лар — так точно. — О, доктор Шамал, — а вот Нана как обычно обрадовалась гостю. Когда Гроза вновь оказался у нее, она обрадовалась еще больше. — У нас все хорошо, но как там Тсуна? Он пришел в себя? — Да, и сейчас с ним Емитсу. От глаз Милч не укрылось, как Нана, уже желавшая сорваться с места, услышав о супруге, вдруг остановилась. На краткий миг улыбка облегчения стерлась с ее лица, но почти сразу вернулась. Казалось, «дуэт» сына и мужа никак не увязывался в ее голове и почти беспокоил, но показать это она ни в коем случае не собиралась. В конце концов, их положение и так полно волнений и неприятностей, причинять беспокойство еще и своими страхами Нане совсем не хотелось. — Вот как, — сказала она с улыбкой, смотря при этом на мило жмурящегося Ламбо, — тогда все в порядке. — Не пойдете? — осведомился Шамал. Нана-сан усмехнулась. — Они давно не говорили по душам, — ответила она, — им есть что друг другу сказать. — Что ж... — Шамал вежливо поклонился на прощание и уплыл из палаты. — Какой сюрприз, — добавил он при виде вышедшей следом Лар Милч. — Чем могу быть полезен, милая? — Что происходит? — опуская прелюдию, спросила Лар в лоб, едва закрыв за собой дверь. — Емитсу-сан все же решил поговорить с Тсунаеши о Небе? Шамал умело улизнул от ответа, превратив все в очередные домогательства, и в конечном итоге Лар врезала ему, возмущенно хлопнув дверью перед вульгарным докторским носом. Но неотвеченный вопрос продолжал крутиться в голове, порождая все новые. Что, если Емитсу и правда наконец-то решился? Что тогда сделает Тсуна? Что их всех будет ждать? И чего ждать им? Закусив губу, Лар отбросила прочь эти мысли. — Хоть бы все обошлось... — Что-то случилось, Лар? Ты так побежала... — сияя безграничной любовью ко всем вокруг, спросила Нана, с корнем вырывая девушку из раздумий. Лар Милч выдавила улыбку и села вновь на свой стул. — Что Вы, Нана-сан, все в полном порядке.***
Тсунаеши с недоверием смотрел на сидевших перед ним взрослых. Сил пошевелиться так и не прибавилось, так что лежать и смотреть — это все, что ему оставалось. Все эти бредни про Вонголу и Небо — все же реальны? И те слова ребят про хранителей — тоже не выдумка? До сей поры Тсуна искренне верил, что никак со всем этим не связан, что бы там ни говорили. А тут... Мафия, Небо, хранители — ну ведь и правда похоже на сказку. Впрочем, огонь на башке и светящиеся кулаки тоже не сильно смахивают на реальность. — А это точно не шутка? — с последней каплей надежды переспросил он. Но отец и странный дядька глядели на него так ясно и прямо, что становилось понятно без слов: они на полном серьезе. Эти гребаные взрослые на полном серьезе. И это он то дурацкое Небо дурацкой Вонголы. И это он обладает тем пламенем с какой-то там волей. И это ему нужны те хранители с таким же, блин, пламенем. Хотя нет, у него даже пламя чертовски особенное, потому что он — это самое дурацкое Небо дурацкой Вонголы. — Тогда, выходит, ребята... — перед глазами пролетели картины чужих ран и крови. Вспомнилась и первая встреча с Такеши, и пластыри Гокудеры. Вспомнились бинты Рехея и порезы Хибари. Особенно последние, сделанные им самолично, то стеклом, то ножницами, то... Раны самого Тсуны тут же противно заныли, будто с издевкой, насмехаясь, кусая за поврежденную кожу и щекоча здоровую. Как если бы к его собственной боли присоединилась боль ребят, горечь за каждую капельку крови, пролитую из-за и вместо него. Ведь, кажется, на хранителей без Неба ведется охота? А если он пойдет на невозможное и согласится стать тем, кем, как думал, совершенно не является... они будут в порядке? Охоту прекратят? Тсуна не произнес ничего из этого вслух, но Емитсу и Реборн словно и сами все поняли. Все-таки взрослые вроде гораздо мудрее. Хотя, возможно, все мысли просто отразились у него на лице. — Реборн поможет тебе совладать с пламенем Неба, так что за это не бойся, — заговорил вдруг отец, и Тсунаеши лишь тогда заметил, что чертовски особенное пламя мирно ютилось на челке, немного мятой от сна. Хлопнув себя по макушке два раза, Тсуна смог сбить пламя с головы, но загорелась уже ладонь (которая, собственно, и била). Молча уставившись на яркий сгусток этого чего-то необыкновенного, дрожащего в его руке, Тсуна почувствовал внезапный порыв приятного умиротворения. Этот огонь его совсем не пугал, а напротив, дарил покой и разжигал тепло в жилах. И все это воспринималось так просто, так легко, словно так и должно было быть, с самого, черт возьми, начала. — Я буду ждать твой ответ позже, а пока отдохни, — Емитсу резко поднялся и начал идти. Тсунаеши был уверен: отец уйдет молча. Но вместо