Не то, чем кажется

Я нервничала. Нет, не так — я ОЧЕНЬ нервничала. Интересно получается: я сунулась в незнакомую страну, разыскивать неизвестно кого, влезла с головой в жуткое дело с мистическими убийствами, где риск умереть выше, чем подхватить насморк зимой, но совершенно ничего не боялась. А сейчас, когда мне предстояло попасть на территорию престижного университета Японии, и влиться в толпу весело гомонящих подростков, у меня подгибались колени от ужаса. Что я буду делать? Как мне себя вести, чтобы сойти за свою? А главное — где мне искать этого чертового Ягами? Конечно, я получила множество инструкций, как от самого Рюдзаки, так и от его помощников. Меня курировала мрачная девушка по имени Асами, и будь я проклята, если это было ее настоящее имя. Мне тоже пришлось обзавестись псевдонимом и легендой — так уменьшался риск, что Кира убьет меня, если я вдруг покажусь ему чрезмерно подозрительной. Итак, меня звали Хлоя Саммерс, я приехала по обмену из Америки поступать на юридический факультет. Лишь только проглядев предложенные тесты, я замахала руками и отказалась ковыряться в них самостоятельно: из всего текста я разобрала только цифры и знаки препинания. Я предложила состряпать мне результаты с итоговым баллом чуть выше среднего — у меня не было никакого желания привлекать к себе повышенное внимание. Рюдзаки согласился со мной: было бы странно, если бы иностранка сдала вступительные экзамены на максимальный балл. Свои же тесты он делал сам, и я не сомневалась, что аттестационная комиссия, едва увидев результаты, расшибется в лепешку, но заполучит его в студенты. Нам того и надо было. — Лайт — очень талантливый студент. Не сомневаюсь, что он так же сдаст экзамены на высший балл или около того. Ему свойственна некоторая самоуверенность, и когда он увидит, что есть еще один человек с такими же результатами, как у него, он наверняка захочет взглянуть на меня, — сказал Рюдзаки, когда мы готовились к, если так можно выразиться, внедрению. Я удивленно покосилась на него: — Кажется, вы успели хорошо изучить этого парня? — Пришлось, — неопределенно отозвался детектив, — Хезер, будет лучше, если в университете вы будете обращаться ко мне на «ты». Насколько мне известно, в среде студентов не принято вежливое обращение. — В английском языке нет различий между обращениями, — напомнила я, — Их можно уловить разве что из контекста предложения. Рюдзаки забавно повел бровью. — Зато в японском есть. Я интенсивно учила язык. Выходило плохо, особенно печально у меня было с письменностью, в которой иероглифов насчитывалось больше, чем волос у меня на голове. Кажется, я никогда не смогу до конца выучить японский, но если научусь хотя бы воспринимать на слух и понимать, о чем идет речь, уже будет прекрасно. Не смотря на то, что несколько десятков слов я уже успела выучить, до полной победы мне предстояло сгрызть горы гранита науки, и я мрачно представляла себя, шамкающей челюстями со стертыми до самых десен зубами. Асами раздраженно тряхнула короткими темными волосами и что-то недовольно пробормотала на японском, не отрываясь от планшета. Из пары отрывистых предложений я разобрала только «риск» и «глупость». — Мы это уже обсуждали, Асами, — не оборачиваясь, отрезал L, а я запоздало сообразила, что кое-кто посмел критиковать начальство. Рискну предположить, что девушка сообщила, насколько опасной считает затею детектива. В конце-концов, он собирается явить себя возможному серийному убийце. — Но ведь Кира не узнает вашего имени, а значит, не сможет вас убить. Верно? — вмешалась я, — Одного лица ему недостаточно? — Вы правы, — отстраненно ответил Рюдзаки, и меня осенило холодной, как рыбья чешуя, мыслью. Ведь он же не из-за меня решил сунуться в самое пекло? Не из-за того, что я обвинила его в трусости и бездействии? Нет, не может быть. Это же детектив L, он умен, расчетлив и хладнокровен, и уж точно не повелся бы на высказывания какой-то там блондинки. Но если бы мне такое швырнули в лицо, я бы точно оскорбилась, и, как минимум, съездила бы по уху оппоненту, а, как максимум, бросилась бы доказывать, что я лучше, чем обо мне думают. Терпеть не могу, когда меня критикуют, бр-р. Любая критика заставляет меня взорваться от негодования и злости, как бы я не старалась держать