Внутренние связи

Шутка для своих, от Шреи — Всё готово? — Ох, нет, сэр. Человек-слон, сэр… — Чтосним? — Говорит, ему плохо. Вот-вот вырвет, сэр. — Свиной грипп? — Нервы, сэр. — Ты говоришь мне, что после месяцев подготовки сейчас наш главный герой заявляет, что он зассал пройтись по улице в костюме слона? — Там много людей, сэр. — В костюме слона, Стюарт. Мы же не просим его выйти и станцевать грёбаную мазурку на каблуках, а? — Передвигаться в механическом костюме — это тяжёлая работа, сэр. — Нет, мать твою, это не тяжело. Что, он боится упасть на японского туриста? Мы выходим в ПЯТЬ. — Нет, если это продолжится. Он не полезет в костюм. — Ох, ради всего святого… тогда кто-то полезет вместо него. — Вы когда-нибудь управляли ростовой куклой, сэр? — Хватит трепаться, Стюарт. Начинай парад. — Но сэр… — Я сам разберусь, мать твою! Потом тебя догоню. Убедись, что идёшь достаточно медленно. — Будет сделано, сэр. ***** Два часа дня, обеда не было, и Ишан совершенно заблудился. Улицы Фриско петляют крутыми скатами и подъёмами, и каждый уголок напоминает кадр из «Начала» — фильма, который ещё с самого полёта не покидает его мысли. Ишан двигается по тротуарам, как бегун в лабиринте, одной рукой постоянно держась за стену. Он знает, что если окажется на дороге, то проносящиеся по этим крутым склонам машины расплющат его в лепёшку. Прямо сейчас он ищет отель, где оставил все последние деньги. Сорок пять из аккуратно отобранных пятидесяти долларов, что он взял с собой, достались жадным фруктовым автоматам и попрошайничающим бездомным детям, которых он встретил два квартала назад (годы наблюдений за уличной бедностью в Индии, кажется, не добавили ему решимости). — Если они были пару кварталов назад, — произносит Ишан вслух, потому что не имеет ни малейшего понятия, где сам находится. Он голоден, а осталось только пять долларов. В этой части города все стоит двадцатку, а то и больше. Он до сих пор заглядывает в окна всех ресторанов, мимо которых проходит, чтобы только нетерпеливо взглянуть на пиццу, или бургеры, или стейки из страуса, а потом ощущает личную обиду от всех богов, когда видит баснословные наценки. — Надо просто найти палатку с мороженым или ларёк сладостей, — говорит он, а потом жалеет. Мысли наполняются шоколадными печеньями и клубничным сорбетом. Он стонет, а потом повторяет снова, на этот раз на хинди, чтобы прояснить разум. Всё равно тут некому его услышать и прокричать расистские замечания — улицы устрашающе безмолвны, как будто их специально вычистили. Ишан не переживает. Ишан просто хочет чизбургер. Он проходит мимо индийского ресторанчика, но в этот раз даже не смотрит на цены, потому что знает: карри в Сан-Франциско — кошмар для любого, кто регулярно готовит его дома. Ещё у них почему-то никогда не бывает лепёшек наан, что Ишан считает за серьёзное оскорбление. ***** — Сэр, вы нашли кого-нибудь? — Нет, твою мать! Начинай, я иду в западную часть. — Зачем, сэр? — Чтобы найти кого-нибудь, да кого угодно, кто спасёт этот грёбаный тупой парад монстров. — Извините, сэр. — За что, Стюарт? — Мне кажется, вы слишком серьёзно относитесь к этому параду. Нельзя ли просто, ну, забить на этого слона? — Слушай сюда, дружок. — Сэр. Забудьте, сэр. — Там стоят маленькие индийские детишки, которые ждали, жаждали увидеть нормальную репрезентацию своей культуры в Штатах, и да будь я проклят, проклят, слышишь, если позволю этой мелкой проблеме забрать улыбку с их лиц, когда и африканские принцессы, и королевы карнавала в Рио, и Скуби, мать его, Ду пройдут по этим холмам, но их драгоценный Ганеша останется гнить в подсобке. Я ясно выразился? — На западе никого не будет, сэр. Мы специально забронировали для парада восточную часть. Все собираются тут. — Кто-нибудь да придёт туда, Стюарт. Если Бог… если Боги милостивы, а они