×××
Жаркие летние дни, по его скромному мнению, провоцировали регулярно делать две вещи — пить много жидкости и мало спать, так как духота попросту не давала заснуть. Даже в спасении от жары Орегон сумел-таки его подвести. Сейчас тут было немногим лучше, чем в родной Калифорнии. Эрик вытер пот со лба и поёрзал в кровати, осознав, что его спина оставила на простыне не самого приятного вида пятно. Он бы совсем не волновался об этом, если бы не сопевшая рядом с ним Дженнифер. Она, конечно, была проституткой, но галантным, аккуратным и, что самое главное, чистым стоило быть рядом с любой женщиной. Встав с кровати и бегло оглядев комнату, которую он снимал в прибрежном мотеле, Эрик понял, что вчера, похоже, нарушил все свои правила. Не то чтобы последние месяц-полтора проходили сильно иначе. В помещении царил полный срач: две пепельницы были доверху завалены сигаретными бычками, пустые бутылки, ранее аккуратно складываемые в углу с искренним намерением выбросить их при первой возможности, теперь валялись по всему полу рядом с грязной одеждой. У изголовья кровати обнаружилась пара использованных презервативов. Эрик не мог гарантировать это со стопроцентной уверенностью, но, кажется, Дженнифер радовала его вчера трижды, и… да, ему не показалось. Подняв ногу и посмотрев на свою пятку, он обнаружил пропажу. — Уф… Он отлепил от пятки незваного гостя, подобрал остальные и дошел до мусорного ведра, которое тоже было предательски заполнено. Не имея больше идей, Эрик смыл свидетельства отлично проведенной ночи в унитаз, постоянно молясь про себя, чтобы из-за них не случилось засора. На этот раз пронесло. Хоть в чём-то. И на этом его удача себя полностью исчерпала. Эрик понял это, когда телефон на столе, где он складировал все необходимые для дела документы, шумно завибрировал. Послышалось недовольное мычание Дженнифер. Лавируя между бутылками, Эрик добрался до телефона и даже не успел поднести его к уху, как услышал разгневанный голос Марты Майерс: — Ты там, детектив? Страм! — Да, миссис Майерс, — стараясь не выдать голосом, что он только что проснулся, ответил Эрик. — Уже… — он отвел телефон от уха, чтобы посмотреть на время, и тихо присвистнул, — уже три часа как не сижу без дела. — Вы уже два месяца сидите без дела, Страм, и уже два дня не отвечали на наши звонки. За что мы выложили вам такую кучу денег? Нам нужны результаты! — Как вы уже упоминали, миссис Майерс, это не совсем ваши… — Хватит юлить, чёрт вас дери! Если вы не дадите нам никаких результатов, остаток подачки Прескотта мы потратим на адвоката, чтобы засудить вас за мошенничество! — Миссис Майерс, прошу вас… — О, теперь и тебя дрючат, — послышался за его спиной насмешливый голос Дженнифер. В нормальном цивилизованном месте, после такого он бы больше никогда не давал ей работу, но в такой дыре, как Аркадия Бэй, было всего семь ночных бабочек, двое из которых были мужчинами, так что выбирать не приходилось. — Кто это там у вас? — Никто, э-э-э… да, миссис Майерс, послушайте, я не отвечал вам, потому что следил в это время за Pan Estates. — Что ещё за… — Шон Прескотт каким-то образом умудрился выкупить часть окрестных лесов под строительство нового жилого комплекса. Должно быть, выдворил оттуда всех частных владельцев, потому что они… в общем, это не так важно. — К чему вы ведете? — Дело в том, что… — Эрик, у тебя осталось, чем закинуться? Мне надо взбодриться, — простонала Дженнифер, устало приложив ладонь ко лбу. — Ш-ш-ш, не видишь, я по телефону говорю? — нетерпеливо отмахнулся от нее он, — глупая девка. — Да с кем вы там беседуете? — С… местными, миссис Майерс. Информаторы, знаете ли, часть работы, — Эрик, пока говорил это, скривился, словно сжевал лимон, после чего обернулся, приподняв бровь, когда услышал, как Дженнифер звучно заржала от его последних слов. — Так о чём я? Ах, да. Прескотты вложили туда огромную кучу денег, собираются сделать из этого захолустья что-то более презентабельное для инвесторов. Вчера для расчистки леса туда пригнали уже целую кучу техники, так что в ближайшее время там будет, как в Аргентине. Из-за шума я ваши звонки и не слышал. — Прекратите искать себе оправдания, Страм! — Больше никаких оправданий, миссис Майерс. Отныне только хорошие новости. — И какие же? — Ну… — он запустил ладонь в свои кудрявые, уже начавшие седеть волосы, и почесал голову. — Если я смогу доказать, что часть земельных владений была получена путем вымогательств или ещё каким-то незаконным способом, и если суд это примет, то все вложения Шона Прескотта погорят, и… — Тогда ублюдку конец, — довольно заключила Марта. — Хорошо, держите меня в курсе. И, Страм, не вздумайте больше пропадать! — Могу хоть сейчас на Библии поклясться, миссис… Он не успел договорить, Марта Майерс уже повесила трубку. Кое-чего Эрик ей всё-таки недоговорил. Все кадастровые документы были либо у самого Прескотта, либо у его адвокатов, либо в мэрии. Первые два варианта им были быстро отметены, а вот достать нужные бумаги у государственников он всё же попробовал. Как и ожидалось, местные чиновники были у Шона в кармане, и подпускать Эрика к чему-либо отказались даже на пушечный выстрел. Окружной прокурор Эмбер, которого все местные уважали за то, что за последние несколько лет он засадил почти всех наркоторговцев Аркадии и окрестностей, и тот не пошел ему навстречу. То ли даже его железная рука оказалась не против легких денег, то ли ему просто не было дела до подковерных интриг против местного олигарха. Поведя своё расследование в этом направлении, он зашёл в тупик, после чего на протяжении долгого времени занимался тем, что задорно пропивал, прокуривал и протрахивал свою предоплату. Аркадия была городком маленьким, а потому цены тут были самые демократичные. Однако, о слежке за стройкой Pan Estates, что должна была начаться уже сегодня, он не соврал. В этой дыре было настолько скучно, что наблюдать за огромной строительной техникой, сминающей перед собой красоты природы, было соразмерно походу на хорошее кино. К слову, кинотеатра он в городе так и не нашёл. И как только местные не вешались? Ещё раз скептически осмотрев свои скромные, заваленные мусором владения, Эрик тяжело вздохнул и решил, что сегодня — отличный день, чтобы снова взяться за ум. Всё же за сорок девять лет жизни он умудрился не потерять хватку, и когда