Любовь, как в кино

      Федя окинул взглядом неприметное здание, вслух прочитал убогую вывеску: «Дюна», и, обернувшись к Димке, спросил:       — Ты уверен, что мы приехали, куда надо?       — Уверен, — ответил Дима, — я погуглил, это лучший клуб.       — Ты веришь всему, что написано в интернете? — недовольно пробурчал Томилов.       — Ладно, не занудствуй, лучше пойдем посмотрим, что здесь хорошего, — весело ответил друг и, приобняв Федора за плечи, потащил к наглухо закрытым дверям.       — Ничего хорошего не вижу, — произнес Федор, оказавшись в огромном зале с оглушительно грохочущей музыкой, — здесь даже аниматоров нет. Хотя нет, вон, скачут на сцене какие-то коровы.       — Федька, не будь злобным букой, куда подевался мой веселый друг, готовый зажигать ночами напролет? Пойдем выпьем для начала, может, ты расслабишься и тебе полегчает?       — Я чувствую себя хорошо, просто мне здесь не нравится, — высказал Федя свое мнение и двинулся следом за другом в сторону бара.       Усевшись на высокие табуреты у стойки, они подозвали бармена:       — Один Адмирал и один Веспер, — сделал заказ Димка.       Бармен смешал напитки, поставил коктейли перед клиентами. Федя сделал маленький глоток и скривился:       — Что это?       — Адмирал, — уверенно ответил парень за стойкой.       Отодвинув от себя нечто, названное Адмиралом, Федя спросил:       — Пиво приличное есть?       — Туборг, Бад, Стелла Артуа… — принялся перечислять бармен.       — Все. Давай Артуа, — прервал его Федор и, взглянув на Димку, пожаловался: — Здесь даже выпить нечего.       — Сюда не дегустировать приходят, — недовольно вставил свое слово бармен, — здесь напиваются, танцуют и девок снимают, а вы, парни, пришли не по адресу.       — Ладно, ладно, — примирительно сказал Дима, — тогда мы сейчас возьмем по пиву и пойдем танцевать, — и, прихватив свою бутылку, увлек Федора поближе к танцующему народу, — давай, осмотрись, кто тебе здесь по вкусу?       Федя окинул взглядом разгоряченную разношерстную публику и скривил губы:       — Никто.       — Знаешь, задолбали твои капризы. Если хочешь, стой здесь, как истукан, и жди свою единственную и неповторимую, а я пойду отрываться, — хлопнув друга по плечу, сказал Димка, и в мгновение ока скрылся в толпе.       Федя допил пиво, повертел головой по сторонам и, обнаружив взглядом мусорную корзину, стоящую у одной из колонн, направился к ней. Выбросив пустую бутылку, привалился спиной к холодному бетону и задумался о том, что в понедельник у него масса дел: нужно убедиться, что на фабрике внесли изменения в накладные; написать еще одну докладную записку по поводу фабричной машины, которая стала приходить в Торговый дом не по графику, нарушение графика сбивало всю слаженность работы на складе и такое положение вещей раздражало Томилова неимоверно. Он думал о финансовом директоре, с которой снова придется столкнуться нос к носу. Беспалова Феде не нравилась, он догадывался, что именно она, причина его проблем, но доказать ничего не мог, по крайней мере пока.       Погрузившись в свои мысли, он бездумно пялился на толпу людей, зажигательно отплясывающую под оглушительный клубный транс и настолько глубоко задумался, что не заметил, как к нему подошел высокий мужчина, слегка за тридцать, прилично поддатый, но твердо стоящий на ногах.       