Одного удара судьбе обычно мало. Публий Сир
Юнги не расстроен. Он опустошен, полностью, до дна, как те самые бутылки с соджу, которые валяются у его ног. Лишь пустая тара, которая вскоре отправится на свалку. Именно на это смахивает сейчас душа Юнги, и он усмехается глупому сравнению, что так навязчиво лезет ему в голову. Он повторяет это снова и снова, его уже тошнит от этого, но он не может остановиться, в голове будто шарманка повторяется раз за разом: «Твоя душа — пустая тара, пустая тара…». Лишь схватив одну из бутылок и с силой швырнув её в стену так, что она с громким звоном разлетелась осколками в разные стороны, он на мгновение испытывает облегчение. «Разбита, разбита, разбита…», — начинает вторить новое эхо. Звонок в двери застает врасплох, именно тогда, когда он замахнулся второй раз. Замерев, Юнги ругается, ожидая, когда незваный гость уйдет, но звонок повторяется, громче и настойчивей. — Ну, кого черти принесли в такое время?! Он резко открывает двери, и, судя по отпрянувшей назад соседке, вид у него точно невменяемый. Она окидывает его тревожным взглядом, отмечая помятую одежду, взъерошенные волосы и жуткий перегар, которым можно убивать. Да и сам Юнги едва стоит на ногах, пошатываясь во все стороны, словно неваляшка. — Господин детектив, у вас все в порядке? Вы что-то разбили… — спросила она озабоченно, пытаясь заглянуть в квартиру ему через плечо. Соседа в таком виде она видит впервые. Он, бывало, возвращался домой пьяным, но вёл себя всегда тихо, не забывал здороваться и уж точно никогда не буянил. — Простите, — выдавил он заплетающимся языком. — Уронил чашку. — Прямо в мою стену? — Да. — Я могу чем-то помочь? Может, доктора вызвать? — Нет. Сделав шаг назад, он закрывает двери перед носом женщины и прислоняется к ним спиной. Соседка стоит ещё с минутку, а потом шаркает домой. Завтра вся округа будет знать, что Мин Юнги, порядочный детектив, ступил на скользкую дорожку и стал алкоголиком. Видимо, у него проблемы на работе, а может, его и вовсе уволили. Тогда он отнюдь не добропорядочный гражданин и его стоит опасаться. А может, даже нужно устроить ему бойкот, выжить из дома, ведь кому нужны такие ненадёжные соседи? Дурной пример для детишек и головная боль для приличных людей. И всё это наверняка потому, что у него нет нормальной женщины рядом, которая наставит его на путь истинный. Соседи многое повидали за эти годы. Юнги с восьми лет живёт в этом доме, и квартира досталась ему в наследство от родителей. Он здесь вырос, сбивал коленки на этой лестничной площадке, отсюда ходил в школу и первый поцелуй у него был под дверью именно этой квартиры, когда одноклассник приходил к нему, а потом внезапно признался в любви и поцеловал. Здесь в своё время побывало много женщин и ещё больше мужчин, но никто не задерживался надолго, и всё это создало ему дурную славу. Потом Юнги вырос, остепенился, стал следователем, перестал водить гостей, стал учтив, любезен, и его репутация немного улучшилась. И вот теперь все эти престарелые аджумы и аджосси старой закалки и древних взглядов, изнывающие от скуки, всё вспомнят и не дадут ему прохода. Почему-то подобная новость его совсем не огорчила. Даже захотелось выйти на лестничную площадку и крикнуть вслед соседке, что ему плевать на её мнение! Что ему плевать, что они там все о нем думают. Конечно, он никуда не пошел и ничего не кричал. Просто сполз вниз на грязный, давно не мытый пол, ощущая себя таким же грязным внутри. В последнее время неудачи преследуют его одна за другой и на работе, и в личной жизни. Казалось бы, за черной полосой должна следовать белая, но она задерживалась, а чёрной не было видно ни конца, ни края. Как никогда раньше он чувствовал своё одиночество и беспомощность, они терзали изнутри, не давая сидеть на месте, толкая его и дёргая. Встав, Юнги поплёлся за новой бутылкой и упал на диванчик, нащупал рукой пульт от телевизора и, чтобы хоть немного