милостивы, я уверен, там кто-нибудь будет. ***** Около двух тысяч человек собрались на северо-востоке Сан-Франциско, разделённые аккурат пополам дорогой. Запад же абсолютно свободен от зрителей, кроме Ишана, который даже подумать не может, что спустя мгновенья по улице зашагает, переваливаясь, гигантская фигура Багза Банни, а за ней следом — кукловод, скорее пугающий, чем дружелюбный. Он глядит на маячащую перед собой дорогу и пытается вспомнить, не видел ли этого раньше. — О. Господи, — Ишан оборачивается, поражённый внезапным голосом, и по ту сторону дороги видит лысого мужчину, одетого в полосатый костюм. Он выглядит настолько по-американски, что Ишан едва сдерживает смешок. — Ты! — лает мужчина. — Ты тут из-за парада? Это было феноменально грубое приветствие, но Ишан решает сохранять нейтральный тон: — Какой парад? — кричит он в ответ. Ему стоит перейти дорогу, или это сделает полосатый мужчина? Мужчина широко ему улыбается и марширует навстречу: — Прек-рас-но! Ишан пытается отступить, но полосатый нависает над ним за пару секунд. — Слушай, сынок, — произносит тот, и Боже, Ишан терпеть не может, когда американцы зовут его «сынком». — Если я скажу тебе, что ты — и только ты — можешь спасти этот день маленьким одолжением, что ты ответишь? У Ишана не нашлось слов. У него кружится голова от голода и бесконечного шатания по улицам. Он сглатывает и с трудом произносит: — Простите, повторите ещё раз. Полосатый мужчина повторяет всё, а затем быстро добавляет: — Это ради маленьких индийских деток вон там. Видишь… Когда он заканчивает, Ишану приходится прикрыть глаза на секунду. Он думает о Сан-Франциско и о себе. Он думает о том, насколько он невидим в толпе, словно призрак, но при этом неприлично ярок и заметен на открытом пространстве, где у людей есть больше времени взглянуть на него. Он думает об огромном количестве раз, когда ему приходилось повторять людям, что нет, он не знает никого из «Миллионера из трущоб», он не ищет работу в минимаркете и не считает, что женщины на самом деле ниже его по статусу. Он думает о том, как заказал пиццу, и официантка с персиковой кожей сообщила, что в пиццу добавили супер-острый соус для таких любителей карри, как он. Она пыталась быть учтивой, пыталась поступить тактично. Вероятно, это самое ужасное, вероятно, поэтому все такие слова разлагаются в его мыслях, как гниющие фрукты. Ишан думает обо всём этом, а потом его разум обращается к другой картинке: один из непослушных детей визжит «Слон! Слон!». Внезапно его губы произносят: — Я согласен за чизбургер. ***** Ганеша ждёт, громоздкая фигура, покосившаяся без кукловода. Он проницательно глядит, как остальные выходят, шатаясь, на улицу, и ждёт своего часа. Он ждёт; Бог, застрявший внутри трухлявого пластика и ткани, ждёт своего спасителя, ждёт Ишана. ***** — Так, какой рычаг отвечает за какую руку? — Они расположены слева направо, так что верхний левый — это верхняя левая рука, нижний левый — нижняя левая рука, верхний правый… — Понял. — Точно? Это довольно запутанно. — Да, я уверен. — Помни, не спешить. Как ехать на велосипеде в гору. Держись прямо по курсу, ясно? — Так точно. — Если кукла в итоге упадёт, нас прогонят со всего Восточного побережья из-за пары задохнувшихся туристов. Стопы Ишана вспотели от педалей. Он разминает пальцы и кладёт руки на правый и левый рычаги снизу. Ассистент — Стюарт? — отворачивается, говоря: — Только не похерь всё. И закрывает дверцу, оставляя Ишана запертым в темноте. Ишан нажимает на кнопку ВКЛ, и Ганеша наполняется тёплым розовым сиянием. С началом самого парада он осознаёт, что, будучи для всех чужаком последние два месяца, настолько погрузился в собственную культуру, что теперь буквально сидит внутри и контролирует движения одного из самых могущественных божеств. Внутри слона он фыркает, и