***
От Сириуса Блэка Северус по-прежнему ожидал подвоха каждую минуту. С тех пор, как они оба покинули Хогвартс, им приходилось поневоле встречаться довольно часто: их отцы, по горло занятые более важными делами, то и дело заставляли их заниматься вместе либо в библиотеке на Гриммо, либо в особняке Альфарда. Несмотря на это, они всё также не говорили друг другу ни одного лишнего слова. Даже вся рождественская обстановка не заставила бы Северуса потерять бдительность. Но, когда Сириус Блэк стал настойчиво предлагать им с Регулусом пойти наверх, а его отец с энтузиазмом поддержал эту идею, Северус решил, что, задумай Блэк очередную гадость, вдвоём с Регом они как-нибудь справятся. Тем более, он уже успел восхититься всеми магическими традициями и к ночи все старомодные развлечения чистокровных наскучили ему до невозможности. — Регулус, если ты хотя бы подумаешь донести, я тебе трусы на голову натяну, — объявил Сириус, стоило им закрыть за собой дверь его комнаты. Его младший брат и кузен тут же вытащили палочки, но Сириус только хмыкнул презрительно, не проявляя пока никакой агрессии. Внимательно прислушавшись к шуму подвыпивших родителей внизу и удовлетворенно улыбнувшись самому себе, он встал на колени и вытащил из-под кровати оловянный котел, в точности такой же, какие использовали на уроках Зельеварения. Северус с удивлением смотрел, как Блэк деловито зажигает палочкой огонь в компактной горелке и с видом профессионала мешает содержимое. И только когда тот вылил в варево целую бутылку дешевого рома, Северус понял, что тот где-то достал сидр, который теперь превратился в кошмарное подобие пунша. Регулус покачал головой: — Очередная твоя гениальная идея? Если папа узнает, а он обязательно узнает, у нас у всех будут огромные проблемы. И вообще, почему ты только мне сказал не доносить? — При всех его недостатках, Нюнчик, как ни странно, не ябеда. В ту же секунду длинная черная палочка упёрлась ему в кадык. — Ещё раз назовешь меня так — прокляну, — вкрадчиво пообещал Северус. — Подумаешь, какие мы обидчивые. Пить-то будешь? Сваренное Блэком пойло было отвратительным. От котла поднимался лёгкий спиртовой пар, пахнущий яблоками, специями и дешёвой бормотухой. Так пах перед Рождеством Тобиас Снейп, и Северус вдохнул его с каким-то странным ощущением между радостью и отвращением, вспоминая ежевечерние поиски отца по ближайшим пабам и килограммы мандаринов, которые тот непременно покупал перед праздниками, даже если денег уже несколько недель не было. — Наливай. Регулус долго мялся и смотрел на них обоих неодобрительно, представляя страшные кары, которые их ожидают. Но когда Сириус сунул и ему в руку горячую кружку, замолчал и, зажмурившись, выпил сразу огромный глоток. — Ты переборщил с ромом, — откашливаясь и морщась, прошептал он. Сириус сам не смог удержаться от гримасы после первого глотка, но не собирался из-за этого останавливаться. Северус же пил сидр с ромом так, будто это был тыквенный сок. — Никогда бы не подумал, что и ты на что-то сгодишься, Блэк, — усмехнулся он, отсалютовав кружкой. — И вообще, с чего это ты стал таким добреньким? — У меня нет особого выбора, с кем пить. Регулус сделал ещё один глоток. Было видно, что он с трудом удерживался, чтобы не выплюнуть обжигающую жидкость. — Папа и дядя Альфард всё равно узнают, и тогда нам всем непоздоровится, — с обреченностью висельника сказал он. — Хватит ныть, Реджи, — оборвал его брат, но достал из школьного сундука целый пакет со сладостями, пододвинув его в центр, — ешь, а то скоро будешь блевать. Регулус вынул первый попавшийся батончик, отпил ещё глоток и поторопился откусить, перебивая отвратительный вкус. Алкоголь как будто помог ему набраться храбрости: — И что теперь? Ты собираешься при первой же возможности побежать к