Путь

— Квест на выживание? Вы, должно быть, стебетесь... Птица таращился на ребят из-под темных мешков под глазами и всем своим лицом пытался указать на скверность этой идеи. — Весь этот тур — гребаный квест на выживание! Вам, сумасшедшим, отдыхать надо, а не нервы трепать лишний раз. Вы сами-то себя видели со стороны? Рамка съэбя дэржите, э! Гримерка тут же наполнилась тихим огорченным гулом. Шеминов взглянул на Антона, который развалил свое величество в кресле так, что, гляди, вот-вот стечёт на пол, и индифферентно пялил в потолок. — Смотрите, — указал Стас на Шаста, — даже главному тамаде эта затея кажется неразумной. — Антон! — позвал парня Матвиенко. — Ну, пожалуйста, сделай вид, что живой. — Я последние двадцать четыре часа делаю вид, что живой, Сереж, все, что в моих силах, — раскинул безвольные руки Антоха. — Стас, пусть они идут втроем, а мы с тобой полечимся. Кисловодск, минеральные воды. — Поздно пить Борожому, когда почки отвалились, — заявил Арсений и, усевшись у шастовых ног, пощекотал у него под коленкой. — Так, нахуй… — дернулся Тох и толкнул голой ступней бедро Арса. — Отъебитесь от мертвеца, хуже будет. — Я придумал: давайте возьмем его в качестве пушечного мяса. Или жертвы? Предадим огню и получим милость богов! — Попов обеими руками обхватил ногу Антона и потянул на себя. — Стас, пристрели их сейчас, пока зараза не распространилась! — захныкал Тоха и закрыл лицо ладонями. — Я бы с радостью... — Дать тебе парабеллум? — спросил Граф с издевательской ухмылкой, воззрившись на Шеминова. — Так… повторите еще раз, что вам от нас надо? — переспросил Стас, потерев надбровные дуги. — Вас! — бросил Поз. — Привет! Что происходит? Тут все разом замолкли. Даже Антон перестал страдать и направил нос в сторону источника звука. — Оксана! — разразилась команда и кинулась разом к дверям. Окружив девушку, ребята обнимали ее и целовали светлую голову с мягкими, шелковыми волосами. Их “девушка-сталь, девушка-радуга” наконец-то восполнила болезненно-зияющую дыру в коллективе. Наблюдая издали за процессом, Стас впервые начал улыбаться и чувствовать приток свежего воздуха, которым можно глубоко и свободно затянуться. Захлебываясь, он встретился взглядом с Окси и был тут же схвачен ею. — Довел себя, дурашка? — Доведен. Фролова улыбнулась кротко у Птицы за плечом и поцеловала в щеку. — Всё нормально. Живем дальше! Что у вас происходит, ребята, о чем спорите? — Они не хотят идти на квест! — тут же зашакалил Арсений, указывая пальцем то на Стаса, то на Шаста. Шаст медленно и очень осторожно, чтобы его не засекли, крался к своему насесту, но, когда несколько пар глаз воззрились на него, двухметровый человек обрушился на рядом стоящий диван лицом вниз, накрыв затылок руками. — Блять, нос… — пробубнил длинный, чувствуя мордой тупую боль, подозрительный привкус крови и совершенно характерный пыльный аромат древнего советского дивана, который и атомную войну сможет пережить, не то, что вторую мировую. Встав на четвереньки, Антон поймал алую каплю ладонью и ею же придержал хлынувший кровавый поток. Оксана, посмотрев скептически на остальных, покачала головой и подошла к Шастуну: — По-моему, всё очевидно. Он самоликвидируется еще до квеста. Попросите лед кто-нибудь, ватка у меня есть. Распахнув кожаный рюкзачок, Окси достала косметичку и вытащила упаковку ватных дисков. Ощупав пальцами переносицу Антохи, она удостоверилась, что ничего не сломано и не смещено, и сунула вату Шасту в чистую руку, чтобы тот прижал ею ноздри. — Лед придет скоро, — осведомил всех Позов и, посмотрев на замершего в смятении Шеминова, аккуратно потрепал по плечу. — Всё нормально, Птиц, всё хорошо. Стас кивнул несколько раз и, тихо шаркая, удалился из гримерки. Дима присел