Лоббист

— Какая духота, неужели нельзя открыть окно!       Это был большой минус министерства магии в созданном под землей подпространстве — вентиляция была искусственной и, как все в министерстве, не очень надежной. Ожидая начала заседания, Альфард все пытался вспомнить, когда он в последний раз бывал тут, но ничего, кроме визитов вместе с отцом в глубоком детстве не приходило в голову. — А вот и восходящая звезда британской политики, — улыбнулся ему Николас Лонгботтом. Альфард хотел как-нибудь сострить в ответ, но потом решил просто приветливо кивнуть.       Министерство магии было мрачным, уродливым и очень старомодным — и старомодным не в том же своеобразном, но очаровательном смысле как Гриммо 12. Нет, главное здание магической Британии прочно застряло в тридцатых годах. Переговорная номер четыре тоже выглядела так, будто в ней ни одного стула не поменяли с самого начала войны. Хотя мебель и не была изношена использованием, но постоянное применение заклинания как-то вымывало ее, делало похожей на картинку в старом журнале. Справедливости ради, стулья были довольно удобными. Кроме него за столом расположилась еще дюжина волшебников. Он был знаком со всеми, пусть с некоторыми и понаслышке. — Может быть, пора начинать? — нетерпеливо поинтересовался Игнатиус Прюэтт. — Мы ждем мистера Малфоя, — ответили ему.       На диване в углу комнаты собрались несколько едва ли не открыто зевающих журналистов. Альфард сам готов был прилечь — последние несколько дней он допоздна проводил с Сигнусом, пытаясь как можно лучше изучить тонкие нюансы британской экономической истории. Мерлин видит, это было еще сложнее, чем политика.       Наконец, появился Малфой — как всегда в франтовской мантии и с самоуверенной улыбкой на лице, будто ему принадлежало все министерство. После раунда приветствий он тоже занял свое место за два кресла от Альфарда и с преувеличенным вниманием уставился за Прюэтта. Тот послал ему раздраженный взгляд перед тем, как объявить: — Джентльмены, заседание круглого стола департамента финансов на тему “Разработка нового экономического курса с участием гражданского общества” объявляется открытым.       Альфард едва удержался, чтобы не засмеяться вслух. Он не был уверен, что в министерстве понимали под словами “гражданское общество”, но интуиция подсказывала ему, что полтора десятка богатых чистокровных волшебников, большинство из которых так или иначе занимали посты в министерстве или имели возможность значительно влиять на его деятельность, вряд ли были объективным отражением структуры британского общества. Кажется, никому кроме него это не показалось забавным. — Первое слово предоставляется господину Сейджу Селвину.       Темноволосый маленький мужчина, по-детски курносый и пухлощекий, явно пытался возместить эти неудачные черты своей внешности чрезмерной серьезностью. У него даже неплохо получалось — хотя легкий эффект комичности все равно сохранялся. Поприветствовав всех присутствующих, он начал свою обстоятельную речь: — Господа, вам известно, какие проблемы стоят перед министерством магии. Низкие темпы экономического роста. Долговые обязательства, которые с каждым годом становится все сложнее оплатить. Медленно растущий дефицит бюджета при постоянном сокращении расходов. Необходимо кардинально новое решение, способное не просто отсрочить, но по-настоящему уладить эти проблемы.       Благодаря урокам брата Альфард знал, что Селвин был целиком и полностью человеком Дамблдора. Он был довольно молод, но после ранней смерти своего отца приложил все свои усилия, чтобы превратить свою семью (один из старейших аристократических домов Британии) в добросовестных сторонников новой политики. — Министерству требуется полная реструктуризация экономических потоков в комбинации с мерами жесткой экономии. Только так мы сможем преодолеть этот тяжелый период и выйти победителями. Более конкретно мы предлагаем…       Игнатиус Прюэтт благосклонно кивал на каждое предложение. Он принадлежал к той же фракции Визенгамота, членов которой между собой в большей степени объединяла не приверженность какой-то идеологии, а личная преданность Альбусу Дамблдору. По словам Сигнуса, у того была довольно четкая и обоснованная политическая программа, построенная на основе максимального сближения с маггловским миром. Но в том, что касалось экономики, старик мало что мог противопоставить традиционным чистокровным семьям, которые не только контролировали большую часть британского производства, но и регулярно одалживали правительству огромные суммы (их собственный отец, например, когда-то получил за такой кредит орден Мерлина). Хотя директор Хогвартса пытался использовать свое влияние и в этой области, предложения его сторонников в сфере экономики всегда носили характер полумер и не пользовались широкой поддержкой.       