себя в руках. Впрочем, ничего такого ужасного в этом нет: все мои ровесники очень болезненно относятся к нападкам и обвинениям, особенно если они… Стоп. Я выпрямилась, когда очередной кусок головоломки со щелчком встал на место. — Так вот почему вы устроили весь этот фарс с убийством обреченного преступника и трансляцией на всю Японию! А я-то голову ломала, с чего вы взяли, что Кира отреагирует на такую явную провокацию… Рюдзаки оперся бедром о край стола и засунул руки в карманы. Взгляд, устремленный на меня, сделался неприятно колючим. — Ты считаешь, что это был фарс, Хезер? — холодно спросил он, а я оцепенела не то от злости, явственно сквозившей в голосе Рюдзаки, и от того, что он сейчас явно обратился ко мне на "ты". Хотя форма обращения не изменилась и по-прежнему звучала, как «you», я осталась в полной уверенности, что никакой вежливостью тут и не пахло. Асами высунулась из-за монитора по пояс, пользуясь тем, что Рюдзаки ее не видит, и сделала такие страшные глаза, что я подавилась невысказанными словами. Господи, да что его так зацепило-то? — Н-нет, — пробормотала я, — Простите, должно быть, я неправильно выразилась. — Должно быть, — сухо отозвался детектив, — Асами, закончи здесь с мисс Вайлд. Мне нужно работать. С этими словами он стремительно исчез в дверях. Я проводила глазами эту громовую птицу и недоуменно спросила: — Что это было? Асами развернулась ко мне вместе со стулом и припечатала: — Ну ты и дура. Ты хотя бы иногда думаешь, что говоришь? — Да что такого-то?! — начала и я закипать, — Я всего лишь имела в виду, что L разыграл гребаное шоу перед Кирой, чтобы тот запаниковал и выдал себя! Асами выдохнула и криво усмехнулась: — Знаешь, что я тебе скажу? L, конечно, великий детектив с невероятными мозгами, но некоторые вещи он воспринимает совсем не так, как обычные люди. В данном случае, боюсь, он понял тебя буквально: что все это выглядит для тебя лишь комедией, клоунадой. Рюдзаки жуткий чистоплюй, и он абсолютно безжалостен к врагам, однако собственными руками, пусть даже косвенно, он еще никого не убивал. Он ведь помешан на правосудии, а согласно нашей системе, преступник должен сперва предстать перед судом, который вынесет приговор. Думаю, твое отношение его здорово покоробило. — Но ведь Тейлору приговор был вынесен — смертная казнь, — пожала я плечами, — Чего он теперь терзается? Асами посмотрела на меня насмешливым взглядом: — Я смотрю, тебе ни разу не приходилось убивать. Меня обдало холодом от этого спокойного утверждения и от того, каким ровным тоном это было произнесено. Словно она сообщила, что я ни разу не каталась на скейтборде или не была на Манчестере. Как будто убийство — абсолютно обыденная вещь, которую может при желании совершить каждый. — Вот видишь, как тебе пришибло, — хмыкнула девушка, увидев мои расширившиеся от ужаса глаза, — Чего ты удивляешься, что L до сих пор дергается? Действительно. Честно говоря, глядя на детектива, я ни за что не подумала бы, что его волнует чья-то смерть, особенно преступника. Рюдзаки походил на невозмутимый айсберг, неотвратимо плывущий к своей цели — ну, а если по пути пришлось потопить «Титаник» и погибли люди, что поделать? Такова наша жизнь. Но Асами определенно описывала мне какого-то другого L, не того, каким он казался мне и группе расследования. Можно подумать, он всегда разный, ха. Тоже мне, многоликий бог, «ночью одна, днем другая». — Ты давно его знаешь? Вы дружите? — спросила я, имея в виду детектива. Асами скептически взглянула на меня: — Разве мы похожи на закадычных друзей? Я с ним работаю. И все. — И как вы… нашли друг друга? Девушка усмехнулась: — Хезер, твои формулировки просто бесподобны. L сам меня нашел. Я работала на Интерпол, когда он связался со мной и предложил выполнить парочку поручений за приличную сумму. Я была на мели и не стала ломаться. Так и пошло: время от времени я меняю работодателя. — И Интерпол не возражает? — подняла я брови. — Ничуть. Интересно, сколько еще организаций пляшут перед Рюдзаки на задних лапах? ФБР, Интерпол, ЦРУ, штат полиции — список впечатляет. — Может быть, L отсыплет соратникам чуточку влияния, а то как-то зависть заедает, — мрачно поинтересовалась я. Кажется, вышло немного ядовито. — Спроси у него сама, — посоветовала Асами и неприятно