Сейчас читатель придет в неистовство. “Как же, — закричит он, — как же Арсений натурал-то, туды ж его в качель?!” Господа, ваше возмущение обосновано. Я сам нихера не понимаю, что с этим Арсением не так. Наверное, ему очень плохо. Мне тоже. Или он просто Арсений? Или я?
За круглым широким столом высотой по колено, в глубоких мягких креслах, объединенных по двое, восседала вся импровизационная команда актёров и Стас. В своем кресле на двоих он сидел один, однако это выглядело не менее гармонично, чем если бы рядом сидел кто-то еще. — Смешные креслица! — восхитился Арсений, усаживаясь на своё место. Полоснув взглядом по Шасту, Арс с хлопком опустил ладонь на пустое пространство рядом с собой. Антон покорно сел и, уперев локти в разведенные по сторонам ноги, скрепил руки в замок. Заказали бухла тысяч на пять. Дорогого и очень эффектного в подаче. Арсений пытался заказать коктейль “Секс на барной стойке”, но официант его уверил, что это возможно лишь за барной стойкой. Попов пожал плечами, улыбнулся и сказал: — Что ж, я до нее обязательно доберусь. А пока используем кресло! Арсений тогда не увидел, но Шастун изрядно побагровел. Удивительное разнообразие цветов и форм, чарующие ароматы дыма из кальянов и вибрации музыки, проходящие по всему телу, расслабили ребят. Антон дергал головой в ритм и ржал после каждого выпитого им бокала или стакана, потому что негодяйский Арс постоянно норовил в тот момент дернуть друга за руку, при этом зычно крича: “Шокер!”. Это была их игра. Дима сцепился в разговоре с Сережей, делясь какой-то очень длинной, но крайне веселящей историей, действующей как на Серого, так и на неподалеку греющего уши Шеминова. Было хорошо. Каждому нашлось место. — Шаст! Антон отдернул руку с вискарем сразу же, но встретил лишь удивленный и вместе с тем насмешливый взгляд Арсения. — Ох ты, рьяный какой, — оценивающе сощурился Граф, но вскоре сбросил эмоцию и тут же перешел к другой. Обхватив шастунские плечи и наклонив самого Антона немного вниз, Арс приблизился к его уху и спросил: — Какой там танец ты говорил? Или мне показалось, как обычно. — А, трайбл называется, — отозвался Шастун, слегка стушевавшись. — Он такой… ну, типа плавный. Вроде восточный. — Ну да. Тут как-то сразу прояснилось, — кивнул Попов и поджал губы в усмешке. Антон весь зашевелился и начал вырываться из-под арсовой руки. — Чё вот ты угараешь надо мной? Я же совсем тугой во всем этом, — обиженно проговорил Шаст и даже отстранился от Арсения, хлестанув от обиды виски. Граф был так поражен реакцией, что даже не успел отреагировать сам. Шастун, казалось, был напряжен везде, куда ни ткни, — палец сломаешь. Арс присел поближе к Тохе и прямо налег на него, обеими руками пытаясь размять твердые, как чертовы камни, плечи. — Да ладно тебе, Шаст. Извини, если перегнул. Забыл, что ты внутри так эластично-чувствителен. Антон повернул нос к Арсению и из-за своего плеча глядел на него охуевшими совиными глазами. Арс заметался и невольно оторвал от него руки. — Так, я понял… — ровно усевшись на своё место, Попов сложил кисти у себя в ногах и виновато, как ребенок, поднял глаза на Шаста. — Прикажешь умереть? — Да ну тебя, Сергеич! Успеешь еще помереть, — вспыхнул Антон и схватился за трубку кальяна. — Было бы с кем… — сдавленно ответил Арс и, запрокинув голову, откинулся на спинку кресла. Услышав это, Шастун вдруг нахмурился и спустя минуту, скрывая неуверенность по поводу уместности своего вопроса, решил все же спросить: — Лишнее, быть может, но как там твои? Общение еще поддерживаете? Развернувшись на странный нервический смех, Антон понял, что сделал что-то жуткое. Там, рядом с ним сидел уже не Арс. Арс превратился в какого-то персонажа, которого очень сильно заебало жить. Он смотрел строго перед собой, лишь бы никого и ничего не видеть, кроме размытых пятен, и слегка посмеивался. Руки его вяло валялись вдоль бедер, а голова чуть-чуть склонена к правому