Последовали прения. Николас Лонгботтом, чья семья всегда придерживалась максимально независимой позиции, завалил Селвина каверзными вопросами, на которые тот отвечал длинными и сложными, но пустыми словами. Альфард молчал, ожидая своего часа.       Дальше вызвался выступить один из чиновников департамента. Он не предлагал никаких решений, но огненные цифры, появившиеся в воздухе по мановению его палочки, говорили сами за себя. Альфард не был уверен, насколько плоха была ситуация, но ему эти значения совершенно не нравились. — А теперь давайте выслушаем Альфарда Блэка, выступающего здесь от имени своего брата, Сигнуса Блэка, члена постоянного совета по экономическому развитию при департаменте финансов министерства магии, — кисло объявил Прюэтт.       Альфард всегда предпочитал говорить исключительно за самого себя, но в последнее время ему так или иначе пришлось расстаться с этой иллюзией. Он обвел комнату взглядом. Абраксас, до этого откровенно скучавший и даже не утруждавший себя вопросами к Селвину, теперь подался вперед и очень правдоподобно изображал искренний интерес. На самом деле им, как и почти всегда, руководила жадность. Остальные волшебники смотрели на него со сдержанным любопытством: хотя они все прекрасно знали, кем был Альфард, в политике он все еще оставался темной лошадкой, и мало кто представлял, о чем именно он будет говорить. — Доброе утро, — начал он. — Положение министерства, безусловно, с каждым годом становится все трудней и трудней. Но я хотел бы, чтобы вы посмотрели на эту ситуацию с другой перспективы. Министерство магии — не человек. Оно не голодает, не занимает деньги, чтобы собрать детей в Хогвартс, не экономит на самых необходимых вещах. Простые волшебник и ведьмы — вот, кто действительно страдает от экономических проблем и именно на них мы должны обращать внимание в первую очередь. Любые меры для стабилизации экономического курса должны быть направлены на увеличение благополучия простых жителей магической Британии. В конце концов, именно их слугами являются все работники министерства.       В углу проснулась и застрочила в блокноте молоденькая симпатичная журналистка. Члены круглого стола смотрели с плохо скрываемым непониманием — эта риторика была неожиданна, но они еще не представляли, к чему вел Альфард. Абраксас Малфой едва не облизывал губы. — Первое и основное решение, которое я предлагаю — увеличить доступность потребительских продуктов. Для этого необходимо снизить грабительские тарифы на импорт товаров с континента, также как уменьшить налоговое давление на мелких предпринимателей. Снизятся цены на хлеб, мясо и молоко, которые неуклонно росли уже почти десять лет. Стабилизируется и цена многих повседневных промышленных товаров. Это эффективно повысит доход всего населения, что в свою очередь привнесет новую искру в экономику.       Теперь большинство присутствующих откровенно хмурились. Эта идея казалась им странной и нереальной — в точности, как Альфарда предупреждали. Тем более ничего подобного не ожидали от одного из Блэков, которые за тысячу лет своей истории вряд ли хоть раз публично озаботились благополучием “простых волшебников”.       Но это новизна неизбежно притягивала внимание. Именно оно и было целью. Пусть краткосрочное, пусть поверхностное. Важно было, чтобы об Альфарде, и группе, чьи интересы он представлял, заговорили.       Очень жаль, что это было ложью с первого до последнего слова. ФЛЭШБЭК       За несколько дней до этого он ужинал с Беннетом и Пьюси в клубе Аттениум. Место было дорогим и эксклюзивным, но при этом, в отличии от многих подобных заведений, владельцы Аттениума всегда избегали чрезмерного внимания к чистоте крови. Альфард не раз бывал там во время своих коротких визитов на родину из-за неподражаемого стейка, который там подавали.       