Дамблдору? Сириус быстро привык к собственноручно сваренному напитку и уже почти допил первую кружку. Он взял себе имбирного тритона и усмехнулся: — Какая тебе разница? Меня всё равно теперь до конца жизни не выпустят из этого дома. Северус пил молча, не закусывая, и внимательно следил за начинающейся ссорой братьев, но пока не вмешивался. — Тебя только это останавливает? — слишком громко спросил Регулус, но на него тут же шикнули с двух сторон, и он продолжил чуть тише, — если бы папа тебя не поймал, ты бы так легко предал нас всех? Твой Поттер… — Джеймс хотя бы понимает меня! И не бежит чуть что жаловаться. В Хогвартсе уже несколько месяцев ходили слухи об участившихся размолвках между золотыми мальчиками Гриффиндора, но Северус не знал, сколько в них было правды. — Дядя Альфард сказал, что он не верит в эту чистокровную белиберду и что его заставили работать Сам-Знаешь-С-Кем! Северус резко побледнел и отставил свою кружку. Ему вдруг стало плохо. “Может, стоит пить помедленней”. Регулус же буквально задохнулся от возмущения: — Да ты… да ты даже не понимаешь, не представляешь себе, что это за волшебник! — Что там понимать, очередной помешанный на чистой крови псих! Вы оба наверняка только и ждёте, как присоединиться к ему и его ублюдкам! — Нет, — тихо сказал Северус. Оба кузена уставились на него в искреннем недоумении. Северус посмотрел на Регулуса слегка виновато, и продолжил, почти уткнувшись своим внушительным носом в кружку с пойлом: — Мы с Альфардом много говорили об этом. Он говорит, что таким людям опасно верить. Что полагаться можно только на семью. — Но, Северус, ты же знаешь, что всё это ложь Дамблдора, что он не собирается убивать маглорожденных или что-то вроде того! — отчаянно воскликнул Регулус, не обращая внимания на полный отвращения взгляд старшего брата. — Меня пять лет каждый день называли грязнокровкой. Я уже ничего не знаю. Регулус несколько раз открыл рот, но так и не смог что-то сказать и в конце концов решил выпить ещё немного. Сириус тоже сделал большой глоток и со скрытым интересом спросил: — То есть, ты больше не стремишься присоединиться к клубу юных просирателей смерти? Регулус снова задохнулся от возмущения, а Северус только поморщился: — Не пора ли тебе повзрослеть, Блэк? И нет, я просто хочу, чтобы всё это поскорей закончилось. Ни Альфард, ни твой отец никогда не хотели во всё это ввязываться… Он замялся, не решаясь вслух сказать “но ввязались из-за меня”. Сириус недомолвку не заметил. — Тогда попытайся объяснить этому восторженному придурку, а то ему там будто мёдом намазано, — он презрительно кивнул на младшего брата, который ответил озлобленным взглядом. На дне кружки собрался мерзкий крупинчатый осадок специй. Северус налил им всем ещё сидра. Он уже чувствовал, что начинает пьянеть, но пока не слишком сильно. На Регулуса, которому летом только исполнилось четырнадцать, алкоголь действовал куда быстрей: его щёки уже раскраснелись, а язык слегка заплетался. — Ты просто пытаешься всё делать наоборот, с самого детства. Мне плевать, что ты ненавидишь меня, но как ты можешь так легко… как ты можешь так просто… Не дождавшись осмысленного окончания предложения, Сириус бросил: — Я тебя не ненавижу. Просто ты надоедливый нытик. — Да пошёл ты, — Регулус, кажется, сам не ожидал, что способен на такие выражения. — Всю жизнь ты только и делал, что издевался надо мной, а как только ты пошёл в Хогвартс и нашёл своего драгоценного Поттера, то даже обращать внимание на меня перестал. Северус почти осушил вторую кружку. Каждому мальчишке в душе был необходим старший брат. Северус, единственный ребёнок в семье, с первой встречи принялся обожествлять Люциуса потому, что тот был для него недосягаемым идеалом, который по непонятной причине спустился со своего Олимпа, чтобы опекать