мог заставить себя шевелиться — работал на славу. Несмотря на кажущийся тупик, варианты еще оставались. Он вежливо спровадил Дженнифер, твёрдо решив, что в ближайшее время откажется от её услуг, побрился, приведя лицо в относительный порядок, вынес мусор, который мешал нормально ходить по комнате, оставив, впрочем, ещё целую кучу всякого хлама лежать по углам, посчитав, что это приемлемый «аккуратный беспорядок». Когда речь дошла до уборки одежды, Эрик устало осмотрел её, почесал щеку, потянулся, хрустнув затёкшими суставами, и забил на дальнейшую уборку. Работа звала его. Когда он изучал досье семьи Прескоттов, то чуть было не сблеванул от этой видимой безупречности, которая вырисовывалась судя по имеющимся данным. Прямо-таки ангельское семейство меценатов и благодетелей. Когда у богачей подобная биография — копай глубже и жди беды. Вот Эрик и раскопал. Как ни странно, жертвой его пристального внимания в итоге оказался не Шон, и не его жена Кэролайн, а их сын — Нейтан. Конечно, в школьном досье ректор тщательно вылизывал парню задницу, однако, задабривая персонал местной больницы всеми доступными ему способами, он выведал, что парню несколько лет назад не раз выписывали направления к психиатру, которые, похоже, полностью игнорировались его родителями. Если парень и впрямь был нестабильным ребенком, то на него можно было надавить. Что, если он не в ладах со своей семьей и не прочь насолить предкам? Или просто окажется ведомым? Или быстро сольется под грузом какого-нибудь компромата? Наркотики были самым простым вариантом. Эрик прекрасно знал, что в городках вроде этого, где посреди захолустья отгрохали престижную академию, каждый третий студент баловался чем-нибудь эдаким. А уж местный золотой мальчик делал это с вероятностью, близкой к ста процентам. Следуя этой логике, Эрик и оказался в коридоре общежития для мальчиков. Пробраться в кампус труда не составило — днём взрослых туда пускали без вопросов, обычно это были родители и друзья учеников из местных, все друг друга знали, а если не знали, то думали, что просто кого-то забыли. Внутреннее убранство не давало поводов для разочарования. Медленно прохаживаясь по коридору, Эрик подмечал разрисованные просто в хлам различными граффити стены, даже схема пожарной эвакуации, вместо пути к спасению поведала ему о том, в каких комнатах тут живут пидоры. Спойлер — в каждой. Причем, имена прошлых владельцев бережно сковыривались ключами и расцарапывались канцелярскими ножами, после чего оперативно заменялись на новые. — Ты что тут забыл, старик? — резко просил его высокий черноволосый красавчик, носивший майку с символом, очевидно, какой-то спортивной команды, и надписью, гласившей, что Бигфуты рулят. — Да вот, ищу своего приятеля, Нейтана Прескотта, знаешь такого, братан? — посмотрев на здоровяка снизу вверх, дружелюбно поинтересовался Эрик. — А, так ты из этих его… — парень не договорил и кивнул, — за углом, в сто одиннадцатой. — Он сейчас у себя? — Не-а, тусуется тут рядом, с подружкой, — он задумался, — фотографируют что-то для учёбы, кажется. — Так лето же. — У нас команда и летом тренировки устраивает, — парень пожал плечами, — А их учитель фотографии устроил дополнительные занятия для самых упертых. — Теперь это уже школьный предмет? — усмехнулся Эрик. — Согласен, чушь какая-то, — согласился здоровяк, — чего там уметь? Я сейчас иду в учебный корпус, могу позвать его, если… — Спасибо, не надо, я подожду. Не хочу отрывать этого прекрасного юношу от занятий. — Прекрасного юношу? Прикалываешься, что ли? — парень поморщился так явственно, что последние сомнения Эрика насчет прилежности Нейтана развеялись за секунду. — Конечно, — засунув руки в карман длинного серого плаща, который он не снимал даже в такую жару, улыбнулся Эрик и благодарно кивнул. Дойдя до комнаты под номером сто одиннадцать, он сразу понял, что парень его не обманул, направив сюда. На белой доске, которая висела рядом с каждой дверью, чтобы ученики могли оставлять на ней какие-то послания, размашистыми черными буквами было написано: «Прескотты рулят». Эрик был уверен, что в стоявшем по соседству женском общежитии эти доски использовались по назначению, не давая бедным стенам страдать под тяжестью маркеров и баллончиков с краской. Здесь же буйным головам одних их было явно не достаточно. Он и сам жил в подобном месте, когда был студентом, так что хождение по кампусу навевало приятную ностальгию. Дикая юность. Как давно она окончательно выветрилась из его жизни? Не особо на что-то рассчитывая, Эрик покрутил дверную ручку. Конечно, заперто. Посмотрев по сторонам и прислушавшись, не идет ли кто, он достал отмычку и начал прощупывать замок. К счастью, в дверных ручках те были до смешного простыми. Когда Эрик оказался внутри, то ему сразу же захотелось выйти обратно. От увиденного он аж присвистнул. В отличие от коридора общежития, да и, чего греха таить, его собственной комнаты, жилище Нейтана Прескотта было аккуратным и ухоженным. Постель застелена и заправлена, пол чистый, мусорная корзина пустая, вещи разложены по полкам ровными стопками. Учитывая остальное содержимое, эта щепетильность только прибавила еще большей жути. Почти все предметы, включая ковёр и мебель, были либо черного, либо стального цвета. Рядом с черным кожаным диваном на высоком штативе стояла камера, которая с виду стоила половину тех денег, что выделили ему родители Саманты Майерс. Книги были либо о фотографии, либо о психологии, а немалая коллекция фильмов даже беглым взглядом по названиям вызывала смущение. И всё же это было не главным. От чего Страму сразу же стало не по себе, так это от постеров, которыми были завешаны почти все стены, выступая какой-то креативной бдсм-заменой обоев. Содержание каждого изображения сводилось либо к тому, что кому-то больно, либо к тому, что кто-то причиняет боль, либо ко всему сразу. Жемчужиной этой жуткой коллекции стала полутораметровая, повешенная в рамочке картина, на которой обнаженная женщина ела собственные внутренности из распоротого живота. От натуралистичности Эрика едва не вырвало. Несмотря на характер своей работы, ему редко доводилось сталкиваться с чем-то эдаким. Кое-как дав глазам привыкнуть к увиденному и больше не теряя времени, он достал собственный фотоаппарат и начал делать снимки комнаты, заглядывая при этом