рядом с Шастом, чтобы лишний раз проверить клюв на наличие или отсутствие смещений. — Ок? — спросила Окси на всякий случай. — Ок, — кивнул Поз. — Серый, дай салфетку, лучше десять, там рядом с тобой лежат, а то он сейчас обляпается. А ты, ты ладонь-то не разжимай, держи! В ней крови литр. Фролова посмотрела через плечо на стоявшую чуть поодаль мрачную фигуру. — Арс, чего? Садись к нам, если хочешь. Можешь прочитать заклинание какое, — улыбнулась девушка и чуть-чуть подвинулась к Шастуну, освобождая место с краю. Её светло-синие джинсы стали вдруг опасно близки к алому озерцу в нестабильно дрожащей шастунской ладони. Граф нервно облизал нижнюю губу и присел на подлокотник дивана. Охладевшим взором он смотрел на то, как его друг обильно истекал кровью. Она расплескалась по губам и подбородку, была частично размазана по скулам и переносице, тихо застывала, покрывая плотной коркой крылья носа. Попов почувствовал духоту, сухость в горле и жар лишь от того, что смотрел на человека, который испытывал всё это в одночасье. Арсений закрыл глаза на секунду, погрузясь во мрак, и тут же вынырнул из него. В ушах у него звенело, он оторвался от подлокотника и понял, что из всех присутствовавших шевелился один лишь Антон. Ему не хватало ваты, ее можно было бы отжать и получить славную донорскую дозу, поэтому Шастун нервически растирал кровищу по лицу, неловко собирая её в ладони и роняя на белую толстовку. Арс смотрел на него неотрывно, пытаясь при этом пробудить совершенно неподвижную Оксану. Но она замерла. Намертво. — Арс! Почему ты смотришь? Помоги мне, я не справляюсь! — затараторил Антон испуганно, брызгая кровью себе на одежду. Попов медленно присел перед Шастом и опустился на колени. — Помоги мне, возьми что-нибудь, позови кого-нибудь, Арс, умоляю! Это же пиздец! — Тут никого нет, — ответил Граф правдиво, но растерянно. — Я один. Антоша поднял глаза и замер так же, как двое ребят по бокам от него — Оксана и Дима. Лишь кровь продолжала стремительно литься из носу, обрушиваясь Шасту на ноги, пропитывая собой тканевые серые штаны. Арс испугался и потрепал Антона за колено. Тот неожиданно шмыгнул и, глубоко вдохнувши, закономерно раскашлялся. — Что делать тогда? — между приступами выдавил Шастун, запрокинув голову назад и тут же разбросав кровяные сгустки по пространству. — Любить меня. Арсений с упоением и удивительным спокойствием наблюдал за Антоном. Парень, впрочем, лишь сглотнул нервно и скривился от стойкого, тошнотворного вкуса железа в его пасти. — У меня, — произнес Граф рвано и прочистил горло, — почему-то в ушах звенит. Не знаешь, почему? Шаст смотрел на него, как на умалишенного. Попов принимал это. Если уж моделировать ситуацию, то только реальную, самую действительную из предполагаемых. — Арс… Граф улыбнулся кротко и поднял правую руку. Большим пальцем заботливо провел по окровавленным губам и поднес к своим. Вскоре кровь Антона оказалась на языке Арсения. Попов мог видеть себя со стороны, ему это труда не составляло. Но сторона осуждения была на удивление молчалива. Осторожно взяв шастову ладонь, Арс потянул ее на себя и прислонил к своей щеке. Краска бросилась ему на лицо и оползла на шею, пока Граф самозабвенно, медленно расцеловывал влажную длань, прислоняя ее к губам. Все лицо его вскоре побагровело от чужой крови, покрылось пятнами, лишь голубые глаза на контрасте стали ярче гореть любовью и режущей сталью о сталь болью. Обе кисти обнимали Попова и тянули за собой вверх, и он легко отдавался этой тяге, влюбленный и гордый своим новым детищем творец. В этом темном углу, на совдеповском диване вместо алтаря, происходила клятва на крови; в глухоте и страхе, Арсений напал на Антона и кровавым предательским пальцем выводил у