и поддерживать замарашку-полукровку. Их дружба с Регулусом, конечно, строилась совсем по другим принципам, но иногда он видел во взгляде светло-карих глаз то же восхищение, с которым до сих пор сам смотрел на Люциуса. Каждому мальчику нужен старший брат. — Да не начинай ты… — Сириус был крупней Северуса, но на площади Гриммо у него было гораздо меньше шансов попробовать алкоголь, чем в Тупике Прядильщиков, поэтому он тоже уже начинал ощутимо пьянеть, — о чем я должен был разговаривать с сопливым первокурсником? И ты сам не очень стремился проводить время с каким-то предателем семьи - гриффиндорцем! — Да пошёл ты, — слабо повторил Регулус, прикладываясь к своей кружке. — Вы оба полные идиоты, — объявил Северус. Он хотел бы, чтобы здесь на его месте был Альфард. Тот бы обязательно нашёл, что сказать, объяснил бы двум по-блэковски упрямым баранам, что они оба бились о несуществующую стену. Он часто сводил всё к любви, но в отличии от дешевых сентенций Дамблдора, это было как-то по-настоящему. Пусть не с первого дня, но ему поверил даже Северус, считающий себя в свои пятнадцать лет прожженным циником. Альфард любил со всей страстью, так свойственной его семье, и даже не пытался скрывать это, как многие его родственники. К часу ночи все трое были смертельно пьяны. Сириус, закинув руку на плечо Северусу, долго и путанно пытался объяснить ему, что не пытался его убить полгода назад. Он раз пять успел взъерошить волосы младшему брату и даже пробормотал что-то про то, что, может, он больше не был таким уж невозможным нытиком. Они съели столько сладостей, что всех немного тошнило, но от опьянения это почти не помогло. Регулуса и правда чуть не вырвало, как и предсказывал его брат. Северус больше всех осознавал происходящее и решил наконец прекратить попойку. Им и так уже невероятно повезло, что их родители так долго праздновали внизу, и никто не решил зайти к ним. Северус не доверял себе колдовать в таком состоянии, поэтому вылил оставшийся сидр в унитаз, а котёл засунул обратно под кровать Сириуса. Вдвоем они довели еле передвигающего ноги Регулуса до его комнаты и уложили в постель. Тот что-то бормотал всю дорогу, но отключился, стоило его голове коснуться подушки. Его брат тоже отправился спать, напоследок притянув голову Северуса к своей так, что они больно стукнулись лбами лбами: — А ты, Нюнчик, оказывается, умеешь пить. Может, из тебя ещё получится нормальный человек. И волосы, смотрю, мыть начал… Северус не имел ни желания, ни сил препираться, и просто втолкнул Блэка в его комнату, закрыв за ним дверь. Оставшись один в тёмном коридоре, он на секунду испугался. Эти старинные дома всё ещё казались ему страшными. “Регулус не будет возражать, если я лягу с ним” — подумал он, прилагая все усилия, чтобы сконцентрироваться. Он обернулся и вскрикнул от страха, увидев позади себя выросшую из ниоткуда фигуру. Только через несколько секунду он узнал в ней своего отца. Альфард, естественно, тут же понял, чем занимались мальчишки. Он покачал головой: — Вам, молодой человек, завтра многое придется объяснить. — Северус покаянно опустил голову, мечтая только о том, чтобы поскорее оказаться в постели. — Ну что, напраздновался? Пойдём через камин в библиотеке, незачем волновать Вальпургу… Выходя из камина дома, Северус споткнулся и разбил нос о журнальный столик. Но спустя несколько быстрых отточенных заклинаний из палочки Альфарда, он смог наконец заснуть — подниматься в спальню было уже совсем немыслимым подвигом.***
