***
В палате было холодно и темно. Закутавшись в тонкое одеяло, я смотрела в стену сухими, опухшими глазами. Все слезы уже выплаканы. Со смертью отца во мне образовалась пустота, которую нечем было заполнить. Словно черная дыра, она выжгла мою душу, забрав все самое хорошее, что было во мне. С самого детства я была предоставлена самой себе. Возилась во дворе днями напролет, грязная, оборванная, голодная. Воровать было нельзя — матери приходилось платить за меня штраф, а значит, меньше денег оставалось на очередную дозу, за что я нередко была бита. Я воровала еду у бездомных животных, которых подкармливали сердобольные старики, толклась у магазинов в надежде на объедки, в общем, выживала, как могла. Однажды мать просто не очнулась после того, как закинулась в очередной раз. Я просидела с ней рядом все утро, прежде, чем поняла, что что-то не так. На мой крик сбежались соседи, все закрутилось, и я оказалась в детском доме. Там было не так уж плохо — да, приходилось жить в строгом режиме, вокруг было много детей, зачастую, не слишком доброжелательно настроенных, но зато я была накормлена, больше не мерзла и могла играть в игрушки, которые раньше видела только издалека у других детей. Отец не знал о моем существовании до тех пор, пока компания опеки не направила ему запрос. Он расстался с матерью как раз из-за ее пристрастия к дури, и не знал, что она беременна мною. Папа не раз повторял, что только чудо помогло мне родиться здоровой и без патологий. Я была очень слабой и болезненной, но в целом развивалась, как и мои сверстники. Я хорошо помню, как мой отец появился на пороге игровой комнаты. Окинул взглядом пару десятков играющих детей и как-то беспомощно посмотрел на воспитательницу. Она провела его ко мне: — Хезер, к тебе приехал папа. В детском доме было не так уж плохо, но я вскочила и вцепилась в куртку отца так крепко, словно вознамерилась провисеть на нем всю жизнь. Помню, как сначала папа не знал, что со мной делать, чем кормить, какую одежду покупать, в какую школу водить. Я боялась оставаться дома одна, и ему приходилось брать меня с собой на работу, потому что без него я немедленно начинала громко рыдать. Потом дело пошло на лад: мы привыкли, приноровились друг к другу и зажили вполне себе счастливо. Все было хорошо, пока я не закончила школу и не начала выбирать себе профессию. Я очень хотела работать в ФБР, но не проходила туда по множеству причин, первой из которых стала физическая подготовка. Отец страшно разозлился, когда узнал, что я ходила в академию подавать документы. Он кричал, что я не в своем уме, что не представляю, насколько опасна его работа, и что он не желает стоять у моего гроба, накрытого национальным флагом. Я вышла из себя, наговорила глупостей и в тот же вечер ушла из дома. Я нашла себе жилье (не без помощи знакомых отца, конечно, но предпочитала гордо игнорировать этот факт) и начала заниматься боевыми искусствами, планируя подтянуть себя в физическом плане и попытать удачи в поступлении снова. Отец больше не вмешивался. Раз в неделю он звонил и спрашивал, как мои дела. Я сдержанно отвечала, что все хорошо. Неожиданно для себя я всерьез увлеклась дзю-дзюцу: сложная техника, мало подходящая для девушек. Это был самый настоящий вызов для меня. Я упорно занималась, в итоге получила черный пояс и стала мастером. Теперь я сама учу людей этому искусству. Я перевернулась на спину и уставилась в потолок. Когда умерла мать, я не почувствовала ничего, но смерть отца совершенно меня раздавила. Я даже не успела с ним помириться. Уверена, если бы мы просто поговорили, папа принял бы мой выбор. Он был понимающим человеком. Впрочем, что уж теперь…***
После того, как я вышла из больницы, я узнала, что в мою квартиру привезли архив отца. Не так уж и много: бОльшую часть изъяли в ФБР, но запароленный ноутбук, несколько фотографий и ежедневник почему-то оставили мне. Видимо, там не нашлось ничего интересного. Я не сразу нашла в себе силы прикоснуться к его вещам. Ходила вокруг них днями напролет, глядя, как на ядовитых змей, но единственным, что заставило меня разобрать коробку, было желание узнать, как погиб отец. Меня не устраивало сухое «при исполнении» неизменно озвучивавшееся на похоронах (гроб был накрыт национальным флагом, да. Проклятая ирония) коллегами папы. Я собиралась узнать все, вплоть до последних минут его жизни. Начала я с врача, проводившего вскрытие. Стоило показать документы, доказывающие, что я — дочь погибшего, как мне тут же предоставили отчет. Тут-то мои глаза полезли на лоб. В отчете черным по белому было написано, что смерть наступила в следствие многочисленных ножевых