него на груди руны Футарка. Босыми стопами он чувствовал тепло. Кровь была уже везде, она стекала с них рекой, словно вечно блюдящие боги принесли в жертву кого-то, чья жизнь обрушилась на двоих смертных огненным дождем. Граф язычником не был, да и слышал об этом способе создания связки лишь раз, мельком. Правда, там было что-то про подарок, а не самого человека. Но слишком часто его выносило на эти образы в последнее время, слишком часто. Он не успел довести начатое до конца, долго утоляя темную жажду близости поцелуями, укусами, грубыми, собственническими прикосновениями. Ему было не насытиться, и даже антохины жалобные стоны не срабатывали стопом, чтобы не начать проделывать в нем больше кровоточащих дыр. Арсения выдернуло из процесса, стоило его предмету вожделения дотронуться до него в ином пространстве. У него закружилась голова, он закрыл глаза, и стало ещё хуже. Лишь через минуту полного забвения и немого созерцания сквозь закрытые веки актёр смог вступить во взаимодействие с миром. Он не мог понять, отчего его трясло, но довольно скоро определил, что его трясли. Тряс непосредственно Антон. Дико глянув на Шастуна, Арс не поверил этой чистоте лица и одежды и попытался вернуться туда, откуда пришел. Но ни черта у него не вышло — крови больше нет. — Арсюха, ау! — выстрелило ему в ухо. — Леща дать? Попов дернулся всем телом и, будто по приказу, в молчании вышел через открытую дверь. Передвигаясь практически наощупь, он добрёл до большого такого панорамного окна и, опираясь о ближайшую колонну плечом, сполз на пол. Вид открывался поистине бешеный: зимнее небо темнело быстро, но контрастные багрово-красные пятна уходящего солнца определенно делали свою магию. А внизу угловатый, подсвеченный желто-белыми огнями город. Арс, впрочем, был далеко от цивилизации. Мысленно он уже был на Байкале. По берегам — ни дома, ни единой людской метки. Великая вещь — чертоги разума. Безразмерное пространство для воображения. Там он пролетал над беспокойной, полной жизни водой. В его мире она жива даже в самом сердце зимы. А крылья? — крылья у него стали внушительные, круче прежних в сто раз! Одно взмаха хватало, чтобы пронестись над сибирскими лесами и устремиться на север, к бесстрашным кочевникам. У них Арс встретил пару добрых духов, поборол пару злых и принял в дар за помощь вяленое оленье мясо. — Хочу мяса, сил нет, — произнес Арсений, которому, кажется, больше всего хотелось отведать своей плоти. Только что он пережил то, что фактически можно было бы счесть за убийство. Присвоение. Даже несмотря на то, что он всё это выдумывал, — раз мысли такие допущены, значит, есть из-за чего трястись. И Граф затрясся. По полу шарился беспризорник-сквозняк. В Арсе шарился Арс. Нырнув в свой омут по пояс, он пытался найти хоть что-то, что могло бы спасти его от такого давления. Водил руками по дну, даже постучал в него, но ему не открыли. — Отвали! — только услышал он. Граф улыбнулся внутренней боли, хлынувшей на него со всей дури, и приложил кисти ко лбу. — Клятва на крови. Ну что за идиот? Последний раз, когда он говорил сам с собой, был крайне давно, когда еще визиты к знакомому мозгоправу начинали и завершали каждый сучий день. Мирный договор с семьей, самоотречение, гонка с судьбой, психоз; в виде добивки — жутких, колоссальных размеров вина, а на отпевание души — вполне себе значительные алименты. Жрать стекло Арсений не был готов сегодня, но именно сегодня всё разом бросилось на него ровно с той же жадностью, с какой он минутами ранее бросился на Антона. Граф до сих пор не мог понять, истекал ли Шастун кровью в реальности или это тоже он выдумал? Несчастный Демиург. Он уже изрядно набил руку с созданием совершенных картин и сюжетов, настолько