***
— На этом можно закончить, — устало подытожил Бутко, отодвигая в сторону папку с докладами, — Георгий Артёмович, останьтесь, остальные свободны. Народ засуетился, зашуршал бумажками и потянулся нестройным рядком на выход. — Как новый начальник безопасности себя проявляет? — спросил Максим у своего главного безопасника. — Хорош, что ещё сказать? Правда, нос у него длинноват, везде сунет, — ответил пожилой, коротко стриженный мужчина армейской выправки. — Ну, это прекрасная черта. Только ты ему подскажи, что драные резиновые перчатки, обнаруженные в сумке работника, не повод для наказания. Не надо перегибать палку. — Хорошо, я присмотрю за ним, — согласно кивая, ответил Георгий Артёмович. — На этом все. — Максим Игоревич, у вас лично ко мне есть вопросы или пожелания? — спросил мужчина на ходу, направляясь на выход из кабинета. — Нет, твоей службой я доволен. — Тогда, до свидания. Оставшись в одиночестве, Макс взглянул на часы и поразился тому, как пролетело время. Подумав о том, что он сам утонул в делах по самое не хочу и тянет за собой своих сотрудников, а у них семьи, дети, и что так совсем не годится, встал из-за стола и замер, уставившись в пустоту: уже больше трёх месяцев прошло, а он так и не смог забыть Томилова. Так и продолжал мечтать о его прикосновениях, тосковать по горячему телу, сильным рукам, обжигающим поцелуям и страстному соитию на широкой кровати в старой облезлой хрущебе. Как-то однажды он вдруг решил, что влюблён в Томилова, но тут же отогнал от себя столь абсурдную мысль — никакая это не любовь, просто жгучая обида и похоть сплелись в один клубок, оплетая сердце, причиняя тупую боль, разливаясь серою тоской в измученной душе. Он и вправду загонял себя до ручки, но только так имел возможность возвращаться в свою пустую квартиру и валиться ничком на кровать, мгновенно погружаясь в тяжёлый сон без сновидений, не приносящий ни отдыха, ни облегчения. Вздрогнув от вибрации телефона, вышел из задумчивости и принял вызов. — Макс, сейчас же двигай булками до меня, — радостно закричал Петька, университетский дружок, — у меня сын только что родился! — Поздравляю, — широко улыбнулся Максим, — хорошая новость. Ты от Геры не сильно отстал. — Вот и давай, шевели ботами. Все наши придут, поздравлять меня будут! — Что принести? — Бухла, бухлишка, чего же ещё? — заржал в трубку Петька. — Я на стол уже наметал, так что тащи водки и коньяка, да побольше и побыстрее! — Ок, — хмыкнул Макс и сбросил вызов. Накинув куртку, он подхватил барсетку, по пути в гости решив заскочить в супермаркет за алкоголем, и поспешил на стоянку. — Извини, погремушки не принёс, руки были заняты, — широко улыбаясь, сказал Макс, обнимая и похлопывая друга по спине. — Поздравляю! — Игрушки на крестины принесёшь, — ответил Петька, отступая и недоуменно рассматривая два большущих баула у его ног, до отказа набитых бутылками с водкой и коньяком. — Ты с дуба рухнул? Куда столько припер? — Ты сказал, я сделал, — хохотнул Бутко, стягивая куртку и вешая её на крючок, — что не выпьем, на крестинах допьём. — Нинка выйдет из роддома, так обязательно пир горой закатит, ты её знаешь, — добродушно согласился Петро. — Ладно, давай за стол, все уже в сборе. Максим заглянул в комнату. Восемь мужиков, сидящих за столом, накрытым закусками, завидев Бутко, оживились, расплываясь радостными улыбками. — Да неужто сам Максим Игоревич пожаловал, — по-доброму подколол его чернявый товарищ и, взмахнув тонкой ладонью с длинными пальцами, предложил: — Давай, садись ко мне поближе. Макс принял приглашение и опустился рядышком на услужливо пододвинутый табурет. Петька выставил на стол несколько бутылок алкоголя, ребята забрякали приборами, накладывая себе на тарелки нехитрую снедь, и чокнулись наполненными рюмками. — Ну что ж, — встав со стула, начал приветственную речь Филипп Брюхов, профессиональный тамада и заводила на таких вот пирушках, — предлагаю поднять бокалы за новоявленного папашу. — И это было началом длинной-предлинной речи. Он говорил много и достаточно долго, размахивая наполненной рюмкой. В конце концов, мужики возмутились и насильно вынудили его опустить пятую точку на место, с этого момента