плечу, так что Антону был виден страшный по остроте, недобрый оскал. — Арс… — Ничего, это ничего, — начал отмахиваться Попов и, поднявшись на руках, принял нормальную человеческую позицию. — Они хорошо, хорошо. Я иногда пишу... Тоха вздрагивал в моменты, когда Арсений повторял слова. Никогда в стабильном своем состоянии он этого не делал. — Вы хоть созваниваетесь? — понизил голос Шаст. Арс молча покачал головой, говоря тем самым “Нет”. — Но я слежу, — вскоре признался он, бегло взглянув на Антона и скрепив руки в замок. — Понятно, — прохрипел Тоха и затянулся дымом из трубки, выезжая лишь на агрессии к самому себе. — Прости, если задел. Честно, не зла ради... — Ничего, — моментально ответил Арс и отвернулся, сказав в сторону: — Ничего. Ты-то чего? Это я чего-то… — Блять, вот я мудло, — проронил Антон расстроенно. Ему действительно было душно с самого себя. Зачем он спросил? Ну обо всём ведь догадывался! Нет, докопаться надо обязательно. Арс же на это обернулся и отпустил удивленный смешок. — Да чего ты? Всё нормально же, Шаст! — Нет, я бухое говно, которое полезло, куда не надо! — взбрыкнул Тоха и замахал руками. — Ты бы так никогда не сделал! Арсений прикусил губу, поднялся с места и похлопал приятеля за плечо. — Так, пойдем, давай. — Куда идем? — скуксился Шаст. — Давай-давай, идем. Com, Com! — продолжал настаивать Арс и, включившись в музыку, стал пританцовывать уже с силой вытягивая Антона из кресла. — Танцевать идем? — внезапно просветлел Длинный. — Танцевать, давай, не тормози, Шаст. Пойдем! — Ладно! — улыбнулся Тоха и радостно последовал за Поповым, позволив себе даже слегка приобнять его за плечи. — Ты не злишься? — Загляни в эти глаза, — бросил Арс и посмотрел на Антона всей своей распахнутой душой. — Как они могут злиться? Тем более, на тебя. Тоха, тихо вздохнув, взялся за арсово плечо и последовал с ним. Они танцевали, хмелея просто с устатку. Однако самым запоминающимся событием во всей своей клубной жизни для Арсения стал тот самый “Секс за барной стойкой”. Дорвался всё-таки! Антон даже снял это. Происходило все так: как только Арс заказал этот коктейль, бармен кивнул, выставил пустой бокал и куда-то ушел. Вместо него из неизвестности вынырнула барышня. Судя по количеству одежды на ней, её можно было бы назвать и обнаженной. Все ее действия были настолько отточены, что увлечь Арсения ей не составило особого труда. Коктейль со вкусом разврата. На исходе, когда Попов стоял, опершись обеими руками на барную стойку и нетерпеливо постукивая пальцами, сзади в него в одну секунду прилетело чье-то тело, а чужие руки прижали зад Арсения к паху. Толкнувшись вперед, подставной резко приложил актёра к стойке, а девушка, наблюдавшая с той стороны, подняла ошеломленное лицо Попова за подбородок и влила сквозь раскрытые губы сам коктейль. Антон наблюдал это через камеру и гадал, насколько вероятно, что Арсений ударит чувака сзади. Арсюха, впрочем, еще пока не мог отойти от шока и мощно бездействовал. Оказалось, этот бар славился не самими коктейлями, а их подачей. Арс выбрал свой перфоманс и теперь в странных чувствах принимал на себя эту действительность, казавшуюся с этой секунды максимально нелепой. Глазами найдя Шастуна, он растерянно развел руками и вдруг тихо заплакал, уронив одну лишь слезу. Антон почти что с места протянул ему руку сквозь толпу и вытянул Арса из пьяного кружка. Растерянность и гнев наполняли Арсения, а в нижних ребрах теплилась боль от последнего соприкосновения с краем стола. — Оставь, Антон! — заорал вдруг Арс нечеловеческим голосом, стараясь перекричать музыку. Этим он избавился от части своей энергии, и стало легче. Шаст обернулся на зов и увидел сверкающие на свету голубые глаза. — Что случилось? Больно? — резко сократив расстояние, спросил Длинный. — Я испугался! Ничего страшного! Я остаюсь, — ответил актер и кивнул в сторону танцующей толпы. Антон на секунду замер и, смерив Арсения