звук этот получается грубым, чужим и неприятным для ушей любого большеглазого американца. Музыка должна заглушить это, — думает он. — Единственное, чего я хочу — это поесть. Скуби проходит вперёд, и люди смеются. Тощие японские танцоры максимально синхронно вышагивают на вершину холма, и люди с уважением ахают. Маленькие талантливые детишки в блестящих колготках делают колесо прямо на твёрдом бетоне, и толпа улюлюкает им вслед. А потом младший из детей невзрачной женщины, облачённой в сари, взвизгивает и вопит: — Смотри, это Ганеша! Ганеша, мамочка! В паре футов от них немного неуклюже марширует огромная вычурная пародия. Слоноподобный бог своей пластиковой верхней рукой выщипывает цветок из короны и затем вручает ребёнку. Маленькая девочка восторженно кричит. Это довольно неуважительно, вот так комедийно делать это всё, — думает мать ребёнка. Очевидно, они включили Ганешу в парад, только чтобы исполнить требования меньшинств. Но она не может перестать улыбаться вместе о всеми остальными. Они подумали о ней. ***** Шутка для своих не должна быть смешной, — думает Ишан. Чизбургер был хорош, и сидеть в машине гораздо лучше, чем таскаться туда-сюда по одинаковым улицам. Шутка для своих всегда заходит, не важно, насколько она глупа, ведь когда ты часть этой шутки, гордости от того, что ты вписываешься в мир, удовлетворения от того, что ты заметил отсылку, уже достаточно, чтобы засмеяться от принятия или признания. Полосатый мужчина не отводит глаз от дороги, но обращается к сидящему за спиной: — Хей, не думаю, что я запомнил ваше имя, сэр. — Ишан. Меня зовут Ишан. — Иш-ан! А я Давид. Библейское имя. Ты знаешь Библию? Ишан выдаёт вымученную улыбку. — Да, Библию я знаю. — Ну конечно да. Знаешь, ты сегодня круто сработал, очень круто. Я должник твой теперь. Тебе стоило бы заняться кукловодством как хобби. — Я подумаю, — полосатый мужчина — Давид — пристал к Ишану, в общем-то, без разрешения. Пристал, как чёртов грибок. — Ты точно не местный во Фриско. Как оказался тут, путешествуешь? — Ну, вроде того, — Ишан уверен, что большинство людей сказали бы, что он в отпуске, но туристом он себя не ощущал. Туристы либо интересуются тем, что вокруг, либо притворяются. Ишан же воображает, что ищет хоть толику интереса, хоть каплю просветления, чтобы забрать это с собой домой, но пока результаты его удручающе плохи. — Кажется, я никуда не могу попасть. Давид смеётся, и колёса взвизгивают, когда тот тормозит. — Это место? Удивительно, всего за пять минут они добрались до отеля. — Спасибо, — говорит Ишан и потом добавляет: — знаешь, было весело. Ну, быть Ганешей. Он выходит из машины и наклоняется ближе, чтобы взглянуть на Давида, сидящего на переднем сиденье и глядящего в сторону, на дорогу. — Восхищение толпы, — бормочет он. — Ничего подобного этому нет. Случись что, толпа тебя не спасёт, но иногда… — он поднимает взгляд на Ишана. — Небольшой совет: когда ты тут бродишь, убедись, что надел удобные и плотные ботинки. Никогда не знаешь, куда тебя занесёт. И если потеряешься… просто иди к побережью. Так сориентируешься. И потом во вспышках голубого и белого он рванул вниз по холму прочь из виду. Ишан начинает понимать. Может, шутки для своих не обязательно должны быть смешными, чтобы над ними смеялись, но в чём смысл один раз смеяться и один раз оказываться в своей тарелке против тысячи раз, когда его одного бросали на тротуаре? Он произносит: — Сегодня было хреново, — потом повторяет это же на хинди. Потом пытается сказать это и на немецком, но не может припомнить слова для «хреново», поэтому изменяет до «Сегодня было дерьмово». Десять вечера, голова кружится от горячих липких запахов его комнаты. Ишан засыпает на тарелке c запечённой курицей. Проснувшись потом среди тухлого запаха и слепящего солнечного света, он принимает два решения: 1. Он не верит и никогда в жизни не верил в богов или концепцию Брахманы. 