Папа.
Я не была здесь с тех пор, как мы улетели в США. Я клялась больше никогда не возвращаться в страну, власти которой так зверски убили тебя. Мой родной папочка. Как же сильно мне тебя не хватает. — Виктория привыкла говорить с ним в своих мыслях, но сегодня она переусердствовала, доведя себя до внутренней истерики. Поэтому сейчас Виктория Шемпс не замечает, что они уже давно уехали от Министерства, она не замечает слез, которые текут ручьем из-под солнцезащитных очков. Она не видит платок, который протягивает дядя Лёша. Она вспоминает папу, который в день своей смерти сказал ей одну, казалось бы, очень простую вещь: — Викки, от себя не уйдёшь, как ни мучайся, как ни старайся, милая. Умоляю тебя, остановись и проживи жизнь как подсказывает тебе сердце.Папочка, вернись
.***
— Виктория, с вами все в порядке? — интересуется Владимир Петрович, открывший девушке дверь. Виктория Александровна приходит в себя и быстро возвращает себе самообладание, кивая тренеру сборной СССР. После чего она вытирает слезу тыльной второй ладони и выходит из машины. — Это наш тренировочный центр, здесь мы готовимся к олимпиаде и, можно сказать, почти живем. — смеётся Гаранжин. Они всей компанией поднимаются по лестнице на крыльцо и Владимир Петрович замечает Сергея Белова, находящегося в полнейшем недоумении. — Сергей, почему ты не на обеде? — он подходит к нему. — Что они тут делают, Владимир Петрович? — игнорируя вопрос тренера, спрашивает Сергей и кивает в сторону Вики, которая, задрав голову, разглядывает спорткомплекс, отгибая поля своей шляпы. — Так как в США ты был немного отвлечен, — он кашляет в кулак, а Сергей все так же неотрывно смотрит на девушку, — с тебя не сняли мерки работницы ее компании. Так же сам Брежнев, из патриотических побуждений, попросил отшить форму на территории нашей страны, но в итоге в СССР пропустили только их двоих, — на что Сергей наконец поворачивает голову к тренеру и изумлённо смотрит на него. — Она все будет отшивать сама? В одиночку? — Сергей, я не знаю, спроси лучше у нее сам. — отмахивается Гаранжин и возвращается к «туристам», — Ну что ж, пойдёмте, я сопровожу вас к нашему председателю, он хотел с Вами познакомиться. Виктория поворачивается, снимая очки, и застает Сергея. — Вы идите, а я догоню, — говорит она, после чего мужчины удаляются. А она неотрывно смотрит Сергею в глаза. Молния. Разряд. Сердце колотится как сумасшедшее. — Ты мой дефибриллятор, Белов, — нервно смеется она и разрывает зрительный контакт. Он молча походит ближе, а она лишь неподвижно стоит. Он делает шаг. Ещё один. Все ближе. И вот он уже стоит в нескольких сантиметрах от неё. Вновь глаза в глаза, вновь этот запах, от которого у неё сносит крышу. Вновь эти зеленые глаза, в которых он тонет каждый долбанный раз. — Я, — он начинает говорить, спустя некоторое время. — Господи, он слишком близко, — пролетает в голове у Виктории и руки начинают предательски дрожать. — Я хотел сказать, — она изводит себя, смотря ему в глаза. Она старается прекратить, но не получается. Слишком долго она думала о нем. — Виктория Александровна! Вот это встреча! — радостно восклицает Мишико. Черт тебя подери, Коркия. Через секунду Белов уже разворачивается и возвращается в СК, так и не успев сказать что-то, по видимому, очень важное. P. S. Еще никогда Модестас Паулаускас, наблюдавший за развернувшейся сценой из окна столовой, так сильно не хотел придушить грузина, который заставил его друга снова страдать от недосказанности с женщиной. С любимой женщиной.