На следующее утро Альфард даже поддался слезным просьбам Северуса и не стал говорить Ориону и Вальпурге, чем прошлой ночью занимались их сыновья. Он был почти рад, что мальчики, судя по всему, почти помирились. Северусу он, конечно же, прочитал длинную лекцию, но наказывать не стал. Его собственные ранние эксперименты с алкоголем тоже происходили в компании старших братьев. Несколько дней после Рождества прошли мирно. Они с Северусом играли в нарды и обсуждали последние политические события. Альфард во всем пытался быть с сыном настолько откровенным, насколько мог. Вечера напролет они проводили за чтением и разговорами, почти не замечая, когда одно постепенно переходило в другое. — Альфард… — тихо позвал Северус. На Рождество кто-то подарил ему штемпель с его собственным экслибрисом (старый добрый герб семьи и имя “Северус Блэк” готическим шрифтом), и последний час он методично проставлял печать на каждую свою книгу, включая школьные учебники и тетради. Альфард не ожидал, что эта мелочь так ему понравится. — Да? — Я хотел спросить… Люциус написал мне, что скоро Тёмный Лорд снимет свою метку. Это правда? Альфард вздохнул. Иногда он жалел, что совесть не позволяла ему начать подвергать всю переписку сына жесткой цензуре. Это был не первый раз, когда мальчик узнавал от Люциуса Малфоя то, что ему знать не полагалось. — Да. Мы договорились. Он и так получил более, чем достаточно от нашей семьи. А что? Ты об этом жалеешь? Северус бросил на него короткий взгляд из-за завесы черных волос и снова уткнулся в форзац старого учебника по трансфигурации. — Нет, — почти шепнул он, — конечно, нет. Спасибо вам. Альфард порывисто поднялся из-за своего стола, подошёл к сыну и обнял его, крепко прижимая к себе. От Северуса пахло жженым лавровым листом после очередного эксперимента и немного своим первым одеколоном, который понадобился ему совсем недавно. Его мальчик, которого он никогда не видел маленьким, слишком быстро вырос. Многочасовые разговоры обо всём на свете не прошли даром. Из озлобленного на весь мир мальчишки с фанатично горящими глазами Северус превратился в рассудительного и разумного молодого человека. Уже совсем скоро Альфард сможет окончательно исправить совершенную им в запале ошибку. — Я очень люблю тебя, ты знаешь об этом? — пробормотал он. Худые руки неловко и нерешительно обняли его в ответ. В первый раз. *** В Лидсе, куда ему пришлось аппарировать этим же вечером, уже давно шёл снег. К семи вечера уже совсем стемнело, и только редкие маггловские фонари освещали пустую, заснеженную улицу. Альфард почувствовал себя глупо, понятия не имея, зачем его сюда позвали. Снег падал огромными слипшимися хлопьями: у малышей завтра будут получаться замечательные снеговики. В мёртвый сезон между Рождеством и Новым Годом людей на улице практически не было, а редкие прохожие так торопились попасть домой, что меньше всего внимания обращали на Альфарда в его мантии. — Настоящая зимняя погода ради разнообразия, — произнес спокойный вкрадчивый голос прямо за его спиной, — как поживает Северус? Альфард уставился на Волдеморта так, будто тот был призраком прошлого Рождества. Было странно видеть этого волшебника на простой магловской улице, поднимающим повыше меховой воротник мантии, чтобы защитить шею от холода. Он даже приветливо улыбнулся Альфарду. — У него всё хорошо, спасибо. — Рад был услышать, что вы решили больше не доверять его сомнительной опеке Дамблдора. Альфард едва не выпалил о том, что Дамблдор предлагал ему сотрудничество, но вовремя прикусил себе язык. — Зачем вы меня пригласили? — Пойдёмте, сами увидите. Как завороженный, Альфард последовал за ним по обледенелому тротуару. Какого же было его удивление, когда Тёмный Лорд уверенным шагом вошёл в самую обычную маленькую церковь. Не обращая ни малейшего внимания на магглов (те, впрочем, инстинктивно расступались перед ним), он проследовал в середину зала, где винтовая лестница вокруг одной из колонн вела на небольшой балкон. Альфард поднялся следом. Большинство волшебников, даже самых чистокровных, номинально считали себя христианами. Блэки, в