ухода Емитсу приблизился к его кровати и быстро коснулся пальцем пламени на ладошке. Встревоженное, пламя тут же погасло, вызывая удивление у Тсуны и смешок у Реборна. — Да уж, работы мне тут будет навалом, — хмыкнул он, когда Емитсу все-таки вышел, и задорно подмигнул будущему ученику. Отчего-то киллер был уверен, что Тсуна, этот маленький упрямец, не сможет удрать от судьбы, уготованной ему самим прошлым. Каким бы ни было Небо, роль у него всегда одна: подарить надежду. И, в первую очередь, тем, кто всегда будет рядом. — Знаешь, Тсуна, — бросил он, прежде чем уйти окончательно, — в том, чтобы быть Небом, для тебя одни плюсы. Ты не только защитишь своих друзей, но и сможешь чаще видеть отца. Его слова разбитым эхом столкнулись с гладью чудом уцелевшего окна. Тсуна продолжил молчаливо смотреть на яркую красоту заката, разлитого кровью из перерезанной глотки неба. Рука невольно коснулась собственной раны на шее.***
Дино не собирался идти к Тсуне, честно-честно. Но сообщение от Реборна «Мы ушли, путь свободен» и встреча с Наной, улыбавшейся ему так искренне несмотря ни на что, каким-то чертом притащили его прямо к двери. Однако постучаться или, тем более, открыть ее заранее выданным ключом не хватало духу. Тут, прямо в этой палате, лежит Тсунаеши. Наверняка успокоенный лекарствами и возможностью не видеться с ним. Дино знал, каких дел наворотил, и сам на себя злился. Хотел как лучше, а вышло, вот блин, как всегда. В итоге он ничего не добился, но все потерял. Ну, может, не все, но доверие одного ребенка — как минимум. Дино прекрасно понимал, что такой исход был весьма вероятен. В конце концов, в его профессии дружить с пациентами нельзя — чересчур опасно. И для него, и для них. Такая дружба вообще, по сути своей, невозможна, ведь душевнобольные не понимают и половины из того, что происходит, и некоторые могут запросто убить, чисто по-дружески. Взять хоть того же их больного, страдающего пироманией, который недавно, чисто из благодарности медсестре, что заботилась о нем, решил показать ей всю красоту пламени и сжег к херам целый этаж. Дино до сих пор помнит весь ужас, что испытал, когда увидел свою клинику полыхающей всеми оттенками рыжего. Конечно, Дино сомневался, что Тсунаеши мог с ним сделать что-то плохое, но оглядываясь на недавнее, даже самые яркие огни надежды стремительно гасли. Несомненно, Тсуна — тот самый случай, когда пациент своей привязанностью способен убить. Чтобы этого не случилось, он и пришел сюда. Но, черт, как же все-таки трудно начать разговор. — Тсуна... — наконец набравшись уверенности, начал Дино, почти тут же смолкая. Что, если Тсуна не захочет его слушать? Скажет уйти или... Впрочем, он все равно не уйдет, какие бы слова Тсуна ни кидал в его адрес. Дино каждое из них заслужил. — Тсуна, ты меня слышишь? Я... не буду входить, не волнуйся, — с той стороны послышался легкий шорох, и Каваллоне воспринял это как разрешение продолжать. — Знаю, поздно уже это говорить, но... Прости меня. Правда, прости. Пожалуйста. Я очень сильно виноват перед тобой. В коридоре наступила тишина. Будет слишком неловко, если окажется, что Тсунаеши сейчас, к примеру, спит. Психиатр, просящий прощения у двери, — зрелище явно стоящее. — Тсуна... — Дино неуверенно позвал его в надежде поймать хоть намек на то, что его услышали. И он его получил. Тсунаеши отозвался. — Я Вас слышу, — сказали с той стороны двери. Слишком близко для того, кто лежит на кровати. «Он прямо здесь», — понял Дино, изумленно притрагиваясь к двери и машинально сжимая ключ. Но решимости открыть дверь все еще не хватало. Да и Тсуна навряд ли захочет с ним видеться. Не после того, что он сделал. Хотя, быть может, Дино просто боялся этой встречи, ведь он и понятия не имел, как смотрел бы в глаза Тсунаеши. Каваллоне повернулся к двери спиной и плавно сполз по ней. Того, что Тсуна ему ответил, уже было достаточно. Но то, что он пришел к самой двери... Улыбка медленно коснулась уставшего лица. — Спасибо. — Дино-сан, — вдруг позвал его Тсуна. И от того, каким несчастным был этот голос, Каваллоне вздрогнул. — Отец мне рассказал одну легенду. И немного о Вас. Но он не сказал, что Вы работаете психиатром. — Так ты помнишь, — на Дино рухнуло внезапное облегчение. Слава Амано. Тсуна знал о его работе и все равно не прогнал. — Да. И... Еще я помню, что случилось недавно. Я все вспомнил. Все... Дино готов был поспорить, что сейчас Тсуна снова превратился в беззащитный комок, сжимавший собственную голову и сердце Дино. Он сам не понял, как вставил ключ в замочную скважину, и был готов уже повернуть его, но... Слова Тсуны, сказанные