Федя посмотрел на незнакомца, и у него аж слюна потекла от восторга. Федька скользил восхищенным взглядом по плотно обтянутому белоснежной футболкой идеально прокачанному торсу, по красивым, сильным рукам и плечам, чувствуя, что с каждой секундой неимоверно дуреет от зависти. Он и вправду завидовал. Нет, Томилов не был задохликом, у него даже кубики на животе были, но вот такой красотищи он никак не мог накачать, сразу понятно, этот мужик не время от времени в тренажерку ходит, он живет в ней! Даже Димка с его мускулатурой не идет ни в какое сравнение. Димка мощный, а у этого мышцы длинные, сильные, он реально рельефный, но поджарый, видно, что много работал над сушкой. Одним словом, Аполлон Бельведерский, черт его побери.       Пока Федя разглядывал прекрасного незнакомца, тот приблизился почти вплотную, широкой ладонью откинул каштановую челку, открывая на обозрение высокий лоб и широкие темные брови, и, внимательно рассматривая Томилова желтыми, как у тигра, глазами, стал медленно придвигаться к нему все ближе и ближе. На губах красавчика блуждала хищная улыбка, вгоняющая Федора в состояние транса. Заглянув в желтые глаза, Федя не смог разорвать гипнотическую связь, так и стоял неподвижно, как тот столб за его спиной, и даже забыл, как дышать.       Неожиданно, не сказав ни слова, Аполлон ухватил Федьку за запястье, потащил вслед за собой, и, завернув за угол в темный коридорчик перед туалетами, прижал бедного Федю к стене.       — Ты что творишь? — растерянно спросил Томилов.       Красавчик склонился над ним и вкрадчиво прошептал, касаясь губами уха:       — Только не говори, что тебе не нравится.       От интимности момента у Федора сами собой подогнулись колени, закружилась голова. Чертов Аполлон слегка отклонился назад, вперился в свою жертву голодным взглядом, через мгновение подался вперед и прикоснулся губами к его губам. Это прикосновение ударило Федю словно разряд молнии, сердце забухало в груди, как КрАЗовский мотор, даже пальцы рук задрожали от возбуждения, страха и иррационального восторга.       Не встретив сопротивления, красавчик принялся уверенно исследовать Федины губы, он будто пробовал его на вкус, погружая бедного Федю в другую реальность, в фантастический мир, в котором не существует ничего, кроме настырных губ незнакомца, легкого дыхания, сильного, горячего тела греческого Аполлона в опасной, возбуждающей близости.       Федор стоял, вжавшись в стену, его руки висели вдоль тела, как безвольные плети, он расплывался лужицей жидкого меда, даже тогда, когда незнакомец прервал поцелуй и, немного отклонившись, пораженно вперился в него своими желтыми глазищами. Сколько мгновений, или минут, или часов красавчик сканировал Томилова взглядом, тот сказать не мог, для него время перестало существовать совсем.       Вдруг Аполлон моргнул, тряхнул головой и растерянно предложил:       — Пойдем выпьем?       — Ты иди, я тебя догоню, — промямлил Федор.       Красавчик согласно кивнул и направился в сторону барной стойки. Томилов догонять его не стал, а словно краб, бочком, бочком, бочком двинулся вдоль стены на выход из клуба.       Уже на улице вдохнул полной грудью холодный ночной воздух и заскулил, осаживаясь на корточки, обхватывая голову руками, сердце билось, как шальное, словно пойманная пугливая птица: «Как такое могло произойти?». Он думал, что навсегда избавился от порочного влечения, стал нормальным, таким, как все. Столько лет он воспринимал мужиков только как партнеров или соперников и, вот, господь столкнул его с этим чертовым Аполлоном, всколыхнув в Федином сердце давно позабытые чувства и грустные воспоминания.       — Ты иди, я тебя догоню, — весело ответил Федя.       Степка кивнул головой и через минуту почти потерялся из виду в толпе танцующих тел. Федя улыбался, преследуя взглядом светлую макушку, в его душе разливалось мягкое тепло, как же сильно он любил этого человека. Вдруг людская масса стала образовывать круг, освобождая площадку, в центре которой Федя увидел человека, лежащего ничком на полу. Его сердце дрогнуло, он кинулся туда, где виднелся светлый вихор на затылке.       — Степка, Степка, что с тобой? — Обхватив дрожащими руками хрупкие плечи, он прижимал к себе безвольное тело любимого, пытаясь встряхнуть его, заставить открыть глаза и мягко улыбнуться, типа здорово я пошутил? — Чего стоите, как истуканы, вызывайте скорую! — натужно орал Федор, надрывая связки, пытался перекричать оглушительную музыку, доораться до Бога, до Черта, да до кого угодно, лишь бы успели, лишь бы спасли.       Гигантский ранет печально усыпал землю бело-розовыми лепестками, Степка сидел в кресле-каталке.       — Ну, как же так-то, Степа, мы же любим друг друга, — умоляюще заглядывая в холодные глаза, шептал Федя, сжимая тонкие пальцы любимого.       — Мне тоже так казалось, но, побывав на пороге смерти, я многое осознал. Я никогда тебя не любил. Это не любовь Федя, а простой интерес. Ты думал когда-нибудь, что будет потом? — безучастно говорил Степа, а Федя не мог поверить, не мог принять его слова за правду.       Завороженно вперившись взглядом в бледные губы, он думал только о том, что любит этого человека, любит, как в кино. Когда его не было рядом, Федя не мог ни есть, ни пить, ни спать. Он вообще не мог жить без Степки.       — Ты больше не приходи. После того, как полностью поправлюсь, уеду учиться за границу. И ты тоже перестань дурью маяться, найди себе девушку, женись и заведи детей. Так будет правильно.       — Кто тебя надоумил? Кто вбил в твою голову эти глупости?       — Никто, я просто не люблю тебя. А твоя так называемая любовь меня душит, она не позволяет мне быть самим собой. Я больше не хочу всего этого. И да, если ты не оставишь меня в покое, я попрошу отца принять меры. Так что, прощай и будь паинькой.       Развернув кресло, Степа покатил по дорожке больничного двора, усыпанной бело-розовыми лепестками печального ранета. Федя неотрывно смотрел на удаляющуюся светлую макушку, с нестерпимой болью в сердце прощаясь со своей первой любовью.       Добравшись до дома, Федор закрыл дверь на замок, скинул Димкины шмотки и завалился в кровать. В голове, словно летучие мыши, разбуженные лучом фонаря, без цели и направления метались отрывочные мысли. Он думал, вернее, пытался не думать о сегодняшнем происшествии, о греческом Аполлоне и реакции своего тела на его близость. Он хотел переключиться на трудовые заботы, но не мог, до сих пор ощущая горький аромат туалетной воды незнакомца, вкус жадных губ и жар сильного тела. Федя до боли в желваках закусывал уголок подушки, сучил голыми ногами и пинал ни в чем не повинное одеяло. Он выл, как голодный пес, и тихо поскуливал, как жалкий щенок в подворотне: "Такого не могло произойти, это неправильно, это больно и неприемлемо!". Он остервенело бил кулаками по матрасу и неподвижно лежал, уставившись в темноту, обессиленный и несчастный.       Около часа ночи громко хлопнула входная дверь и по всей квартире разнесся оглушительный голос Димки:       — Федя, я дома! И не один! Давай выходи, девчонки ждут!       Федор поднялся с кровати и, выглянув из комнаты, громко крикнул в ответ:       — Я сейчас, проходите пока на кухню. — И мелкими перебежками добежал до ванной.       При ярком свете электрической лампочки рассмотрел в зеркало свое лицо. Припухшие веки и красные пятна на щеках ему жутко не понравились. Включив ледяную воду, он плеснул несколько горстей себе в лицо. Почувствовав освежающее действие прохладной влаги, растер до жжения кожу полотенцем, и, поправив скудную одежонку, вышел на свет Божий, к людям.       На кухне во главе маленького столика восседал Димка, услужливо подливая в рюмочки дамам принесенную с собой водку. Оглянувшись на шорох, пьяно улыбнулся:       — Федя, знакомься, это Лена и Вика, — представил своих собутыльниц.       