отличии от многих других семей, почти никогда не посещали церковь, и Альфард с трудом мог припомнить, когда в последний раз был на службе. Кажется, это были крестины Нарциссы (или, может быть, Регулуса). Но это, разумеется, происходило в одном из крупных соборов Лондона, и никаких магглов там не было. Эта же красивая, но весьма скромная церковь была переполнена прихожанами. Альфарду почему-то вдруг стало неуютно. Они с Волдемортом достигли балкона, где традиционно сидели знатные особы. Альфард не выдал своего удивления, когда увидел своего старшего брата Ориона переговаривающимся с Рудольфом Лестрейнджем, а рядом с ними его племянницу Беллактрикс, с жадным отвращением глядящую вниз, на рассаживающихся магглов. Они обменялись приветствиями, и Альфард занял место на крайнем кресле справа, рядом с братом. Волдеморт занял предусмотрительно оставленное для него пустым центральное место, как раз по левую руку от Ориона. Они успели вовремя: за алтарем внизу как раз начиналась служба. Молодой и дьявольски красивый священник что-то говорил, но ни одного из волшебников не интересовали его слова. Заиграл гимн ковентри. Только теперь Альфард понял, чему была посвящена служба. Двадцать восьмого декабря в англиканской цервки почитали годовщину избиения младенцев в Иерусалиме царём Иродом. Полтора десятка мальчиков и девочек, чьи странные белые одеяния делали их похожими то ли на волшебниках в мантиях, то ли на ангелов небесных, пели тонко и проникновенно, по-детстки невинными голосами: — Люли, люли, крошка, Баю-бай, люли, люли. Ах, ты малютка-крошка, Баю-бай, люли, люли. Белла нетерпеливо ерзала, её муж откровенно скучал, зато Тёмный Лорд слушал внимательно, в полной мере наслаждаясь музыкой. — Я слышал, ваш старший сын снова попал в неприятности? — по-светски поинтересовался он у Ориона. — Да, — коротко обронил тот. Даже самый твердолобый хаффлпаффец должен был понять, что ему не хотелось вдаваться в подробности. — Очень жаль. Вы правильно сделали, что не позволили ему дальше оставаться в Хогвартсе. Белла обрадовалась тому, что у неё наконец было оправдание, чтобы отвлечься от неинтересной ей службы. — Я так сочувствую тете Вальпурге. Сколько его выходок ей уже пришлось вытерпеть. Альфард вопросительно приподнял бровь. Из многих чувств, которые вызывала Вальпурга у окружающих, сочувствие никогда не стояло на первом месте. Не говоря уже о том, что Беллатрикс в последние десять лет меньше всего интересовалась делами младших кузенов, с головой погрузившись в замужество и, как выяснилось теперь, в гораздо более опасные дела. Хор продолжал петь: — То скорбь моя, несчастное дитя, Стенаю о разлуке я Ни словом и ни песней «Баю-бай, люли, люли». — С другой стороны, на младшего сына вы наверняка нарадоваться не можете, — снисходительно улыбнулся Волдеморт, по-прежнему не отрывая взгляд от алтаря. — Регулус так умён для своего возраста и всегда ведёт себя достойно, как и подобает Блэкам, — вставила Белла, которая уже неизвестно сколько даже не видела ни одного из мальчиков, не считая редких светских вечеров. Альфард отчаянно и малодушно пытался сконцентрироваться на пении. Эта тревожная и печальная музыка вызывала в нём тяжёлое, липкое ожидание беды. — Царь Ирод в гневе Дал сегодня приказ Своим стражникам Погубить всех детей. — Не сочтите за неуместную прямолинейность с моей стороны, но высохшие ветви нужно безжалостно отрубать, иначе погибнет все дерево, — светски посоветовал Волдеморт, не отвлекаясь от сцены внизу. Орион не двинулся с места и не сказал ни слова, но Альфард всем телом почувствовал, как напряглась каждая его мышца. Он украдкой посмотрел на брата: тот плотно сжал губы, все ещё вежливое лицо превратилось в застывшую маску. Орион был в гневе, но как всегда хорошо это скрывал. Сам Альфард