***
Один урок сменялся другим; над школой сгущались тучи. Атмосфера внутри школы была как никогда угнетающей, и, хотя ощущали ее все, никто не мог выяснить причину. Медпункт с каждым часом пополнился учениками, жаловавшимися на недомогание. В коридорах стояла тишина, которая изредка прерывалась перешептываниями. Даже учителя, много лет трудившиеся в поте лица и порой больными выходившие на работу, старались сейчас максимально себя разгрузить, дав ученикам писать тесты. А тем временем сами они отдыхали в учительской. Впрочем, как бы ни пытались, никто из учебного заведения не мог избавится от этого давящего чувства. Находясь в душном здании, они могли лишь молиться и надеяться на скорейший конец дня и то, что с ним исчезнет и эта напасть. Так и прошел день. Некоторые из учеников, так и не дождавшись его окончания, связались с родителями и под завистливые взгляды одноклассников благополучно сбежали домой. Однако большинство, отчаянно борясь с тошнотворным давлением, все же осталось в школе. …Но всегда будут присутствовать исключения. Вот и сейчас вместо того, чтобы поскорее закончить столь неприятно прошедший для всех день, несколько находящихся на взводе учеников, увидев на редкость приподнятое настроение своего товарища, решили сбросить стресс. Они собрались своей дружной компанией, захватив с собой даже не сильно желающих участвовать в действе ребят, не спешащего избежать печальной участи Пура и несколько учеников пятых-шестых классов, и пошли на задний двор — оттягиваться в своей излюбленной игре в «кавалеров». И все бы ничего — ежедневное развлечение начиналось как обычно — но все никак не желающая соскальзывать с лица Пура улыбка, его странный, чрезмерно позитивный отыгрыш и нарастающее отвратное давление портили все веселье. Ребята уже кипели. — Сдавайся, Фиалка, тебе некуда бежать! — завопил один из них, не выдержав и решив завершить пораньше затянувшуюся, по мнению многих, прелюдию. — Думаете, поймали меня? Так нападайте же! — воскликнул вошедший в роль наследник Гайя. Пур впервые по-настоящему увлекся этой игрой. Он не знал, что послужило столь стремительным переменам, но сейчас все это отошло на второй план, уступив место эйфории и предчувствию скорой расправы над много возомнившими о себе игрушками. Вот черноволосый мальчишка занес над головой палку для атаки. Не дожидаясь, пока грязная деревяшка опустится ему на голову, Пур ударил кулаком в лицо стоявшего перед ним оппонента. Просто удар, без ухищрений или силы — во всяком случае, так показалось Пуру. Однако такого хватило, чтобы нос мальчишки хрустнул, а он сам покачнулся и упал. Все застыли, ошеломленные таким поворотом. На их лицах были испуг и неверие: первый раз они видели, чтобы никчемный парнишка вообще попытался сопротивляться. А еще эта легкость, с которой он разделался со своим противником. — Что стоите? Нападайте! — спокойно произнес лиловый дьяволенок. В его голосе не было ни тени страха, только предвкушение и насмешка. Эти слова послужили сигналом. Будучи уже на грани, дети, словно лишившись рассудка, с криками бросились на своего противника, совершено забыв про все на свете. А Пур, словно только этого и ждав все это время, улыбнувшись до самых ушей рванул на встречу к ближайшему из них. Это нельзя было назвать дракой — лишь односторонним избиением целой толпы. Хватило десяти секунд, чтобы половина нападавших каталась на земле, крича и плача от боли. Некоторые же мирно лежали без сознания с кровавыми подтеками на лице. Даже прибежавший вначале старшеклассник не смог разнять потасовку и свалился последним. — И это все? Скукота, — произнес слегка разочарованным тоном Пур — победитель этого противостояния, стоя посреди кучи бессознательных тел. Не найдя причины дольше оставаться, он направился к школьным воротам. Сам двор уже пустовал; почти все учащиеся и немалая часть учителей покинули это место. Лишь горстка осталась в школе. В гордом одиночестве Пур пересек площадку и взглянул на припаркованный у ворот черный автомобиль. — Я ожидал Вас немного пораньше. Прошу, господин. Себастьян уже стоял в ожидании перед открытой дверцей. Дворецкого в очередной раз передернуло от внешнего вида его господина: окровавленные кулаки, красная отметина на лице и чуть помятый костюм с несколькими темно-фиолетовыми пятнами, которые, по всей видимости, были пятнами крови. — Спасибо, — проронил Пур, садясь на заднее сидение. На сегодня его школьный день был окончен, и так как уже пришло время возвращаться домой, перед Пуром вновь встал вопрос: что ему делать? Впрочем, пока юный Гайя размышлял над своими планами, Себастьян, отчаянно пытаясь скрывать мысли и эмоции, исправно выполнял свои обязанности. Автомобиль мягко тронулся с места и направился кратчайшим маршрутом домой.***