началась торжественная пьянка. Макс выпивал и закусывал наравне со всеми. Опьянение не заставило себя долго ждать: через пару часов весёлого застолья его голова закружилась, мысли стали путаться, но он был доволен своим состоянием, его мозг отупел достаточно для того, чтобы отказаться мыслить, в душе поселилось обманчивое равновесие, и чёртов Томилов, бесконечно терзающий нутро, как-то поблёк и слегка растворился. Он наблюдал за своими друзьями и благодарил Бога за то, что эти люди вошли в его жизнь и остались в ней, несмотря на Максову ненормальность, без обиняков и экивоков приняли его таким, каков он есть. И Фильку, вон, приняли. По большому счёту друзья у него хорошие. — Макс, пойдём покурим, — позвал его Филипп. Бутко согласно кивнул, поднимаясь из-за стола, и направился вслед за товарищем, невзирая на то, что сам не курит и никогда не курил, просто он всегда любил поболтать с Филькой по душам. На лестничной площадке было прохладно и тихо. — Что, Макс, влюбился? И тебя наконец-то пронзила стрела Купидона? — спросил Филя, прикуривая сигарету. — О чём ты говоришь? — сдерживая пьяный смешок, спросил у него Максим, покачиваясь из стороны в сторону. — С чего ты взял, что я влюбился? Вот скажи, как ты можешь это знать? — Да у тебя на лице все написано, ходишь с понурым видом, вздыхаешь, в работе с головой. Раньше хоть иногда с нами зависал, а теперь ни с кем не встречаешься и пашешь без продыху. Что ж, могу тебе только посочувствовать. — Почему? — Похоже, твой любовничек на тебя плевал. Видно, и твоё время пришло испытать любовные муки, — поддел его Филя. — С чего ты решил, что мой любовник меня бросил? — фыркнул Макс. — Да что тут неясного? Посмотри на себя, ты же, как в воду опущенный, в глазах тоска серая, вон, похудел заметно, осунулся. — Да что ты знаешь? С чего ты взял, что это из-за любви? И, вообще, я понятия не имею, что такое любовь. Вот, что это по-твоему? — Любовь? Гормональная болезнь, — ответил Филя, посмеиваясь, выдыхая облачко табачного дыма. — Болезнь? И каковы симптомы? — Ты все время думаешь об этом человеке, твоя душа стремится к нему, тебе хочется находиться рядом с ним и днём и ночью, а если не выходит, начинаешь скучать, тосковать. Тебе нравится в нем все, даже его недостатки ты находишь милыми и восхитительными. Ты бесконечно любуешься им, как произведением искусства, не в силах оторвать взгляд, хочешь слышать его голос, прикоснуться к нему руками, губами, твоё желание обладать этим человеком становится нестерпимым, и в то же время ты боишься причинить ему боль. И самое главное, ты желаешь, чтобы он принадлежал только тебе, ты не в силах допустить крамольную мысль о том, что у него есть кто-то другой помимо тебя. Есть такие, что способны убить в порыве страсти и ревности. Есть те, что готовы жизнь положить на алтарь любимого, забыть про гордость, сделать все, лишь бы любимый был счастлив, даже если ему самому от этого становится хуже некуда. А самое главное — секс, тебе кажется, что ни с кем и никогда тебе не было так хорошо, как с ним. — И вскинув плечи, разведя руки в стороны, закончил свою тираду: — Как-то так. Макс с ужасом слушал Фильку, признаваясь себе в том, что все озвученные Филькой симптомы любовной болезни идеально подходят к его самочувствию. Он до сих пор в подробностях помнит, как сдёргивал с колен Томилова чёртову куклу, при этом сам не знал, что на него тогда нашло? Вот не мог он допустить, что кто-то другой прикасается к его любовнику без объяснений причин, на уровне бессознательного не мог. То, что Томилов в любом случае достоин восхищения, как бизнесмен и как человек, обладающий острым умом, он не сомневался, однако то обстоятельство, что он находил его дивно привлекательным, не видел или не желал видеть его недостатки, в случае недовольства или усталости, стремился успокоить или подставить плечо, говорило о многом. Не проходило и дня, чтобы он не мечтал о близости с ним, его сводило с ума безумное желание дышать его запахом, целовать, обнимать, наблюдать за тем, как он наливает чай, улыбается, закутавшись в шарф, грациозно извивается под музыку и просто смотрит на него озабоченным взглядом, спрашивая, все ли у