приближенных к реальным, что и сам начинал в них верить, руля из позиции участника. В этом нет ничего дурного, если ты не помешан. Иначе получается то, что получается. — «Любить меня»… — смеялся Арс, утыкаясь носом в ладони. — Страшно, страшно! А если бы ты завершил? Если бы сработало? Мучениям не было бы конца. Им и так нет. Хорошо, что магии тоже нет, а то бы... Тут Попов взбесился со всей своей “киношности” в данный момент. Сидит на полу, гулко шмыгает в руки, щеки утирает. Только сигареты не хватает, чтоб уж совсем пиздец. — Да в пизду, — пророкотал Граф, встал с пола, отряхнулся и, как ни в чем не бывало, бодро пошел обратно в гримерку. Там его встретил один Антон, снова кровоточащий, но уже наловчившийся прижимать ватку так, чтобы не заполонить кровью все помещение. Увидев Арса, он растерянно улыбнулся и пожал плечами. — Она почти перестала, — прогундосил он, — но я наклонился и… Попов помотал головой отрешенно и, прихватив свою сумку, молча прошел мимо, скрывшись в арке другого помещения, отведенного под зал ожидания. Шаст приставать не стал. Не то, чтобы он совсем ничего не заметил, но его уровень волнения пока не пробил крышу, а значит, можно существовать спокойно и работать со своей усидчивостью, которая по всей видимости осталась в автобусе. Хотелось скакать и бегать. Кроме шуток, ему скоро, часа через два, представится такая возможность. Ну, а если он забрызжет первые ряды? Вот тебе и шоу “Импровизация”. Без шокеров и мышеловок — всё равно — будет кровь! Вскоре пришла Оксана с её вожделенным кофе. Приобняла Антошу, выдала новую партию ваты, погладила по голове. Про себя похвалила талантливого Шеминова, намешавшего в кружке каких-то специй, включая корицу и мускат, отчего кофе вышел терпким, но не вяжущим рот и вообще чертовски интересным. Чарующий аромат заполнил собой гримерку и сунулся во второе помещение, чем выманил на свет Арсения. Девушка даже вздрогнула, когда тот появился в проеме. — Божественно, кто это сделал? — Талантливый и креативный… — ответила Оксана, но не успела добить фразу — Арс в за секунду метнулся к выходу и вскрикнул: — Стас! Птица! — Что? — раздалось в коридоре. — Сделай мне тоже! — А мне за это…? — Почет и уважение. Воцарилось молчание. Через некоторое время коридор донес озадаченное эхо: — А что это? Шастун с Окси усмехнулись кротко. Граф посмотрел на них хищно, но всем телом высунулся наружу, придерживаясь за косяк, и произнес через силу: — Ты, э, талантливый и креативный…! — Понятно, не мучайся! Щас принесу. Арсений с самодовольной улыбкой обернулся к ребятам и победоносно уселся в кресло, где некогда разлагался Антон. Закинув ногу на ногу, он перебирал пальцами по воздуху и ритмично качал головой под свою внутреннюю музыку. Антоша вздохнул через рот и взглянул на Оксану. Та повторила вздох и уселась рядом с Шастом, опершись на его плечо. — У вас до выступления тренинги проходят ещё? Или вы уже выше этого? — спросила Фролова, ментально готовясь к грядущему любимому стрессу. — В последний раз только забили. — И как? — Антон вытащил, — заметил Арс, мгновенно утратив гордыню. — Он вне сцены тоже много что вытаскивал. — Достойно гордости, — Окси растянулась в улыбке и потерлась затылком о плечо Шаста. Тот хихикнул и затолкал в ноздрю сложенный вдвое ватный диск, чтобы наконец опустить руки. — Ладно, я... пойду погуляю по сцене, — обозначил Попов, поднимаясь из кресла. — А кофе? Стаса обидишь, — осадила Фролова, строго воззрясь на Арсения. В ту же секунду в дверях явился Шеминов и поставил стаканчик на кофейный столик. — Держи, чудовище. Граф вскинул брови домиком и тихо проронил: — Спасибо? — Пожалуйста, — щелкнул пальцами Птица и скрестил руки на груди, сканируя взглядом столик на предмет чего-нибудь