в каждый ящик и каждую полку, без разбора открывая попадавшиеся под руку тетради, в которых обнаружились не менее странные и жуткие рисунки, чем на стенах, выполненные гелевой ручкой, некоторые листы были исписаны повторяющимися словами или ничего не значащими для Эрика фразами. Да уж, у парня явно было не всё в порядке с головой. И как только это до сих пор не вылезло наружу? Наверняка же ученики должны чувствовать, что с парнем что-то не так. Или отпрыск Шона Прескотта умел быть тихим и незаметным, как притаившаяся змея? Ему хотелось бы познакомиться с ним лично. Пока что, в ходе обыска комнаты, Эрика расстраивало только одно — не было никаких наркотиков или признаков того, что Нейтан их употреблял, тут даже ничем не пахло. Приличная чистенькая комната прилежного ученика-серийного убийцы. Будет ли этого достаточно, чтобы надавить на него? Кто знает. Дверь за его спиной резко распахнулась. Эрик слишком увлекся исследованием комнаты и забыл поглядывать за коридором. — Эй, ты! Какого хрена ты здесь делаешь? В комнату вошел высокий мужчина лет сорока, одетый в форму блэквеллского охранника. Он был обладателем сурового квадратного лица, украшенного густыми усами, которые сейчас уже мало кто отращивал. Лет двадцать назад Эрик и сам носил такие. По виду это был не простой школьный охранник, набранный из местных бездельников. Хорошая физическая подготовка и выправка были видны невооруженным глазом. Дело плохо, местная охрана имела право производить арест, после которого Эрик мигом окажется в отделении полиции. — Я отец Нейтана, — взболтнул он первое, что пришло ему в голову. — Ну конечно, — хищно усмехнулся охранник и вошёл в комнату, грубо схватив Эрика за воротник плаща, — просто вылитый Шон Прескотт. Пошли, будешь полиции объяснять, что ты тут делал, — он грубо вытолкнул его из комнаты. — Ради твоего же блага надеюсь, что ты не успел ничего отсюда стащ… Только сейчас охранник как следует рассмотрел, где оказался. Похоже, раньше оказии побывать в этой комнате у него не выдавалось. Не удивительно, имея такой уютный антураж, Нейтан Прескотт наверняка ограждал от посещения своей комнаты всех непосвященных. Эрик увидел, что местный театр боли произвел на охранника такой же эффект, как на него самого. Воспользовавшись его замешательством, он медленно отошёл от двери, после чего, поняв, что ему выпал счастливый билет, со всех ног дал дёру из общежития, кампуса и вообще территории академии. Когда тренировавшиеся во дворе спортсмены провожали его взглядами, то одобрительно кивали. Сегодня Эрик, убегая от уголовной ответственности, смог бы дать фору любому местному форварду.×××
Нейтан несколько раз безуспешно щёлкнул зажигалкой и громко выругался, когда вместо огня оттуда выскочили лишь пара жалких искр. Они с Викторией прятались в тени большого дуба неподалёку от парковки, и горячо спорили о предстоящей вечеринке. Если быть точнее, спорила только Виктория, сам же Нейтан искренне не понимал, почему его подруга так упрямилась. — Говорю тебе, лет тридцать назад всё было совсем по-другому! — страстно рассказывал он. — В восьмидесятых вечеринки Циклона были настоящей бомбой, они… они снимали большие помещения, таскали туда тонны бухла и травки, и устраивали настоящий рейв! — Но у нас же закрытый клуб, забыл? — с сомнением произнесла Виктория и наконец вытащила свою фирменную зажигалку, чтобы Нейтан мог прикурить от неё. Послышался треск подожжённой сигареты, и лёгкие наполнились столь желанным дымом. — Вход только для избранных. Поэтому и вечеринки стали не такими масштабными. — Надо звать всю академию! Чтобы аж стены тряслись, а Уэллсу и остальным приходилось совать беруши, чтобы уснуть! — Хочешь устроить какое-то вульгарное мясо, вроде тех, на которые бегает эта панкуша-любительница кисок Прайс? — фыркнула Виктория, сложив руки на груди. — Ты не понимаешь, всё будет на наших условиях! — взволнованный своей идеей, Нейтан взял подругу за плечи, после чего немного отстранился и стал загибать пальцы: — Смотри. Сами снимем помещение, на любой вкус. Свой ди-джей, своя музыка. Никакого контроля и ограничений, никаких взрослых, — он улыбнулся и подмигнул, — разве что ты захочешь позвать мистера Джефферсона. Они оба засмеялись. Викторию нелегко было уговорить на что-то неординарное, но, похоже, он смог её заинтересовать. — Можем сделать вип-зону, только для членов клуба, тогда не придется торчать в общей каше, — предложила она, — и я бы позвала Стива. Он с радостью исполнит что-нибудь на сцене. Нейтан скривился. Ну конечно, куда уж без Стива Хакни. Недавно Виктория начала встречаться с этим чванливым засранцем, который мнил себя ни много ни мало «лучшим голосом Орегона», при этом даже не был в состоянии собрать свою группу. Похоже, от его высокомерия не тошнило только Викторию — чем-то парень смог её зацепить. Впрочем, до тех пор, пока она всегда предпочитала ему Нейтана, Стив не был для него большой проблемой. Как обычно, комментарий Виктории о нём он пропустил мимо ушей. — И сможем спокойно чем-нибудь закидываться, не боясь, что нас спалят, — перешёл он к главному. — Ну, не знаю… — Виктория потупила взгляд. — Ты же говорила, что хочешь попробовать, так? — Нейтан, я пока не уверена, что мне это так уж и нужно… — До осени полно времени, подумаешь как следует, никто не станет тебя заставлять. Забудь ты о дури, речь не только о ней! У нас с тобой… не у Циклона, а у нас будет теперь что-то свое, чем можно будет гордиться. Не что-то, что дали нам мамочка с папочкой, а что мы смогли сделать сами! — Нейтан, деньги-то на все это дело придется брать у них, — остудила его пыл Виктория. — И надо было тебе всё испортить. — Я же королева стерв, забыл? — она самодовольно ухмыльнулась и достала телефон, чтобы посмотреть на время. — Вот дерьмо, мы уже опаздываем на факультатив. Кстати, ты сделал фото для «Летней ночи»? — Если честно… — он недовольно простонал и потёр затылок, — не хочу я этой хернёй страдать. Слишком уж много условий. — И правильно, забей. Избавишь меня от главного конкурента, — Виктория хихикнула и слегка ткнула его локтем в бок. — Тебе я всегда готов уступить, ты же знаешь, — манерно осклабившись, слегка поклонился Нейтан. Чтобы не опоздать, они поспешили ко входу чуть ли не бегом, уже готовы были влететь в класс, но прямо перед дверью им загородило проход это