заглушить тишину, врубил его. Листая один канал за другим, наткнулся на музыкальное шоу, где под веселый мотив лихо отплясывала одна известная женская группа. Прекрасные девушки с идеальными фигурами, прическами, макияжем. Куклы. Юнги фыркнул, но пьяный мозг уже зацепился за красочные образы, видео увлекло, и он, отпивая прямо из горла, сидел и пялился на один клип за другим, в перерыве между которыми напомаженный ведущий делал остроумные вставки. — А сейчас вы услышите знаменитую песню, которая летом семнадцатого года взорвала мировые чарты, продержавшись на первых строчках пять недель! Прекрасное звучание, лирика, что покоряет сердца, и не менее великолепный визуальный ряд! — ведущий щелкнул пальцами. — Господи, я до сих пор фанатею от этой композиции! Вы уже догадались, о чем речь? Конечно же, это знаменитая песня «Как ты там?» Пак Чимина! Не знаю, где этот парень сейчас пропадает, но уверен, что у него очень насыщенная и интересная жизнь! Детектив запретил себе вспоминать о Чимине, смотреть с ним видео и слушать его песни. Но он, словно карма, преследовал его везде. Даже с экрана телевизора, где вероятность, что такой старый трек смогут втиснуть в непрекращающийся поток всё появляющихся новых клипов, равна практически нулю! Юнги не слышал эту песню и уж тем более не видел клип. Он не хотел его смотреть, неистово шаря руками вокруг себя в поисках пульта, но тот словно в воду канул. А в колонках уже вовсю играла музыка, заполняя всё пространство квартиры, а вскоре к ней присоединился мощный голос, который менялся от куплета к припеву, становясь то сладким и нежным, то грубым и рычащим. На экране мелькали пейзажи, крупные планы лица, частей тела: глаза, губы, ключицы, руки… В самом деле, этот парень мог сводить с ума, и Юнги увяз в этих образах, словно муха в меду, задыхаясь и жадно впитывая глазами особо горячие кадры. Найденный пульт холодил руку, а пальцы нежно поглаживали кнопку выключения, но мысли Юнги были далеки. Впервые за всю жизнь ему захотелось заплакать. Он выключил телевизор сразу, как только отзвучали последние аккорды, и уткнулся лицом в подушку. Голова кружилась, а в голове звучали слова* песни: Мою душу не излечить: ни сном, ни травяным чаем; На кухне твои ключи. О, Боже — как я скучаю. Я умираю будто каждое утро, Опять минорные ноты. Эти мысли по кругу: как же мы друг без друга? Если ты правда сможешь, то и я тоже. Как ты там; ну как ты там? Я скучаю по твоим рукам. Как ты там; ну как ты там? Я знаю, время лечит, но мне пока не легче. Как ты там? * Юнги был чертовски пьян и чертовски разбит. В каждом слове он видит себя: одинокого, брошенного, скучающего по своей давно мертвой половинке, но с того света не возвращаются… Даже когда он уснул, во сне он видел лишь губы, что шептали: «Ну, как ты там?».***
Утром, после тяжелых событий прошлого дня, Чимин вдруг обнаруживает, что всё стало иным. Начиная от его сокровенных мыслей и заканчивая физическими ощущениями. Он хмуро смотрит на себя, обнаруживает на руках и ногах несколько новых синяков, болезненных и неприятных, ощупывает слегка припухшую щиколотку, но, к счастью, она практически не беспокоит, а от боли в спине не осталось и следа. Это вроде должно радовать, но настроение отвратительное, не покидает предчувствие нависшей угрозы. Отдаваясь непонятному порыву, полностью раздевается, смотрит на своё отражение, ведет ладонью по обнаженному торсу, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего нового, в принципе, но почему-то парень в зеркале вызывает отвращение: он жалкий и слабый, словно не сам на себя, привычного, смотрит, а со стороны оценивает. «Ты слабак, Чимин. А я сделаю тебя сильным», — внутренний голос звучит знакомо, как голос старого, позабытого друга или врага, но вспомнить его никак не получается. — Я не слабак, — противится он сам себе, — просто… сломался. «Ты нужен мне. Почему я должен бороться с собой?» — Потому что… мне не нравятся