ранений в области грудной клетки, плеч и шеи, нанесенных мистером Вайлдом… самому себе. Иначе говоря, это было самоубийство. Я не сразу смогла осознать смысл написанного. Решив, что в документах какая-то дурацкая ошибка, я обратилась к подруге отца, Синтии О’Джонсон. Синтия знала меня с самого детства, охотно соглашалась посидеть со мной, когда отец привозил меня к себе на работу, но не имел возможности со мной возиться. Это был запрещенный прием с моей стороны, ведь Синтия ни в чем не могла мне отказать, но я собиралась использовать любые методы, чтобы узнать правду. — Да, слушаю? — голос Синтии звучал немного сдавленно и гнусаво, будто она украдкой плакала на рабочем месте. Впрочем, почему же «будто»? Их с отцом связывало многое, подозреваю, был почти служебный роман, но сойтись они так и не успели. — Синтия, это Хезер. — Здравствуй, милая, — глухо сказала Синтия и шмыгнула носом, — Как ты? Держишься? — Стараюсь, — я мельком поразилась своему спокойствию. Сослуживица отца захлебывается рыданиями, а я… я трясусь от ярости и желания понять, что же все-таки произошло, — Я бы хотела узнать подробности о смерти отца. — О… ясно. Я понимаю, да. Что ты хочешь знать? — Я видела медицинское заключение о смерти папы. Тебе не кажется, что там написан полный бред? Самоубийство и он — вещи абсолютно несовместимые! Голос Синтии зазвучал еще тише, хотя дальше, казалось, некуда. — Мне очень жаль, Хеззи, но Рик действительно покончил с собой. Этому есть многочисленные свидетели, да и записи с камер наблюдения были переданы лично полицией. Синтия говорила, а я слушала ее слова, находясь в состоянии, близком к обмороку. Выходило, что папа среди белого дня зашел в магазин, торгующий кухонной утварью, выбрал самый большой и острый нож и принялся методично кромсать себя на части. Его пытались остановить, но папа, и так обладавший недюжинной силой, да еще и с подготовкой ФБР, без труда раскидал доброжелателей и продолжил наносить удары. Когда приехала полиция, все было кончено. — Он не мог так поступить, — пробормотала я, — Я поверю во что угодно: гипноз, магнитные волны, воздействие инопланетян, но только не в самоубийство. — Милая, тебе придется смириться с этим. Твой отец был очень честолюбивым человеком и не умел признавать поражение. Для него стало страшным позором то, что он не смог выполнить поручение… — Чье? — жадно спросила я, почувствовав, как замялась Синтия, — Над чем работал папа? Где это все произошло? — Я не… не могу тебе ответить. Прости, но это секретная информация, — голос женщины приобрел железные нотки, и я поняла, что тут мне ловить нечего, и скомкано попрощалась, отговорившись срочными делами. Ладно, сейчас у меня есть чуть больше, чем час назад, а именно — совершенно нелепая картина смерти отца. Говорят, что чем глупее вам кажутся слова окружающих, тем больше в них правды, но это явно не мой случай. Я хорошо знаю папу, и готова повторять, как заведенная, всем желающим — он не мог покончить с собой. Не мог и все. Да, мы не общались толком уже два года. Да, я видела его крайне редко. Но не мог он настолько резко измениться, чтобы самостоятельно свести счеты с жизнью, да еще и таким жутким способом. Стоп. Я резко выпрямилась, глядя перед собой. Синтия говорила про камеры и свидетелей? ФБР связаны подпиской о неразглашении, однако Интернету трудно заткнуть рот, и информация в каком-никаком виде, но обязательно просочится в массы. Журналисты, блоггеры, пользователи в социальных сетях — в наше время невозможно остановить желание людей поделиться друг с другом происходящим. Я открыла ноутбук и принялась формулировать запросы, насколько вообще позволяла моя фантазия. Пришлось отсечь множество вариантов, но искомое все-таки нашлось. Боже, храни Твиттер и Фейсбук. «О черт, мужик на моих глазах воткнул в себя тесак! Я чуть не сдох!» «Да лучше бы ты повесился у себя дома, чем творил такое на глазах моих детей, ублюдок!» «Неужели у тебя не было другого выхода? Чувак, конструктивный диалог с психотерапевтом творит чудеса» «Мужчина средних лет покончил с собой ужасным способом — буквально искромсав себя ножом. Что сподвигло его на этот шаг? Может быть, это акция протеста против действий правительства?» Было даже видео на Youtube, которое я не смогла досмотреть — мне стало плохо и пришлось срочно бежать в туалет, чтобы не испачкать ковер. Там без сомнений был мой отец, но то, что он творил с собой… Господи, не могу об этом думать. Когда я вернулась через некоторое время, умытая, с тщательно вычищенными зубами, я обратила внимание на комментарий под видео. «Возможно, мужика покарал Кира? Тогда туда ему и дорога». Кто-кто