Давай попробуем вновь.

Центральный парк Нью-Йорка. День вылета в СССР. 7 часов утра. Сергей Белов бежит по тропинке в парке ещё не просунувшегося до конца города. Он вспоминает Её. Женщину, которую когда-то носил на руках. Женщину, без которой не представлял будущее. Женщину, которая надломила его. По закону жанра он встречает ее через несколько метров, сидящую на скамейке с бутылкой какого-то алкоголя. Возможно, кто-то из команды узнал бы ее по охране или по тому же желтому платью, по мундштуку или по секретарше. А он узнал по лодыжкам. И эти воспоминания вонзались кинжалами в и без того израненное сердце баскетболиста. Он замедляет шаг и слышит отчаянные мольбы ее подчиненных. Охранники и секретарь о чём-то просят ее на английском и только шофёр, который совсем недавно сопровождал его команду, сочувствующие смотрит на девушку и гладит по волосам. Он объясняет коллегам, что сейчас ее лучше оставить в покое и замечает Сергея: — Я буду «ждать» в холле этого отеля, — он указывает рукой, — она живет в пентхаусе на последнем этаже, консьержа предупрежу. Будьте максимально осторожны, она очень ранима в этом состоянии. — Я знаю, — отзывается Сергей в пустоту, после чего поднимает глаза и увидев указанный отель, вновь смотрит на Викторию. — Всего хорошего, — шофёр прощается и жестом уводит охрану и Жаклин (секретарь) Молчание. Он и она. Парк. Утро. Она пьёт вино из горла и плачет, стараясь скрыть слезы от Сергея. Но лишь размазываете тушь и подводку руками, отчего выглядит ещё милее. — Почему ты пьёшь? Тебе же нельзя, у тебя проблемы с сердцем, — безразлично говорит он, но это кажется лишь со стороны. Внутри него все разрывается при виде дрожащих рук и ног, скрытых под подолом платья. Он снимает с себя олимпийку и накидывает на хрупкие ноги. Она лишь смотрит на бутылку в своих руках. — Я пью, потому что мне нужно. Достаточно внятно объясняю? — говорит она заплетающимся языком и, повернувшись, смотрит в его глаза. — Я бы хотел извиниться за то, что повысил на тебя голос вчера, — он видит трясущиеся губы и слезинки, скатывающиеся по щекам и тянется стереть их. Но она отворачивается, закрыв глаза ладонями. И плачет. Надрывно. Его сердце на куски, а она лишь начинает вздрагивать ещё сильнее и сильнее. — Ты замёрзла, пойдём, я провожу тебя, — она не отвечает и начинает дрожать все больше и больше. Приступ. Приступ эпилепсии. В парке. В 6 утра. Рядом с мужчиной, который не знает языка и не сможет даже отвезти в больницу. Но его руки. Как только он кладет их на плечи девушки, дрожь моментально исчезает. И он вновь начинает дышать. Он не думает о причине возникновения этого. Сейчас это ему не важно. Сейчас важна она. И Сергей, который до боли в груди и застывшей крови в жилах испугался за неё, берет на руки хрупкую девушку, которая так и не проронила ни слова с момента его извинения. Он просто берет её на руки. И вспоминает то, что безуспешно пытается забыть все эти 6 лет.

***

1966 год. Московский ЗАГС. Он несёт на руках Викторию Александровну Белову, хрупкую 20ти летнюю студентку МГУ. Свою куколку. Свою жену. Они выходят под радостные крики друзей и родных, которые кидают рис над молодоженами. Над счастливыми молодожёнами. Она смотрит на него настолько нежно, что по его спине бегут мурашки. Беловы. Теперь их двое. На фоне ЗАГСа они делают то легендарное фото, что стоит на ее прикроватной тумбочке до сих пор. То фото, которое он носит в своём кошельке. Счастливая семья. Она в шикарном белом платье, сшитом своими руками, а он в смокинге. Она целует его в щеку, а он счастливо улыбается, держа ее на руках. Семейная пара, любовь которой можно почувствовать даже через этот черно-белый снимок. Знали бы они, сколько боли причинят друг другу. — May I help you? — спрашивает консьерж и Сергей возвращается в реальность. Виктория спит, прижавшись щекой к его груди и мужчина невольно улыбается, увидев то безмятежное лицо, которым он когда-то наслаждался каждое утро. Администратор замечает хозяйку пентхауса и молча кладёт на стойку ключ и записку, гласящую: «Этаж 16, квартира закрыта на нижний замок. Спальня на втором этаже, первая дверь справа».