усмехнулась, — Только поубавь сарказма в голосе. L этого не любит. Язвила я скорее по привычке, чем действительно от раздражения. Рюдзаки меня по-прежнему напрягал, но негативного отношения к нему не было: оно просто разбивалось об его отстраненную, но неизменную вежливость. Трудно сердиться на человека, который не отвечает вам тем же. Поэтому, когда мы встретились уже непосредственно перед поездкой в университет, я примирительно заговорила первая: — Прошу прощения, Рюдзаки, но я до сих пор не понимаю, с чего вы взяли, будто Кира — подросток? Детектив оторвался от немаленькой толщины отчета, который просматривал с поистине космической скоростью: со стороны казалось, что он просто бездумно листает страницы, но благодаря феноменальной памяти, Рюдзаки было достаточно одного взгляда, чтобы прочесть и запомнить написанное. Меня так и подмывало устроить небольшую проверку, но храбрости предложить ему это мне не хватало. Все, что я могла — с неприкрытым интересом таращиться на происходящее. — Мне хватило нескольких недель наблюдений, Хезер. Представьте себе, что у вас появилась сила, позволяющая стереть ваших врагов с лица Земли. С кого вы начнете? — Э… — представлялось плохо. Я смущенно потерла затылок, — Одно время мне очень хотелось прибить своего наставника. Очень вредный был тип, обожал, когда мы в синяках уходили с занятий. Но зато учил так, что даже самые сложные связки становились понятнее, чем простой карандаш, и это было единственным, что удерживало меня от желания забросить занятия и поискать себе другой смысл в жизни. — И что вам помешало? — У него был черный пояс, а у меня ни черта и чуть-чуть амбиций. Есть и более зрелищные способы самоубийства. Рюдзаки наклонил голову и тихо рассмеялся. Я удивленно улыбнулась: какая прелесть, смеющийся айсберг только здесь и сейчас, спешите увидеть! То он обижается непонятно на что, то хохочет над не самой смешной шуткой. Очень странный человек. — Хорошо, — отсмеявшись, продолжил он, — Иначе говоря, вы начали бы со своего окружения. Глупый начальник, шумный сосед, собака за окном — это все раздражители, которым подвергается за всю жизнь любой человек, и абсолютно любой хочет в глубине души избавиться от них. Но тут картина совершенно другая — умирают отбросы общества, те, кто всем миром признан преступниками, те, кому смерти желает не один человек, а множество. Почему? — Потому что у убийцы активная гражданская позиция, — хмыкнула я. Рюдзаки покачал головой, поднялся и стал прохаживаться туда-сюда, держа руки в карманах и сгорбив плечи. Речь его, напротив, стала быстрее и увереннее. — Умирают преступники и только они, остальные смерти от сердечного приступа не стоит брать в расчет, девяносто шесть процентов из них произошли от естественных причин. Убийца помешан на справедливости, он уверен, что делает доброе дело — очищает мир от зла, будто убийствами можно решить проблему. Налицо инфантильность, болезнь, которой заражены многие подростки. Сюда же добавим максимализм — если мыслить, то глобальными масштабами, не отвлекаясь на мелочи, вроде пресловутой собаки. Отдельно хочу обратить ваше внимание на время убийств: все они происходили поздно вечером либо ночью, иногда рано утром. По времени совпадает с продолжительностью школьных занятий. — Но ведь это время может быть и обычным рабочим днем? — вставила я, крутя головой следом за перемещениями детектива в ограниченном пространстве. — Только не в Японии. Тут люди предпочитают допоздна задерживаться на работе и тщательно выполнять служебные обязанности. Даже просто сменить работу здесь считается плохим тоном. Итак, что у нас получается? Некоторая инфантильность, юношеский максимализм, время убийств — выходит, Кира подросток. Однако, как только я озвучил свое предположение группе расследования, время убийств изменилось: теперь преступники умирали… равномерно, в течение всего дня. Что это означает? — Что Кирой может быть любой человек из группы, — прошептала я, оцепеневшими от внезапного страха губами. L недовольно покачал головой: — Вы совсем не берете в расчет то, что я сказал ранее. Среди моего окружения нет подростков-школьников. Зато у шефа полиции имеются сын и дочь, учащиеся в школе. — Думаете, Ягами приходит домой и подробно рассказывает то, что сегодня