покарал? Это что еще за Кира? А ну-ка… Через некоторое время передо мной появились сотни тысяч ссылок, и это воистину был портал в бездну. Мне показалось, что я попала в другой мир: существует человек, точнее, некое сверхсущество, которое может убивать людей силой мыслей. И оно убивает лишь тех, кто делает зло и вообще, плохо вел себя в этом году. Что это за долбанный Бэтмен? Сначала я решила, что это сюжет какого-то комикса, о котором я ничего не слышала, но чем дальше читала, тем больше осознавала, что множество людей считают это чистой правдой. Япония далеко расположена от Соединенных Штатов, но теперь у меня было чувство, что мы обитаем на разных планетах. Теоретически выходило, что этот самый Кира (или стоит называть его Киллер со скидкой на произношение?) мог заставить человека умереть любым способом. Чаще всего это был сердечный приступ, но в последнее время прокатилась волна самоубийств — преступники в японских тюрьмах массово кончали с собой. Но мой отец не был преступником! Он всю жизнь положил на то, чтобы бороться с ними. Значит, этот Кира не мог убить его, раз он такой справедливый, как о нем пишут. Интересно, как это работает… допускаю, что этот Бэтмен существует, но сомневаюсь, что убивает он таким сверхъестественным способом. Наверняка есть более прагматичное объяснение. Но черт с ними, теперь у меня есть место действия — Япония. Магазин, где отец покончил с собой, находился в районе Канто. Пользователи, которые описывали происшествие — их геоположением в момент написания твиттов так же является Канто. Круг сузился, но зачем его туда занесло? Я перевела взгляд на коробку с вещами папы, сиротливо стоящую на столе… и стремительно бросилась к ней. Схватила ежедневник, жадно зашуршала страницами. Встречи, запланированные дела, список покупок, позвонить дочери, свидание с Синтией (ого!), вылет… в Токио? А вот и билеты. Самолет в Токио, чек из такси, визитка с адресом отеля — и тоже Канто. Подтверждение есть, мотива ноль. Что дальше? Мой взгляд упал на ноутбук. Да, там стоит пароль, но как раз это не проблема. Я достала из кошелка флешку и воткнула в USB-вход. Прости, папа, в круг моего общения входят не самые порядочные люди, зато их навыки весьма полезны. Ник Холдер, чересчур талантливый хакер, которому я помогла избежать тюрьмы, благодаря знакомым в ФБР, сделал для меня меня замечательную утилиту, имеющую несколько полезных функций, в том числе — осуществление взлома системной защиты электронных устройств. Изначально предполагалось, что я буду использовать ее исключительно для своего компьютера, от которого я вечно забывала пароли, но теперь программа послужит для не самого добропорядочного дела. Надеюсь, этот ханжа, я имею в виду Киру, не решит меня наказать за это. Компьютер задумчиво помигал лампочками на корпусе, но все-таки запустился. Первым делом я открыла рабочую почту: если где и есть информация о делах папы, то только там. Дневника он, к сожалению, не вел, а жаль — это сильно упростило бы дело. Ладно, что у нас здесь… Так, сообщения заканчиваются за месяц до предполагаемого отбытия отца в Японию. В жизни не поверю, что месяц он сидел отшельником и не висел на связи со всем своим отделом одновременно. Не будем забывать и о таинственном человеке, упомянутым Синтией, чье поручение выполнял отец. Они должны были держать связь, но каким образом? На какой адрес отец отправлял отчеты? Похоже, все скрупулезно удалялось после прочтения и отправки. Тут бы я и застопорилась в своем расследовании, если бы не Ник. Обязательно подарю парню бутылку самого дорогого алкоголя: не знаю, что делала бы без его чудесной программы. Я распаковала архив из флешки, и та принялась обрабатывать информацию. В ожидании завершения процесса я сходила на кухню за кофе и с ногами забралась в кресло, задумчиво глядя на медленно увеличивавшуюся зеленую полосу, показывающую степень загрузки. Пока моя голова забита, пока я вижу цель и иду к ней, я могу держаться на плаву и не позволять тоску и горю с головой захватить меня. Но стоит мне остаться без дела… не хочу думать, что тогда сделается со мною. Программа негромко свистнула, сообщив об окончании обработки. Я посмотрела на результат и присвистнула тоже, куда громче. Пять сотен удаленных писем! Да-а, мне в них не разгрестись до конца жизни. Ну-ка, поиск по дате: меня интересуют письма месячной давности. Результат превзошел все ожидания: отец педантично фиксировал каждый свой шаг в расследовании и направлял отчеты неизвестному адресату каждый вечер, ровно в 23:00. Имя и адрес получателя не смогла распознать даже моя программа, отец в письмах называл его всего одной буковой — L.