отчаянным взглядом, продолжал молча сомневаться. — Курить не хочешь? — выдал наконец Тоха, нахмурившись. Арс помотал головой и вытер глаза. Антон не хотел его оставлять, но ему-то курить нужно было очень. Он пробежался глазами по головам из толпы, затем приблизился к уху Попова и отчетливо проговорил: — Если что, я буду на входе. Как приду, найду тебя сразу же. Постарайся не теряться! Арсений кивнул и мягко похлопал Тоху по предплечью, слегка его сжав. — А ты не скуриться. Арс разорвал связь первым, на ватных ногах уйдя в плотность толпы и обеими кистями оттирая свое лицо от липких эмоций. Пока он шел, ему казалось, что все эти руки, мотающийся в пространстве без дела, его раздевали. Мимо кого бы он ни проскальзывал, пальцами этот кто-то обязательно зацепит край мантии или оттянет футболку, или вовсе залезет под нее по случайности или нарочно. Арсений мало кому позволял залезать себе под одежду. На это имели особое право не кто иной, как Арсений, мама Арсения, терапевт Арсения и ещё тот, кто этим правом никогда в жизни, блять, не воспользуется, но до конца жизни будет им обладать, даже не зная об этом. Впрочем, довольно ебаненький по своей нелепости вечер еще только начинается. Быть может, в это нелепое сегодня у нелепого Арса вдруг развяжется его нелепый язык? Попов, дойдя до вожделенной уборной, наткнулся на одну из самых очевидных и неочевидных картин одновременно. Прямо на раковине, в которой он хотел совершить священное омовение холодной водой, происходило оглушительное грехопадение двух молодых людей. Неизвестно, конечно, кто кого смутил больше: Арсений пару и пара Арсения. Просто Попов, увидев их, завис и тупо уставился на них в оцепенении, молясь про себя тихо, чтобы кто-нибудь его отсюда увел под локоток и в монастырь, в монастырь. А они, разрываясь между процессом и дурачком со стеклянным взглядом, на них вылупившимся, не могли взять и прерваться, поэтому демонстративно ускорились. Умыться, однако, по-прежнему хотелось. Арс почесал репу и, пометавшись туда-сюда, вылетел со свистом из комнаты греха. В уборную девочек он не решился заходить. То есть, единственная вода, которая сейчас могла бы его спасти, лежит на улице в своем обыденно зимнем агрегатном состоянии. Подумав об этом, Попов понял, что у него пересохло в горле и стало как-то невыносимо тесно. Мысль о раковине почему-то не отпускала его, а идея поиметь кого-нибудь на ней казалось не такой уж гнилой, как то, что происходило вокруг Арсения последние несколько минут. А что ж? Человек он уже не семейный. За рамки выйти может, если захочет. В конце концов, у каждого уважающего себя артиста должно быть место в биографии, которое он вспоминает одинокими вечерами, событие, о котором можно сказать что-то старперское, вроде “вот это мы отрывались, конечно, да. Вот это была чума”. Иронично. Только перед тем, как набухаться, Арс мог вспомнить тысячи таких событий, а теперь память стерта, и нет ни одного. Ни одного не осталось! Значит, надо в совершенно срочном порядке, без промедлений потрахаться на раковине и не попасться никому с телефоном. Те ребята так отвратили и вдохновили Арса своей смелостью, что тот в полной решимости стал выискивать подходящую себе жертву. — И кто же ты? — вскоре допытывает его девчушка лет двадцати. Арсений еще сомневается, конечно, нужна ли ему именно она или стоит поискать кого постарше годков эдак на шесть, однако продолжает монотонно наступать на нее своим великолепием. — Я актёр, — мгновенно отхватил Попов и театрально поднес к губам девушки бокал с её коктейлем. — Не местный, да? — она взяла его руку и наклонила так, чтобы красно-оранжевая жидкость полилась сквозь её красно-оранжевые губки. — Из столицы. — О как. Граф какой-нибудь? — ее лукавый прищур заставил Попова догадаться, что она его узнала. Он и забыл об этом. Забыл о том, что иногда узнаваем. — Омск — это ведь совсем рядом с Питером, правильно? Мужчина смутился. Смутился