перехватить. Мандаринка сгодилась. — Блин, забыл. Скоро же Новый год. Арс схватился за кофе и занял им свой рот, чтобы не изливаться по поводу Нового года и старого заодно. — Совсем из времени вышвырнуло. Сколько там, месяц остался? — Две недели. С половиной, — уточнил Антон, соскабливая ногтем иссохшую кровь с носа. — Кто куда, кстати, на праздники? — Тут кто-то только прозрел, а ты о планах, — улыбнулась Оксана. Пригруженный вопросом Птица уперся взглядом в кожурку мандарина, крутя ее в пальцах. — В семью, друзья, — вдруг произнес он, дав Антохе с Окси по две дольки. — В Дом. Если кто хочет присоединиться — милости прошу. Будешь, отрешенец? Арс понял, что речь о нём, поскольку находился в другом конце комнаты. Понятно, что отказаться нельзя — Стас загнобит или на разговор потащит, а рассказывать о причинах своей отрешенности Попов совсем не хочет. Совсем. — Будешь, — ответил он с легким намеком на вызов. — Попасть сможешь? — Попасть — попаду, поймаешь ли? — усмехнулся Стас и прицелился долькой в Попова. Тот развел руки в стороны и на всякий случай согнул ноги в коленях, готовый ловить. Мандарин попал четко в раскрытую пасть и был тут же разжёван. — Домой — хорошо, — согласился Антоша. — А я в Европу поеду. Полечу! — Чтобы там полежать? — хмыкнул иронично Птица. Шаст хотел было возмутиться, но не стал. Потому что это правда — первые четыре дня он будет переваливаться с кровати в отеле в ближайший ресторан и обратно. — Ну, все по-разному отдыхают, — вклинился Арс походя, сметая с себя свой флёр. Выходило, надо сказать, не очень. — Вообще не могу представить Тоху, гоняющимся за экскурсоводами. Особенно в свой заслуженный отдых! Антон посмеялся искренне и кивнул. — Насквозь видишь! Граф вдруг замер и попытался улыбнуться. Вместо этого окинув всех своим загадочным холодком, со сдержанным молчанием он плавно вышел в направлении сцены, прикрыв за собой дверь. Оксана проводила его взглядом и не могла отделаться от назойливого чувства тревоги. Она, приподнявшись, взволнованно взглянула сначала на Антона, зашевелившего нервно желваками, а затем на Птицу. Птица, поймав это, смиренно развел руками. — Добро пожаловать в шоу “Импровизация”, — сказал он, подавившись собственной горечью, и, развернувшись, вышел в противоположном арсеньевскому направлении. — Что происх… — спросила Окси, поймав себя на том, что второй раз за полчаса задает этот тупой вопрос. Шастун посмотрел на нее, и в глазах у него было по дыре. Он протянул девушке свою ладонь, уже изрядно дрожащую. Оксана, не мешкая, взялась за неё и сжала так крепко, как только могла её изящная девичья лапка. Такого мужика было трудно сдержать, когда его пробирает. — Полагаю, трещат старые нарывы, — вывел Антон мрачно. — Стас… он устал. Его выбили из колеи события с Арсением и мной вдобавок. Сережа сказал, что за пять с лишним часов пути он даже не шевельнулся ни разу: всё в окно пялил и бормотал чего-то. А Арсений… он Граф. Я не ебу, что между ними двоими, скорее всего, ничего хорошего. Но и сильно плохого тоже ничего. По крайней мере, я не вижу. Но, может, это я слепой. Я пытался пофиксить хоть что-то, но лишь то, что касается меня лично. Кто я такой, чтобы в отношения чужие лезть? Фролова слушала с тщанием и понимала, что каждое произнесенное Антоном слово грело и ранило её одновременно. Неравнодушие Шастуна, такое искреннее и отчаянное, было его главным элементом в алхимическом соединении. — Стас переживает за всех в равной степени. Но если он переживает за кого-то или что-то чуть больше, потому что ситуация того требует, он сливает задачу и закрывается, либо… — Но это же не его вина, — отметила Оксана, на что Антон помотал головой, подтверждая её слова. — Но это то, что вижу я. Со