В тот день они собрались обсудить первое официальное выступление Альфарда в министерстве. Хотя он никому в этом не признавался, он довольно сильно волновался. После сытного обеда мужчины перешли в одну из тихих уединенных комнат, чтобы без лишних ушей обсудить свои дела.       Беннет объяснил Альфарду, которую позицию через его уста хотели озвучить сторонники Волдеморта. Альфард выслушал его со всем вниманием, но с каждым предложением в нем росло удивление. Все, о чем говорил Беннет, противоречило экономической политике, изложенной Абраксасом Малфоем еще в тот день, когда Альфард впервые был представлен этим людям. — Послушайте, но ведь это бессмысленно! Рынок и так наполнен зерном из Франции и всевозможными товарами с континента. Если снизить тарифы, цены, конечно, упадут, но ненамного, да к тому же это уничтожит любую возможность конкуренции со стороны местных производителей? Разве это не то, против чего так разорялся Малфой?       Пьюси и Беннет обменялись понимающими взглядами. Пьюси заговорил первым: — Да, Альфард, вы на редкость наблюдательны. Вам известны настоящие взгляды Темного Лорда на экономические вызовы Британии. То, что вам предстоит сказать на круглом столе — скорее для привлечения публики, если вы понимаете, о чем я?       Альфард поднял брови: — То есть, вы просите меня соврать?       То, что он делал до этого, можно было с натяжкой назвать защитой определенной политической позиции. На этот раз речь шла о заведомой лжи.       Беннет пожал плечами: — Ну вы же будете не под присягой. Перемены политического курса случаются у всех правительств, тем более, к тому моменту, как у Волдеморта появится достаточно сил, чтобы определять экономическую политику, мало кто вспомнит о том, что вы там обещали на каком-то заседании департамента финансов. — Тогда в чем смысл это говорить? — Потому что это понравится людям. Кроме нас никто из значимых игроков не говорит о том, чтобы облегчить финансовое бремя на рядовом волшебнике — а это, как показали наши маггловские друзья, очень выгодная стратегия.       Вмешался Пьюси. Он закурил сигару, да настолько крепкую, что даже у Альфарда заслезились глаза. Выпуская изо рта целые клубы сизого дыма, он медленно пояснил: — Публика глупа и не очень дальновидна. Только идиот стал бы сейчас откровенно говорить о том, что в планах Волдеморта повысить тарифы на импорт. При этом он также хочет отдать большую часть полученной прибыли мелким фермерам и владельцам производства, так что рынок наполниться собственными товарами, а экономика будет развиваться еще быстрее. Но вы думаете, типичный житель Хогсмида будет способен это осознать? Да большинство из них программу Хогвартса освоили с трудом — куда им до экономических стратегий.       Альфард отвернулся. Ему было чуждо такое циничное отношение к людям — тем более, что многие из них действительно жили в нужде.       Беннет, как всегда, говорил мягче, убеждая исподволь: — Мы же никому не причиним вреда. Хотите — приходите завтра к Абраксасу, он покажет вам самые подробные планы экономических изменений, вы убедитесь, что такое решение самое верное с точки зрения развития рынков. Но мой друг Эйдан прав — нашим согражданам будет спокойней, если сказать им то, что они хотят слышать. А когда придет время принимать не самые популярные меры, у нас уже будет достаточно ресурсов, чтобы претворить их в жизнь. \\\ФЛЭШБЭК       Его предложение, как и планировалось, прозвучало как гром среди ясного неба. Эта риторика, ставящая (хотя бы и на словах) в центр проблемы граждан, а не абстрактную сущность министерства, была чужда даже самым прогрессивным волшебникам. В Британии не было всеобщего избирательного права, поэтому, хотя министры и желали положительного общественного мнения, популярность среди народа никогда никогда не была для них так важна как потакание интересам влиятельных чистокровных. В этом была большая смелость, но также скрывался огромный риск.       Игнатиус Прюэтт даже протер очки, будто впервые разглядел, кто сидел перед ним. Проигнорировав еще нескольких желающих, он сам поспешил высказать свое возмущение, плохо скрытое в форме вопроса: — Но послушайте, это же уму непостижимо. У министерства и так практически не осталось ресурсов в запасе, а импортные тарифы являются важной частью наших доходов. Откажись мы от них, у нас совсем не останется средств.       