так, что в глазах у него все поплыло. — Причем здесь это… — прохрипел он и закинулся своим виски. — Прости, прости, Арс! Я совсем не хотела бить по больному. Просто… ты действительно забавный, когда кичишься! — она потянулась своими руками к его груди, но он их отвел в сторону. Тогда она, вся рыжая, как огонь, достала из сумочки имитированный портсигар и вытащила две продолговатые промокашки. Когда Попов раскрыл губы, чтобы выпить еще своего напитка, девица положила обе бумажки на язык, за затылок притянула мужчину к себе и впилась в него со всей страстью. Горьковатая дрянь расползлась по языку Арсения и проникла куда-то под нёбо. Скоро, очень скоро она разгонится и по сосудам. Арс мотнул головой и прикусил девушке губу. Та застонала жалобно, но Попов резко развернул её спиной к барной стойке и налетел на нее с очередью страстных поцелуев и недвусмысленных прикосновений. Он изучал тело женщины так тщательно и так жадно, будто вернулся к старой забытой привычке. Впрочем, так оно и было. Ему нравилось, что она была его, а не чья-то ещё. Хоть что-то сейчас его. Только его. Они друг друга хотели. Им друг друга было надо. Арсений всех забыл. У него была она. Его мрак полюбил каждый миллиметр этого тела и хотел его поглотить или уничтожить, лишь бы получить наслаждение, которого ему так не хватало. — Милый, да ты страшен в своей страсти. После своей фразы барышня вскрикнула и засмеялась, коль скоро Арс, которому было уже просто тесно не столько в штанах, сколько во всем бренном тулове, проник пальцами под черную короткую юбку с плетением спереди. Взять эту девицу в туалете уже не хотелось. Хотелось основательно с ней потрудиться. — Пошли, — скомандовал Арс и, схватив девушку за руку, поволок за собой. Она покорно шла, ведомая, слеповатая от переизбытка цветов, выпивки и свалившейся на нее манны небесной в лице Арсения, но тем более желанная и привлекательная для окружающих. Она была не глупа, совсем не глупа, её речи обличали её ум. И Попов искренне надеялся, что этот ум понимает всю грядущую жесткость последующих нескольких часов. Но поняв, что мужик ведет её куда-то из толпы, девушка запротестовала и выпросила у него несколько минут танца. Арс понял ее и не стал отказывать. Танцевать с такой считалось у него за милое дело. Десять минут забытья в танце прошли для обоих, как в самом лучшем трипе. Но дальше — лучше! Был в этом клубе один закуток. Арсений с Антоном уже натыкались на него во время совместного кутежа (до событий за стойкой, где Графа поимели), но привлек он лишь воображение Арсения и намертво впечатался ему в мозг. Вероятно, не зря. Если уйти с основной площадки по длинному черному желобу, можно наткнуться на красную дверь, открыть её и очутиться в удивительно теплом, вполне приемлемом для уединения месте. Одна беда — дверь не закрывалась. Поэтому придется прижимать её общими усилиями. Первой сделать это поневоле была удостоена рыжая. Хлопнув ладонью прямо рядом с ее головой, к ней вскоре присоединился мрачный мятежный дух Арсения Попова. — Ну, и что ты мне дала? — прорычал он прямо ей в шею, вновь запустив одну руку под юбку и задирая её выше и выше. — Узнаешь, — ухмыльнулась девушка не по-девичьи каверзно и обвила руками шею актера. — Только продержись хотя бы пять минут. Арс покачал головой, водя носом вдоль сонной артерии вниз и вверх. Барышня задрожала от столь внезапной нежности после грубых мужицких жестов и запустила пальцы в каштановые волосы. Арсений прекрасно играл влюбленного лирика. При этом он пробуждал еще и чувство какой-то опасности, о которой он, возможно, и сам не знает, но интуитивно делает всё, чтобы подвести к ней. Примерно десять минут они пробыли в фан-зоне. Еще плюс-минус пять минут требуется прождать. Правило пятнадцати минут было известно Арсу к его же удивлению. Марка. “Промокашка”, если угодно. Значит, зрение ему тогда не изменило. — У тебя много этого добра, раз ты им так