был в ужасе и с трудом находил в себе силы не поддаваться панике. Белла, ни капли не стесняясь, повернулась к Ориону и сказала прямо ему в лицо: — Мой отец так и сделал, и никогда об этом не жалел. Это долг главы семьи. Мы с моей сестрой счастливы, что он не позволил испортить наше будущее. Она религиозно избегала даже произносить имя Андромеды, будто это было бранное слово. Было бы лицемерно упрекать её в этом: никто в их семье так и не справился с её исчезновением. Хор закончил, и священник начал читать проповедь. Он говорил о невинности и искуплении, слабости и предательстве. Волдеморт подождал несколько минут, прекрасно зная, что Альфард и Орион за это время почти успеют не сойти с ума, а потом поднялся и как ни в чём ни бывало поманил их за собой: — На самом деле я хотел показать вам не это. Рудольфус, мы не станем отвлекать вас с супругой от службы. Беллатрикс вытянула шею, следя за каждым движением Волдеморта. Спустившись с балкона, они втроем прошли прямо по срединном проходу, мимо дюжин поглощенных проповедью магглов. Видимо, Волдеморт невербально наложил на них какое-то заклинание отвлечения внимания. Священник тоже ни на секунду не прервал свою речь, когда трое непочтительно прошли прямо через алтарь и скрылись за тяжелой решетчатой дверью. Они спускались вниз по каменным ступеням. С каждым шагом все меньше и меньше чувствовался запах ладана и мирры, царивший наверху, уступая место сырому и холодному запаху подвала. Так пахло и в слизеринских подземельях, в тех коридорах, куда редко кто-то заходил. Как только скрылся свет из зала, им пришлось зажечь люмосы. В подвале церкви находилась крипта. Волдеморт, чье лицо, освещенное лишь голубоватым магическим светом, выглядело ещё более нечеловеческим, подошел к углублению в стене, где стоял каменный гроб. — Епископ Вустера, Уолден Стаффорд. Он был очень талантливым волшебником, в свободное время экспериментировал с зельями и упорно искал связь между маггловским богословием и магией. Чуть было не стал директором Хогвартса. — Потрясающе интересно, — холодно ответил Орион. — Но вы ведь привели нас сюда не для того, чтобы обсуждать эксцентричных священников? Говорите прямо, чего вы хотите. Орион в свете люмоса тоже был не похож на самого, но он выглядел усталым, болезненным. Он бесстрашно смотрел прямо в глаза Волдеморта, даже не думая отворачиваться. — Справедливый вопрос. Не буду ходить вокруг да около. Я хочу, чтобы вы изгнали своего старшего сына из рода, а наследником сделали Регулуса. Альфарда разрывали два противоположных желания. Одно — молчать, не обращать на себя внимания, позволить старшему брату самому во всём разобраться. А другое требовало возмутиться, закричать, сделать, хоть что-нибудь, но не стоять столбом и не позволять этому человеку так легко говорить о таких ужасных вещах. Он уже не мог больше сдерживаться и готов был выпалить что-то непродуманное, но после недолгой паузы Тёмный Лорд заговорил снова: — Вы и сами понимаете, что это будет наилучшее решение для Блэков тоже. Я вынужден настаивать — в противном случае я не смогу избавить Северуса от метки, как собирался. — Но вы… мы же заключили соглашение, — едва не задохнулся Альфард, — вы не можете просто так… — Обстоятельства изменились, — в подобии приветливой улыбки блеснули белоснежные акульи зубы, — вы ведь пару месяцев назад именно так мне сказали? Но это решение, при всём уважении, принимать не вам, Альфард. Орион всё также не сказал ни слова. Волшебная палочка не дрожала в его руках. Он не двигался. — Послушайте меня, Орион. Ваш старший сын и дальше будет приносить только проблемы. Как бы вы ни старались, вам не удастся вложить в его голову свою рассудительность. Если в шестнадцать лет он пытается сбежать из дома, что он будет делать в двадцать, когда вы не сможете