Альфард почти желал не знать о настоящих планах Темного Лорда — так ему было бы намного проще защищать свою позицию. Но и к этому он подготовился. — Ваши страхи преувеличены. Во-первых, я не предлагаю полностью отменить тарифы, а только снизить их. Во-вторых, как я уже сказал, повышение дохода населения окажет огромную стимулирующую поддержку для всей экономики. В частности, у людей окажется больше денег для приобретения услуг министерства, вроде международных портключей. Кроме того, активная экономика будет генерировать больше налогов, что с лихвой возместит потери. И наконец, министерство может — вернее, обязано — параллельно провести переговоры с соседями для снижения тарифов с их стороны. Это откроет уже для британских товаров новые доступные рынки. К сожалению, у нас в стране пока не так уж много производства, но это решение также послужит дополнительным стимулом для предпринимателей.       Рыжеволосый старик, казалось, с трудом мог понять его аргументы, настолько чужеродно они звучали. Альфарду в глаза ударила вспышка фотоаппарата, а скрип пера журналистки можно было слышать даже из другого конца комнаты. Он морально подготовился к тому, что по окончанию круглого стола придется давать еще и небольшое интервью.       Он снова отлично справился: это было понятно по той панике, которая все сильнее проявлялась в глазах Селвина, и по довольной улыбке кота, объевшегося сметаной, расплывающейся на лица Абраксаса. Может быть, Беннет был прав, и у него и правда был талант к такого рода делам. Но это не заставило бы его заниматься чем-то подобным по доброй воле.

***

— Я не могу поверить, что ты опустился до такого! — в голосе Вальпурги звучала наивысшая степень оскорбленности. — Послушай, но ведь все не так уж плохо…       Еще не договорив до конца, Альфард понял, что попытка защитить себя была абсолютно бессмысленной. Еще с детства его кузина отличалась взрывным нравом; каждый в семье прекрасно знал, что с Вальпургой невозможно было сладить, пока она не остынет сама. — Неужели ты не подумал о том, что этим принижаешь не только себя? Твои действия затрагивают всю семью, Ориону сейчас не хватало только этого!       Гостиная с родословным гобеленом подходила для этого разговора как нельзя лучше. Наверняка Вальпурга выбрала ее специально, чтобы даже портреты на стенах напоминали ему о всех его долгах перед предками. Долгах, которые никогда не могли быть оплачены и поэтому висели над каждым из них тяжким грузом. Здесь Альфард всегда чувствовал себя особенно виноватым и неоправдавшиеся ожидания.       Сегодня, впрочем, он не собирался просить прощения. Участие в очередном публичном представлении, срежессированным сторонниками Темного Лорда, не вызывало в нем восторга, но и реакцию Вальпурги он считал чрезмерной. Беннет был абсолютно прав — если Блэки хотели распространить свое политическое влияние на более широкие слои общества, а не только на горстку чистокровных, им необходимо было хоть немного демократизировать свой образ, показать, что они тоже были людьми с обычными человеческими потребностями и слабостями. Вальпурга бы никогда не согласилась даже изображать что-то подобное, поэтому Альфард в очередной раз вынужден был выполнять самую грязную работу сам.       Ежедневный Пророк в руках Вальпурги выглядел как безусловное доказательство всех его преступлений перед семьей и Британией. На секунду он был почти уверен, что она ударит его этой проклятой газетой, как провинившегося котенка. Но, видимо желая помочь ему глубже почувствовать свою вину, Вальпурга принялась вслух зачитывать отрывки, возмутившие ее больше всего. — “Альфард Блэк — особый случай даже в своей экстраординарной семье. Это становится понятно совсем скоро во время моего визита в его особняк в провинции. Альфард встречает меня вместе с сыном и племянницей, проводящими там выходные,— Альфард хотел что-то сказать, но Вальпурга прервала его одним жестом руки и продолжила с бесконечным сарказмом зачитывать статью. — В музыкальной комнате, где мы располагаемся, Альфард сам наливает чай, рассказывая увлекательную и забавную историю о том, как купил этот самый чай на традиционном рынке в Гонконге. Юная Нарцисса Блэк откладывает рукоделие и садится за фортепиано. Она замечательно играет одну из сонат Гайдна”.       