усатое чудовище. Единственная вещь во вселенной, которая у него с этой наглой психованной сучкой Хлоей была общей, так это жгучая ненависть к её отчиму. Дэвид, как и мистер Джефферсон, чувствовал Нейтана. Словно слышал шевеление тараканов у него в голове. Но если учитель фотографии выделял его особенности и направлял их в нужное русло, то действовавший ему на нервы охранник ощущал по отношению к нему какую-то животную неприязнь, опаску, подозрение. Теперь, испепеляя его взглядом, он словно стал видеть его ещё четче. Внутри Нейтана все сжалось от одного вида этих глаз, но он не сдрейфил. — Мы опаздываем, придурок, отойди! — крикнул он на него. По спине прокатилась капелька пота. — Нейтан Прескотт, — сохраняя хладнокровие, проскрежетал Медсен своим грубым неприятным голосом, — вас хочет видеть ректор. Пройдёмте со мной. — Это может подождать до конца занятия? — возмущенно спросила Виктория. — Мисс Чейз, идите в класс, — требовательно произнес Медсен. — Но… — Иди, Ви, — успокоил её Нейтан, снова вперился гневным взглядом в Медсена и, натянув самодовольную ухмылку, произнес: — Хорошо, если вам будет угодно. — Я расскажу всё мистеру Джефферсону, — буркнула Виктория напоследок перед тем, как зайти внутрь класса. Пока этот неотесанный бугай вёл его в кабинет ректора, Нейтан раздумывал, что такого могло случиться. После того случая с Самантой он вёл себя тише воды, да и даже если бы не вёл, то Уэллс точно не был тем человеком, который стал бы его отчитывать. Слишком уж их семейка зажала его яйца в тиски: учитывая, что только благодаря финансовой поддержке Прескоттов эта дыра всё ещё стояла, к нему вообще не могло возникнуть никаких претензий. Разве что… разве что Саманта не выдержала и всё рассказала. Но кто теперь ей поверит, спустя столько времени? Дэвид Медхрен довёл его до места назначения, распахнул дверь и подтолкнул в спину. — Руки от меня убрал, урод! — резко развернувшись, отмахнулся он. — Входи давай, — буркнул охранник и захлопнул за ним дверь. — Присаживайтесь, мистер Прескотт, — послышался басовитый, вечно вежливый (и слегка подвыпивший) голос ректора. — И что же я, по-вашему, натворил? — плюхнувшись в кресло и закатив глаза, протянул Нейтан. — Речь о вашей комнате. — Меня что, обчистили?! — Нейтан взволнованно подался вперёд, его нога, против воли, нервно дёрнулась. — Нет, эм… — Уэллс сложил пальцы домиком и наклонился поближе, — мистеру Медсену и впрямь пришлось выдворить из вашей комнаты некоего мужчину, хоть по его словам тот ничего и не взял. — Он его поймал? Узнали, что за хрен это был? — Выражения, мистер Прескотт! — повысил голос Уэллс. — Нет, он сумел сбежать. — Бесполезный идиот… — Я вызвал вас не из-за этого. Мистер Медсен был в вашей комнате после того, как злоумышленник сбежал, и обнаружил там некоторые… неприемлемые вещи. — Этот гандон рылся в моих вещах?! — Выражения! — Уэллс даже нашёл себе смелость ударить кулаком по столу. Нейтану стыдно было признавать, но это подействовало — он дернулся от неожиданности и притих. — У вас вся комната увешана какой-то мерзостью, мистер Прескотт. Поначалу я даже не поверил, когда мистер Медсен доложил мне, но когда я увидел всё своими глазами… я вынужден буду сообщить об этом вашему отцу. Такие изображения в общежитии академии — это неприемлемо. Совершенно неприемлемо. Вынужден попросить вас избавиться от них немедленно. — Вы… что? — под этим «что» Нейтан в данный момент чего только не подразумевал. Он покраснел и был готов взорваться, но взрывалась пока только его голова от осознания ситуации. — Мистер Прескотт… Нейтан, — его голос смягчился, но отдавал теперь явной фальшью, — не знаю, говорил ли вам кто-то это раньше, но подобные наклонности — это… что-то не здоровое. Вы должны… Он не успел договорить. В этот момент дверь в кабинет распахнулась, и внутрь вошёл Марк Джефферсон. Его брови были нахмурены, пиджак чуть натянулся, а руки он сунул в карманы брюк, но даже похода выдавала в нём волнение и злость. — Я протестую! — И против чего же вы протестуете, мистер Джефферсон? — вздохнув, спросил его Уэллс. — Я поинтересовался у мистера Медсена, зачем же вы забрали моего ученика с занятия, и затем мне пришлось выслушивать, как этот, простите меня за резкие слова, самодовольный индюк с ухмылкой рассказывал мне, что мистеру Прескотту сделают выговор за его творческое самовыражение! — Мистер Джефферсон, уж вы-то воздержитесь от подобной лексики и не заставляйте меня делать вам, преподавателю, замечания о поведении. — Примите мои извинения, — быстро проговорил Джефферсон. Нейтан готов был поклясться, что увидел, как линзы его очков в этот момент сверкнули. Мистер Джефферсон всегда был вежливым, но извиняться не любил. — И всё же вынужден настоять, что наказывать ученика за его взгляды на творчество — это какое-то варварство! — Вы хоть видели, что именно у мистера Прескотта развешано по всем стенам? — с сомнением спросил его Уэллс. — Конечно видел! Нейтан чуть было не брякнул «Что?!». Он никогда не показывал Джефферсону свою комнату. Да, преподаватель был в курсе его увлечений готикой и кладбищенской эстетикой, но то, что он хранил у себя, даже ему не рискнул показывать. Его учитель сейчас врал прямо в лицо ректору. Зачем? — Это было моим заданием на лето, — уверенно продолжал Джефферсон. — Вашим… заданием? — растерянно переспросил Уэллс. — Конечно. Я требую от своих студентов выходить за стандартные рамки их повседневного восприятия. Только так они смогут перейти из серой массы обывателей в стан истинных художников и фотографов, и говорить им сейчас, что их интересы какие-то неправильные — всё равно что зарубить их тягу к искусству! — Но, Марк, вам не кажется, что это уже слишком? — Если вас не устраивают мои методы, не лучше ли обсудить это наедине, как считаете? Нейтан отметил, как Джефферсон говорил с Уэллсом. Твёрдо и спокойно, словно это он был ректором и устанавливал правила. Пожалуй, ему не помешало бы запомнить пару таких трюков. — Конечно, — сдался, наконец, Уэллс. — А пока, если вы не против, я провожу своего ученика в класс и продолжу занятие. Идёмте, Нейтан. — Значит, обсудим всё после… Джефферсон даже не стал его дослушивать. Он положил ладонь Нейтану на плечо и вывел его из кабинета. Нейтан вздохнул и посмотрел вперёд тяжёлым взглядом. Ему не нужна была поддержка, он мог справиться с этим и сам. Возможно, он обязательно скажет об этом преподавателю позже. Но не сейчас. — Спасибо, мистер Джефферон, — выдавил он. Если его учителю не нравилось извиняться, то сам он ненавидел благодарить кого бы то ни было. — Я бы хотел обсудить с тобой твои… — Наклонности?! — вспылил Нейтан, отстранившись. — Твои творческие позывы. Без той излишней… скромности, с которой ты делишься всем на моих занятиях. Я вовсе не собираюсь тебя осуждать, напротив. — Тогда чего вы от меня хотите? — Приходи ко мне в кабинет после рабочего дня, скажем, часов в восемь, — они дошли до двери в класс, и Джефферсон положил ладонь на дверную ручку, но прежде, чем войти внутрь, он слегка наклонился и улыбнулся самой доброжелательной из своих улыбок. — Хочу кое-что тебе показать. Если я не ошибся на твой счёт, то тебя это точно заинтересует.×××