Федор внимательно посмотрел на девиц: ничего такие, стройные, ухоженные, можно даже сказать красивые. Димка уж точно знал толк в девках. Федя сверкнул голливудской улыбкой, подошел к столу и, замахнув налитую ему рюмашку, спросил:       — Девчата, чего вам хочется?       Одна из девиц ткнула пальцем с длиннющим ногтем в сторону Димы, другая потупила взор.       — Я имею в виду по жизни, чего вам хочется не сейчас, а в целом? — пояснил свой первый вопрос Федя.       — Да чего же еще? — пьяно выдала та, что тыкала пальцем в его друга. — Замуж выйти за богатого мужика, детей ему нарожать и жить в шоколаде.       — Тогда что ты здесь делаешь? Рядом с этим нищим студентом, который даже квартиру снять не может и живет у меня? — спросил Федя.       — А с ним я буду отдыхать и получать удовольствие, — ответила деваха и похабно рассмеялась, — богатые они же без членов, у них вся сила в бизнес уходит, а нам-то тоже нужно жить, и такие милашки, как Димочка, в самый раз.       — Понятно, — ухмыльнулся Федя, — Дим, ты тут как-нибудь сам, хорошо? — И, улыбаясь своим мыслям, покачивая из стороны в сторону головой, Федя оставил своего друга на растерзание любительницам удовольствия, нисколько не сомневаясь в том, что Димка в любом случае выжмет все соки из этой ситуации.       — А, моя голова, — страдальческим голосом ныл Димка, держась за стену, вползая на кухню.       — Что, хреново? — ехидно улыбаясь, спросил его Федор, ставя на стол две тарелки с яичницей.       — Не могу есть, убери, — заныл страдалец.       — Сядь и засунь в себя хоть кусочек, — скомандовал Федор, — потом выпьешь таблетку и снова на боковую. Хорошо вчера погулял?       — Девки, что надо, до утра оторваться не мог, — благодушно улыбнулся Димон, присаживаясь за стол.       — Ну, теперь признаешь, что твой план с клубом оказался никуда не годным? — спросил Федор.       — Признаю, — согласно кивнув, ответил тот. — А давай сегодня пойдем в кофейню, там наверняка можно встретить чистую и невинную душу.       Федька рассмеялся:       — А пойдем. Посмотрим, вдруг да встретим!       — Можно еще в библиотеку, детский сад и начальную школу, — подтрунивал над ним друг, уплетая полезный завтрак.       — Можно и туда, — соглашался Федя, кивая головой, как китайский болванчик, при этом улыбаясь во все тридцать два зуба.       — Ты издеваешься, да?       — Нет, давай в кофейню, пиццерию, шоколадницу или бар-мороженое, да куда угодно, даже в клуб, бар и караоке. В принципе ты прав, если я буду по-прежнему зависать на работе, то никогда не найду ту единственную, за которой пришел в эту жизнь. Знаешь, Димка, мне сейчас крайне необходимо найти свою любовь, как можно скорее.       — Что-то случилось вчера? — задал вопрос Дима, тревожно взглянув на друга. — Ты рано ушел.       — Нет, все нормально. Просто мне стало невыносимо скучно.       — Хорошо, если так, — недоверчиво сканируя взглядом Федю, сказал он, — мне показалось, ты был чем-то расстроен.       Федор внимательно посмотрел на друга, присел за стол напротив и, глубоко вздохнув, задал вопрос:       — Ты помнишь Ермолаева Степку?       — Помню, как не помнить этого гада, — сжав злобно губы, процедил Дима.       — Вчера я встретил человека, напомнившего мне о нем.       — Что, так похож?       — Совсем нет, но я снова испытал такое же влечение и ту же страсть, что тогда было с ним.       У Димки загорелись глаза:       — Федька, а может, это и есть твоя истинная любовь. Ну, как в кино?       — Ты дурак? Ешь давай, — отмахнулся Томилов от его предположения, но при этом на душе у него заскребли дикие кошки. Вот совсем не хотелось Феде такого рода любви.