Не в силах больше выдерживать этих оскорбительных слов, Вальпурга отбросила газету и упала на диван, театрально прижимая руки к вискам. Впрочем, то, что сейчас было только жестом, чтобы заставить Альфарда чувствовать себя еще более виноватым, через пару часов наверняка станет настоящей мигренью — с ее темпераментом довести себя до нервного перенапряжения было проще простого. — Полагаю, мне стоит радоваться, что твой отец не может видеть этого позора, — траурным голосом произнесла она.       Альфард поднял экземпляр “Пророка”, ставший причиной всего этого. С ним согласовывали текст статьи, но в печати он ее еще не видел. Фотографии, занимавшие добрую половину разворота, получились отличными. Нарцисса, разумеется, всегда была невероятно фотогенична, и за фортепиано выглядела как всегда очаровательно. Скромное голубое платье только подчеркивало ее юность и свежесть. Пальцы танцевали на клавиатуре, а на губах блуждала нежная улыбка. Альфард с сыном были запечатлены в библиотеке: Северус тянулся за одной из книг с верхних полок, и, достав ее, оборачивался на отца. На стене на заднем плане можно было видеть обширную коллекцию примечательных редкостей, собранную Альфардом за годы странствий: африканские маски, арабские клинки и тому подобные вещицы. На последней фотографии Северус и Нарцисса сидели на качелях в саду и о чем-то переговаривались. Альфарду она так понравилась, что он собирался написать в редакцию с просьбой прислать ему копию. — Это катастрофа. Я не знаю, как я буду смотреть в глаза другим людям, — с новыми силами продолжила Вальпурга. Альфард сильно сомневался, что какая-то статья в журнале способна была пошатнуть ее уверенность в собственном превосходстве, которую она с удовольствием демонстрировала на каждом светском мероприятии. — Я все равно не вижу, что могло тебя так расстроить, — рискнул еще раз попытаться Альфард, — в тексте нет ровным счетом ничего, что может быть истолковано неуважительно. Наоборот, мне кажется, я предстаю там в довольно выгодном свете.       Вальпурга едва не задохнулась от этой неслыханной наглости. Забыв про свою предполагаемую головную боль, она готова была в самых громких выражениях объяснить ему, что было не так со статьей, но была прервана появлением своего супруга. Орион, стремительным шагом вошедший в комнату, с порога заговорил, отвечая на вопрос младшего брата: — Само предположение о том, что тебя интересует, какое мнение о тебе сложиться среди читателей “Пророка”, уже оскорбительно для людей из нашего круга. — Вальпурга посмотрела на мужа с плохо скрытым удовольствием. Видно было, что она полностью разделяла его позицию. — Мерлин, Орион… — Изволь дослушать меня до конца. Неужели ты правда думал, что я сочту это допустимым поведением? Приглашать каких-то полукровных журналистов в свой дом, делать вид, что тебе интересно с ними разговаривать, да еще вовлекать детей в этот театр! Тебе не кажется, что никакой Волдеморт не может требовать от тебя подобного?       Хотя они росли вместе и были воспитаны в одном духе, порой причудливо-старомодные устои его брата просто поражали его. Орион не имел ничего против, чтобы члены его семьи участвовали в подготовке государственного переворота, но проводил границу перед общением на равных с теми, кого он считал кем-то вроде прислуги. И дело было даже в не в том, что Альфард слишком уж одичал за годы путешествий. — Сигнус не возражал против участия Нарциссы. — Сигнус позволяет своим девицам слишком многое, — не выдержала Вальпурга. — К тому же, он недооценивает то, насколько твое поведение отражается на остальных членах семьи. Как бы тебе не нравилось изображать черную овцу, в глазах общества ты всегда будешь одним из нас. И, позволь тебе напомнить, главой семьи пока еще являюсь я, а не Сигнус, — Орион говорил, как всегда, не повышая голоса и с ледяным спокойствием, хотя Альфард и предпочел бы крик.       Он знал, что поступил правильно, но, несмотря на это, слова брата против воли вызвали в нем угрызения совести, чего так и не удалось сделать Вальпурге. — Орион, но какой у меня был выбор? Это интервью — часть того соглашения, которое я заключил с твоего ведома.       