— Оставь меня, — сказал Пур Себастьяну когда они доехали до пункта назначения. Причина такого поведения крылась в том, что Пур все же смог найти в себе смелость решить дело с отчимом касательно найденной ночью книги. Хотя откуда она взялась, было непонятно даже ему самому. Однако сейчас это было неважно, гораздо важнее были слова извинения за присвоение чужой вещи. Все еще пребывая в размышлениях, мальчик проигнорировал ответ дворецкого, вошел в дом и неспешно побрел в сторону кабинета отчима, в котором тот находился большую часть времени, постоянно имея дело с кучей документов и толпами людей. Вот и сегодня он, как всегда, сидел там. Из комнаты раздавался крайне напряженный и перепуганный голос, едва не срывавшийся на крик. Подойдя чуть ближе, мальчик встал у приоткрытой двери, не решаясь войти. Не только потому, что боялся признаться, скорее, из-за то наказа самого отчима: никому не позволялось входить, пока он вел разговор с кем-либо внутри. Исключением был лишь один человек — старый дворецкий и правая рука герцога Себастьян, который сейчас парковал машину. То, что юный Гайя услышал по ту сторону двери, мгновенно выбило из головы все посторонние мысли. — В договоре ни слова не было про, то что я должен гнобить мелкого монстра, который по силам не только не уступает взрослым людям, но еще и превосходит многих. И при том совершенно не сдерживается! — раздался гневно-испуганный голос, знакомый Пуру. Он принадлежал его классному руководителю, который постоянно потворствовал играм их группы, разгоняя сорванцов лишь когда они заигрывались. — Это не имеет значения. При заключении соглашения Вы видели свою будущую на тот момент цель, и даже имея возможность отказаться, не сделали этого, — послышался другой голос его отчима. Сердце пропустило удар. «О чем они говорят? Это же… Такого не может быть, да? — проносились мысли в голове у мальчика. Он понимал, что слова его учителя, скорее всего, относились к нему. — Просто ни про кого еще невозможно было говорить. Но почему? Что это за дурацкое соглашение?!» — Вы… Вы сумасшедший! Зачем? Зачем Вам надо было пробуждать этого демона?! Учитель задал вопрос, на который и сам Пур сейчас хотел знать ответ. «Что вообще могло послужить причиной для чего-то подобного? Зачем кому-то, кто приложил столько усилий, чтобы заменить родителей, идти на такой шаг? А может, они говорят не обо мне? Да, верно, это всего лишь мое воображение. В конце концов, я не сделал еще ничего такого, за что меня можно было бы прозвать демоном», — размышлял про себя мальчик, отчаянно пытаясь отбросить мысль о том, что герцог, заменивший ему отца, мог предать. — А вот это, мистер Шульц, уже не Вашего ума дело. Ваша задача состоит лишь в том, чтобы обеспечить Пуру максимально невыносимые условия и докладывать обо всем, что с ним связано, мне, — произнес явно находящийся в приподнятом настроении Альмер. Впрочем, сейчас его настрой не разделял никто из присутствующих: ни классный руководитель, ни подслушивающий этот разговор Пур. Но если первый сейчас пытался еще хоть как-то возражать и добиться своих целей, то находящийся за стеной мальчишка лишь молча собирал мысли воедино. Теперь, когда отчим назвал именно его имя, у Пура не осталось никаких сомнений, что разговор шел именно о нем. И все все оправдания, которые он с трудом придумал недавно, все надежды на хороший исход пали, словно жалкий карточный домик от тряски. Схватившись за сердце, разрываемое от нестерпимой боли, мальчик сполз на пол. Пускай это уже не первый раз, когда такое происходит — да, подобное уже случалось. Но от этого лишь больнее испытывать это вновь; чувствовать никчемной игрушкой в руках кукловода, который вдоволь наигравшись, выбрасывает ставшей ненужной игрушку. «Зачем отцу натравливать на меня учителя? — задался вопросом Пура, а следом пришел к ответу: Разве это не очевидно?» «Н-но зачем? Разве он подобрал меня тогда, у сожженного дома, не потому, что любил?!» — не унимался мальчик и задал вопрос неизвестно кому в пустоту. Любил? И сколько внимания он тебе уделял? Он постоянно работал и не нашел даже немного времени, чтобы разобраться с той, постоянно беспокоящей тебя мелочью. Чего ему бы стоило сделать один звонок и сказать пару слов? «Но… но он же беспокоился за меня… Постоянно спрашивал, интересовался моей жизнью», — мальчик уже и сам нисколько не верил в свои слова, но не желал отпускать едва теплившуюся надежду. Но у неизвестного были свои планы на этот счет. И насколько же сильно? Сказал пару слов за столом? Твоему братцу он уделял