стороны выглядит вот так. Либо, я не договорил, он начинает закапываться в проблему и решать изнутри, за больное место беря СЕБЯ в ней. — Но не Арсения, ты к этому клонишь? — Да. Не то, чтобы Арс был проблемой… — Шастун потер лоб нервозно. Впрочем, нет, он снова водил по нему ногтем, растирая багрово-красную полосу. Оксана заметила, с какой страстью он это делал, и оторвала хищную руку от его лица. — Что ты, чудила, творишь? — Мало представляю, — признал Антон. Фролова посмотрела на него, как на собственного сына, с сожалением и обидой от того, что ему приходится “чувствовать чувства”, особенно такие ебаные. Впрочем, разобраться ей тоже очень хотелось. — Ну, а что, по-твоему, должен сделать Стас в этой ситуации? Только не говори, что начать разбираться со своими внутренними проблемами. — Стас — ничего не должен, — замотал головой Шастун, морщась. — Я вообще не понимаю, кто кому что должен и не должен! Я знаю лишь, что должен участвовать в жизни коллектива. Но если участие заключается в собирании отваливающихся постоянно частей и сборке жизненно важных механизмов, то это… нездоровое участие! — Антон порывисто встал с дивана и, выдернув стакан из стопки, подлетел к кулеру с водой. — В лучшем случае они скоро набьют друг другу морду, в худшем — будут ждать момента, пока рак на горе пернет! Или как там… Фролова, через силу, но усмехнулась. Шастуна, даже когда тот злится, все равно сложно воспринимать серьёзно, потому что он сам этого не хочет и вставляет в речь всякие шутяо. Даже самые убогие — и те идут в ход. Ответственность за эмоциональное здоровье собеседника ему не чужда. Теперь. Верьте ему. Граф бродил по сцене, исшагал её от края до края, мягко прыгал и приземлялся на мягкие лапы. Свет в зале был включён не на полную, скоро будут проверять звук. Арс танцевал. Отдался стихии, следовал за тянущей мышцы слабостью, стремился к ней, стоя на одной ноге, балансируя над самым краем. Острые, точеные броски, сглаживающие переходы, волны и скалы, эмоция, эмоция, эмоция… Тут на весь зал раздался гулкий костяной грохот. Ослеплённый жутким светом, направленным строго в глаза, Арс вытянул ладонь перед собой, вытаскивая из ушей наушники. — Привет! У нас саунд-чек, — произнёс микрофонный голос. —Охуеть. Шампанского всем, — процедил Арсений, зло махнув рукой, и свет остаточно бросился в глубину сцены. Потирая больное плечо, Граф поднялся на ноги и спешно удалился. Ворвавшись в гримерку, он выкинул при всех с искренней, леденящей душу серьезностью: — Я не хочу выступать. Делайте, что хотите. Я не готов. — Что случилось? — попытался поинтересоваться Позов в плотном молчании, но был встречен неприветливым взглядом и ядовито поджатыми губами. — Арс. Нет. Нельзя так. Птица отчужденно скрежетал зубами и взглядом дырявил Арсения в висок, ничего не говоря. — Тебя кто-то обидел? — спросил Серёжа, примерно представляя, что могло настолько вывести Арса из себя. — Чего ты держишься? Граф отпустил своё плечо и выпрямился. Он осмотрел всех внимательно. Никто в тот момент не решился вставить свою копейку, предпочтя на пару минуток замереть. Все взгляды были обращены на него, кроме единственного, самого главного. Шастун углубился в телефон демонстративно, и даже воцарившееся вокруг молчание не вырвало его из Инстаграма. Шеминов, глядя на увлечённого Антона, лишь довольно усмехнулся и вновь скосил на Арса. — Я не буду выступать, — произнёс Граф столь же уверенно, сколь и в прошлый раз. — Скажите, что опаздываю, тяните интригу. Я не выйду. — Платили за всех, Арс. Ответственность перед зрителем есть какая-то, не? — Я подавлен. Из этого состояния я хахайку не сделаю. Отменяйте всё, либо выступайте без меня, это нормальная практика и... — Арс! Резкий голос ударился в