обсуждалось на встрече с вами? — при всей моей неприязни, Соитиро не был похож на записного болтуна, — Поверить не могу, что вы не взяли с этих ребят подписку о неразглашении. Рюдзаки мрачно улыбнулся, поймав мой удивленный взгляд. — Во время первой встречи я выразил надежду, что наш разговор не покинет этих стен. Зато теперь они держат язык за зубами вдвойне старательней. Продемонстрировать мнимое доверие, чтобы потом держать всех в узде даже не авторитетом, а стыдом — что ж, это умно, но как-то… мерзко? Неприятно? Я не знаю, как относиться к таким методам. — Понятно, — пробормотала я, — То есть, вы полагаете, дети Ягами услышали, что вы подобрались слишком близко к ним в своем расследовании, и изменили тактику? — Верно, — кивнул детектив, — И это стало очевидным и мне, и моей группе. — Но тогда я не понимаю, почему мы сейчас собираемся сближаться только с сыном господина Ягами, оставляя в стороне дочь, — нахмурилась я, вновь преисполняясь скепсиса, — К тому же, не могу поверить в то, что остальные члены расследования бездетны. Вам не кажется, что все ваши зацепки писаны вилами по воде? — Если бы у меня на Киру нашлось что-то более весомое, уверяю вас, он бы давно сидел за решеткой, — сухо ответил Рюдзаки. Он отвернулся и подошел к окну, а когда заговорил, то я с удивлением разобрала неуверенность в его голосе: — Я следил за всеми подозреваемыми и принимал в расчет любое неосторожное слово, жест и взгляд. Сам бы я ничего не смог сделать, однако агенты ФБР, в том числе и ваш отец, были моими глазами и ушами во время расследования. Они все умерли в одно и то же время, но лишь один агент перед этим вынужден был вступить в контакт с подозреваемым. Агент Рей Пенбер говорил с Ягами Лайтом, а после этого умер от сердечного приступа. Конечно, это может быть просто совпадением, скажете вы. Кира мог находиться поблизости, мог действовать издалека, мог вообще улететь из Японии после моего выступления по ТВ, однако, после того, как с собой покончила Мисора Наоми, невеста Рея, я отбросил остальных подозреваемых и взял под наблюдение две семьи, за которыми следил агент Пенбер. Я установил в их домах камеры и жучки и сутки напролет наблюдал за их поведением. — И Лайт выдал себя, да? — с бешено колотящимся сердцем спросила я. Рюдзаки медленно покачал головой. — Нет. Напротив — он дал меньше всего поводов подозревать себя. И это меня насторожило. — Потрясающе, — пробормотала я, — Тогда, исходя из вашей логики, вы и меня подозреваете? Чем меньше у вас доказательств, тем выше градус подозрения, так что ли? — Вероятность того, что вы окажетесь Кирой, равна примерно трем процентам, — безмятежно отозвался детектив, — Я не стану исключать такого варианта, хоть и оправдал вас перед своими людьми. Я испытала сильнейшее желание врезаться лбом в собственную ладонь. — Хорошо, этот момент я усекла. Продолжайте. L обернулся, и я увидела, что выражение его лица стало сумрачным и очень серьезным, а взгляд словно направлен вовне. — Хезер, вам придется смириться с тем, что данное дело я расследую не по зацепкам, а основываясь исключительно на собственной интуиции и последующих выводах. Любой неверный шаг грозит мне гибелью, любая ошибка может стать последней. Я похож на слепого, бредущего на ощупь по краю пропасти. Поверьте, я тоже мечтаю о железных доказательствах вины Киры, но он слишком осторожен, чтобы допустить столь грубую ошибку. Эта партия будет весьма затянутой… Тряхнув головой и будто вспомнив о моем существовании, Рюдзаки посмотрел на меня: — Если вы захотите уйти, я направлю заявку в Интерпол с просьбой провести вас по программе защиты свидетелей. Не буду врать, я не знаю, спасет ли это от Киры, если он вознамерится убить вас, но по-крайней мере даст вам шанс. — Ну уж нет! — я так разозлилась, что вскочила на ноги и подошла почти вплотную к стоящему у окна Рюдзаки и, запрокинув голову, яростно посмотрела ему в глаза, — Я не для того мчалась на другой континент, чтобы вот так сдаться на самом старте. И я не боюсь этого вашего маньяка. Я собираюсь засадить его за решетку, или, как минимум, увидеть, как это сделаете вы, а потому приложу все силы, чтобы это случилось как можно скорее. — Я понял, — усмехнулся L и протянул мне руку, — Тогда добро пожаловать в группу расследования.