Он снова бросил взгляд на злополучную газету. “Альфард с детства много часов проводил за книгами: начиная от приключенческих романов и заканчивая докладами об археологии. Его сын разделяет эту страсть к чтению, хотя пятнадцатилетнего Северуса больше привлекают трактаты о зельях и защите от темных искусств”. Эти слова казались такими безобидными и в то же время, как Альфарду было прекрасно известно, обладали огромной скрытой силой. Именно поэтому сторонники Темного Лорда так настаивали на этом интервью: это был еще один шаг в создании идеального образа для него. Образа, которому люди будут верить. — Ты должен был посоветоваться со мной, — продолжил отчитывать его Орион, — к счастью, у нас есть собственное влияние и мы можем себе позволить… вести переговоры с этим человеком. Ни ты, ни Северус не должны быть его заложниками — даже если он будет просто считать, что ты выполняешь его приказы беспрекословно, это может заставить его потребовать еще большего.       Альфард мог попытаться поспорить с ним, хотя признавал, что в основном Орион был прав. Поэтому он решил, что наилучшим решением будет покаянно опустить голову: — Прости. Я не думал, что это решение покажется тебе таким важным, поэтому позволял себе действовать самостоятельно. Этого больше не повторится, — хотя он с самого детства боготворил старшего брата и прислушивался к каждому его слову, такая демонстрация покорности все равно была для него неестественной. Последние полтора десятка лет Орион редко указывал ему, что делать.       Орион покачал укоризненно головой, но по едва заметному смягчению его лица было понятно, что он не намерен был надолго растягивать эту ссору. Вальпурга же по-прежнему смотрела так, будто Альфард совершил настоящее предательство. По опыту он знал, что кузина тоже простит его, хотя на это может потребоваться больше времени. — Кричер, чаю, — властительным жестом приказал хозяин дома, и эльф в ту же секунду, будто только и ждал этих слов, появился в гостиной и принялся бесшумно, но суетливо накрывать на стол.       Традиционное чаепитие, конечно, не могло решить серьезных проблем. Но в их семье оно выполняло что-то вроде ритуальной роли. Можно было ссориться за завтраком, намеренно игнорировать друг друга за обедом и обмениваться жестокими колкостями за ужином: в доме на площади Гриммо это происходило намного чаще, чем хотелось бы Альфарду. Но во время чая все члены семьи, не сговариваясь, забывали о бесконечных поводах для недовольства друг другом. Это было их семейным секретном, маленькой личной магией, и сейчас Альфард был как никогда благодарен Ориону за это молчаливое приглашение к миру.       Эрл Грей, который вот уже больше века неизменно подавали на площади Гриммо, ничем не уступал изысканному насыщенному пуэру, который предпочитал Альфард. Свежий запах бергамота, поднимавшийся от тончайших фарфоровых чашек, как будто возвращал его в детство. — Нам стоит обсудить и другие вещи, — сказал Орион, аккуратно перемешивая сахар так, чтобы серебряная ложечка не издавала ни звука. — Я надеюсь, у твоего сына не возникло трудностей в Хогвартсе в связи с его новым положением.       Альфард покачал головой. — Ему непросто, но, кажется, он справляется, не без помощи Нарциссы и Регулуса. — Северус не спешил делиться с ним своими проблемами, но Альфард достаточно успел изучить сына, чтобы из нечастых писем и пары встреч почувствовать, что происходило у того на душе. — Это радует. Судя по письмам Регулуса, эти двое положительно неразлучны.       Вальпурга, забыв про свой чай, посмотрела в окно, где по улице то и дело проходили магглы. На ее лице застыло то самое особенное выражение, что Альфард догадался: она уже забыла о всех его прегрешениях, а ее разум был занят совсем другим. Он не ошибся в своих ожиданиях — такое одновременно возмущенное, и тревожащееся выражение лица всегда означало, что Вальпурга думала о своем первенце. — Сириус снова ведет себя ужасно, — поделилась она, — за месяц занятий нам пришло уже семь писем из школы. Такое ощущение, что он пропустил мимо ушей все то, что ему говорил Орион.       