Даже наркоторговцам нужен отпуск. Хотя бы изредка. Когда окучиваешь школьников и оборванцев в маленьком городке, и половина клиентов регулярно околачивается прямо на пороге, сделать паузу становится трудно. К счастью, его порог имел свойство свободно перемещаться… вместе со всем домом в придачу. Такое место жительства Фрэнка никогда не напрягало, куда ни погляди — сплошные преимущества. Правда, работало это только потому, что жил он один, если не считать, конечно, Помпиду. Фрэнк выкатил свой фургон подальше от общественного пляжа и припарковал его там, куда людям обычно было просто лень заходить. Разница состояла лишь в том, что тут было пусто, а так… песок тот же, океан тот же. Почти идеально. Он переоделся в широкие пляжные шорты, выпустил Помпиду, чтобы тот хоть немного порезвился, бегая по влажному песку с озорным лаем разгоняя чаек, а сам поставил на крыше фургона два раскладных кресла, после чего удобно устроился на одном из них, открыв бутылку пива и широко расставив ноги. Теперь летнее солнышко окутывало его приятным теплом, а влажный океанский бриз не давал совсем уж зажариться. Для того, чтобы сделать этот момент идеальным, не хватало одного последнего ингредиента. И ждать его пришлось долго. Но с женщинами всегда так… по крайней мере с теми, кто задолжал ему денег. — Фрэнк Бауэрс, — на полтора часа позднее срока услышал он заветный голос. — Стоит в дозоре, вооруженный труселями с пальмами. Ты у нас теперь Дэвид Хассельхофф? — Если так, то очень надеюсь, что ко мне пришла Памела, — ответил он наиграно устало, снял солнцезащитные очки и опустил голову, чтобы увидеть подошедшую Рейчел. — Ну… — она криво улыбнулась уголком губ и опустила взгляд на свою грудь, — далековато мне до неё, но чем смогу помогу. Сказав это, Рейчел чуть ли не вприпрыжку забежала внутрь фургона. Раньше вид скачущей девушки его скорее раздражал, но теперь, когда она приходила к нему вот так, с радостью, без какой-то задней мысли, а главное — одна, её вид и походка заставляли тепло растекаться по груди. Он чувствовал себя очень спокойно, когда Рейчел его навещала. Странно, раньше Фрэнк не беспокоился за своё эмоциональное состояние, но теперь, спустя два месяца с тех пор, как начал ближе общаться с ней, он буквально физически ощущал тот контраст между собой прежним и нынешним. Действовала ли Рейчел Эмбер на всех окружающих подобным образом? Навряд ли. На свою подружку она воздействовала совершенно противоположно. Или же это, наоборот, было влияние Хлои? Зная нынешнюю Рейчел, можно было с уверенностью сказать, что так оно и было. А вот заменила ли девушка одно дурное влияние на другое… время покажет. Он боялся как-то испортить её. В отличие от Хлои, у него было чувство ответственности. Впрочем, у того были свои, специфичные рамки. — Фрэнк, где мой косяк? — послышался её приглушенный голос из-под крыши фургона. — Какой косяк? — разведя руками, будто она могла это видеть, спросил он. Через пару секунд люк на крышу приподнялся и откинулся вбок. — Который ты, естественно, должен был предложить мне, как галантный джентльмен, — уже громко и чётко сказала Рейчел. — Эм… — он вытянул руку, чтобы та оказалась над люком, и потряс бутылкой, — может, просто по пиву? — Фрэнк, — требовательно протянула она, — не вздумай включать папочку. — Ладно, чёрт с тобой, торчушка, — он потёр уставшие от яркого света глаза и снова нацепил солнцезащитные очки, — шкаф, вторая полка снизу, в железной коробке, бери любую, только скрутишь сама, окей? Снизу послышалась активная возня. Фрэнк вздохнул, отпил ещё пару глотков, и, осознав, что пиво кончилось, открыл вторую бутылку. Иногда ему казалось, что весь тот вечер, когда она плакала ему в плечо после того, как узнала праву о своём отце и матери, и все следующие вечера, когда они говорили об этом, а затем друг о друге и ещё много о чём, — всё это было частью грандиозного плана стать его единственным другом, чтобы он бесплатно давал ей шмаль. Если бы не разрыв с Хлоей и огромный эмоциональный раздрай в первый месяц после этого, то он бы и впрямь мог начать что-то подозревать. Но Рейчел не обманывала его, даже наоборот, ему казалось, что рядом с ним она была… Когда она поднялась на крышу, все мысли мгновенно выветрились. Рейчел встала перед ним, одетая в ярко-голубой купальник, в тон к её сережке-пёрышку, квадратные солнцезащитные очки с толстой розовой оправой и широкополую соломенную шляпку, и грациозно вскинула руки вверх, словно нужно было делать ещё что-то, чтобы его взгляд был прикован только к ней. Фрэнк театральным жестом схватился за сердце и присвистнул. — Вот и моя Памела. — Что есть то есть, — самодовольно кивнула она и присела на заранее заготовленный для неё раскладной стул, зажала в зубах свежескрученный косяк и закурила. Теперь она всегда делала это с помощью спичек. Говорила, что как-то спалила дерево в парке, и такой маленький ритуал уберегает её от страстного желания повторить нечто подобное. — Ну, как там дела на нарко-фронте? — Без перемен, — ответил он, пожав плечами. — Хей, у нас же отпуск, давай не будем трещать о бизнесе. — Когда ты называешь это бизнесом, мне хочется напялить на тебя галстук, — она наклонила голову набок и приспустила с глаз очки, оценивающе разглядывая его. — Галстук и пляжные трусишки… немного рельефа, и из тебя выйдет отличный стриптизёр. Фрэнк и впрямь в последнее время начал лучше следить за собой. Теперь вместо бухла, в свободное время, если его, конечно, не занимала Рейчел, он