куда больше внимания. Да и сейчас — разве не он лично признался в том, что все твои проблемы — целиком и полностью его вина? Слова выбили Пура из колеи. Он был загнан в тупик, никак не мог опровергнуть сказанное, сколько бы ни пытался. И отрицать что-либо сейчас уже было бессмысленно. Юный Гайя не знал причины, не мог понять мотивов, не был способен принять вставшую перед ним жестокую правду. Ему оставалось лишь убегать, врать себе и до самой своей смерти отводить взгляд от правды и разыгрывать неведение, пытаясь унять нескончаемую боль. Зачем тебе это? Узнай, чего не знаешь, а чего не понимаешь — откинь. Отложи на потом, на что не способен. Но как бы ни обстояли дела, никогда не убегай, будь честен с собой и смотри прямо вперед, не отрывая глаз с пути. А если тебе покажется, что сил больше не осталось, я поддержу. В любой ситуации в любое время я буду рядом и исцелю тебя, если потребуется. Я могу дать силу, подобной которой нет ни у кого в этом мире. Ты будешь правителем. И все, что ты должен сделать — лишь попросить. Потянись ко мне! И я отвечу… Внезапно раздался грохот, который тут же вернул Пура к реальности. Посмотрев на источник звука, Пур обнаружил странную картину: классный руководитель, распластавшись на спине, отползал назад и с ужасом бормотал что-то, а за ним стоял герцог Альмер и безмолвно шевелил губами. — То, что ты говорил… Это правда? — грозно спросил Пур. Вопрос вырвался сам, прежде чем мальчик вообще осознал происходящее. — П-постой! Всему есть объяснение, ты, главное, успокойся! Тут нет твоих врагов, — отчаянно попытался исправить ситуацию отчим. …Однако слова для этого он выбрал явно неподходящие. Вот видишь? Я оказался прав: этот эгоистичный человек насквозь пропитан ложью. Все его слова, действия с самого начала были лишь для того, чтобы сделать тебе больно. Это из-за него твои родители предали тебя, из-за него тебя предавали все, с кем ты когда-либо сближался… Но не волнуйся, ты больше не одинок. Тебе нужно лишь протянуть руку — и ты сможешь забрать себе все, что принадлежит тебе по праву. Забери у них жизнь, ведь она изначально принадлежала тебе! …И Пур протянул руку. Непонятно откуда взявшиеся облака густого лилового тумана, следуя жесту, рванули вперед и полностью окутали две человеческие фигуры. А в следующее мгновение раздался душераздирающий крик. Герцог Альмер и Шульц, вопя от боли, ползали по ковру в тщетных попытках сделать хоть что-нибудь. А гнилостно-фиолетовая дымка в это время разъедала их кожу, плоть, кости — словно, подчиняясь воле хозяина, стремилась стереть все следы существования этих людей. Впрочем, агония жертв продлилась не долго. Уже через пару десятков секунд, когда от них осталась только пара изуродованных трупов, помещенье погрузилось в тишину. А еще через минут двадцать в комнате не осталось даже их. Лишь царивший в помещении беспорядок намекал на то, что совсем недавно тут вообще что-то произошло. В полном молчании Пур развернулся и направился к выходу: здесь ему делать больше нечего, а каждая лишняя секунда, пребывания в этом доме, отдавалась тяжелой болью на сердце. Мальчик быстро побежал по пустующим коридорам, что было странно. Остановись и задумайся он, то счел бы это странным, но сейчас ему было совсем не до какой-то прислуги. Он выскочил на улицу и задумался, куда теперь ему идти. Впрочем, подумать над ответом ему не дали. Перед широко распахнутыми воротами был припаркован знакомый автомобиль. А рядом стоял Себастьян. — И ты тоже… — негромко произнес Пур, скорее, утверждая, чем спрашивая у старика его сторону. — Я лишь приглядываю за Вами, не более. И что бы ни случилось, я буду исполнять свой долг до конца. Впервые за весь день дворецкий выглядел спокойно. В его словах не было лжи — лишь какая-то обреченность. — Тогда ты можешь отвезти меня куда-нибудь? Все равно куда, главное, чтобы там никого не было, — чуть дрожащим голосом выговорил скороговоркой мальчик. Слова с трудом выходили у него изо рта, тело отказывалось его слушаться. Складывалось ощущение, что еще немного, и он упадет на колени и расплачется. — Как Вам будет угодно, — наверное, эту фразу Себастьян говорил уже в тысячный раз за день. Отвесив легкий поклон, дворецкий отворил дверцу автомобиля. — Спасибо, — сдерживая слезы, прошептал Пур. Рухнув на сиденье, мальчик задернул штору, отделявшую место водителя от пассажирских, и стал тихо плакать, уткнувшись лицом в подушку. Нельзя точно сказать, в который раз мальчик позволял своим слезам течь. Но это был последний раз. С твердой решимостью Пур пообещал себе больше никогда не плакать, как бы больно и тоскливо ни было. И это обещание он выполнял до сего дня.