Альфард нахмурился. Хотя и за Сириуса стоило волноваться, он мгновенно подумал о своем сыне. Северус не писал о проблемах с кузеном — впрочем, чутье подсказывало Альфарду, что он бы никогда не стал жаловаться. Но Нарцисса и Регулус уведомили бы его, если что-то было не так. — Ничего, связанного с твоим сыном, — успокоил его Орион, правильно истолковавший его тревогу, — он взрывает туалеты, разбрасывает навозные бомбы и дерется с собственными друзьями-гриффиндорцами. Самое подходящее поведение для наследника рода Блэков.       За ядовитым сарказмом скрывалось волнение — чтобы понять это даже не нужно было знать Ориона так близко, как знали его брат и жена. — Ему тоже нужно побывать дома, — предложил Альфард. Он знал, что Сириус как раз вступил в тот возраст, когда выходные с родителями вызывали меньше всего восторга. Но и оставлять его дальше вариться в откровенно нездоровой атмосфере Хогвартса, где никто, очевидно, не мог и не хотел контролировать его импульсы и порывы, было ужасным решением. — Да, мы тоже так решили. Двадцать седьмого, Орион уже поставил Дамблдора в известность, что его не будет всю неделю.       Двадцать седьмого октября был ее день рождения. Вальпурга казалась слегка растерянной, а она не бывала растерянной даже тогда, когда была еще маленькой девочкой. — К слову, я слушал также передачу по радио с твоим участием, — усмехнулся Орион. — О, в этом ты не можешь меня упрекнуть, даже по меркам нашей семьи я не нарушил никаких правил приличия! — Я и не собирался. Просто хотел предложить, если ты правда так сильно хочешь помочь с исполнением части семейных обязанностей, у меня найдутся подходящие дела для тебя.       Этого стоило ожидать. Хотя Альфард и правда хотел облегчить и без того тяжелую ношу своих старших братьев, сейчас ему более чем хватало собственных забот с Волдемортом и его сторонниками. Но потребности семьи всегда должны были стоять первыми. Он и так достаточно долго убеждал себя, что Орион и Сигнус прекрасно справятся сами. — Конечно — и нет никакой нужды так усмехаться. Чем ты хочешь, чтобы я занялся? — Финансами — той их частью, что часто теряется на фоне крупных дел. Ты наверняка представляешь, о чем я: наследства от дальних родственников, приданное девушек, дорогие подарки… С этим давно нужно было разобраться, но ни у меня, ни у Сигнуса не доходили руки.       Альфард серьезно кивнул. Это было мелкое задание, сам Орион выполнял такие для отца, когда едва закончил Хогвартс. Но Альфард, хотя и был немного оскорблен обыденностью и скукой этого поручения, понимал, почему ему доверили только это. В конце концов, он едва знал основы домашней бухгалтерии — и то каким-то чудесным образом, его, в отличии от старших братьев, никогда не муштровали в этом направлении.       Орион пообещал, что на днях отдаст ему все документы и заодно объяснит подробнее, что именно Альфарду предстояло сделать.       Кричер принес к чаю свежеиспеченные малиновые сконы, униженно извиняясь за опоздание.       Альфард успел уже подумать, что разговоры о серьезном на сегодня закончены, но с лица Ориона не уходила напряженность. Чуть заметно сжатые челюсти, тревожный прищур глаз: так он выглядел перед важными заседаниями Визенгамота или, когда-то давно, перед разговорами с их отцом. Его жена, хотя и была явно по-прежнему встревожена мыслями о Сириусе, взяла себя в руки и, как всегда безошибочно почувствовав напряжение Ориона, спросила: — Так что там с Малфоями?       Орион мотнул головой с нехарактерной для него резкостью. — К сожалению, они в полном порядке и продолжают мне докучать.       Ноздри Альфарда вздулись, как у охотничьего пса. Хотя к его отношению к Люциусу Малфою примешивалась щедрая доля личной неприязни, он и на объективном уровне понимал, что от этой семьи исходила угроза. Слова Ориона только все больше убеждали его в том, что он не ошибается. — Мне очень не нравится то, что Абраксас начал позволять себе общаться с тобой, как с равным, — озабоченно сказала Вальбурга, качая головой, — что бы он о себе не возомнил, никакие деньги не могут стать заменой родословной.       Орион хмыкнул: — Мало кто кроме нас придерживается старых порядков. Кроме горстки по-настоящему древних семей, все остальные готовы принимать деньги за благородное происхождение. Это как раз вовсе неудивительно. — О чем он тебе пишет? — не выдержал Альфард, жадно ловя каждое слово. — Намекает на дальнейшую совместную деятельность — раз уж мой брат теперь принадлежит к той же организации.       