разбазариваешься? — актер оторвался от тонкой мягкой шеи и посмотрел девушке в глаза. Оказалось, по бокам от нее распластались не рыжие, а темно-каштановые волосы, почти как у него. Верно, удивительная игра света ввела Арсения в заблуждение. И сейчас он посмотрел на нее странно, будто впервые увидел. — Ты первый, с кем я поделилась насильно, — отметила барышня и улыбнулась. — Это что, весело? — сощурился Попов. — Да очень! Тебе понравится, — кивнула она в ответ и замерла. Затем она осторожно, почти любовно очертила большим пальцем линию от темной брови и вдоль скулы, спустилась ниже, к сжатым от напряжении губам, и осторожно оттянула нижнюю, надавив на подбородок. Уже тогда девушка оказалась совсем вблизи арсового лица и вовлекла актера в долгий, глубокий поцелуй. Попов окончательно выронил удила и, как нынче модно говорить, тупо отпустил ситуацию. Пальцами он проник к внутренней части бедра и забрался повыше. Девица лишь сбилась в дыхании, но поцелуя не прервала. Тогда уж Арс позволил себе пойти ещё дальше. Он надавил на самый чувствительный из участков, ему предложенных ситуацией, и совсем немного помассировал. Оказалось, его уже давно там ждали. — Прежде чем всё пойдет крахом, — Арсений склонился к уху, полностью увешанному металлическими колечками и цепочками, — обнадежь меня: сколько тебе лет? — Двадцать два, — серьезно ответила барышня и вздрогнула, когда Арс случайно дернул рукой. — Ладно, двадцать один! — застонала она и нарочно ударилась лопатками об дверь, чтобы позабавить Арсения. Тот действительно оценил жест и улыбнулся широко. — Смотри, — девушка достала мобильник из кармана юбки, пролистала ленту фотографий и нашла там картинку со своим паспортом. Арс долго и мучительно всматривался в экран, но разобрать, что на нем, он уже не мог. Вырвав из изящной кисти трубку, актер сунул её в задний карман своих джинсов, чтобы та не отвлекала лишний раз. От словесного ответа же он воздержался. Всё, что он хотел узнать, он знал наверняка. Острить ему было лень. Он думал о том, что ждет его дальше. В любом случае, он добился своего. Телефон он девушке впоследствии отдал, конечно. Из грешного угла актер вышел первым, оставив, наконец, девицу докуривать и остывать одну. Помещение, которое мужчина еще более-менее запомнил, вдруг перестало существовать, и вместо него ему открылось новое, более просторное и еще более мрачное. Коридор с удивительно мягкими стенами вел к нему, но, чем дальше Арс шел, тем длиннее делалась эта кишка. Переплывая от одной стены к другой и путаясь в ногах, Попов двигался в сторону толпы. Он мечтал никого не видеть из своих, но жопой чуял, что наткнется на кого-то. Тут-то он и вспомнил про Антона. Который обещал его найти. Которому Граф обещал не теряться. Первое невозможно без второго. Арсений нащупал в кармане свой мобильник и разблокировал его. Ни единого вызова. Попов хмыкнул и убрал трубу в передний карман, но промахнулся, и она полетела на пол. — Пиздец, — произнес не своим голосом Арс и схватился за голову, притулившись плечом к стенке. Выглядел он максимально жалко, не лучше, чем девочка, которую он последние тридцать минут пытал вопросом: “Почему ты такая рыжая, если ты не рыжая?”. Подняв с пола мобильник, Арсений сполз по стене вниз и уселся на пол, поджав под себя ноги. Всё, казалось, сползло вместе с ним, навалившись одно на другое и смявшись, точно под прессом. Произошло катастрофическое наслоение нескольких пространств одновременно. Арс жмурился и раскрывал глаза, силясь вернуть все в обратный зад, но от него, как оказалось, ничего и не зависело. Все по воле Господина нашего ЛСД. Вдруг мимо прошла пара стройных ног. Остановившись напротив, эти ноги потоптались в нерешительности, постучав каблучками. Вскоре Попов услышал голос сверху: — Вот я и пришла. — И чего теперь… — хмыкнул фаталистично Арсений и поднял замыленный взгляд. — А, рыжая-нерыжая. Дай дух перевести! — Вставай-ка на