так легко его контролировать? А юный Регулус заслужил большего, чем всю жизнь провести в тени непутевого брата. Я, конечно, ни к чему не принуждаю вас. Но у каждого решения есть последствия. У Альфарда изо рта уже рвались жестокие и наивные слова, но в этот самый момент Орион сделал шаг в его сторону и намеренно, изо всех сил наступил ему на ногу. Система невербальных сигналов у братьев была налажена с глубокого детства. Альфард понял, что это был строгий приказ молчать. — Я дам вам знать о своём решении. — Я буду ждать. Счастливого Нового Года, лорд Блэк. — Вас также. Альфард не заметил, как брат за руку, словно ребёнка, тащит его по ступенькам наверх, мимо шокированных магглов в церкви (заклинание отвлечения внимания спало), и на улицу. Только оказавшись на холодном воздухе, он очнулся и прошептал: — Орион… Орион, что нам делать? Орион, так и не отпустивший его руки, посмотрел ему в глаза и в ту же секунду аппарировал их обоих. Там, куда они попали, снега не было, но было ещё холодней. Он не узнавал это место и беспомощно крутил головой. Они с братом стояли у пересохшего фонтана — скульптуру в центре невозможно было опознать, настолько она была разрушена. Метрах в пятидесяти впереди возвышался черный прямоугольник огромного поместья. Ещё один заброшенный дом, будто Гренфорта ему не хватало. — Не знаю, почему меня потянуло сюда, — на выдохе произнес Орион. Альфард не обратил на его слова никакого внимания. — Мерлин, что мы теперь будем делать… — он вдыхал и вдыхал ледяной воздух, но чувствовал, будто в его легкие не попадало ни капли кислорода. — Он хочет, чтобы ты изгнал Сириуса из рода. Это… — Альфард! Альфард, успокойся немедленно. Ты знаешь, где мы? — Нет, не знаю, и… — тут он обернулся. Уставился, как дурак, на полуразрушенную статую. Когда-то это был дракон, которого он с братьями упорно называли василиском. Сигнус однажды столкнул их кузину Лукрецию в этот фонтан. Альфард ещё раз взглянул на дом, только сейчас понимая, что силуэт был черным не только из-за времени суток. Это был сгоревший остов поместья. Они были в Блэк-Холле, родовом поместье, колыбели многих поколений, фамильном гнезде их семьи… До того страшного дня, когда один из немецких бомбардировщиков непонятно зачем решил сбросить свой страшный груз над непроходимым лесом, где по всем маггловским картам не было ни одного здания. Альфарду было четыре года. Восьмилетний Орион вынес его тогда из огня. С тех пор он больше ни разу не возвращался в этот дом. Он стоял и смотрел на остатки пожарища, мучительно пытаясь вспомнить хоть что-то из своего глубокого детства. Почувствовал запах табака и был на секунду смущен — отец курил совсем другой, намного крепче… Только через несколько секунд до него дошло, что это был запах не из его воображения — это Орион набил трубку. — С каких это пор ты куришь? — С этих самых пор, — он протянул трубку младшему брату. Альфард затянулся, вспоминая, как они вдвоём стояли точно также в переулке неподалеку от Гриммо. Ему было девятнадцать и он ещё не до конца смирился с тем, что Эйлин исчезла навсегда. Ориону пытался утешить его — как делал всегда, с самого детства. Курение помогло, он снова мог дышать и даже, кажется, думать. — Значит, придется подождать со снятием метки до более подходящего момента, — почти спокойно сказал он, — возможно, придется сделать ещё что-то для него… — Ждать больше нельзя. С помощью этой метки он в любой момент может убить твоего сына — или хуже. Нет, он снимет её, как и обещал. Альфард передернулся всем телом от его слов, а потом посмотрел на него с непониманием: — Но ты же сам понимаешь, что он не отступиться! Ты не можешь и правда изгнать Сириуса. Значит, единственный вариант… — Обмануть его. А потом убить. К счастью, я успел подготовиться к такому развитию событий.