Альфард поморщился. Конечно, они и раньше вели дела с Малфоями — в тесном магическом мире сложно было избегать кого-то просто из принципа, да и настолько далеко даже их семейная одержимость чистой кровью не заходила. Но Абраксас и сам всегда понимал, где можно пошутить по свойски, а где лучше продолжать держать уважительную дистанцию. Он вообще имел поразительное светское чутье и никогда не терялся в запутанной паутине родственных и деловых связей, опутывающей каждого человека в Англии. Трудно было поверить, что его самомнение доросло до такой степени, что он забыл все правила приличия. — Да он прямо гордится тем, что первым радостно побежал прислуживать этому полукровке! — с возмущением выплюнула Вальпурга.       Орион кивнул: — Именно в этом дело. Мои знакомые прозрачно намекают, что он по уши погряз в самых грязных и незаконных делах, которыми только занимается этот “лорд”. Считает себя чуть ли не его правой рукой и только и ждет, когда ему подадут на блюдечке всю внешнюю торговлю.       О каких незаконных делах шла речь? Альфарду демонстрировали только относительно приличные и полностью законные стороны пропаганды Волдеморта, но он и сам был почти с самого начала уверен, что его сторонники занимались не только благотворительностью и интервью Пророку. Малфои были теми самыми людьми, заподозрить которых в чем-то подобном было проще простого. — И его сынок тоже не лучше, — буркнул Альфард. Самодовольная улыбка Люциуса, когда он без приглашения заявился в его дом, до сих пор стояла у него перед глазами. Ориона младший из Малфоев интересовал мало, а вот Вальпурга ухватилась за повод высказаться: — Я до сих пор не могу поверить, что их помолвку с Нарциссой до сих пор не отменили. Она, конечно, самая младшая, но вряд ли заслуживает такого супруга. — Я, честно говоря, до сих пор не понимаю, почему ты на это согласился? — Альфард вопросительно посмотрел на брата. Тот поморщился, как от зубной боли. — Это запутанная история, а тебе лучше узнать подробности у Сигнуса, это была полностью его идея, — конечно, Орион как глава семьи должен был дать свое согласие на любую помолвку, но у Сигнуса всегда были способы его убедить, — грубо говоря, лет восемь назад мы были связаны с Малфоями почти во всех делах, приносящих семье активный доход. Сигнус хотел закрепить отношения с ними красивым жестом. Абраксас тогда прекрасно понимал, что это еще не свадьба и даже не обещание. Но до разрыва дело так и не дошло, а дети тем временем успели подрасти.       Альфард вскочил с места, едва не разлив свой чай, и в два шага пересек комнату, остановившись перед окном. — Я могу понять браки по указу родителей — в конце концов, без них ни один из нас не появился не появился бы на свет. Но торговать судьбой собственной дочери как векселем на будущие доходы — это даже для нашей семьи слишком цинично.       Он бросил взгляд на Ориона и Вальпургу, надеясь увидеть на их лицах хотя бы след угрызений совести, но оба смотрели на него с каким-то особенным снисхождением. В точности, как когда он был еще совсем малышом, в его улыбке не хватало больше половины зубов, а Орион, Вальпурга и Сигнус уже учились на Слизерине. Через несколько секунд наполненного напряжением молчания его брат снизошел до объяснения: — Жаль тебя расстраивать, но браки всегда устраивались именно так — во всем мире, не только в нашей семье. Единственное различие заключается в том, что Сигнус никогда не отдал бы любимую младшую дочку замуж насильно.       Альфард хотел бы высказать ему и его жене все, что думал об их снисходительном терпении и невероятно избирательных моральных устоях. Он не был согласен с циничным мнением Ориона. Но также он прекрасно понимал, что спорить об этом было бессмысленно. Главным сейчас было позаботиться о благополучии Нарциссы.       Он сложил руки на груди и снова отвернулся к окну. Там на площади появлялось все больше и больше магглов — было около пяти, у многих заканчивался рабочий день. Альфард всегда любил наблюдать за ними, привычка, за которую в детстве его не раз наказывали. — В таком случае нужно нам что-то делать. В свете новых политических устремлений Абраксаса, эта помолвка становится еще опасней.       Вальпурга кивнула, а Орион еще больше поджал губы: — Я подумаю о том, что можно предпринять. Действовать надо осторожно.