предпочитал качаться, а по утрам даже бегал по пляжу вместе с Помпиду. Собака, конечно, была в восторге. Да и ему стало куда приятнее смотреть на себя в зеркало. Теперь и Рейчел заметила. — Из тебя тоже, — машинально ответил он, решив, что нужно сделать ответный комплимент. Судя по тому, как громко Рейчел засмеялась, комплимент вышел не самый удачный. Он… да, действительно, он смутился. Школьница, сидевшая с ним на крыше фургона, заставляла его краснеть. Расскажи ему кто об этом пару месяцев назад, он бы сам рассмеялся. Чего уж там, он бы набил этому человеку морду. — Я тут хотела спросить… знаю, снова о работе, мой косяк, — она запнулась, посмотрела на свой не образный косяк, зажатый между пальцев, и хмыкнула, — и всё-таки, есть у тебя что-то… как бы так сказать… помощнее? — Если ты про таблетки, то лучше забудь, — посерьезнел Фрэнк. — Я не говорю, что собираюсь что-то пробовать, просто так, знаешь, интересуюсь. Лучше добывать информацию из первых рук. Заодно всегда могу услышать твое экспертное мнение. — Ага, уверен, про травку ты говорила то же самое, — фыркнул Фрэнк. — У меня в схроне есть полный набор, для гурманов могу достать и мет и хмурый, но стараюсь держать это дерьмо подальше от себя. — Мет?! Так и знала, что твой домик тот самый! — радостно воскликнула она. — Тот самый? — Хайзенберг, — хриплым голосом произнесла Рейчел и, не увидев ответной реакции Фрэнка, вскинула бровь: — «Во все тяжкие», ну. — А, — бросил Фрэнк и взмахнул рукой в неопределенном жесте, — я не смотрю сериалы. — Черт, Бауэрс, да ты не Хайзенберг, ты Парень из пузыря, — покачав головой, сделала вывод Рейчел. — Сейчас уж вот-вот пятый сезон начнется. Как раз успеем пересмотреть старые серии, а то ты жаловался, что мы по вечерам только пыхаем травку. Вот… заодно просветишься. — Киношные торгаши просветят настоящего? — с сомнением спросил он. — Ты удивишься. А когда начнешь грести бабло лопатой, сможешь покупать мне кокаин, — насмешливо и в то же время как-то мечтательно, что Фрэнка даже слегка напрягло, произнесла она. — Слушай, я помню, что обычно это ты начинаешь такие разговоры, но раз уж ты тут уже десять минут очень тонко мне намекаешь, что хочешь дунуть чего покрепче, должен спросить… дома всё ещё хреново? Рейчел мгновенно помрачнела. У неё нередко случались такие перепады, причём Фрэнк был уверен, что виной тому был не только постоянный стресс, ведь раньше девушка тоже вела себя похоже. Она и впрямь была королевой драмы, давая порой сто… ну ладно, пятьдесят очков форы своей подружке. Когда речь заходила об её отце, а за последние два месяца такое случалось нередко, стоило ждать либо антарктического холода, либо канзасского смерча. И сейчас он не хотел провоцировать её на что-то подобное, но… начинало играть то самое чувство ответственности, появившееся совсем недавно. — Слушай… моей семье пизда, Фрэнк, — севшим голосом пробормотала Рейчел, — я думала, что отстранюсь от папы и буду жить дальше, но теперь разосралась и с мамой. — По твоим рассказам она ничего, — с сомнением произнес он. Рейчел редко о ней говорила, а Фрэнк был далеко не самым проницательным человеком, чтобы составить по этим обрывкам нормальный психологический портрет. Но все голые факты о Роуз Эмбер пока что говорили только в ее пользу. — Как ты умудрилась? — Она… ей надоела наша домашняя ядерная война, и… мама решила перестать быть Швейцарией, только вот… — она поморщилась, — присоединилась к блоку папы. — Черт, ей стоило думать получше. — Это уж точно, — Рейчел наклонилась вперёд, уперев локти в колени, и опустила голову на ладони. — Как она может? Я ведь ничего не сгладила, когда рассказала ей всё. И папа ничего не отрицал. Неужели для неё это не полный пиздец? И как мне с ней после такого говорить? Теперь, когда я всё знаю, ей бы стоило стараться получше, чтобы я вообще, блядь, находила в себе силы называть её своей мамой! — Эй, эй, эй! — оторвавшись от спинки стула и придвинувшись поближе к девушке, резко остановил её он. — Я всегда на твоей стороне, ты это знаешь, но не нужно рассуждать подобным образом, так ты сделаешь себе только хуже, слышишь? Роуз — твоя мать, ей не нужно ничего тебе доказывать. Это Сэра тебя кинула и, что бы там не натворил твой грёбанный папаша, сделала это снова, даже когда ей расчистили дорогу. — Ты всерьёз собираешься защищать женщину, которая потакает такой скотине?! — возмутилась она. — Рейчел, у этой женщины не было перед тобой никаких обязательств. Никаких. Но она приняла тебя, — он стал загибать пальцы, — вырастила и полюбила. — Ты как будто сам там был, — фыркнула она и снова отдалилась от него. — Мать растила меня одного, отец бросил её ещё до моего рождения… — Фрэнк увидел, что девушка стала очень внимательно смотреть на него, — я никогда его не видел. Да, я Обратная Рейчел. — Не говори так, — тихо произнесла она и мотнула головой, — черт тебя подери, Фрэнк, что ж ты раньше мне не рассказывал? — Я со своими проблемами привык сам справляться, да и, знаешь… до тебя я ими ни с кем не делился. Только с мамой. Думаешь, перестал бы я её так называть, узнай я, что меня усыновили? Пф, еще чего. — А ты… не думал найти его? — Отца? Хотел, когда был пацаном. Мне это нужно было для… — он протянул руку в сторону Рейчел и пощёлкал пальцами, — как вы это, умники, называете? — Для самоидентификации. — Для неё, вот, да. Но потом я забил. — Повзрослел и утряс все дела со своим внутренним миром? — предположила она. — Нашёл работу, — усмехнулся Фрэнк. — Когда ты занят делом, времени для душевных терзаний не так уж и много. Кстати, очень советую, полезная штука. — Пошел ты, Бауэрс, — хихикнула Рейчел. Они просидели так ещё пару часов. Короткие разговоры ушли в более праздное русло, не вызывающее лишних переживаний. За это время они опустошили ещё четыре бутылки пива на двоих, выкурили общий косяк, отшлифовав всё это дело обычными сигаретами, из-за чего оба ощущали воздушную лёгкость, возведённую в квадрат. — Я сегодня встретила Хлою, когда гуляла, — как бы между прочим сказала вдруг Рейчел. Фрэнка это удивило. Рейчел редко разговаривала с ним о своей подружке. Вернее, после дня их ссоры она вообще ни разу не произнесла её имени. Сейчас она сделала это довольно легко. Кажется, на одну больную тему стало меньше. Вот только Фрэнк что-то не был уверен, радует его это или нет. — И