твои желания и то, чего ты хочешь. «Не я хочу. Мы хотим». — Неправда! Чимин швыряет кроссовок в зеркало, начинает спешно одеваться, и тут в комнату входит Сокджин, у него мокрая голова и полотенце на плечах — только из ванной вышел. В руках он держит чашку с кофе. Подозрительно прищурившись, спрашивает: — С кем говоришь? — А ты как думаешь? — огрызается тот. — Сам с собой. Джин выгибает бровь и не находит слов, чтобы прокомментировать сказанное. Потом машет рукой и сообщает, что сегодня задержится допоздна. — Если ты не против, я останусь на корпоративчик? Ребята и так обижаются, что я их постоянно кидаю, а у нас в этом месяце прибыль от продажи акций выросла в два с половиной раза — небывалый успех. Если продержимся несколько месяцев на том же уровне, то сможем официально открыть свой офис в Каннаме или Йоидо… — Мои поздравления, ты реально молодец и заслужил отдых, — радуется за друга Чимин и вроде как хочет похлопать его по плечу, но рука замирает на полпути, и он отворачивается, испытывая неловкость. — Давно тебе говорил, что нечего торчать вечерами дома. Ты уже в том возрасте и с теми доходами, когда можно позволить себе слегка разгульную жизнь. Сокджин смеется, забавно скривив рот, а потом опять машет рукой: — Не смеши. Сам же знаешь, я терпеть не могу большие шумные компании. — Всё равно, ты не… — Чимин не успевает договорить, потому что лицо Джина вдруг теряет эмоции, он клонится в сторону и едва успевает поставить чашку на тумбочку, перед тем как свалиться на пол. — Что с тобой? — в панике Чимин забывает обо всём, подхватывает друга, но тот уже приходит в себя, трясет головой и трет лицо. — Я в порядке, всё нормально. Просто голова закружилась, ничего страшного. — С каких это пор ты в обмороки падаешь? Джин, что с тобой происходит? Последнее время ты выглядишь нездоровым! Джин отмахивается, снова ссылается на переутомление и на то, что сейчас он на диете, видимо, сахар упал. А потом спокойно встает, допивает остывший кофе, переодевается и уходит в офис, оставив Чимина в растерянных чувствах. Он долго лежит на кровати у себя в комнате, блуждая взглядом по искусной лепнине на потолке — когда-то он сам выбирал дизайн и ему так нравилось рассматривать её, лежа на кровати, но сейчас она раздражает, Чимин уже выучил наизусть каждый завиток, каждую линию… Поэтому он просто встаёт и идёт в комнату Сокджина, начинает рыться в его вещах. Перебирает всё в шкафчиках, на полках, перелистывает книги, даже заглядывает в едва прикрытый сейф, но не находит ничего интересного. — Что ты скрываешь? Казалось бы, больше искать негде, проверен каждый уголок и все потайные места, но интуиция подсказывает, что нечто всё равно упустил. Обойдя комнату по кругу повторно, Чимин останавливается напротив плаката с Айю, долго смотрит на изображение девушки, а потом замечает, что за плакатом что-то есть. Уголок белой бумаги торчит сбоку, его так сразу не заметишь, но, увидев, уже невозможно пропустить. Парень достает его, читает первые строки и холодеет. Это документ из больницы, и там написано, что у Сокджина обнаружена быстрорастущая неоперабельная аневризма сосудов головного мозга. На следующем листе распечатка с кучей непонятных терминов, анализов и всякой другой ерундой, которая уже не имеет значения. Чимин прекрасно знает, что значит эта болезнь. Джин может умереть в любой момент. За ним нужен постоянный присмотр, чтобы оказать своевременную помощь, иначе его ничто не спасёт. Ему нельзя нервничать, ему нельзя водить машину, ему вообще нельзя напрягаться! То есть сейчас он делает всё то, что может приблизить его кончину. — Чёрт… — шепчет Чимин и сползает по стенке на пол. Его трясёт от страха, от того, что он, зациклившись на своих проблемах, не увидел проблему друга. А ведь вполне вероятно, что болезнь у него возникла именно из-за него, потому что он не даёт ему жить спокойно, не даёт развиваться, стать кем-то особенным, сменить клеймо «того самого красивого менеджера звезды Пак Чимина» на нечто большее. Он достоин лучшей жизни, нежели быть просто тенью неудачника. — Это я во всем виноват. Это я виноват. Лучше бы я умер…***