дальше, заставили мужчину застыть. — Я не хочу... становиться монстром... Понимаете? Не хочу... Но и рассказать Вам все я тоже не могу. Даже если Вы психиатр... Я не могу... Я никому не рассказывал... Никому... Ведь я... Дино вздохнул. Пальцы, державшие ключ, слегка ослабили хватку. Так вот, что его беспокоит. Какой он еще все-таки ребенок. — Мнение других тебя сейчас должно волновать в последнюю очередь, — нравоучительно сообщил Дино. — Лучше о себе побеспокойся. Не бойся все рассказать, я поверю всему, что бы ты ни сказал. И смеяться не буду. — Потому что Вы психиатр? — спросил Тсунаеши. — Потому что я твой друг, — ответил Дино и повернул чертов ключ. Тсуна, сидевший, прислонившись двери, поехал следом и рухнул спиной на пол. Усмехнувшись, Дино внимательно осмотрел лежавшего головой к нему мальчонку и протянул ему руку. Без задних мыслей Тсуна схватил ее и, поднявшись, бросился к Дино. Что бы там он ни думал, как бы сильно ни обижался, он скучал. И по ответным объятиями Тсуна понял: это взаимно.***
Сумерки окончательно захватили власть в городе, и Кея нехотя уставился в окно. Пора вернуться домой, но эти тупые хранители, похоже, и думать об этом забыли. Еще бы, их куда больше сейчас волновало бессмысленное собрание по поводу выходки Тсуны, пропавшей с ним связи и подобной ерунды. И с какого фига, спрашивается, они приперлись обсуждать это именно в его кабинет? — В общем, чтобы такого не повторилось, нам нужно достать кольца, — заявил Гокудера, и Хибари скривился еще больше. Кольца? Те самые? Тот индюк Каваллоне о них все уши прожужжал. — Я слышал о кольцах, но что за они? — полюбопытствовал Ямамото. Сасагава согласно закивал, хотя очевидно, что секунду назад он о самом существовании этих безделушек не знал. — Это кольца Неба и остальных элементов, хранящиеся в Вонголе уже множество лет и передающиеся из поколения в поколение, — начал вводить их в курс дела Хаято. — Всего колец семь, каждое принадлежит конкретному хранителю и одно — Небу. Носить их может только законный обладатель, и если наденет кто-то другой, то может к чертям палец оторвать. Правда, Небо обычно могло носить их все... Ну да ладно, — сам себя прервал он. — И зачем нам их искать? — почесал затылок Такеши. Он, как и все остальные, пока что искренне не понимал смысл этих пресловутых колечек. — А затем, что они обеспечат безопасность и нам, и Тсуне, — как что-то само собой разумеющееся произнес Гокудера. — Они же символ того, что мы хранители и находимся под защитой Вонголы. Так на нас больше не будут нападать, а Тсуна больше не сможет себя покалечить — кольцо Неба не позволит хозяину что-то сделать с собой, пока оно на руке. А еще с кольцами легче будет контролировать наше пламя, — как в доказательство своих слов, Хаято вызвал алый огонь на ладони и убрал обратно. Раза с пятого. — Тогда и правда стоит поискать, — задумался Такеши, не сводя глаз с попыток Хаято погасить свое пламя. — Не хочу снова найти Тсуну с перерезанной шеей. — Да и будет не очень приятно, если мы этим напугаем всю школу, — добавил Рехей, пальцем ткнув в Гокудеру, наконец разобравшегося с чертовым огоньком. Хибари же с видом мученика продолжал залипать в окно. Минут лишь через пятнадцать все наконец разошлись, и Кея, окинув кабинет зорким взглядом, выдвинул верхний ящик стола. Рядом со связкой ключей, всеми забытые, лежали чистые ножницы. Кея и сам не знал, зачем их подобрал и, тем более, вымыл. Но точно знал, что вернет их обратно при малейшей возможности. Ящик задвинулся обратно, вновь спрятав ножницы в недрах стола. Ключ звонко щелкнул, оповещая, что кабинет не откроют до завтра. Звучанье мягких шагов — и окончательная тишина.***
Мукуро чудом дождался, пока злосчастный ГДК свалит, и поковылял в сторону медпункта. Ублюдки из Мельфиоре ему последние ребра отбили за «провал миссии». Чертов Савада, ну почему он не схватил его тогда? Сегодня он во время слежки почувствовал в горле жгучую боль, и временно пришлось прерваться. Из-за этого он пропустил, когда у дома Савад появилась машина, тут же умчавшая прочь. После этого дом, казалось, опустел, и, пользуясь моментом, Мукуро проник внутрь. Но в комнате Тсунаеши он обнаружил лишь безумный бардак и лужи крови. И где теперь его искать, Рокудо не знал: последние отголоски интуиции, что раньше помогали его найти, безнадежно молчали. И Рокудо честно не понимал, с чем это связано: то ли с его собственным полуживым состоянием, то ли с машиной, ехавшей в центр с непозволительной скоростью. — Надеюсь, он не подох, — проворчал Мукуро и точным прицелом разбил несчастное окно. Теперь можно отправляться на поиски медикаментов.