как прошло? — Попросила прощения. Хлоя, мать её, Прайс, — Рейчел устало потянулась. — Кажется, мы помирились. — Это хорошо… — неуверенно произнес Фрэнк. — Это хорошо? — Не знаю, — Рейчел пожала плечами, — не знаю, что чувствовать. Как бы там ни было, Хлоя — важная часть моей жизни, я не могу просто так взять и выкинуть её. — Ну, других ты запросто предала анафеме, — аккуратно заметил он, избегая слова «родители». — Ох, Фрэнки, — раззадорилась она и поднялась на ноги, — что у тебя на уме? — Знаю, тебе иногда нравится прикидываться, что мы просто друзья, но… ты рассказала ей о нас? — Так и знала, — Рейчел вальяжно уселась к нему на колени и обвила руки вокруг его шеи, притянув к себе для поцелуя, — мой мужчина ревнует. — Мне нравится, как ты это произносишь, — довольно сказал он. Они сошлись в долгом поцелуе. Фрэнк отодвинул в сторону копну волос, падающую девушке на спину, и начал водить кончиками пальцев по раскалённой после долгого лежания на солнце коже. Рейчел начала покачивать бедрами, каждым движением выражая свое нетерпение. Его мысли кое-как продолжали циркулировать в голове ровно до того момента, как девушка стала постанывать от его прикосновений. Зная, что ещё секунда промедления — и он возьмет её прямо тут, на крыше фургона, Фрэнк еле заставил себя остановиться. — В чем дело? — Не хочу стать героем ютьюба, если кто-то решит тут погулять, — с придыханием выговорил он. Рейчел отклонилась назад и скрестила руки на груди, хитро улыбаясь. Ещё секунда. Ещё секунда, и он пошлет к чёрту всю осторожность. — В таком случае… Фрэнк Бауэрс, немедленно опуститесь на днище, — она вытянула правую руку в сторону люка, щёлкнула пальцем и указала вниз, — и по прибытию не вздумайте больше останавливаться. Он выполнил её приказ беспрекословно. Самый приятный приказ в его жизни.×××
Ночью Орегон сменяет гнев на милость и дарует Эрику несколько часов приятной прохлады. Он сидит за расчищенным сразу по приходу столом, сгорбившись от усталости, и под светом настольной лампы рассматривает уже распечатанные фотографии. Поначалу те пробирают его до мурашек, но во всей этой мерзости Эрик вскоре начинает подмечать некое однообразие. С одним ужасом за день он вполне способен справится. Слева от него стоит открытый ноутбук, на странице браузера запрос — очередная безумная цитата из тетради Прескотта. Как ни странно, многие из них обретают смысл, стоит только начать копаться. В большинстве своем это вырванные из контекста фразы художников, фотографов, философов и психологов. Эрик выписывает их полностью, не забывая обозначать автора. Возможно, от этого и будет какой-то толк. За окном к шуму прибоя присоединяется гул птичьих криков, чьи стаи, похоже, решили провести над городом авиа-шоу. Это заставляет мужчину за его спиной шумно втянуть воздух и заворочаться в постели. Эрик оборачивается, и на его усталом лице появляется усмешка. Джонатан, конечно, не так хорош в искусстве любви, как Дженнифер, но он хотя бы не говорит ему всякие гадости. Эрик откладывает в сторону ручку и выключает настольную лампу, устало потирает глаза. Вскоре в его руке оказывается стакан скотча. Готовый осушить его, он слышит, как что-то скребется на подоконнике, а гомон снаружи становится всё громче. Эрик подходит к окну и видит, что на нём сидит, вытаращив на его глаза, вооруженная желудем белка. Решив проверить, кто же создает столько шума посреди ночи, он выглядывает из окна и сразу же восхищенно вздыхает. Ничего подобного Эрик раньше не видел. Прямо по улицам Аркадии Бэй проносятся все лесные жители. Белки, зайцы, бурундуки, еноты, опоссумы. Эрик видит даже несколько койотов. Но сильнее всего приковывают его взгляд олени. Величественные животные сейчас выглядят напугано. Они скачут по асфальту и нервно оборачиваются, будто пугаясь эха от собственных шагов. Машина Шона Прескотта запустила свои жернова. Животные бежали от вырубающей их леса техники. В этом нет ничего весёлого, но наблюдая это зрелище, Эрик качает головой и тихо смеется. — Ну и ну…×××
Она уже давненько променяла радость на язвительность, даже Нейтану редко удавалось услышать её искренний смех. Однако именно он сейчас эхом разносится по лужайке перед академией. Этой ночью Стив буквально украл её из комнаты, прокравшись туда, как разбойник из банды Робина Гуда, и потащил через весь кампус, просто чтобы перебудить всех и насладиться нарушением правил. Раньше Виктория редко позволяла себе подобное, но рядом со своим новым парнем дух бунтарства просыпается сам собой. Стив тащит её за руку, громко поёт одну из своих песен, даря надежду, что когда-нибудь он посвятит одну из них ей, а Виктория продолжает смеяться и краснеть. В один момент они оба теряют равновесие, поскользнувшись на покрытой росой траве, и плюхаются. Стив падает на газон, а Виктория — на Стива. Если бы она сейчас испачкала свою одежду зеленью, то непременно разразился бы скандал, но посадка оказывается мягкой, по крайней мере для неё. Он поднимает её на руки, и вот они уже целуются рядом с доской объявлений. Отдышавшись, Виктория не торопится уходить и заводит со Стивом милую беседу, растянувшуюся почти на целый час. Немного посерьезнев, Стив решает поговорить о Нейтане. Виктории не впервой слышать о своём друге что-то подобное: какой тот нервный, странный, жуткий. Любого другого она бы уже послала к чёрту, но Стив ей слишком нравится. От неприятной темы Викторию спасает пробежавший прямо у них под ногами и даже слегка стукнувшийся о её лодыжку енот. Она вскрикивает от неожиданности и брезгливо отстраняется. Животные никогда ей особо не нравились. С удивлением она обнаруживает, что вокруг них, прямо по территории академии, пробегает целая стая, состоящая из самой разной живности. Стив предлагает уйти, пока их кто-нибудь не укусил, но Виктория, сделав пару шагов в направлении кампуса, останавливается и тут же начинает рыться в сумочке, доставая свой фотоаппарат. Под светом фонаря, слегка оскалившись и опасливо озираясь, сидит настоящее чудо. Опоссум, на спине которого маленькими комочками меха расселось всё его многочисленное потомство. Виктория, стараясь не напугать животных, тихо начинает кружить вокруг них, делая один снимок за другим. — И победителем «Летней Ночи» становится… — она последний раз нажимает на кнопку фотоаппарата, поймав, как ей кажется, идеальный ракурс, — Виктория Чейз.×××