стену и разбился на осколки, больно впившиеся Графу в уши. Все опустили глаза, Оксана с Птицей жались ближе к выходу на всякий случай. Шастун, не отрываясь от телефона, поднялся с места и, подойдя к Арсению, положил руку ему на грудь. Затем, словно вспышка, этот жест сопроводили один мощный толчок и звонкий хлопок двери. — Ты будешь на сцене, понятно тебе? Граф, распаленный, мотал головой, твердя одно — “Нет”. — Не нет, а да! — оборвал его Антон, сократив дистанцию для пущего эффекта. — Арс, послушай меня, давай не будем сейчас буксовать! Закончится твой чертов год, ты выдохнешь, поверь. Но сейчас, будь добр, сожми яйца в кулак. Шаст поймал себя на том, что задыхается от досады и нервно сглотнул, смочив пересохшее горло. — А иначе я тебе их сожму. Лично, вот этой рукой, — Тоха поднял напряженную ладонь, немного дрожащую, но определенно жесткую. Граф посмотрел на него, как на достойного человека, способного дать достойного ментального леща и сжать… ну, понятно. Антон, увидев изменение в выражении лица Арса, протянул прежде поднятую руку вперед для пожатия. Попов взялся за нее осторожно, чуть ли не одними пальцами, но затем запустил всю ладонь для крепкого замка. Шаста изрядно впечатлил этот жест. — Что с тобой происходит? — Не думаю, что тебе стоит это знать, — отбрыкнулся Арсений. — Уверен? — Шастун сощурился. — Может, Птица достоин это знать? — Птица тем более не… — взмахнув ресницами, отрезал Арс. — У меня складывается впечатление, будто я подспудно причастен к твоему психозу. — Да блять… — Попов рассмеялся. — Я на сцене грохнулся из-за резкого света. И нет у меня никакого психоза. Антоша, сделав над собой усилие, напустил на себя вид уверенного в друге человека и за пару движений пятерней расчесал себе шею. — Ты никогда таким не был. — Каким? — переспросил Попов. — Таким. Идиота из меня не делал. Арс, увидев, что Шаст сделал со своей бедной кожей, приложил к ней свою ладонь, охренительно ледяную. Воспользовавшись моментом, светлоокий заглянул в глаза Антохе как бы снизу и большим пальцем мягко провел под челюстью. Короче говоря, нагло пользовался положением сумасшедшего. — Это скоро пройдет, — успокоил его Арсений, едва улыбаясь. — Ты о себе? — с надеждой спросил Антон. — Нет, о шее.

***

— Все готовы? — в закулисье Оксана собрала всю компанию, чтобы проверить на наличие микрофонов и мощного настроя за три минуты до выхода. — Все! — выкрикнул Шастун. Серый и Поз мгновенно покивали и поправили немного съехавшие за полчаса саунд-чека микрофоны. Антон стоял напротив Арсения, но старался на него не смотреть. Арсений изображал деятельность, разглаживая на себе футболку. В конце концов, Шастун не выдержал, подошел к Попову и крепко обнял его. Арс схватился за его плечи сразу же, будто предвидел это действие, и прижался сильнее. — После концерта я Тебя украду, — раздалось у него над ухом. — А я этого хочу? Квест же... — Да похуй мне, чего Ты там хочешь, — с усмешкой отрезал Антон и, отстранившись, похлопал Графа по предплечьям. Тот попрыгал на месте, помотал руками, размял шею. — Я тебя услышал, — сказал Арс, глядя на Шаста снизу, пока растягивал мышцу бедра. Выпрямившись, Граф развел руки в стороны, словно крылья, и встал во вторую позицию. — Укради. — Арсений Попов! — раздалось со сцены. Арс, за секунду проскользнув мимо Позова и Серго, вырвался на свет и в пляске поприветствовал зал. Шастун ошалело проводил его взглядом, потирая плечо. Плечо, которое Попов походя укусил. — Сегодня живые позавидуют мертвым, — произнёс Тоха для себя за миг до выхода. Позов отправился в полет вслед за Арсом. Дальше Серый. — И наша любимая Шпала! — воззвала его сцена. Шаст, надев шутовскую улыбку, выскочил бодро и в приветствии замахал руками и ногами.