колени, — приказала девушка. Арс внутренне возмутился, но тело исполнило почти без промедлений. — Какой-то абсурд. Послушайте, я вовсе не хочу стоять перед Вами на коленях. — И не надо, — ответила барышня. — Теперь ты должен лечь на живот и уткнуться лицом в пол. Арсений тотчас исполнил приказание, ломаясь внутри от чувства, что что-то ему напоминает вся эта ситуация. Что-то до боли знакомое и страшное, наверняка из детства. С каких пор он обращается к молодежи на “Вы”? Лицо холодело от ледяного пола. На лбу проступила испарина, которую Попов боязливо смахнул рукавом. Сейчас ноги точно куда-то усвистали, оставив за собой странное смешение запахов парфюма и еще какого-то дурмана, обыкновенно улавливаемого сапиенсами на инстинктивном уровне. Арс так хорошо ощущал этот микс, что без труда мог бы найти хозяйку ног по следу. Но нужды в том Граф не видел. Лежа мордой вниз, вообще мало что можно увидеть, кроме вспышек и странных пятен. Из своего положения он только и мог понять, что смертельно устал. И что сильно виноват. И ещё мурашки. Дикие, невероятные мураши с кулак величиной. — Пиздец, — констатировал Попов и закрыл глаза.***
“Так… Если я умер, то я не могу двигаться. А ну-ка пошевелю ногой. Шевелится. А ну-ка пошевелю рукой.Шевелится. А ну-ка пошевелю головой. Тоже шевелится. Значит, я жив. УРА!” Тяжело и шумно дыша, Арсений в панике вскочил на ноги, потерял равновесие (впрочем, даже не обретая его) и ударился спиной о внезапно затвердевшую стену. Взъерошив волосы, Попов оставил руку на лбу и тихонько посмеялся, оглядываясь по сторонам. Музыка продолжала стучать у него под ногами и в плечах, значит, прошло совсем немного времени с отрубки. Хорошо, что его не вымели вместе с остальным мусором. На зубах, кстати, остались какие-то крупицы, которые Арс принялся брезгливо разжевывать. Плеваться в общественном месте ему не пристало. Внезапно мимо него начали постоянно проходить какие-то ноги. Причем, стоило Арсению захотеть увидеть туловище, ноги убегали, потому что, кроме них, сверху никого не было. Ноги были разные: в брюках, длинных серых юбках, лакированных остроносых мужских туфлях и милейших женских лодочках. Кто-то шаркал, кто-то бил пяткой, кто-то притопывал, но поток двигался непрямолинейно. Были ноги, идущие туда, были ноги, идущие оттуда. Попов предположил, что попал в сон Хармса. Кто-то над его головой заулюлюкал, и звук хлопающих крыльев пронесся прямо рядом с его ухом. Арсений заставил себя встать. Сколь бы абсурдной и юмористичной ни казалась сейчас эта сумбурная недействительность, актеру было в значительной степени страшно присутствовать в ней. С необычайной легкостью он поднял себя с пола и, обняв себя за плечи, чтобы не потерять своё туловище, влился в поток спешащих ног. Те, однако, перед ним расступались, жались по краям, стучали, топали и почесывались. Он был для них чужим — слишком много лишних запчастей. Осторожными шагами он шел вперед. Странные образы и видения возникали перед его глазами, всё плыло, а из стен торчали “руки загребущие” и бесшумно скандировали что-то на своем языке жестов. Обычный страх, с которым Арсений уже успел сродниться, перерос в настоящую панику, и актера будто сдуло с места! Он рванул вперед, по-прежнему держась за плечи. Он хотел найти спасения в людях, которые танцевали там, в конце коридора, но понимал внутренне, что найдет лишь гибель свою. А оставаться нельзя, надо бежать! Вырвавшись из коридора, Арс зажмурился и замахал руками. Поняв, что он рассекает совершенно пустое пространство, Попов открыл глаза и нахмурился. Он стоял посреди темной комнаты. Свет едва теплился в настенной лампадке. Писательский стол был завален бумагами, пол — тоже. Запустив руку за воротник, актер достал бумажку, которую будто окунули в чернила, и равнодушно положил её на стол. — Вы, Арсений Сергеевич… Арс вздрогнул и внезапно смахнул найденный им листок со стола, пока оборачивался. — Что? — переспросил