Журнальные вырезки в заглавии уже давно стали традицией. Хлоя к этому моменту уже перестала читать глянцевые журналы и открывала их лишь затем, чтобы найти заветные «МА» и «КС». Она мажет обратную сторону приятных на ощупь листков клей-карандашом и прижимает их к верху странички дневника. Тот уже почти заканчивается, места остается всего на три «письма», после которых… она не знает, стоит ли продолжать. Хлоя прикладывает кончик чёрной ручки к листу и прикрывает глаза, пытаясь хоть как-то упорядочить ураган мыслей в своей голове. С каждым разом это становится всё труднее. Иногда Хлоя думает, что именно так и сходят с ума. Вот оно. «Иногда я думаю, что схожу с ума. И нет, дело не только в том, что я четвёртый год общаюсь с тобой в одностороннем порядке, как с каким-то воображаемым другом. Дело во всем остальном». Хлоя закуривает сигарету, надеясь, что хоть это немного приведет её мысли в порядок. «Я вдруг поняла, что никакие знаки не дадут тебе знать наперед, что случится. Например, сегодня Дэвид разбил мою пепельницу спустя полчаса после моего пробуждения, а…» Рефлекторно отведя руку, чтобы стряхнуть пепел, Хлоя видит, что стряхивать-то его и некуда. «…а еще через несколько часов я уже мирюсь с Рейчел. Да-да, девушка моей мечты смогла меня простить. Мне бы прыгать от счастья, да, Макс? Нет, Макс. Похоже, теперь мне стоит называть её моей бывшей девушкой. Даже писать эти слова противно, но я не хочу ничего от тебя утаивать. Я ведь знаю, что ты всегда меня поддерж…» Всё ещё раскаленный пепел отламывается от кончика сигареты и падает прямо на лист. Выругавшись, Хлоя спешно стряхивает его, но сразу понимает, что опоздала — страницу уже прожгло. Продолжая шёпотом бросаться отборной бранью, Хлоя просто вырывает испорченный лист, сминая в комок все свои едва перенесенные на бумагу мысли. Она видит, что пепел прожёг и все оставшиеся неисписанными листы. Больше никаких посланий, до тех пор, пока… — Хрен тебе, Макс, — закипая, шипит Хлоя, выдирая следующий лист. — Никогда ты меня не поддержишь, мелкая ты… — ещё один лист отправляется смятым в мусорное ведро, обнажая за собой обложку, — трусливая… — Хлоя раскрывает дневник на середине и, крепко ухватившись за разные половинки, начинает изо всех сил тянуть их в стороны, — предательница! Она разрывает дневник напополам. Все четыре года её мыслей, переживаний и надежд когда-нибудь оказаться услышанной лучшей подругой теперь разбросаны по столу. Ей кажется, что этого мало. Она вспоминает, что сделала Рейчел, когда решила убить свое прошлое. Хлоя собирает все листы дневника в охапку, бегом спускается на первый этаж и выходит на улицу. Подойдя к обочине, она достает из кармана зажигалку и подносит её к зажатым в ладони листкам. Огонь, поначалу медленно, с каждой секундой всё сильнее охватывает бумагу. Хлоя хочет кричать во всё горло, как Рейчел тогда, в парке, лишь бы это помогло распалить огонь достаточно, чтобы весь город превратился в кучу пепла. Её пальцы жжёт пламя, и она, наконец, выпускает из рук горящие листы. Оторвав от них взгляд, Хлоя поднимает голову и видит табун зверей, бегущих прямо по улице. Она так ушла в себя, что даже не заметила их. Все они убегают от чего-то. Все, кроме одной маленькой лани. Она стоит прямо напротив неё и смотрит Хлое в глаза. Поняв, как та на неё смотрит, Хлоя изумленно приоткрывает рот и отступает на шаг. Разочарованно. Лань смотрит на неё разочарованно. — Макс? — выдаёт она, не веря, что и впрямь произнесла это вслух. Лань опускает голову. Хлоя широко разводит руками, приподняв плечи. — А чего ещё ты ждала?! — кричит она на неё. Напуганная её криком, лань дёргается и убегает обратно во тьму, откуда и появилась.×××
Вечером академия кажется ему загадочным и немного мрачноватым местом. Именно таким, как он любит: минимум людей, неяркий свет ламп и редкие шаги уборщика или охранника. Даже пахнет здесь совершенно иначе: проявочной жидкостью, пылью, страницами старых книг. Нейтан медленно, нерешительно бредёт по пустым коридорам, каждый его шаг гулким эхом проносится по помещению. Он до сих пор гадает, ради чего Джефферсон вызвал его к себе в столь поздний час. Гадает и боится разочароваться. Вдруг за этим приглашением не стояло никакого таинства, и учитель просто отчитает его, разрушив свой образ «не такого, как все». Нейтан на миг останавливается перед дверью в кабинет Джефферсона, негромко стучит, прикладывает вспотевшую ладонь к холодному железу ручки и поворачивает её. Джефферсон стоит напротив окна, сложив руки за спиной и разглядывая ночное небо. Он поворачивается к нему вполоборота, позволяя свету луны сделать линзы его очков непроницаемо-белыми. Нейтан неловко улыбается. Джефферсон улыбается в ответ, подходит ближе, и по-отцовски проводит ладонью по его щеке, приводя парня в замешательство. Такой неожиданный контакт должен был вызвать у Нейтана отторжение или хотя бы стеснение, но от легкого прикосновения ему вдруг становится как-то спокойно. — У тебя настоящий талант, Нейтан, ты ведь осознаешь это? — говорит он, и Нейтан словно загорается изнутри. Вот оно: то, чего ему так не хватало все эти годы. — В тебе нет того... тормоза, что сдерживает твоих друзей. Именно поэтому они так и останутся посредственностями, но ты... Если и дальше не будешь сдерживать себя, ты станешь лучшим… нет, величайшим фотографом! Джефферсон убирает руку, поправляет очки, а затем отворачивается к столу. Нейтан, кажется, чувствует что-то похожее на смущение. И одновременно с тем возбуждение: да, да, наконец-то! Хоть кто-то не указывает ему, что делать, хоть кто-то видит и принимает его полностью таким, какой он есть. Не просто принимает, но ещё и понимает, подталкивает вперёд. — Все художники немного безумны, — тихо произносит он вслух, пока Нейтан, приподняв брови, удивлённо наблюдает за колонной барсуков, скачущих по подоконникам, — но благодаря этому безумию и рождаются истинные шедевры. Я хочу научить тебя этому. Ты не боишься? Нейтан отрицательно качает головой. — Ты готов пойти до конца? Нейтан кивает, не задумываясь. Джефферсон протягивает ему пустую красную папку. Дрожащими от волнения и возбуждения руками он принимает её, бережно проводит ладонью по обложке и поворачивает набок. На корешке папки Нейтан видит пустое белое поле. Вскоре на нем появится первое имя.