Макса хорошо. И нужно быть честным, он извёлся от тоски по Томилову. — Ладно, если это болезнь, то как её лечить? — насупив брови, спросил Максим у Фили. — Лекарство одно — время. Говорят, через два-три года все проходит, — пожав плечами, небрежно ответил товарищ. — Два года? Да я с ума сойду, — с ужасом воскликнул Максим. — Да не боись, это, если чувства взаимны. А так, с глаз долой, из сердца вон. Ещё помогает работа до усрачки, что ты и делаешь, кстати. Или айда по чужим койкам, клин клином вышибают, знаешь ли, — вещал Филипп с улыбкой, многозначительно поглядывая на Макса, а потом положил руку ему на плечо и, легко соскользнув на грудь, принялся поглаживать сильные мышцы, обтянутые тонким джемпером. — Да я и так пашу, как лошадь, но ничего не меняется, он все время живёт в моей голове. И какие койки? Кроме него мне никто не нужен, не знаю почему, но даже думать об этом противно. Я скоро с ума сойду, — не обращая внимания на флирт товарища, пожаловался Макс и тут же его пьяный мозг переключился: — Это получается, если чувства взаимны, то у них срок годности только два-три года? — Ну да. Обычно, если пара за это время не создаст что-то общее, связывающее по рукам и ногам, то они разбегаются, — ухмыльнулся Филька и, убедившись в том, что заигрывания не достигли цели, убрал руку в карман своих брюк. — Например? — Например, дети, вон, как у Петрухи с Нинкой. — Дети? А как же мы? Такие, как мы с тобой? У нас не будет детей. — Вот поэтому, Макс, такие, как мы с тобой, обычно умирают в одиночестве, — с толикой грусти в голосе ответил Филя и сменил тему разговора: — Я на следующей неделе в столицу собираюсь, погнали со мной. — Зачем? У меня работы по горло. — Сменишь обстановку, развеешься. Я сделаю дела, а потом по клубам прошвырнёмся, тебе не помешает смена декораций, — предложил Филипп. — Не знаю. Посмотрим, — задумчиво ответил Максим. — Давай, ты ничего не теряешь, — подбодрил его Филя и, затушив окурок в консервной банке, оставленной добрым человеком на подоконнике для таких вот случаев, вернулся в квартиру. Макс постоял в задумчивости, пьяно покачиваясь, и через пару минут последовал за ним.Глава 23
21 июля 2018 г. в 20:54
Максим уселся в автомобиль, запустил двигатель, в ожидании нужной температуры прогрева мотора сложил руки на руль и обречённо уткнулся в них лбом. Он думал о том, что теперь все встало на свои места, и понятно, почему бывший складской логист, якобы без опыта работы и должного образования, проявил себя человеком, умеющим руководить коллективом, наводить порядок и расставлять все по своим местам, обладающим острым аналитическим умом и способностью подмечать самые мелкие детали. Макс саркастично хмыкнул, вспомнив, как Томилов легко просчитал ситуацию, в два счета обезопасил склад, выделил причастных к махинации с просроком, тут же умыл руки и отошёл в сторонку.
Томилов и Макса поймал на крючок: как опытный рыбак, закинул наживку и вываживал, скрываясь за нелепыми шмотками и очками, до тех пор, пока его добыча не выбилась из сил в поисках своего страстного желания, а затем сделал ловкую подсечку, да так, что Макс и не понял, что в этой охоте именно он был в роли кабана на мушке. При этой мысли что-то склизкое и противное разлилось в груди Максима, поднялось и застряло под кадыком тяжёлым камнем-голышом, мешая вдохнуть и сглотнуть.
— Да черт с тобой, — рявкнул Бутко, стукнув кулаком по панели, — вали в свой особняк с напыщенной куклой в придачу, — и дал по газам, разбрасывая веером мокрый снег из-под колёс.
Он долго колесил по запруженным автомобилями дорогам, в надежде на то, что рискованное лавирование в транспортном потоке успокоит нервы, отвлечёт от тяжёлых дум. В конечном итоге ему надоело играть жизнью, и он направил машину в сторону дома.
Оказавшись в своей квартире, первым делом засел за компьютер. Набрав в поисковике: холдинг «Сапфир», погрузился в изучение информации. Поражённо вычитывая список предприятий, которыми на данный момент владел Томилов, он с прискорбием и некоторым раздражением признавал, что до сегодняшнего дня очень гордился и сам собой, и своими достижениями, но против Фёдора Ивановича был мелкой напыщенной букашкой.