он. — Что, — восседавшая на диване фигура дернулась в усмешке и раскурила трубку. — Ничто! Совершенное ничто. А я говорю: Вы, Арсений Сергеевич, в Бога верите? Мужчина напрягся и подозрительно прищурился. — Более бестактного вопроса в жизни не слыхивал. Хотите водки? — Хочу, — кивнула фигура и поднялась с дивана. — Тогда пройдемте. Арсений открыл дверь человеку. Он был высокий, похож на Чудотворца. Впрочем, как выглядят Чудотворцы, Попов не знал. Но нельзя исключить того, что Чудотворцы могут быть высокими. Пара острых голубых глаз уставилась на Арса с неимоверной исполинской высоты, и он тут же понял, кто перед ним. Но не удивился. Как будто в его картотеке реакций не было вовсе этого действия. Тут же в пьесе образовалась дыра, в которую Попов и провалился. Пожалев, что не успел разделить со своим кумиром водочную трапезу, Арсений пробудился в гримерке вальяжно сидящим на диване. Все вдруг как-то замедлилось, смягчилось. Стена не лезет на стену, свет не мерцает, рук нет. — Рук нет! — вскрикнул Граф и вскинул вверх все конечности, какие у него были. В их числе оказались как ноги, так и руки со всеми пальцами и заусенцем на левом, потому что Арс постоянно его грыз. — Чего ты там, солнце? Из-за ширмы с этим вопросом выглянул не кто иной как Антон. Арсений даже обрадовался этому обстоятельству, но, поскольку выглянул Шаст только головой (а Попов уже имел удручающий опыт по самодостаточным частям тела), брюнет недоверчиво поджал ноги и сказал: — Ну-ка покажись целиком. Шаст усмехнулся. — Я голиком. Арс вскинул брови и посмотрел исподлобья. — И чё я там не видел? Длинный смущенно поджал губехи и вышел из-за перегородки. Голиком он оказался только наполовину, низ его был закрыт штанами. — Ну, и что это? А, — Арсений заметил, что руки парня были полностью нагими, — ты это имел ввиду? Шастун шмыгнул носом и заплакал. Ни с того ни с сего. Актер вскочил с дивана и бросился к Длинному, но тот остановил его и, усадив обратно, опустился к его коленям. — Я так виноват, Арс! Так виноват! Сука, блять… “Даже здесь матюкается,”— вздохнул про себя Попов, водя рукой по мягкой русой шевелюре. — Я ж дурачок, Арс! Зачем я тебе? Нашел бы лучше кого-то вроде себя… — Ну и нахрена мне такое разочарование? — возмутился мужчина. — А? Да лучше уж я буду с тобой соревноваться в “Кто дальше харкнет”, чем с самим собой в “Кто лучше харкнет в высоком штиле”! Шаст, разложив руки на бедрах Графа, улегся головой ему на колени и слегка потерся об них. Арс не мог поверить, что это происходит с ним. И что это действительно Антон, суровый гетеросексуальный мужчина с лицом девственника, сейчас сидит у него в ногах полуголым. — Антох… — Да? — Скажи, ты… мой? То есть, со мной? Парень усмехнулся. — А чей? — он оторвался от острых колен и посмотрел снизу на актёра. — А с кем? — Ира, — нехотя напомнил Арсений. Шаст, только притихший, снова бросился в плач. — Я так виноват! Ох, как я виноват! Арс! — парень оперся на ноги Попова и уткнулся лицом ему в грудь. — Да в чем? Что случилось, Антош? — Я с ней переспал! — взвыл Шастун. — Нажрался, переспал, а ты обещал меня найти, а я обещал не теряться! — Что… — не успев начать сочувствовать, прохрипел Арсений. — Да, — мрачно произнёс знакомый голос. — А ещё нажрался и затерялся в слоях пространства, чтобы все охерели искать! На Арсения, и так дрожащего от страха, воззрилось его отражение. Оно было зло. Схватив актера за грудки, зазеркальный Арс рванул его на себя, подвёл к шкафу, распахнул дверцы и зашвырнул внутрь. Дальше он чувствовал на своих щеках чьи-то ладони и частые хлопки. Кожа уже начинала гореть, но глаза, сколько бы он ни пытался, не разлеплялись. Единственное, на что Арс оказался способен, — так это на мычание. Тем не менее, хоть кого-то он этим успокоил. Неужели всё закончилось? — Господи! Сень, Сенечка, прости! — причитали над ним, всхлипывая. — Я думала, что убила тебя! Ты там, в