2. Где-то в мире наверняка есть место и похуже Сан-Франциско, но будь он проклят, если сможет вспомнить его, и будь дважды проклят, если захочет проверить. Ишан поднимает кошелёк с пятьюдесятью долларами и закрывает за собой дверь в номер. За стенами Фриско Дрим Хотел он всматривается в слишком яркую даль, улавливая парящие контуры моста Золотые Ворота и блеск океана. Этот вид напоминает ему: где-то ещё должен ждать его другой пластиковый Ганеша, другой бесполезный кусок судьбы прямо над мостом. Сориентируйся. Выбирайся. Он оглядывается на бесконечный спуск с крутого холма и снова глядит вперёд. Затем, припечатав левую руку к стене, а правую сунув в карман пальто, начинает шагать. Дом в Чернолесье Ответ был довольно признательным. Им нравилось течение. В некоторой степени даже наталкивало на размышления. И достаточно забавно, чтобы приподнять настроение всем в гостиной. Шрея покраснела от гордости. — Крутая история, Шрея, — Трэвис воодушевляюще улыбнулся ей, и пульс девушки заметно участился. Она отвернулась, сжимая пальцами расшитые чехлы диванных подушек. Часы продолжали тикать над камином у неё за спиной, а на улице становилось темнее. — Просто так бывает, — добавила она, осторожно вклиниваясь в разговор, — что это основано на реальных событиях. С другом нашей семьи случилось то же самое. В Чикаго, не в Сан-Франциско. Дина, сидящая рядом, улыбнулась, и Шрея ощутила внезапное беспокойство, глядя женщине в глаза. Её зрачки, казалось, смотрели в никуда. Беспокойство сменилось виной и затем жалостью, когда Шрея рассуждала сама с собой: с ней явно что-то не в порядке, идиотка. Прекрати пялиться. — Это интересно, — произнесла Дина. Повисла короткая пауза. А потом Кассандра голосом, словно ножницами, отрезала: — Ну, для меня это ничего не значило. Без обид, Шрея, — Шрея вспыхнула. Она точно хотела обидеть. — Вероятно, — встрял Майкл Грейс, — это потому, что всю первую часть рассказа ты провела в ванной наверху, занимаясь Дугом. Ты потеряла нить повествования. Вот оно. Вдруг все снова вспомнили о той ситуации, атмосфера накалилась. Шрея была немного разочарована, она ведь специально рассказала историю про Ишана, чтобы отвлечь остальных от Дуга, чтобы дать им то, над чем посмеяться и на что переключить внимание. Может, тут она прогадала, может, они должны были в любом случае думать о Дуге. В конце концов, это было правдой. Тяжёлую тишину нарушил Трэвис: — Ребят, вообще-то уже поздно. Было интересно послушать разные истории и встретиться со Шреей, — несколько улыбок блеснули в комнате, — но я, например, иду спать. — Я тоже, — молниеносно добавила Шрея. Как же она не заметила, что снаружи уже так темно? Она оглянулась на свой рюкзак, и неожиданно события сегодняшнего дня буквально ударили её по лицу. Она вспомнила: она должна была вывести этих людей из дома. Она должна была стать их спасителем. Воспоминание породило внутри чувство вины, но девушка смогла быстро от него отделаться. Один лишний день в доме не доставит им много вреда. А ей просто надо было поймать сигнал, написать пост в блоге и рассказать всем о своём открытии. Могли прийти люди снаружи и посмотреть на дом своими глазами… — Да, я тоже, — повторила она снова и поднялась. — Надеюсь, ребят, у вас есть для меня свободная кроватка! По ночам сад снаружи почти не было видно, но чем дольше Шрея вглядывалась, тем отчётливее прорисовывались очертания кустов и тем выше, казалось, росли цветы. Это так странно, — подумала Шрея, — что сад настолько отделён от леса. Как будто его вообще тут нет. Она улыбнулась. Зря ей показался неуютным дом в Чернолесье. Тут было хорошо, особенно в такой прекрасной компании. Все обитатели покинули гостиную и разбрелись по комнатам, готовясь к ночи.