Просидев на полу практически до обеда, пребывающий в шоке Чимин принимает сложное решение. Он осознает всю свою никчемность и бесполезность, его гложет чувство вины перед другом, и ему совсем не к кому обратиться за помощью. Он срывается… Ясно одно — если его не станет, если он исчезнет, то все вздохнут с облегчением. Отец, к примеру, давно это понял и отказался от него, ещё тогда, когда сын не захотел заняться семейным делом и ушел в шоу-бизнес. Теперь их связывает лишь общая фамилия, но не более. Мать, боясь навлечь гнев мужа, тоже перестала общаться с сыном, хотя иногда, пока никто не видит, звонит. Чимин знает, что она его любит и гордится по-своему, но слишком труслива, слишком привыкла к богатой и сытой жизни, чтобы перечить. Единственный человек, который поддерживал все годы, это Сокджин. Однажды мама Чимина подобрала его на улице. Никто не знает, что на неё нашло, почему она решилась на этот шаг, как вообще додумалась привести оборванца в дом. Сокджин тогда в очередной раз сбежал из приюта и таскался в компании местной гопоты. Наперекор всем она увидела в нём нечто светлое, доброе; голодного и грязного приютила, обогрела и накормила, а потом познакомила с сыном. Отец считал сына слабаком, ведь он, будучи наследником богатой компании, всегда оставался тихим, скромным и бесконфликтным, и, пока все дети носились сломя голову или устраивали пакости, он любил сидеть спокойно в уголке и читать книгу, либо задумчиво смотреть на небо. А когда выдавалась свободная минутка, посвящал её тренировкам и танцам. Если его задирали, предпочитал решать всё мирно, либо просто получить свою порцию издевательств и снова закрыться в себе. Отец же, словно специально, как только ребенок привыкал к новому месту и хоть немного притирался к окружающим, обзаводился знакомствами или пытался завести друзей, срывался с места и переезжал в очередной город, бросая парня в новую агрессивную среду. Дети порой бывают очень жестоки с теми, кто хоть немного отличается от них… А больше всего их бесят те, кто лучше них самих. Для Чимина все эти города слились в серую массу, а лица новых людей превратились в безликие маски, они сменялись и сменялись, принося только боль и разочарование. Но он помнил совет друга из далекого детства, того самого первого друга, который отнесся к нему с теплотой и добротой и навеки остался в памяти. Чимин не помнил лица этого мальчика, он почти позабыл его голос, но в памяти навеки запечатлелись те эмоции, радость и ощущение надежности, безопасности. Это было, словно первая любовь, которая навеки остается в сердце, и он бережно хранил воспоминания о ней, втайне мечтая встретиться снова… «Никогда никому не показывай, что тебе больно», — говорил тот мальчик, и Чимин всегда следовал его совету; когда ему делали больно, он лишь улыбался и замыкался в себе, никому не показывая истинных чувств. Даже отец со временем стал считать его каким-то неправильным, ведь на все его строгие замечания и наказания он ожидал чего угодно: обиду, истерику, срыв, а получал лишь кроткое согласие и скромную улыбку. А потом появился Сокджин. Ему было почти шестнадцать, практически взрослый парень, а Чимину шел лишь двенадцатый год. Они, несмотря на разницу в возрасте, сразу понравились друг другу. Добрый мальчик с трогательными грустными глазами и пухлыми щечками моментально покорил очерствевшую душу юного сироты. С тех пор они неразлучны. Отец и эту связь не одобрял, но мать нашла нужные слова, уговорила, и он потом привык, не ругался на приемыша, тем более опекунство над сиротой здорово подняло его рейтинг в компании. А Джин к тому же оказался парнем смышлёным, даже полезным, и положительно влиял на чрезмерно добродушного и кроткого Чимина. Его, казалось