Потом он ввёл запрос конкретно на хозяина холдинга. Ничего толкового в сети не нашёл, включая фотографии, вернее, снимки были, но какие-то неправильные: на них Томилов был заснят либо со спины, либо так, что лица разглядеть было попросту невозможно.
Поглощённый интернет-сёрфингом, он автоматически взял в руки зазвонивший телефон и принял вызов, не глядя на сенсор.
— Макс, я нашёл твоего Томилова, я и подумать не мог, что на твоём складе окажется самолично владелец холдинга, — прокричал ему в ухо Серёга.
— Привет, — угрюмо ответил Макс, — это уже не важно, я в курсе.
— Честное слово, носом рыл, где только можно, а в эту сторону посмотреть и в голову не пришло, — продолжал возбуждённо кричать ему в ухо друг. — Ну, меня можно понять, Фёдор Томилов человек не публичный, нигде не светится, себя не пиарит, интервью ни при каких условиях никогда не даёт. Я не знаю, что у него за паранойя, но его команда любую информацию о нем, даже фотки из интернета и прессы удаляет мгновенно, так что широкая общественность и не знает, как он выглядит.
— Не надо оправдываться, Серёга, говорю же, теперь это не важно.
— Но все-таки я оплошал, не увидел того, что у меня под носом мелькало. Ты хочешь узнать о нем побольше? Естественно, бесплатно, в качестве извинений. Я тут покопался немного. Несколько лет назад была такая корпорация — «Антей». Так вот, отец твоего Томилова был основным держателем её акций и негласным владельцем всей корпорации. Когда он погиб в авиакатастрофе, «Антей» подмял под себя Стромилов, в конечном итоге все акции Томилова перешли к нему, а сынок остался без гроша. Лет шесть-семь назад Томилов-младший вошёл в большой бизнес. Он оказался покруче папаши и сколотил целый холдинг. Только знаешь, никакой это не холдинг, одно название, все предприятия реальная его собственность, видимо, он напрочь отказался от акций на сторону. Опираясь на плачевный опыт папаши, управляет единовластно, слабых мест в его бизнесе нет, на компромисс никогда не идёт, карает ослушников с размахом. Он в целом и в частности делец очень жёсткий, и вставать у него на пути себе дороже.
— Понятно, — перебил его Максим, — расскажи лучше про его личную жизнь.
— Здесь полная засада, к нему близко не подойти. Все, что знаю, женат не был, детей нет, серьёзных отношений не заводил, в публичных скандалах не замешан. Хотя, ничего удивительного, система, обеспечивающая безопасность Томилова, продумана в совершенстве, до мелочей, и команда идеально подобрана.
— А его окружение? Про это что-нибудь знаешь? И кто такой Стёпа, такой манерный блондин с кукольной мордашкой?
— Это не секрет. Его близкий друг Дмитрий Епифанов, наследник Глобал-Сити, они дружат с универа. Его отец, кстати, единственный инвестор Фёдора Томилова. А Степан, скорее всего, Ермолаев, сынок Геннадия Борисовича, владельца Веги-стар. Последние лет пять жил в Америке, там жару давал, мама не горюй. Завсегдатай скандальной хроники как с бабами, так и с мужиками. Подведя итоги: личность очень неприятная, скользкий тип, хитрый и подлый, как черт, абсолютно без тормозов. Недавно вернулся из-за границы, не знаю, то ли у Ермолаева-старшего действительно такое плохое положение, что он не может больше оплачивать его нахождение в Америке, то ли достали сынулины выкрутасы.
— Какая связь у Томилова с Ермолаевым Степаном, ты мне скажи.
— Особой связи на первый взгляд нет, они тоже учились в одном универе, больше ничего не знаю. Порыться? С этой стороны можно попробовать копнуть.
— Не нужно. Мне и так все ясно, — хмыкнул Макс, вспомнив заявление чёртовой куклы о том, что он первая и единственная любовь Томилова на все времена.
— У тебя все хорошо? — озабоченно спросил Серёга.
— Все нормально, — потухшим голосом произнёс Макс, — ладно, спасибо за инфу, буду должен.
— Ничего ты не должен, мой косяк. Ну, бывай, — распрощался друг и сбросил вызов.
Макс закрыл ноут, наконец снял дублёнку и завалился на кровать, закинув руки за голову. Грустно усмехнувшись, он решил подумать обо всём завтра, так как, по его убеждениям, утро вечера все же мудренее.