коридоре, разлегся, я тебя еле затащила... Арсений замычал громче и недовольнее. “Какой я тебе Сеня?...” — Что происходит? — вдруг ворвался новый голос. Сердце в тот же миг коротнуло у Попова, и он положил мертвенно-бледную кисть себе на грудь. — Так, Шастуна держите. — Что, блять, происходит?! — Шастуна держите! — приказал третий голос. — Выведите его к чертовой матери! — Пусти, блядь! — Ещё пропиши мне перед концертом, ага! Выкуси и пошли на воздух! Дверь хлопала несколько раз, пока перепалка не поутихла. Кто-то тяжело вздохнул в тишине. — А Вы, мадам, знаете, где выход? Нет, туда не идите. Там этот Берсерк длинный не будет разбираться, кто Вы и почему оказались рядом. — Антон? Антон не станет... — Он тебя не знает. И не посмотрит на то, что ты девочка. Пропишет за друга поломанного и будет прав. Девушка нервно засмеялась. В оценивании ситуации она была не лучше Арсения. — Окно видите? — В окно не полезу. Пусть лучше Шастун убьет. — Ваше право. Арсений машинально сжался, чтобы голова не заболела от грохота каблуков, но девушка, вероятно, сняла их от греха. Дверь тихо хлопнула. На какое-то время воцарилось молчание, лишь музыка отдаленно напоминала о том, что действие по-прежнему происходит в клубе, а Арсу можно чуть-чуть расслабиться. Антон с Димой по-прежнему собачились, но тихо. К ним, кажется, подключились левые мужички. Видимо, Лиса успела пробежать на мягких лапах незамеченной. — Ну чё, в больничку? — Да походу. Погоди… — кто-то насильственно раскрыл Попову веки, так что он от неожиданности аж вскричал. — Да тихо ты, наркопринц! Приплыли, блять. Звезда решила отметиться лсдэхой. — Я звоню, короче. — Знаешь, как откатывает естественным образом? — Думаешь, так проще? — Думаю. — Загуглил. Смотри, это реально, но действие может длиться до двенадцати часов к ряду. — Нормально. Как-нибудь доедем. Арс? Арс, ты чего, плачешь? Попов действительно плакал. Сначала в пространство, затем в ладони. Никто ничего не предпринимал с минуту, пока, кажется, Сережа не произнёс: — Он так задохнется сейчас, Стас, разведи ему руки. Попов даже не почувствовал, что кто-то взял его руки и опустил вниз. Ему показалось, что они сделали это сами по себе, лишь с небольшим усилием. — Как мне доказать, что только я имею право на него? — процедил Арсений отчаянно, глотая слёзы. — На кого, Арс? Актер отвернулся и скрепил кисти в замок, царапая костяшки на той, и на другой. — Короче, так, — заявил твердо Шеминов. Дверь скрипнула. — Дима, ты здесь? Слышишь? — Здесь. Отчетливо. — Берешь Шаста, уводишь от греха подальше, а этот на нас с Серым. Идёт? — Идёт. За хлопнувшей через секунду дверью произошла какая-то возня. И та сравнительно быстро сошла на “нет”. — Я всех переебу, но достану эту тварь! — Вот этого как раз не надо. Антон, на кой тебе эта уголовщина?! Поехали домой. Он сейчас со Стасом и Серегой, в надежных руках. Мы им не нужны, правда! — Да кто сказал?! — Антон! Угомонись. — Ну, правда, мужик, чё ты? Пойдем пока покурим. — Да я в жизни никогда больше не покурю! Сука! Птица больше не мог слушать это и смотреть на мучающегося Арсения. Проведя ладонью по лицу, Стас зажал ею рот и, все еще сидя на кортах, скосил на Сережу. Тот пожал плечами. Шеминов пожал плечами в ответ. — Вот и поговорили. Вскоре ему на телефон пришла смс от Поза: “Кракен уведен. Можете двигать”. — Забираем, — отрапортовал Птица. Но прежде, чем Серго начал поднимать дружка, Стас дотронулся рукой до болезненно-красной щеки и попробовал обратиться к сознанию Арсения. — Барин? Шагать немного можешь? — Не знаю, — выдавил из себя Арс и, расцепив руки, поводил ими по полу, как по воде. — Я бы сейчас с удовольствием шагнул с табурета. — Ты сначала попробуй заберись на него, родненький, — усмехнулся Шеминов, отсчитал три такта и на пару с Серым подхватил Арсения под белы ручки. — Скоптился Граф, — произнес Армян не то печально, не то злобно. — Да все мы однажды, — кратко подтвердил Стас.