бы, слабость и бесконфликтность, нехило перекрыли упорство и желание побеждать в любом деле, Чимин завоевывал первые места практически на всех конкурсах в школе и учился на отлично, чем всё же заставлял отца гордиться и мечтать, что однажды преемник одумается и будет такой же целеустремлённый в бизнесе. Однако господин Пак никогда не думал, что Джин поддержит увлечение сына и даже будет подначивать его следовать за своей мечтой. Разочаровавшись в детях, он погрузился с головой в управление бизнесом, а парней выпер «на вольные хлеба, пока не вправятся мозги». «Если сможешь чего-то добиться, то, так и быть, я буду снова считать тебя своим сыном. Но до тех пор ноги твоей на пороге не будет и ни гроша от меня не дождешься», — сказал он. Прошло уже семь лет, много чего произошло, и наверняка, о достижениях своего сына он слышал достаточно, хотя и не пытался восстановить связь. Чимин даже думал одно время наладить общение с семьей, но теперь это невозможно. Он потерпел крах по всем фронтам, разочаровал всех, кого только можно, и нет никакой возможности это исправить. Полный провал в жизни. Ни мечты, ни надежды, ни будущего. Он даже не встречался ни с кем серьезно, так, страстные, под наплывом впечатлений, встречи с фанатами, перепихон на раз-два, все счастливы, все довольны. — Может, Джину повезет больше. Дружище, ты выздоравливай и оторвись за нас двоих, — сказал он сам себе, перебирая документы из сейфа в своей комнате. Честно говоря, о юридической стороне вопросов он позаботился уже давно, ещё до похищения. Всё его имущество в случае непредвиденных обстоятельств перейдет Сокджину. Осталось написать прощальную записку и всё, прощай никчемная жизнь. Он сел за стол, вырвал листок из блокнота, взял ручку с черными чернилами и замер, не зная, с чего начать. В голове роились мысли, но все они были о чем-то банальном, не соответствовали ситуации. «Я должен ему что-то сказать…» — рука затряслась, пальцы, сжимающие ручку, побелели. Закусив губу, он попытался вывести пару слогов, но лишь чирканул по листу, оставив толстую полосу. — Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт! Прощаться не хотелось. Умирать, наверное, тоже. Нечто внутри всеми своими силами противилось такому раскладу, пыталось вырваться на волю. Парень схватился за голову, ощущая, что снова теряет контроль. Его трясло, зубы сжались так сильно, что слышен был противный скрежет эмали. Он подскочил, уронив на пол стул и сбросив половину стоящих на столе вещей, побежал на кухню, схватил нож и попытался порезать запястье, но рука одеревенела, не слушаясь. Он не боялся смерти. Он просто не мог. Этот Чимин всей сущностью мечтал закончить свои мучения, но тот Чимин не желал умирать. «Ты совсем идиот? — говорил он насмешливо. — И что увидит Сокджин, когда вернётся домой? Лужу крови и тебя, валяющегося посреди комнаты в собственном дерьме?» — Я должен! — выкрикнул парень и завертелся волчком, словно в поиске своего собеседника. — Я на грани! Не могу себя контролировать! Не могу… Я — это не я! «Это наша сущность. Мы с тобой одинаковые. Тебе станет легче, когда ты примешь это». — Нет! Заткнись! Упав на колени, Чимин закрыл уши руками, но заткнуть внутренний голос невозможно. «Ты трус, Чимин. Трус и слабак. Твой отец всегда это знал. Все это знали. Это потому, что ты не цельный. Ты всегда отвергал меня. Просто признай меня и всё наладится». — Нет! Уйди! Чимин снова вскочил. Намджун! Психолог точно должен знать, что делать с такими психами, как он. Он сможет всё исправить. Нужно просто прийти к нему и рассказать, что он сошел с ума. Остановившись на пороге, парень замер, не решаясь выйти. Внутренний голос, словно испугавшись, умолк, давление ушло. Но при этом в голове поселились странные мысли. Они путались, но в итоге всё равно делали свое чёрное дело. «Стоит повременить. Только не сейчас. Не сегодня. Ты всегда справлялся сам, нужно просто попробовать ещё раз…». — Еще раз…