Путь

      В девять утра четверо сонных мужчин вывалились из микрика на улицу. Мороз полоснул по розовощекому, гладковыбритому лицу Шастуна и улегся какой-то коркой. Антон почесал скулу в надежде избавиться от этого ощущения, но эффекта почти не последовало. Просто щека еще сильнее порозовела и заколола.       Ничто Антон не любил так, как лето. Воть хоть что ему дай, он все равно будет убежден, что лето — лучший из сезонов. Однажды он доказывал кому-то (возможно, Арсу), что “расцвести” может только летом. А зимой все бледное, и он бледен. Тогда они еще были мало знакомы друг другу, и Арсений не имел счастья видеть зимнего Шастуна, поэтому Граф просто улыбнулся и неопределенно пожал плечами. — И это говорит пряник, который всякий раз, выходя на мороз, весь краснеет и искрится, — ответил за Арса Дима, сидящий на диване, тогда как Попов любовался на Антона с пола комнаты ожидания, скрестив ноги по-турецки. Арсений кротко бросил взгляд на Поза и, улыбнувшись шире, подмигнул Шасту. — Козлы, — растянулся в улыбке Шастун, скрестив руки на груди и поочередно глянув на коллег. — Смотри-ка, а пряник-то с начинкой! — кивнул Попов и сверкнул голубыми, по-кошачьи обольстительными глазами. — Пошли лучше покурим, — предложил Дима. Тогда Арс не курил, и поэтому остался сидеть на месте, вежливо отказавшись и пожав протянутую ему теплую конечность с кольцами, что приглашала его встать.       Нахохленный, хмурый Матвиенко молча подошел к Арсу и тяжело облокотился на его плечо, засыпая прямо на ходу. Попов не сразу оценил это, поскольку пребывал в своих воспоминаниях о прежних днях и попутно мечтал пережить их еще раз не в одиночку. Антон стоял чуть поодаль и смотрел в телефон, раскуривая сигарету и пританцовывая. — Не спи, замерзнешь, — тихо произнёс Арсений, потрепав Серого за плечо. Оно в какой-то момент слегка шевельнулось, но в том однозначном жесте, после которого понимаешь, что приставать боле не надо. — Зачем ты только вышел, Хвост? — с недоумевающей усмешкой вопросил Попов, слегка придерживая Серегу за спину. — Я неправильно оценил ситуацию, — пробубнил Матвиенко и попытался открыть глаз. — Я подумал, мы приехали уже. А мы почему-то стоим, хуи морозим. Почему, Арс? — Да не знаю! — всполошился Попов и подтолкнул Серого в сторону автобуса. — Иди в тепло, низкорослик, и не тревожь мне сердце больше. — Поэтично, — одобрительно кивнул Поз, испустив дым. Арсений покачал головой, через плечо проследив прежде, как его друг добрел до машины и скрылся за дверью. — А твой сезон любимый какой, Дим? — спросил Актер, выудив покрасневшими кончиками пальцев сигарету из пачки Поза. Дима вскинул бровь, отвел взгляд и задумчиво опустил уголки губ. — Любимый сезон? Хрен знает. Во всем есть своя и задница, и пятница. Но комфортнее мне, когда тепло. Не жарко! А тепло. До двадцати пяти градусов по Цэ. Конец лета и добрый кусок осени, так это обозначим. Сезон Позова. — Посезон, — брякнул Арс и прочистил горло, тут же извинившись у всех присутствующих за столь некачественную игру больного воображения. Вдруг все, включая только-только подлетевшего Стаса, воззрились на хихикающего Шастуна. Арсений улыбнулся и, кивнув в сторону Тохи, который, впрочем, все это время пялился в телефон, и неизвестно, над чем точно хихикал, произнёс осторожно, чтобы не спугнуть: — Свой зритель всегда найдется. Шеминов с каменной рожей похлопал его по плечу, а Дима поддержал Графа одним кивком. — Докуриваем, едем дальше. Последние километры, — подбодрил ребят Стас и нырнул в авто. Арс, делая последние затяжки, подошел к Антону и дернул за руказ куртки. Шаст вытаращился на него. Попов вытаращился в ответ. — Арсений? — Антон? — Привет. — Привет! Какими судьбами? — Да вот тут стою… — И я, прикинь, везуха! Шастун проморгался и, нахмурившись, напряженно убрал телефон в карман штанов. Арс рассмеялся и кивнул в сторону автобуса. — Поехали, Тох. Пора. Папа Птица сказал, немного ещё осталось. Когда Попов повернулся к Антону спиной, Длинный осторожно налетел на него сзади и повис свободными руками на графских плечах. — О, Арс. Все самое ценное взял! — одобрил снова Позов и пропустил коллег вперед. Арсению было приятно слышать похвалы от Димы. Вообще он действует на Попова как-то удивительно благоприятно. Смягчает углы, если они есть, безропотно делится сигаретами, может поддержать эмоционально. Но Арс давно усек, что если ты приходишь к Диме с болячкой, то он с великой вероятностью проведет тебя вглубь ея и деликатнейшим образом укажет: “Вот корень. Руби, если есть силы”. А сил даже на столь трудный путь иногда не хватает. Позов привык помогать и словом, и делом, и, главное, доводить все до конца. Вполсилы он сопереживать не станет. Шикарный, в общем, человек.       Затащив Антона в машину, Арсений отпустил его руки и, придерживая лишь за указательный палец, повёл за собой к своим задворкам. Вдруг Шаст прижался к Графу и, наклонив голову, начал что-то активно вещать ему на ухо. Тогда Арс перевёл взгляд вниз и увидел торчащий вверх пучок серегиных волос. Хохотнув в кулак, Попов сдержанно проследовал дальше, утешая разрывавшегося от смеха Шастуна. — Погоди, Арс! Разве мы можем упустить этот миг? — одернул коллегу Тоха и потянул назад за плечо. — Ну, как говорил классик: “... что делать, если победа сердца над разумом?” — полушепотом сообщил торжественно Арсений и несколько раз нажал на пучок каштановых волос, издав несколько разных, но вполне характерных для этого жеста звуков. Надо было видеть, как посмотрел на них Серый. Это был персонаж из пьесы “На дне”, олицетворяющий собой самоё Дно непосредственно. Дно во плоти. В черных восточных глазах — по две бездны. Антона опять разрывало, только вдвое сильнее, Арс стоял, как вкопанный, упорно держа морду кирпичом. Вскоре он почувствовал руку на своей талии и аккуратный толчок. Сохраняя самообладание, два шута неторопливо отплыли от места Сереги и потом еще минут пятнадцать с перерывами ржали друг другу в плечи. Они разбудили всех. Оставшийся путь компания провела под энергичную музыку из антохиного плейлиста.